Д. И. Фельдштейн Заместитель главного редактора

Вид материалаКнига

Содержание


«я» как историко-культурный
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   32
Лиранделло Л, Пьесы. — М., 1960. — С. 363.

Там же. С. 370.

10 Рубинштейн С.Л. Принципы и пути развития психологии. — М., 1961. — С. 180.

II Пришвин М. Незабудки. — М., 1969. — С. 219.

12 Гегель. Соч. Т. XIII. — М., 1940. — С. 107.

13 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 710.

14 Там же. Т. 2. С. 47.

15 Конрад Дж. Избранное. Т. 2. — М., 1959. —С. 41.

16 Де Сент-Экзюпери А. Соч. — М., 1964. — С. 346.

17 Самый яркий и наиболее достоверно описанный случай этого рода,

послуживший даже основой для одноименного американского художественного фильма, это «Три лица Евы». 25-летняя Ева Уайт обратилась к врачу по поводу приступов жестоких головных болей и провалов памяти (амнезия) после них. В ходе обследования у нее обнаружились и другие болезненные симптомы. Через несколько дней после очередного посещения врача миссис Уайт неожиданно прислала ему письмо. Письмо было не закончено и не подписано, а в конце его другим, похожим на детский почерком была сделана бессвязная приписка. В следующий визит Ева Уайт решительно отрицала факт посылки письма; она помнила, что не закончила и, кажется, разорвала его. В течение этой беседы обычно хорошо владеющая собой женщина сильно волновалась и в конце концов призналась, что периодически она слышит какой-то воображаемый голос, обращенный к ней. Пока врач обдумывал это сообщение, облик и поведение пациентки вдруг резко изменились. Вместо сдержанной, воспитанной дамы перед ним оказалась легкомысленная девица, которая языком и тоном, совершенно чуждым миссис Уайт, стала бойко обсуждать ее проблемы, говоря о ней в третьем лице. На вопрос о ее собственном имени она заявила: «О, я Ева Блэк».

Так началась эта удивительная психиатрическая история. В течение . четырнадцати месяцев, на протяжении около ста консультационных часов, перед врачом появлялась то одна, то другая Ева. Вначале для вызова Евы Блэк нужно было погрузить в гипнотический сон Еву Уайт. Потом процедура вызова упростилась. Оказалось, что в теле миссис Уайт, начиная с раннего детства, жили две совершенно разные личности,..причем Ева Уайт ничего не знала о существовании Евы Блэк до ее неожиданного появления во время психотерапевтиче-

230

ского сеанса, и даже после этого она не получила доступа п се самосознание. Мисс Блэк, напротив, знает и может сообщить, что делает, думает и чувствует миссис Уайт. Однако она не разделяет этих чувств. Переживания Евы Уайт по поводу неудачного замужества Ева Блэк считает наивными и смешными. Не раяделяет она и ее материнской любви. Она помнит многое такое, чего не помнит Ева Уайт, причем достоверность ее рассказов была проверена путем беседы врача с родителями и мужем пациентки.

Интересно резкое несовпадение характеров обоих персонажей. Ева Уайт — строгая, сдержанная, преимущественно грустная, одевается

. просто и консервативно, держится с достоинством, любит стихи, говорит спокойно и мягко, хорошая хозяйка, любящая мать и т.п. Ева Блэк общительна, эгоцентрична, детски тщеславна, заразительно весела и беззаботна, говорит с грубоватым юмором, любит приключения, одевается слегка вызывающе, не любит ничего серьезного, испытывает идиосинкразию к нейлону, которой нет у Евы Уайт. Некоторая, хотя и не столь разительная, разница была обнаружена и при помощи ряда психометрических и проективных тестов. Вскоре врач смог вызывать любую из двух Ев по желанию. Однако

• попытка вызвать обеих сразу вызвала у больной опасный нервный шок, так что этот опыт больше не повторяли. В ходе психотерапии на сцене появилась еще одна, третья личность, назвавшая себя Джейн и сильно отличающаяся от обеих Ев. По мнению психиатра, именно это третье Я наиболее способно разрешить и интегрировать в себе проблемы первых двух.

1* Брехт Б. Театр. Т. 5. Ч. 2. — М., 1965. — С. 137.

19 Там же. С. 114.

20 Там же. С. 133.

21 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 440. .

22 Цит. по кн.: Соловейчик С. Час ученичества. — М., 1970. — С. 97.

23 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 710.

24 там же. Т. 3. С. 77.

25 Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. — М., 1956. — С. 560.

26 Цит. по кн.: Гайцепко 17.17. Трагедия эстетизма. Опыт характеристики

миросозерцания Серена Киркегора. — М., 1970. — С. 140.

27 См. об этом подробнее: Замошкин 10.А. Кризис буржуазного индиви-

дуализма и личность. — М., 1966; Кон И.О. Социология личности. — М., 1967; РихтаР. Научно-техническая революция и развитие человека //Вопросы философии. — 1970. — №№1, 2.

28 Чивер Дж. Буллет-Парк // Иностранная литература. — 1970. — №8.

— С.129.

29 Брюсов В. Избранные сочинения. В 2-х тт. Т.1. — М., 1955. — С. 219.

30 МарксК., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. — С. 433—434.

31 См. подробнее: Давыдов IOJI. Искусство как социологический фено-

мен. — М., 1968.

ММонтеньМ. Опыты. Кн. 1. — М. —Л., 1954. — С. 237.

33 Архив Маркса и Энгельса. Т. IV. — М., — 1935. — С. 99.

34 См.: Де Сент-Экзюпери Л. Соч. — М., 1964. — С. 402.

35 Толстой Л.Н. Соб. соч. Т. 19. — М., 1965. — С. 275.

36 См.: Ленин В.И, Полн. собр. соч. Т. 16. С. 40.

231

37 Де Септ-Экзюпери Л. Соч. — М., 1964. — С. 401.

38 Там же. С. 402.

39 По слонам Маркса, человек «свободен не вследствие отрицательной силы

избегать того или другого, а вследствие положительной силы прояплить свою истинную индивидуальность» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2, С. 145).

40 Соловьев Э.Ю. Личность и ситуация в социально-политическом анали-

зе Маркса // Вопросы философии. — 1968. №5. — С. 25.

41 Брехт Б. Театр. Т. 5. Ч. 1. С. 361.

42 Там же. Т. 2. С. 369.

43 Цит. по кн.: Соловьев Э.Ю. Экзистенциализм и научное познание —

Мм 1966.— С. 64.

44 Брехт Б. Театр. Т. 2. С. 371.

45 Там же. С. 365.

46 Там же. С. 401.

47 Там же. С. 411— 412. . '

48 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 27. С. 402—403.

232

«Я» КАК ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫЙ

ФЕНОМЕН1

Историко-культурные детерминанты личности и ее самосознание привлекают в последние годы растущее внимание психологов и представителей других наук о человеке и обществе как на Западе, так и в СССР. Однако, стремясь доказать ту или иную концепцию личности, ученые не всегда проясняют смысл вопросов, на которые эта концепция отвечает.

О чем и кого мы спрашиваем?

Разграничение нормативных канонов культуры, фиксирующих правила желаемого или должного поведения, и психологических черт и поступков эмпирических индивидов,. отражаемых, легитимируемых и конструируемых этими канонами, — необходимое условие любого психологического и культурологического исследования. Например, психологические различия между полами невозможно изучать без учета социальной дифференциации половых ролей и культурных стереотипов маскулинности-фемининности. Возрастные категории, которые методологически неискушенный психолог соотносит только с предполагаемыми инвариантными стадиями онтогенеза, тесно связаны с системой возрастной стратификации общества и соответствующего возрастного символизма. В теории личности диалектика культурного канона и индивидуального самосознания особенно сложна.

Вопрос «с чего начинается» или «когда возникает» личность задают не только психологи, но и историки, культурологи, литературоведы, прослеживающие эволюцию образа человека в культуре и смену социальных типов личности. Хотя их источники и предметы исследования различны, эти исследования предполагают друг друга: психолог, описывая стадии развития Я, осознанно или неосознанно исходит из какой-то культурной модели лично-

233

сти, а культуролог не может обойтись без определенных психологических постулатов.

Идет ли речь о диалектике единства и множественности «Я» или об изучении его формальных измерений, таких, как когнитивная сложность, устойчивость, внутренняя последовательность и контрастность, — мы всегда имеем дело с соционормативными установками. Совпадают ли эти установки, т.е. имплицитные теории личности а) культуры и отдельных ее представителей и б) исследователя и его испытуемых?

Дело осложняется также многозначностью понятия Я. Исходя из имманентной бимодальности Я, его раздвоения на субъект и объект, психологи стараются, насколько это возможно, разграничивать а) действующее, активное, экзистенциальное Я, т.е. регулятивное начало и организующий принцип психики, и б) рефлексивное, феноменальное, категориальное Я, т.е. представления индивида о самом себе, образ Я, существующий в его самосознании. Иногда, чтобы отмежеваться от интеллектуалистской трактовки рефлексивного Я как «понятия» или «концепции», к этому дополняется третий модус — переживаемое Я, т.е. чувство Я, складывающееся на основе различных самоощущений, не отливающихся в строгие понятийные и вообще языковые формы. Об уровне развития экзистенциального Я судят, с одной стороны, по характеру психической саморегуляции, последовательности и контролируемости импульсивного поведения, а с другой — по уровню социальной самостоятельности, инициативы, способности субъекта выдерживать внешнее давление, проводить в жизнь намеченные планы и т.п. Главный источник изучения рефлексивного Я — язык самоописаний, в контексте социальной и личностной перцепции, а ключом к переживаемому Я служат словарь эмоций, система личностных конструктов, смысловых образований личности и т.д. Однако даже в экспериментальных исследованиях разграничение таких индикаторов и стоящих за ними явлений весьма условно. В культурологии же оно и вовсе невозможно. Понятие Я здесь обычно отождествляется с понятиями «лица» и/или «личности» и.подразумевает человека как более или менее автономного субъекта общественной деятельности. Марсель Мосс выразил это отождествление в самом названии своей знаменитой статьи.

234

Но в каком бы ракурсе (социологическом, психологическом или культурологическом) ни изучался человек, он всегда мыслится как субъект, т.е. активное, сознательное,

целеполагающее, свободное и в силу этого — уникальное началоЗ.

Оппозиция «субъект —■ объект» является не только гносеологической, она включает также дихотомию культуры и природы, человеческого и вещного, личностного и родового. С философской точки зрения «человек в отношении к природе всегда остается субъектом. Разумеется, он бывает и в положении объекта, но только в отношении к другому человеку и никогда в отношении к природе. Потеря человеком своего качества субъекта в отношении к природным силам означает попросту его смерть»4. Проблема личности, в ее философском смысле, есть именно вопрос об условиях, причинах и движущих силах становления и развития человека как активно-творческого, сознательного и свободного субъекта, в фило— и онтогенезе.

Но оппозиция «субъекта» и «объекта» имеет не онтологический, а функциональный смысл. В реальных общественных отношениях субъектно-объектные свойства постоянно переплетаются, результатом чего является, в частности, имманентная двойственность описания и интерпретации человеческой деятельности. С одной стороны, человек и его поступки описываются объективно, извне, как нечто детерминированное природными свойствами, внешними силами и обстоятельствами. С другой стороны, они раскрываются субъективно, изнутри, через субъективные мотивы и цели. Логическая антитеза объяснения путем включения объекта в систему причинно-следственных связей и понимания, основанного на сопереживании и взаимопроникновении двух субъектов, каждый из которых мысленно ставит себя на место другого, не выдумана немецкими романтиками и Дильтеем. Они только ' не учли взаимодополнительности этих путей и того, что их конкретное соотношение определяется не предметно, а функционально.

Уже на уровне обыденного сознания самоописания отличаются от описаний других людей прежде всего большей психологичностью, количеством указаний на субъективные, индивидуально-личностные свойства-предпочтения, склонности и т.п. Воспринимая себя изнутри, выводя свои поступки из мотивов, индивид склонен приписывать себе

235

большую степень субъектности, чем другим людям, о которых он чаще судит по поступками Но так бывает не всегда. При атрибуции ответственности за постыдные или социально-нежелательные события люди склонны, наоборот, собственные действия объяснять внешними, ситуативными («не мог иначе», «положение обязывает» и т.п.), а чужие — мотивационно, дурными намерениями. Иными словами, люди склонны приписывать себе большую степень субъектности и свободы, чем другим, только в тех случаях, когда они готовы взять на себя ответственность за результаты действий, что зависит не только от степени реальной свободы и активности субъекта, но и от оценки им ситуации действия.

Психологическое отчуждение, овеществление, деинди-видуализация, притупляющие остроту самосознания и принижающие значение Я, неизбежно снижают также чувство социальной ответственности субъекта?. В системе межличностных отношений соотношение «понимания» и «объяснения» зависит от степени психологической близости и индивидуализированности контакта и т.д.

В XIX в. оппозиция «объяснения» и «понимания» казалась абсолютной, причем первое считалось исключительным достоянием науки, а второе1— искусства и гуманитарного познания. Некоторые психологи-позитивисты отрицали всякую познавательную ценность «понимания», а Достоевский видел в психологии «унижающее человека овеществление его души, сбрасывающее со счета ее свободу, незавершимость и ту особую неопределенность-нерешенность которая является главным предметом изображения у самого Достоевского»**. Сегодня не подлежит сомнению, что и научная психология, и художественная литература, и гуманитарные науки (история, литературоведение) описывают человека обоими способами как снаружи, так и изнутри, чередуя объяснение с пониманием. М.М. Бахтин, который больше всех сделал для прояснения, реабилитации и внедрения метода понимания в литературоведении, констатирует, что «литературовед спорит (полемизирует) с автором и героем и одновременно объясняет его как сплошь каузально детерминированного (социально, психологически, биологически). Обе точки зрения оправданны, но в определенных, методологически осознанных границах и без смешения. Нельзя запретить врачу работать над трупами на том основании, что он должен

236

лечить не мертвых, а живых людей. Умерщвляющий анализ совершенно оправдан в своих границах. Чем лучше человек понимает свою детерминированность (свою вещность) , тем ближе он к пониманию и осуществлению своей истинной свободы.

Но взаимодополнительность подходов не означает их тождественности.

Формула дельфийского оракула «Познай самого себя», смысл которой всегда считался темным, содержит в себе два разных вопроса: «Что такое человек?» и «Кто я?». Оба они взаимосвязаны. Ответ на вопрос: «Что такое человек?» всегда соотносится с собственным личным опытом, и невозможно определить собственное Я, не соотнеся его с представлением о сущности и возможностях человека вообще. Причем в обеих формулировках проблема имеет не только когнитивный, но и экзистенциально-нормативный смысл. Как писал Антонио Грамши, «поставив вопрос: что такое человек? — мы хотим спросить: чем человек может стать, то есть может ли человек стать господином собственной судьбы, может ли он «сделать» себя самого, создать свою собственную жизнь?»Ю

Но при всей их взаимодополнительности эти вопросы различны.

Вопрос «Что такое человек?» безличен, ориентирован на объективное познание, результаты которого могут быть выражены в понятиях; это поиск общего закона, правила, нормы, на которую может и должен ориентироваться каждый индивид. Это открытие себя через другого.

Вопрос «Кто я?» интроспективен, субъективен, обращен внутрь личности; это не столько познание, сколько самовыражение, автокоммуникация, путь от себя к другому; он не отливается в четкие понятийные и вообще языковые формы и апеллирует не столько к разуму, сколько к непосредственному переживанию, интуитивному опыту. Его интерсубъективная значимость покоится не на подчинении общим правилам, а на внутреннем сходстве, близости переживаний и ценностей всех или по крайней мере некоторых людей.

Соотношение этих подходов, точнее — жизненных ориентации, можно представить следующими двумя рядами.

Что такое самость? Кто я?

Объективное Субъективное

237

• Сущность Определение Объяснение ■ Всеобщее Сообщение Взгляд извне . Логическое

> *

Понятие

Стабильное

*

От другого к себе

Существование Выражение Понимание

*

Особенное Автокоммуникация . Интроспекция

■ •

Внелогическое Переживание : Изменчивое



От себя к другому

-: Как и всякая другая логическая оппозиция, это противопоставление взгляда относительно и условно. Однако оно имеет вполне реальное культурологическое и психологическое значение. В некоторых философских системах она выражена весьма отчетливо. Аристотель спрашивает: «Что такое человек?»* Напротив, дзэн-буддизм или веданта знают лишь вопрос: «Кто я?» Декартовское рациональное «Ego» — совсем не то лее самое, что страдающее Я Паскаля, позитивизм формулирует проблему Я иначе, чем экзистенциализм и т.д.

Экспериментальная психология, естественно, больше тяготеет к объективным методам. Однако в последние годы как в западной (гуманистическая психология, феноменология и т.д.), так и в советской психологии (А.Н. Леонтьев, В.А. Петровский и другие) стали все отчетливее разграничивать изучение 1) психофизиологических, когнитивных и социальных предпосылок личности и 2) ее ценностно-смыслового, культурно-аксиологического содержания, подчеркивай принципиальную несводимость одного к другому. Это разграничение поддерживают и видные философы, даже такие противники, как Э.В. Ильенков и Д.И. Дубровский.

Как же выгладит соотношение когнитивных, социальных и аксиологических моментов в историко-культурных исследованиях личности и какое значение они имеют для социально-психологической теории Я?

238

Когнитивно-генетические и социокультурные предпосылки Я

Любая попытка реконструировать генезис индивидуального Я в фило—, как и в онтогенезе, начинается с когнитивных процессов саморегуляции. Этим занимались с разных позиций и эволюционисты XIX в., и дюркгеймианцы, особенно Л. Леви-Брюль. Актуальна эта тема и сегодня.

Е.М. Мелетинский пишет об общих свойствах мифологического сознания: «Человек еще не выделял себя отчетливо из окружающего природного мира и переносил на природные объекты свои собственные свойства... Эта «еще невыделенность» представляется нам не столько плодом инстинктивного чувства единства с природным миром и стихийного понимания целесообразности в самой природе, сколько именно неумением качественно отдифференцировать природу от человека...

Диффузность первобытного мышления проявилась и в неотчетливом разделении субъекта и объекта, материального и идеального (т.е. предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени), вещи и ее атрибутов, единичного.и множественного, статичного и динамичного, пространственных и временных отношений»П.

Эмпирический факт несобранности, множественности

Я первобытного человека подтверждается и солидными этнологическими данными. Французский этнолог Луи Вен-сэн Тома! 2 определил африканскую личность как «связный плюрализм», который характеризуется прежде всего

множественностью составляющих ее элементов (тело, двойник, несколько разных душ, имен и т.д.), каждый из которых относительно автономен. Некоторые из этих элементов считаются внешними и локализованы вне самого Я (перевоплощение предков, приобщение к бытию другого путем символического породнения и т.д.). Кроме того, имеется целая система специфических отношений, связывающих Я с космосом, предками, другими людьми и вещами. Этот плюрализм имеет не только синхронический, но и диахронический смысл: разные этапы жизненного пути предполагают радикальное перерождение, отмирание одних и появление других элементов Я.

Сходная картина рисуется и по данным исторической психологии.

239

В начале 1930-х гг. А.Р. Лурия, исследуя крестьян в отдаленных районах Узбекистана, просил их описать свой характер, отличия от других людей, достоинства и недостатки. Как и предполагалось, тип самоописаний оказался зависящим от образовательного уровня и сложности социальных связей испытуемых. Неграмотные крестьяне из глухих кишлаков подчас не могли даже понять задачу, подменяя самоописанис изложением частных фактов своей жизни, например, в качестве «своего недостатка» называли «плохих соседей», характеристика внутренних свойств заменялась описанием «внешнего» поведения и т.д. «На известном этапе социального развития анализ своих собственных, индивидуальных особенностей нередко заменялся анализом группового поведения и личное «я» заменялось нередко общим «мы», принимавшим фррмы оценки поведения или эффективности группы, в которую входил испытуемый» 13. Аналогии с умственным развитием ребенка здесь очевидны.

Рассмотрение генезиса самосознания как функции усложнения предметной деятельности и, соответственно, мышления и речи хорошо вписывается в схему развития процессов саморегуляции, предложенную Э.Р. Джоном 14. Объем памяти, интенциональность, направленность внимания и развитие речи — необходимые условия возникновения экзи-" стенциального Я и самосознания. Какие-то зародышевые формы последнего (самоощущение, чувство Я) свойственны, по-видимому, и животным. Сознание своей телесной самотождественности возникает на самых ранних стадиях развития ребенка, и расстройство этой первичной идентичности всегда сочетается с нарушением ясности сознания. .. Но от этой диффузной переживаемой самости до категориального Я *— дистанция огромного размера. Чтобы преодолеть ее, нужны не только психофизиологические, но и социальные предпосылки. Различение, соотнесение и соподчинение Я и Мы — весьма сложные когнитивные процессы, предполагающие соответствующую дифференциацию общественной деятельности и социальных функций.



Социально-аксиологические предпосылки Я

Индивидуализация в самом общем значении этого термина представляет собой общебиологическую закономер-



240

4

ность. В ходе биологической эволюции возрастает значение индивида и его влияния на развитие вида. Это проявляется как в удлинении периода жизненного цикла, в течение которого происходит накопление индивидуального опыта, так и в нарастании морфологической, физиологической и психической вариативности внутри вида.

У человека индивидуально-природные различия дополняются различиями социальными, обусловленными общественным разделением труда и дифференциацией социальных функций. Именно на стыке того и другого в связи с их несовпадением возникает личность и индивидуальное самосознание.

Человек, повторим это еще раз, осознает себя только в процессе деятельности и благодаря ей. Он начинает считать себя особенным только тогда, когда его деятельность и взаимоотношения с другими людьми в принципе не сводимы к какой-то