Л. А. Асланов Культура и власть
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 21. XVII век 21.1. Предреволюционный период (до 1640 г.) Социальное развитие Слово о констеблях Колонизация Америки Слово о пуританах |
- Руководство: власть и личное влияние, 546.22kb.
- Американская культура, 3238.88kb.
- Власть и культура на Южном Урале в 50-е 70-е гг. XX века, 389.45kb.
- Ведение в жизнь отдельных властных функций через суд, но суд как самостоятельная власть, 24.33kb.
- Культура. Социализация. Род. Семья. Гендер, 98.43kb.
- Власть versus политика б. И. Коваль, М. В. Ильин, 236.04kb.
- Программа факультатива Рим первого века Империи: власть, общество, культура Автор программы, 145.04kb.
- Крещение и культура Киевской Руси IX-XIII, 16.65kb.
- И власть, 5510.4kb.
- Культура Древней Греции и Древнего Рима. Культура средневековой Европы. Культура Византии., 122.28kb.
Глава 21. XVII век
XVII в. в истории Англии был отмечен острой борьбой двух культур — аристократической, феодальной, и североморской, народной. В этот период была совершена последняя попытка установить государственное устройство на основе абсолютной монархии и государственной автократической церкви, но англичане в сложной борьбе сумели отстоять свои традиционные демократические институты.
21.1. Предреволюционный период (до 1640 г.)
Экономическое развитие
Обычно экономическое развитие общества в истории изучается в качестве фактора, обусловливающего развитие общества в целом. Например, английский историк Эйлмер считает: «Карл Маркс, великий экономический историк, сделал вклад в наше понимание истории, утверждая, что в любой рассматриваемый исторический период мы должны прежде всего обращать внимание на материальный, экономический базис этого периода. Он утверждал, что единственно возможный путь для понимания политических, конституционных, религиозных, культурных и тому подобных изменений это первостепенное рассмотрение экономических основ общества. Даже отвергая марксову доктрину классовой войны и его предсказания развития общества, мы должны признать важность экономического фактора» [24, 6].
Однако за развитием экономики стоит новаторская деятельность людей, формирующая их сознание, и этот аспект для целей данной книги является особенно важным.
Столетие до 1640 г. было отмечено бурным промышленным развитием. Добыча каменного угля увеличилась в 7,5 раз; в 1640 г. Англия добыла каменного угля в 3 раза больше, чем все другие страны Европы. Производство железа увеличилось в 5 раз. Выросло количество спускаемых со стапелей кораблей. Все промышленные предприятия требовали больших вложений капитала, прежде чем начинали давать прибыль. Лондонские капиталы, умножаемые торговлей, стали играть особо важную роль в промышленности. К 1600 г. Лондон завладел 7/8 объема внутренней торговли всей страны. Экономическое влияние Лондона в Европе было уникальным [25, 15—17].
На основе привозного сырья из восточного Средиземноморья и Кипра возникла хлопчатобумажная промышленность. Ее центром стал Манчестер. Льняная промышленность развивалась преимущественно в Ирландии из-за благоприятного климата и почв [26, 17].
Англия накануне революционных событий XVII в. была аграрной страной, 75% ее 4,5-миллионного населения были сельские жители. Хотя все крестьяне были лично свободными, земля оставалась собственностью феодала [26, 16—18]. Однако капиталистические отношения в деревне существовали как в сфере сельскохозяйственного производства, так и в рассеянной мануфактуре. Металлургическая, каменноугольная и текстильная отрасли на капиталистической основе достигли в это время значительного развития.
Теория меркантилизма, достигшая своего расцвета в XVII в., утверждала, что внутренняя торговля маловыгодна, так как не увеличивает количества денег в стране. Внешняя торговля считалась предпочтительней, и для ее большей прибыльности был запрещен вывоз из Англии сырой шерсти и других видов сырья, а также установлены высокие таможенные пошлины на импортные промышленные товары. Эти протекционистские меры способствовали экспорту английских товаров, о чем можно судить по поступлению в казну таможенных сборов: 143 тыс. ф. ст. в 1613 г., 323, 5 тыс. ф. ст. в 1624 г. и почти 500 тыс. ф. ст. в 1640 г. [26, 25]; 3/4 лондонского экспорта составляла одежда [25, 27].
В начале XVII в. стали возникать предтечи коммерческих банков. Купцы из Сити традиционно держали свободные наличные деньги на Монетном дворе Тауэра, но однажды король Карл I (1625—1649) конфисковал их в свою пользу (чем лишний раз подтолкнул купцов к революции), и купцы стали сдавать деньги на хранение ювелирам. С самого начала гражданской войны спрос на ювелирные изделия упал, и ювелиры стали своего рода «кассирами торговцев». К ним потянулся люд, нуждавшийся в деньгах под заклад собственности, и процент от получаемой суммы оказался столь выгодным, что при Карле II крупные ювелиры Сити стали предлагать купцам 6% годовых лишь бы получить от них деньги на хранение. Вскоре рента многих землевладельцев стала стекаться к тем же ювелирам, а нуждавшиеся в деньгах получали здесь ссуду под залог и процент [14, 243].
В последние годы правления Елизаветы (начало XVII в.) Англия переживала экономический кризис, политическую дезинтеграцию, упадок политической морали и коррупцию. В 1604 г. государственный долг составлял 350 тыс. ф. ст., а в 1606 г. — 735 тыс. ф. ст., ежегодный дефицит достиг 81 831 ф. ст. Расходы на содержание королевской семьи возросли с 9535 ф. ст. в последние четыре года правления Елизаветы до 35 377 ф. ст. в первые пять лет царствования Якова I (1603—1625), т. е. на 8 тыс. ф. ст. ежегодно. За первые 9 лет Яков I продал королевские земли на сумму 645 952 ф. ст. [27, 180—200].
В начале XVII в. в Европу стало поступать большое количество серебра и золота из испанских колоний, в силу чего эти металлы обесценились и английские короли Яков I и Карл I уже не могли содержать двор на ранее существовавшие поступления денег, а парламент не желал восполнять дефицит иначе как на определенных политических и религиозных условиях, которые Стюарты считали невозможным принять [14, 249].
Главной причиной возмущения деловых англичан была экономическая политика Стюартов. Яков I долго не собирал парламент — до 1610 г. Этот парламент заявил королю о своих правах и вольностях, нарушение которых традиционно считалось в Англии беззаконием. Особенно парламент настаивал на парламентской неприкосновенности. Ему пришлось отстаивать свое право устанавливать размеры таможенных пошлин и налогообложения. Стюарты получали отказы в ответ на их запросы о субсидиях. Яков I и Карл I в гневе неоднократно разгоняли палату общин, но вынуждены были собирать ее вновь, так как без решения парламента никто не платил налогов (это тоже деятельность, к тому же корпоративная).
Стюарты пошли на широкую раздачу патентов на монопольную торговую или производственную деятельность, т. е. ограничили главный вид деятельности капиталистического мира — свободу конкуренции [26, 44— 45]. Короли стали злоупотреблять своим правом продавать права на монополию торговли и нарвались на яростное сопротивление купцов и производителей.
Социальное развитие
После Войны Роз родовой знати в Англии не осталось. Влиятельными лицами в государстве были и купцы, и юристы, и землевладельцы, и священники, и мореплаватели и т. д., но при одном условии — каждый из них сделал что-то важное для Англии. Однако несмотря на заслуги, каждый вельможа платил налоги, являлся в суд и подчинялся другим обычным для англичанина правилам, освященным традицией. Для сравнения можно упомянуть, что французская знать пользовалась большими привилегиями, вплоть до освобождения от налогов, и была замкнутой кастой, кичившейся своими родословными, а не свершениями [14, 249].
В начале XVII в. английское дворянство было разделено на две группы — новое, купившее земли, и старое феодальное, державшее земли от короля. Английский дворянин был не только землевладельцем. Дворяне были шерифами, мировыми судьями, командовали местной милицией и т. д. Они же избирались в парламент, а значит, обладали судебной и политической властью на местах и отчасти в центре [26, 24].
Из среды фригольдеров вербовали местных должностных лиц — констеблей, старост. Они же обладали правом избирать в парламент представителей от графств, так как удовлетворяли материальному цензу — годовому доходу в 40 шиллингов. Копигольдеры и коттеры избирательного права не имели.
Быстро шло имущественное расслоение общества: выделялась небольшая часть разбогатевших арендаторов из числа дворян, купцов, удачливых ремесленников и йоменов, но гораздо быстрее росло количество батраков. Это означало, что бывшие производители, превращаясь в безземельных наемных рабочих, одновременно становились потребителями, а следовательно, возрастал рыночный спрос на продукты питания и одежду. Такие продукты питания, как пшеница, овсяная мука, масло, мясо, в первой половине XVII в. стоили в три раза дороже, чем во второй половине XVI в. [26, 18—20].
В XVII в. трудящиеся не имели организаций, способных их защитить. Работодатели же законом закрепили уровень зарплаты, причем обычная зарплата промышленного рабочего была едва достаточна для того, чтобы выжить. Бедные были полностью бесправны. В 1618 г. сотня молодых людей, лежавших при смерти от голода на улицах Лондона, была вывезена в колонию Англии — Виргинию. Борьба с бедностью, угрожавшей устоям Англии, велась не правительством, а частными предпринимателями — преимущественно купцами и пуританской частью джентри. Они устраивали школы, приюты для бездомных и т. п. Самодеятельность была хотя и вынужденной, но благотворной для формирования культуры [25, 19—20]. Закон о бедных в целом по стране выполнялся [14, 250].
В XVII в. начался процесс разоружения народа. Огнестрельное оружие было объявлено монополией государства. Народная милиция стала постепенно терять свое значение [25, 21].
Продолжался рост городов, но особенно быстро развивался Лондон. В середине XVI в. население Лондона составило 70 тыс. человек, в начале XVII в. — 200 тыс. человек, в 1625 г. — 320 тыс. человек, в 1650 г. — 400 тыс. человек, несмотря на то, что в 1625 г. от чумы умерло 35 417 жителей Лондона [27, 257]. Население Англии росло гораздо медленнее: в 1558 г. население Англии составило 3,5 млн человек, а в 1603 г. — 4 млн человек. Второй по величине город Англии насчитывал в 30-х гг. XVII в. лишь 20 тыс. жителей [27, 20—21]. В Англии существовало 800 рыночных городов. Их назначением был обмен продуктами производства для жителей ближайшей сельской округи.
Власть
Яков I, вступивший на престол в 1603 г., постоянно заявлял, что король не обязан подчиняться законам, что он, король, «является верховным властителем над всей страной, господином над всяким лицом, которое в ней обитает», и имеет «право жизни и смерти над каждым из обитателей». Англиканская церковь и феодалы в силу своих интересов поддерживали короля, но к концу 30-х гг. парламент, судебные органы и даже милиция и флот высказывали недовольство политикой правительства [26, 30,31]. Так носитель шотландской культуры (в значительной мере общинной, клановой, феодальной) пришел в противоречие с культурой англичан.
В 1604 г. Яков I заключил мирный договор с Испанией после гибели армады и ряда поражений испанцев на суше, но правительство не включило статью о праве англичан торговать с испанскими колониями, что вызвало сильное раздражение купечества и производителей товаров [26, 34].
Английский абсолютизм XVI—XVII вв. имел ряд отличий от французского или португальского: сохранялся парламент, отсутствовала постоянная армия, были сильны органы местного управления при известной слабости центрального бюрократического аппарата, что, впрочем, шло на пользу англичанам, не знавшим пресса самодержавия. Отсутствие армии объясняется островным положением Англии, которое вынуждало тратить средства на королевский флот, в отличие от Франции или Португалии, нуждавшихся в сухопутных армиях [26, 29].
В XVII в. церковные суды, бывшие столь влиятельными в Средние века, утратили свою силу. Оставались мировые судьи. Яков I и его сын смещали тех судей, которые были слишком независимыми по отношению к королевской воле. Понадобился без малого целый век борьбы для изменения такого положения. После 1701 г. судьи могли быть смещены только решением обеих палат парламента [25, 2—3].
Средством для пополнения казны у Стюартов была раздача монополий на торговлю и производство товаров. В 1621 г., например, было выдано 700 монополий; они давали казне 100 000 ф. ст. в год. Концентрация торговли в руках малого числа купцов была выгодна королевской власти из-за возможности контроля за деятельностью торговых компаний. Либерализация торговли была выгодна всем торговцам.
В 1624 г. парламент заявил, что монополии противоречат фундаментальным законам страны. Это был выпад против монархии. Существовали три возражения против монополий: во-первых, они ограничивали производство; во-вторых, не достигали поставленных перед ними целей, интересы потребителей и наемных рабочих не были защищены, спекулянты же быстро наживались; в-третьих, вред экономике страны, наносимый монополиями, не покрывался поступлениями в казну.
Хотя правительство и выдавало монополии на новые технологические процессы ради получения доходов в казну, оно было настроено враждебно к индустриальным переменам или, по крайней мере, безразлично к ним, подозрительно наблюдая за обогащением капиталистов, за переменами в обществе, социальной мобильностью и опасаясь колебаний рынка, уровня безработицы и т. д. [25, 22—29].
Парламент в XVII в. состоял почти исключительно из собственников. Лорды назначались в высшую палату парламента королем и были ему лояльны. Выборы в палату общин проводились на основе закона 1430 г., предоставлявшего избирательные права в графствах мужчинам старше 21 года и получавших 40 ш. годового дохода от земельной собственности. Права голоса не имели 80—90% сельского населения. Но и мелкие собственники голосовали поднятием руки под взорами крупных лендлордов так, как им вменяли в обязанность последние.
Городское население в палате общин было представлено «свободными» людьми. Слово «свободными» взято в кавычки потому, что в Средние века латинское слово «libertas» имело смысл обладания преимуществами перед другими людьми, например, правом распоряжения наследством, правом собственности. Свободы палаты общин — это привилегии, подобные праву неприкосновенности, бесцензурных дебатов и т. п. «Наши привилегии и свободы, — заявила палата общин Якову I в 1604 г., — есть наше истинное право, нами наследуемое не в меньшей мере, чем наши земли и товары» [25, 36—37].
Оппозиция в парламенте нарастала по мере роста недовольства нового дворянства и буржуазии правительством. Даже судьи, занимавшие свои места по принципу «пока это угодно королю», стали проявлять оппозиционность [26, 32].
В начале XVII в. министры правительства были неподотчетны парламенту, однако парламент применял к неугодным министрам процедуру импичмента, зародившуюся еще в XV в.
В начале XVII в. спикер палаты общин был ставленником короля, которому вменялось в обязанность направлять дебаты в пользу правительства, а в 1642 г., когда Карл I явился арестовывать пятерых членов парламента, спикер палаты общин заявил ему: «Я — слуга палаты общин». До того момента парламентариями была проделана огромная инициативная работа. Например, был сформирован комитет всей палаты, председатель которой, избираемый парламентариями, был противопоставлен спикеру, а затем его вытеснил; парламентарии научились владеть инициативой, а не ждать смиренно воли монарха [25, 50—51].
В 1625 г. палата общин совершила беспрецедентный шаг: вотировала Карлу I таможенные сборы не на всю жизнь, как бывало прежде, а лишь на один года. Король распустил парламент до утверждения билля и стал собирать пошлины без санкции парламента. Тем самым было положено начало процессу, который привел к Петиции о правах. К нему подтолкнули и конфликты на другой почве. Парламенты 1625 и 1626 гг. были распущены королем до вотирования налога на ведение войны, и король решил собирать налог без парламентского разрешения. Всех непокорных сажали в тюрьмы.
В 1628 г. появилась Петиция о правах. Она требовала от короля подтверждения ранее существовавших прав и свобод, а не получения новых. Король стал настаивать на «королевской прерогативе» и т. п., завязался тугой узел противоречий [25, 41—44].
Карл I отстаивал свое желание быть абсолютным монархом, плохо ориентируясь в реалиях своего времени. Например, он предоставил монополии на торговлю внутри Англии разным придворным, но нарушил монополию Ост-Индской компании, частного предприятия, покрывавшего все свои расходы из собственных средств. Карл I создал для торговли с Индией компанию Уильяма Кортина, которая своей недобросовестностью почти разорила всю английскую торговлю на Дальнем Востоке. Монополии внутри Англии сковывали конкуренцию, а вместе с ней и производство. Таким образом, Карл I, копируя приемы правления государства во времена давно прошедшие, довел английскую торговую, промышленную и аграрную буржуазию до революции. Распустив последний парламент в 1629 г., он решил править сам, что и предрешило его гибель. В начале 30-х гг. были монополизированы производство и продажа почти всех товаров, вплоть до пуговиц, булавок и игральных карт. Это не только уничтожило свободную конкуренцию, но и привело к росту коррупции: кроме платежей в казну, за монополии давали большие взятки придворным. Деятельность большинства предпринимателей стала незаконной. Такие порядки, введенные Стюартами, вели к экономическому усилению феодальной знати и разорению буржуазии. Начались и народные волнения, так как в отсутствие конкуренции повысились цены [26, 47—50].
Карл I, так же как и Яков I, продолжал пренебрегать интересами торгового капитала. Военно-морской флот пришел в упадок, в морском ведомстве царило казнокрадство [26, 35]. В 1635 г. в целях пополнения казны стал использоваться старый закон о корабельной подати. Первоначально налог на портовые города для королевского военно-морского флота налагался нерегулярно, но в 1635 г. эти поборы были распространены на все города страны. Так как этот налог не санкционировался парламентом, то в 1636 г. некто Хампден отказался платить корабельные деньги. Он был богатым джентльменом Бэкингемшира, связанным с парламентской оппозицией. Наряду с ним отказались платить и другие состоятельные люди, но король избрал именно его для показательного судебного преследования. Из 12 судей семеро признали Хампдена виновным, но другие пять — не признали, причем двое из них в категоричной форме по существу дела, а трое других со ссылкой на техническую казуистику. Такое решение суда было расценено в Англии как поражение короля. В 1636 г. было собрано лишь 7 тыс. ф. ст. корабельной подати вместо полагавшихся 196 тыс. ф. ст. [25, 46]. В 1638 и 1639 гг. корабельные деньги собирались с большим трудом, а в 1640 г. для короля наступили совсем тяжелые времена [24, 83].
Корабельные деньги были самыми большими расходами казны. Но не расходы были главной причиной отказа платить корабельный налог. В основе действий англичан лежала политика: если королю дозволено собирать корабельный налог без разрешения парламента, то фундаментальное конституционное право (сбор налогов) имеет прецедент для решения вопроса о сборе налогов в пользу короля и против парламента. Весь класс собственников ополчился против корабельного налога [25, 46]. Начавшийся в конце 30-х гг. экономический застой, вызванный сокращением внешней торговли из-за войн на континенте, был последним толчком к проявлению всеобщего недовольства.
Восстание началось с Шотландии, родины Стюартов, которые стали распространять англиканизм в Шотландии, юг которой был протестантским, а бóльшая часть католической.
Для борьбы с восставшими нужны были большие средства, и Карл I вынужден был после одиннадцатилетнего перерыва созвать английский парламент. В 1640 г. собрался так называемый Короткий парламент, который отказался рассматривать предложения короля без ликвидации всех допущенных им злоупотреблений. Он консолидировал оппозицию и вскоре был распущен королем.
Король двинулся на шотландцев с кое-как сколоченной армией, но шотландцы блокировали эти немощные попытки, встретив королевские войска на территории Англии, и потребовали выплаты контрибуции и решения всех своих проблем не с королем, а с английским парламентом. Делать было нечего, и 3 ноября 1640 г. состоялось открытие Долгого парламента [26, 52—57].
Слово о констеблях
Описание борьбы парламента с королевской властью безусловно отражает особенности национальной культуры англичан. Однако исполнение решений верховной власти и поддержание порядка происходили на местах, где должностным лицом на самой низшей ступени общественной управленческой иерархии был констебль. Его положение и поведение в народе дают информацию о самоорганизации англичан.
В конце XVI — начале XVII вв. констебли были главными представителями власти в деревнях и церковных приходах городов.
Слово «констебль» имеет воинское происхождение. Оно возникло в XIII в., когда корона возложила в некоторых местностях на деревенских старост новые для них воинские обязанности. В XIV в. деревенский голова, вне зависимости от названия, имел поручения государства, в частности, полицейского характера.
В Средние века функции констеблей разрастались; они были исполнителями поручений более высокопоставленных должностных лиц — шерифов, коронеров (следователей, проводивших дознание в случае насильственной или скоропостижной смерти) и особенно мировых судей.
Авторитет констеблей имел, следовательно, два источника: древнюю традицию, восходящую к их изначальному положению лидеров и представителей местных общин, и представительство центральной власти на местах. Но государственные поручения не привели к огосударствлению этой должности. Количество констеблей в деревнях и городских церковных приходах определялось, как и в старину, местными традициями. Констебли обычно избирались ежегодно в начале января, но были местности, где они избирались на два года. Процедура отбора кандидата в констебли также сохранилась. Констебль избирался жителями деревни или округа, но не государством и не начальством [28, 1—21].
Одной из главных обязанностей констебля было утверждение законности и порядка. Он должен был предотвратить любое нарушение порядка, не говоря о бунте. Констебли могли действовать в этом направлении, не дожидаясь команды сверху. Им вменялись в обязанности организация надзора за подозрительными лицами, арест имущества подозреваемых преступников и его сохранность, поиск преступников и украденного имущества; если нужно, то констебли могли взламывать двери домов для получения доступа внутрь помещений. Констебли должны были применять такие действия местного правосудия, как заковывать в колодки, сажать за решетку, ставить к позорному столбу, избивать палкой, сажать на стул позора торговца, мошенника или женщину дурного поведения.
По решению мировых судей констебли доставляли обвиняемых в суд, а также жителей деревни или округа в качестве присяжных в суде. Даже в начале XVII в. сохранялось средневековое правило, согласно которому все жители деревни (округа) должны были помогать констеблю, и, если в случае кражи вор не был пойман, то «проморгавшие» вора жители деревни должны были возместить утраченное имущество потерпевшему. В соответствии с Вестминстерским статутом 1285 г. констебли обеспечивали презрение беднякам, ремонт дорог и другие общественные обязанности местной общины. Они собирали штрафы, боролись с бродяжничеством и т. д. По акту против пьянства 1607 г. констебли обязаны были штрафовать, а в отсутствие у провинившегося имущества заковывать в колодки нарушителей этого акта, а людей моложе 12 лет сечь палкой. Согласно акту об общественном здоровье 1604 г., констебль должен был изолировать заболевших чумой в их собственных домах [28, 25—33].
Констебль был обязан хранить, ремонтировать и заменять вышедшее из строя оружие, с которым жители деревни шли на войну. Он же отвечал за явку на воинские сборы, за состояние стрельбищ. Любое нарушение воинских обязанностей каралось штрафом, налагавшимся на жителей деревни (округа). Несмотря на то, что каждая деревня направляла в армию всего лишь 2—3 человека, все здоровые мужчины от 16 до 60 лет были военнообязанными, и констебль отвечал за их воинскую подготовку. Констебль персонально отвечал также за явку воинов своей деревни (округа) к месту службы.
Констебли с конца XVI в. стали и сборщиками налогов в соответствии со старой традицией сбора пятнадцатой части движимого имущества в пользу короля. Констебль собирал также провиант для королевского двора и обеспечивал его доставку. Он отвечал за сбор местных налогов особенно на военные нужды. Обязанности констебля по сбору налогов были разнообразны и трудоемки, как и его полицейские и административные функции, и их нет нужды здесь перечислять в деталях.
Констебль отвечал за явку фригольдеров на выборы членов парламента. У него было много традиционных обязанностей деревенского старосты или головы городского церковного прихода: содержание в порядке деревенских ворот, водопоев, запруд, загонов для скота, изгородей. Он отвечал за охрану посевов от потрав скотом и оленями, истребление вредителей, таких как лисы [28, 40—51].
И вот за всю эту огромную работу констебль не получал никакой платы, ни в каком виде. Полагалось, что констебли должны заработать себе на жизнь наряду с несением своих обязанностей, несмотря на трудности сочетания того и другого. Иногда их неделями не было дома, особенно в те периоды, когда они уезжали на военные сборы [28, 220].
Кто же становился констеблем? Англичане всячески избегали избрания констеблем, вплоть до того, что иногда нанимали работника для замены себе. Констебль должен был быть честным, знающим, способным человеком. Обычно констеблем избирали того, кто арендовал жилье и отрабатывал его трудом констебля. В Англии XVI и XVII вв. отсутствие дома рассматривалось как бродяжничество, за которое жестоко наказывали. Констебля избирали по очереди из числа лиц, которые отвечали требованиям, предъявлявшимся к констеблю и находившимся в положении, не позволявшем отказаться от этой работы. За отказ работать налагался штраф. Часто констеблями становились мигранты, не имевшие корней. По окончании срока работы они отчитывались перед населением деревни или городского округа [28, 57—74].
Констеблями были и относительно состоятельные люди, например, джентльмены, владевшие землей, и малоимущие ремесленники или мелкие торговцы. Многие из них были безграмонтыми, но в деревнях, находившихся под влиянием пуритан, грамотность населения, в том числе и констеблей, была выше. Хотя констебли избирались из числа наиболее зажиточных жителей деревни, многие имели судимости за нарушения законов, охранять которые они были обязаны, став констеблями [27, 82—146].
Нередко констебли нарушали закон вместо поддержания законности: превышали власть как полицейские, брали взятки за поблажки нарушителям закона, незаконно преследовали людей и арестовывали их имущество и их самих. Констебли часто испытывали давление со стороны королевской власти. Но они опирались на поддержку деревенских или приходских общин, главами которых были. Впрочем, часто население отказывалось платить налоги или исполнять повинности, и тогда констебль оказывался между двух огней [28, 211—233].
Итак, констебль не был оплачиваемым государством должностным лицом, а значит, не был включен в бюрократическую машину и был относительно независимым. В этих условиях подчинение закону, а не начальству имеет больше оснований, чем в случае полной материальной зависимости. Законопослушание англичан — это результат самоорганизации общественной жизни.
Колонизация Америки
Изучая историю колонизации Америки, можно многое понять в культуре англичан XVII в. и в то же время выявить корни культуры США.
В 1606 г. группа людей в Плимуте получила хартию на колонизацию Северной Америки от границ нынешней Канады по Атлантическому побережью до нынешнего штата Флорида, другая же группа в Лондоне, пользовавшаяся поддержкой в Бристоле, получила хартию на колонизацию побережья далее на юг. Первая группа начала колонизацию в 1608 г. с того места, где сейчас находится штат Мэн, но безуспешно. Основательная колонизация началась лишь с переселения пуритан в 1620—1630 гг. Более успешным предприятием оказалась компания «Виргиния», в результате деятельности которой возник штат Виргиния. Но начиналась колонизация очень трудно: в 1610 г. после жестокой зимы выжило только 60 человек [27, 362].
В 1607 г. была создана акционерная компания «Виргиния», основавшая город Джеймстаун. Король ограничился только выдачей хартии (получив немалое подношение), но в 1623 г., убедившись в высокой прибыльности компании, аннулировал хартию и превратил ее в королевскую колонию: из Виргинии стал поставляться табак [26, 37]. Две трети пайщиков «Виргинии» в 1609 г. были коммерсантами, а 1/3 составляли аристократы и джентри. Когда же надежды на прибыль стали угасать, то соотношение этих двух частей стало обратным. Большинство инвесторов, землевладельцев или коммерсантов, никуда из Англии не выезжало, они вкладывали деньги в надежде на прибыль. А условия для колонизации Виргинии были нелегкими: болезни и стычки с индейцами приводили к высокой смертности — до 30%. В 1624 г. после переселения на возвышенности, подальше от устья реки, туда, где вместо застойной воды была ключевая вода, смертность немного снизилась. И даже после этого Виргиния была менее здоровым местом, чем Новая Англия. С 1616 г. компания «Виргиния» стимулировала эмиграцию, предложив каждому держателю акций в 10,5 ф. ст. по 50 акров земли, а два года спустя каждому независимому переселенцу компания выделяла 50 акров земли и столько же каждому иждивенцу, прибывшему с ним (но не их слугам). Это усилило эмиграцию из бедной землей Англии. Переселенцы рекрутировались методами, мало отличавшимися от похищения людей. Муниципальные органы, особенно лондонское Сити, отсылали в Виргинию сирот, бродяг. С 1618 по 1621 г. компания «Виргиния» перевезла в колонию 3750 человек как свободных эмигрантов, так и их слуг, в том числе 200 женщин.
Компания «Виргиния» прекратила свое существование в 1624 г. К тому времени внимание было сконцентрировано на Новой Англии. С тех пор колонией руководили управляющие, ответственные перед английским королем. В 1629 г. английское население на континентальной Америке составляло 3200 человек, из них 2500 в Виргинии, на Бермудах проживало 3 тыс., на Барбадосе — 4,5 тыс. человек. К 1642 г. в американских колониях насчитывалось 28 тыс. англичан, из них в Виргинии жили 8 тыс., а в Мэриленде, основанном в 1633 г., около тысячи переселенцев. Население обеих колоний на ¾ состояло из слуг и только на ¼ из свободных людей.
Иначе протекала колонизация Новой Англии, начавшаяся в 20 х гг. XVII в. 16 сентября 1620 г. 102 эмигранта-пуританина, среди которых не менее 35 человек были радикальными сепаратистами (особая ветвь пуритан), отплыли из Плимута и основали в Америке то, что сейчас называется штатом Массачусетс. Это были отцы-пилигримы, которых современная Америка почитает за основателей США потому, что это были не бездеятельные, попранные и зависимые слуги, а свободные люди, прибывавшие с семьями и основавшие новое общество вдали от преследований Старого Света. Это начало обеспечило уникальность Новой Англии [27, 362—371].
Отцы-пилигримы, гонимые в Англии за пуританизм, сначала пытались найти пристанище в Нидерландах, стране свободного вероисповедания. Первые годы они жили в Амстердаме, затем перебрались в Лейден, где спокойно жили 11 лет, несмотря на то, что бывшие фермеры трудно адаптировались к работе в городах. Они познали культуру нидерландцев. В 1621 г. вновь стала разгораться война с Испанией, и гонение на протестантов усилилось. В 1620 г. отцы-пилигримы предложили Генеральным штатам и амстердамским купцам нажитое в Нидерландах имущество за перевозку их на американский континент. Но сделка не состоялась, так как правительство Нидерландов не смогло выделить два военных корабля для охраны нидерландского судна с пилигримами от испанских рейдеров. Тогда отцы-пилигримы зафрахтовали судно в Англии, к ним присоединилась группа пуритан, живших в Англии, зафрахтовавших свое судно, но в итоге всем пришлось разместиться на одном корабле «Майский цветок» и, забрав в Нидерландах пассажиров, пуститься в плавание. В основном среди пуритан были англичане, но были также и нидерландцы, французы, ирландцы. Дети составляли треть пассажиров, причем большинство из них родились в Нидерландах. Отцы-пилигримы основали Новую Англию, где влияние нидерландской и в целом североморской культуры было очевидным. Другой колонией, находившейся под нидерландским влиянием, был Нью-Йорк, столица которого первоначально называлась Нью-Амстердам: нидерландцы там находились в течение 50 лет, а Харлем, ныне часть Нью-Йорка, назван так же, как город в Голландии в 30 км от Амстердама [29, 45—47].
Однако следует отметить, что самым важным периодом начала колонизации Новой Англии были не 20-е, а 30-е гг., и отцы-пилигримы были лишь первой ласточкой, которая весны еще не делала. Главной организацией, проводившей колонизацию Новой Англии в этот более поздний период, стала компания Массачусетского залива, основанная в 1628 г. (правда, в начале она имела иное название), заселявшая земли вблизи Бостона. Все переселенцы принадлежали к радикальным пуританам, хотя и не сепаратистам, в отличие от пуритан из числа отцов-пилигримов. Только в 1630 г. 17 кораблей с эмигрантами прибыли из Старого Света в Новую Англию, а за 30-е гг. переселилось 20 тыс. человек. Поток преследовавшихся по религиозным мотивам усилился с 1633 г. после реформ англиканской церкви. Здоровые условия жизни способствовали тому, что население Новой Англии удваивалось каждое десятилетие.
Традиционная американская историография делает акцент на религиозном факторе миграции англичан в Америку. Считается, что мигранты переселялись ради спасения своих душ. Однако ряд историков считают более важными материальные мотивы. Например, относительное перенаселение Англии вынуждало англичан эмигрировать. И эти две причины не исключают друг друга.
По словам лидеров пуритан, они хотели создать новое общество, которое служило бы примером коррумпированному и вырождавшемуся Старому Свету. Где бы ни появилась в Новой Англии угроза автономии местного сообщества со стороны магистрата, например, попытки обмануть местную милицию (милиция, как и в Англии, была общественным органом) или предотвратить выдвижение популярной личности на пост офицера милиции, переселенцы тотчас отвечали решительным сопротивлением. Охрана местной автономии и сопротивление давлению центра были не только английскими, но и голландскими, фризскими и в целом североморскими явлениями. Особенно отчетливо это сопротивление было выражено в религиозных общинах Новой Англии. Церковь, созданная отцами-пилигримами в Массачусетсе в начале 20-х гг., была основана на индепендентской и сепаратистской конгрегациях переселенцами, которые освободились от пут, отягощавших их не только в Англии, но и в Голландии. Нарушавшие религиозные требования отлучались от церкви (что было в ту пору равносильно изгнанию из общества). Церковь была тем сообществом, в котором душа каждого, по мнению всех прихожан, а не только по мнению каждого, была достойна спасения [27, 372—379].
Виргиния и Новая Англия — лишь отдельные примеры английских колоний в Америке. В 1610 г. была образована компания лондонских купцов для использования рыбных и лесных богатств Ньюфаундленда; в 1612 г. — компания для колонизации Бермудских островов. Все эти компании действовали на основе королевских хартий, определявших политическое устройство колоний, исполнительную власть осуществлял избранный членами компании губернатор, верховная законодательная власть принадлежала английскому парламенту. Но фактически все решения принимались собранием пайщиков. В колониях эмигрантов-пуритан устанавливалась система самоуправления и выборной администрации. Суверенитет метрополией не признавался или признавался формально.
Разрыв с Испанией в 20-х гг. XVII в. привел к оживлению частной инициативы в колонизации Америки [26, 37—39]. За период 1630—1643 гг. было затрачено 200 тыс. ф.ст. на перевозку на двухстах кораблях 20 тыс. человек в Новую Англию и 40 тыс. человек в Виргинию и другие колонии. Организаторы эмиграции были очень состоятельными людьми, а колонисты — из низов города и деревни. Их гнала нужда, но вожди эмиграции в Новой Англии были активными пуританами, и их религиозное рвение наложило отпечаток на северные колонии Америки и оказало сильное влияние на общественное развитие и культуру США. Английские колонии сразу получили широкую самостоятельность. Колонисты избирали административные собрания в каждой колонии и сделали каждый городской округ самоуправляющейся единицей. Эта самостоятельность была обусловлена не каким-то государственным актом, а обстоятельствами возникновения этих колоний, а именно тем, что они возникали по частной инициативе. Многие колонисты покинули Англию для того, чтобы освободиться от преследований, которым подвергались пуритане. Для сравнения можно заметить, что король Франции не допускал гугенотов в Канаду.
Слово о пуританах
Важной культурной традицией англичан во все века было критическое отношение к церкви как к институту и постоянные поиски наилучшего устройства духовной жизни. После Реформации этот процесс усилился, но был временно заторможен попытками реставрации католицизма при Марии Тюдор (1553—1558), которые, однако, привели к скрытому исповеданию протестантизма и формированию множества толкований протестантской религии, ставших впоследствии основой для возникновения сект. Общим для всех протестантов стала духовная исключительность, которая привела в области общественных отношений среди протестантов к идее добропорядочного партнерства. Гонимые противопоставляли силе государственной машины свою волю и этику. Идея добропорядочного партнерства проистекала из представлений лоллардов о всеобщем братстве, которое стало в условиях религиозных преследований субстанцией протестантизма. Религиозная нетерпимость католицизма породила и упрочила самоуправление конгрегационных общин.
Традиционно в исторических исследованиях религиозные разногласия XVI—XVII вв. связываются с влиянием лоллардов на английскую Реформацию. Однако в лоллардизме не было требования замены одной церкви другой, поэтому, признавая вклад лоллардизма в расшатывание устоев католической церкви, нельзя согласиться с представлениями о трансформации лоллардизма в сепаратистские конгрегации XVI—XVII вв. [30, 1—19].
Лоллардизм был ранним стихийным, плохо осознанным протестом — реакцией североморской культуры на католическую церковь, насаждавшую феодализм. Протестантизм во всех своих проявлениях корнями уходит в почву североморской культуры, является ее порождением, но в нем меньше, чем в лоллардизме, эмоций и гораздо больше прагматических установок на труд, полную самостоятельность личности, честное, партнерское отношение друг к другу в ежедневной практической деятельности. Протестантизм сконцентрировал все установки североморской культуры, которые веками вели народы североморского бассейна к успеху, осмыслил их и предложил в качестве правил поведения людей в обществе.
Считается, что популярность протестантизма связана с поисками деловыми людьми дешевой церкви. В этом есть доля истины. Действительно, помпезные храмы, пышные одеяния и длительные богослужения отнимали у прихожан много денег и времени. Однако более существенным было то обстоятельство, что протестантизм ставил иные цели перед человеком: трудиться не покладая рук для себя, а не для короля и даже не во славу Божию. Менялась мотивация деятельности. С Богом можно было общаться и без храма, в душе.
Англиканская церковь, сохранив почти все от католицизма и сменив только Папу Римского на английского короля и латинский язык богослужений на английский, вызывала массовую ненависть пуритан — английских кальвинистов, считавших, что успех человека на поприще избранной им деятельности будет свидетельствовать об его избранности Богом. Пуритане считали вредным существование духовенства, противопоставлявшего себя остальным верующим [26, 41—42]. Пуритан с самого начала выделяло бескомпромиссное неприятие злоупотреблений духовенства, которые церковники-англикане считали достойными сожаления, но неизбежными [30, 151].
В елизаветинский период религиозные противоречия и сепаратизм уже существовали открыто. В разных приходах были священники разных конгрегаций, и прихожане выбирали, какую проповедь и какое толкование Священного Писания им слушать. Это поощряло сепаратизм. Воцарение Стюартов в 1603 г. и их ориентация исключительно на пресвитерианство только усилили сепаратистские тенденции. 1604 г. стал критическим в религиозном английском сепаратизме: король развеял все надежды пуритан на истинную в их понимании реформацию церкви [30, 17—18].
Пуритане придерживались высоких идей единства, служения общине. Их приходские священники учили доктрине духовного равенства: один хороший простой человек был так же хорош, как и другой, и лучше, чем плохой пэр, епископ или король. Если люди честно изучали Писание, честно следовали своей совести, то они поступали строго согласно воле Господа Бога. Никакие усилия, никакие жертвы не должны быть преградой на пути к исполнению воли Бога. Все остальное несущественно, буквально все в мире. Это была доктрина, которая давала людям мужество упорно сражаться даже в одиночку, если было нужно. Пуританизм предоставлял людям превосходную бойцовскую мораль. Он обращался к людям с социальной совестью, к тем, кто чувствовал себя причастным к североморской культуре и ответственным за развитие общественной жизни согласно этой культуре. До пуритан служение Богу превозносилось как высший смысл жизни. Пуритане объявили главным из всех жизненных устоев труд, заявив, что будут спасены только души деятелей, творцов материальной жизни и не за их труд, а их трудом. Труд спасает душу [25, 68—69].
Обращение в пуританство стало крутой ломкой представлений человека о мире, о человеческих ценностях. Это была резкая трансформация культуры индивида, поэтому некоторые пуритане подходили близко к состоянию самоубийства перед конверсией, как свидетельствуют их многочисленные дневники [31, 119].
Из многих аспектов пуританизма здесь будут затронуты только три: проповеди, дисциплина и саббатарианизм (соблюдение воскресного дня христианином). Акцент на проповеди, на интеллектуальном элементе в религии, а не на сакральной литургии, идет от эпохи реформации церкви XVI в. Протестантская церковь — не место для обрядов, а аудитория для проповедника. В ней обращались к разуму, хотя и не умаляли значения чувств.
Благодаря протестантизму и особенно пуританизму идея благодеяния сыграла важную роль в борьбе с застарелой проблемой Англии XVII в. — бедностью. В основе этого процесса лежала дисциплина пуритан. Она была проверенным средством выживания в условиях борьбы с водной стихией на маршах Североморья, а затем и процветания сообщества. К XVI в. в сознании людей североморской культуры существовала зависимость успеха от дисциплины. Пуританизм призывал к дисциплине прежде всего массу мелких предпринимателей, поэтому он был всегда силен в экономически передовых районах Англии — в Лондоне, Восточной Англии, городах. Люди служили Богу на земле производительным трудом для блага общины.
Пуританский саббатарианизм часто рассматривается как иррациональная архаичность. Но он сочетался с отказом считать церковные праздники нерабочими днями. В средневековой Англии и католических странах в XVII в. было более 100 нерабочих дней. В Англии во времена Якова и Карла церковные суды продолжали преследовать людей, работавших во время церковных праздников [25, 69—71].
Пуританизм, который никогда не был организационно оформлен и не имел единой платформы, был крупнейшим религиозным движением в английской истории. Повседневные добрые деяния были пуританским ответом на ниспосланное благоволение Божие, а не самоочищение, которым можно было заслужить место в раю. Пуританская непреклонная моральная убежденность была их протестом против всего того в мире, что сопротивлялось власти и закону Божьему или пренебрегало ими. Пуританин, живший в поляризованном мире добра и зла, осознавал себя стоявшим в стороне от других людей. Он был пилигримом в мире, безразличном к его идеалам, но его причастность к богоугодной жизни не делала его сторонним созерцателем, этот мир должен был быть преобразован волею Бога и силами пуритан.
Пуритане видели в тех изменениях, которые происходили с их сознанием, результат работы Бога (обратите внимание «работы», а не воли, т. е. в сознании пуритан Бог работает, в отличие от сознания россиян, согласно которому Бог создал мир и с тех пор судит, следит за поступками людей, наказывает, но не работает; в этом заключается одно из различий пуританской и русской этики) и ожидали, что каждый христианин будет обращен Богом в пуританизм.
Сам Кальвин учил людей верить в способность Бога работать с человеком и посредством человека, если человек был среди Избранных. Те, кто следовали Евангелию, полагали, что их желание сделать что-то конкретное было Божьим призванием, при условии, что они были Избранными. Таким образом, они могли не беспокоиться об их собственном спасении и служить во славу Божью. Но в сумеречном мире полупуританизованной Англии люди нуждались в том, чтобы вновь убедиться, что сила Божья морально изменила их. В многочисленных духовных дневниках они старались отразить не символы кредит-дебитного баланса, предназначенного для открытия врат рая, а знаки, которые были, по их мнению, проявлениями деятельности Бога в их повседневной жизни. Таким образом, для пуритан собственный опыт обращения в пуританизм и посвящение стали главнейшими, как ни в одной другой группе христиан. Противопоставление преобразования сознания выставленной напоказ «святости» стало лозунгом пуритан, который до сих пор отличает большинство английских и американских церквей, сохранивших влияние пуританизма, от изначального кальвинизма шотландцев или швейцарцев, в котором нет ожидания ни духовного обращения, ни безгреховности церковников.
Пуританское движение шире кальвинистской теологии. Традиционный моральный протест и аскетизм восходят к Уиклифу и лоллардам 70-х гг. XIV в. Во времена Марии Тюдор около 300 протестантов, включая епископов, были сожжены, и страдания за веру получили новый импульс. Для пуритан, а позже квакеров, короли, папы римские стали антихристами. Традицией для пуритан стало ожидание как страдания, так и триумфа.
Пуритане всегда настойчиво требовали изменения церкви Англии, приведения ее к кальвинистским стандартам. Парламент отвергал эти требования, но пуритане оставались свободны в выборе деятельности в качестве приходского священника, старосты или лектора в Кембридже. Три поколения пуританских пасторов в течение 80 лет изменяли жизнь в своих приходах, ожидая свободы для изменения английской церкви. Приходской священник был ключевой фигурой в борьбе того времени. Поэтому важно знать, что его назначали землевладельцы, городские корпорации, лондонские компании. Это явление получило название патронажа.
Пуританские взгляды были распространены во всех слоях общества: среди знати, джентльменов, бизнесменов, ремесленников, йоменов, наемных рабочих.
Религиозные общины определяли, какие проповеди они хотели бы слушать. Была установлена плата за определенное количество проповедей, прочитанных в год. Лектор не подвергался тому контролю со стороны епископа, который был нормой в англиканской и католической церквях. Но лекторов контролировали те, кто давал деньги, шедшие на оплату лекторов. Лекторская стипендия не могла быть ликвидирована или изменена до конца срока контракта, однако те, кто давал деньги, протежировали своих ставленников на место лекторов. Так как наиболее влиятельными горожанами были, как правило, пуритане, то лекторы принадлежали пуританским религиозным общинам и многое сделали для того, чтобы состав парламента был преимущественно пуританским [25, 75]. Когда настоящий религиозный радикализм вошел в силу в 40-х гг., то его носителями были люди, отвергшие сам патронаж как политическое средство. Они считали, что все должны избираться религиозными общинами. Социальная революция провозглашали идею совести.
Пуритане отвергали всякую церковную роскошь, все церковные обряды. Пуританская жизнь включала в себя по одному часу молитвы дважды каждое воскресенье и одно собрание в середине недели. Аскетизм пуритан проявлялся также в простой одежде, отказе от развлечений и т. п.
Пуритане жили не ради обряда, а во славу Господу Богу и во имя очищения мира. Они считали себя божественным инструментом, предназначенным для переустройства жизни. Вера в Провидение приводила пуритан к исследованию тайных смыслов тех событий внутренней жизни человека и его окружения, которые другим казались случайностью. В истории и философии пуритане учили последующие поколения ничего не игнорировать и все регистрировать.
Пуритане в каждой своей работе не столько выражали любовь к Богу и служили ему, сколько использовали ее как средство изменения мира во славу Божью. Если это было невозможно, пуританин менял работу, т. е. по призыву Господа начинал действовать в новом направлении. Поэтому пуританизм вел к росту мобильности населения.
До 1650 г. большинство пуритан ожидали Божественной поддержки только в том случае, если они смиренно повиновались Божественному плану для всей нации. Но позже их личные успехи больше не были частью общей работы всех Избранных. Обращение Бога к каждому лично было достаточным; повиновение этому принципу соответствовало индивидуализму. Квакеризм усилил движение в этом направлении (см. ниже). Экономическая жизнь пуритан была энергичной, но не беззаконной. Торговцы хотели свободы от королевского контроля, но они не порвали со средневековой традицией, согласно которой деловая этика бизнеса управлялась церковью. Пуританские пасторы находились в их библиотеках как в осаде: встревоженные торговцы желали получать наставления. Все это вылилось в огромные фолианты Уильяма Эймса и Уильяма Перкинса, а двумя поколениями позже — в «Христианские наставления» Ричарда Бакстера, которые старались разрешить любую моральную проблему, способную возникнуть. (Когда торговец может получить прибыль, играя на повышение рынка? Ответ: когда у купца нет монополии, и в это время люди не терпят нужды. Нужно ли придерживаться устной договоренности? Ответ: да, даже когда она достигнута по незнанию, если только другая сторона не освободит от нее. Нужно ли указывать на изъяны в чьих-либо товарах? Ответ: только если они не очевидны и т. п.). В целом христианин должен был вести свой бизнес так, чтобы избежать греха, а не потерь. Фактически пуритане утверждали, что правдивая жизнь позволяет человеку добиться большего, чем жизнь лживая. Но это утверждение относилось к отношениям внутри пуританского сообщества. В международных отношениях кромвелевская Англия твердо стояла на позициях макиавеллизма, дозволявшего любое вероломство в отношениях с другими государствами ради собственной выгоды.
В 1625 г., когда пуритане столкнулись с кризисом, они были самым мощным религиозным движением в Европе, так как лютеране, гугеноты и католики истощили друг друга десятилетиями религиозных войн. Пуритане к тому времени написали и перевели тысячи книг для священнослужителей, основали школы и колледжи, создали катехизисы и молитвенники для семьи, обучили обыкновенных людей думать, писать и читать. Большинство активных священников Англии были пуританами. В 1625 г. Карл I и Вильям Лод (епископ Лондона и позднее архиепископ Кентерберийский) ввели в англиканскую церковь такие изменения (перечислять их нет нужды), которые превращали ее, по существу, в католическую, готовую служить королю, как абсолютному монарху. Книги подвергались строгой цензуре, которую осуществляли епископы. Образование стало монополией духовенства. Только Оксфорд и Кембридж были в некоторой степени исключениями из этого правила. Демократический строй пуританской церкви был несовместим с королевским абсолютизмом, поэтому пуритане подвергались гонениям. В 1625 г. архиепископ Лод запретил всякое уклонение от англиканизма. В 1629 г. была ограничена, а в 1633 г. запрещена деятельность пуританских проповедников, которые, напомним, были избранными из среды наиболее преуспевавшей буржуазии. Некоторых подвергали уголовным наказаниям, вплоть до отрезания уха. Все это в конце 30-х гг. вызвало массовую эмиграцию в Америку и отчасти в Голландию. Пуритане рассматривали распространение их религиозных взглядов как основу для религиозного братства во всем мире; Англию они считали, выражаясь метафорически, землей обетованной, Израилем, а пуритан, а вслед за ними и англичан, богоизбранным народом [32, 140—142]. За 30-е гг. за океан эмигрировало более 20 тыс. пуритан [26, 43].
Лод и Карл I нарушили одну из культурных традиций англичан — их принципы духовной жизни, и пожали печальные результаты своей деятельности: старые течения, подобные пуританизму, окрепли, и возникли многочисленные новые секты, объединяя свои усилия в борьбе против государственной церкви.
Английские колонии на американском континенте, как показано выше, имели пуританский характер. Это имело в дальнейшем очень важные последствия для отношений колоний с Англией, которые отстаивали свои права и действовали против исторической родины. Позже эти отношения были перенесены на внешнюю политику США. Большинство первых колонистов-пуритан не считали себя вечными изгнанниками. Они надеялись вернуться домой, показав на новом месте, как надо правильно жить и чего можно тем самым добиться, а вернувшись в Англию, развернуть свою деятельность в более крупных масштабах [24, 90—91]. В 1640 г. многие из жителей Новой Англии возвращались в Англию для того, чтобы примкнуть к пуританской революции.
Во время гражданской войны 40-х гг. в Англии возникли сепаратистские тенденции и среди пуритан. Стали возникать отдельные церкви индепендентов, сепаратистов (конгрегационалистов), баптистов, пресвитериан. Пресвитериане считали нужным избирать в каждой религиозной общине пресвитера (старосту) и проповедников из своей среды. Собрание пресвитеров должно было руководить всеми церковными делами в государстве. Церковь, по их мнению, должна быть влиятельной и независимой от государства. Индепенденты были радикальнее. Они были непримиримы к обрядам англиканской церкви, главное значение придавали проповеди, а не таинствам (причастия, крещения и т. п.), выступали против единства церкви, за сосуществование независимых (independent) общин, где старейшина избирался только на год. Они отвергали избираемых проповедников, так как считали всех равными перед Богом. Церковная деятельность и строй церкви соответствовали воззрениям индепендентов на жизнь, сформированным под влиянием их деятельности — свободной конкуренции [26, 42]. Индепенденты считали, что власть народа выше государевой, так как государь является слугой народа; король не должен стремиться к личной выгоде и могуществу, он должен лишь олицетворять величие его народа и не более. Они первые отказались от средневековой практики служить сюзеренам и церкви и стали утверждать подчинение закону.
В 50-е гг. XVII в. в пуританизме возникли две важные темы: социальная справедливость и духовный подъем. Они породили радикальное пуританское движение, которое отделилось от пресвитерианской ортодоксии как в этике, так и в теологии. Забота о социальной справедливости в Англии не угасала со Средних веков, когда францисканские братья собирались на рыночных перекрестках. Политическим выражением пуританского радикализма было движение левеллеров (см. ниже). Лондонский торговец шелком Уильям Уолвин разработал систему взглядов, согласно которым все Избранные были равны перед Богом и любовь Бога направлена всем людям одинаково.
Главной работой Духа (опять работой!), по мнению ортодоксальных и радикальных пуритан, было совершение этических изменений в душах Избранных. Исторические события, даже описанные в Библии, могли рассматриваться как аллегорические символы внутреннего прогресса пилигримов или битвы за души людей. Духовное начало битвы между Духом и злом было использовано пуританами (и квакерами) в споре против физического принуждения в религии. Но Дух не был частью духа каждого человека; обычно человек в силу своей порочности сопротивлялся Духу. Поэтому духовный человек должен страдать. Пуритане (и квакеры) думали о мире не как о безнадежном скопище зла, а как об активном враге, который должен быть побежден Духом [31, 2—27].
Ранние представления пуритан о предпринимательской и гражданской деятельности, выраженные фразой: «Избегать греха, а не потерь», со временем был развит индепендентами. Согласно их учению, понятие о договоре является краеугольным в правовых отношениях. Кроме двух земных участвующих сторон, Господь мыслился участником договора; он был ориентиром, направлявшим деятельность двух других сторон. Господь Бог, как носитель нравственности и ее выражение, становился, используя выражение, заимствованное из римского права, важнейшим элементом договора — его причиной. Таким образом, нравственные принципы христианского учения становились важнейшим системообразующим фактором в представлениях индепендентов об общественных отношениях, причем всех, вплоть до государства, как института, охраняющего свободу личности [33, 31—33].
Раннее христианство было первым массовым протестом против бандитских способов обогащения («скорее верблюд пролезет через игольное ушко, чем богатый попадет в рай»). Протестантизм был вторым массовым движением умных, энергичных и деловитых людей, часто уже богатых, против мздоимства чиновничества и поборов церковной бюрократии. Эти люди, сформировавшиеся позже в буржуазию, тем самым выполняли свою функцию, выразившуюся в том, что самые активные люди общества сами организовывали экономическую и все остальные стороны своей жизни, не дожидаясь, когда их поведет к светлому будущему король с его чиновниками и церковью. Тем самым буржуазия в странах североморской культуры выполнила историческую миссию избавления себя от коррупции, как светской, так и церковной, дав пример обществу. Именно поэтому частную собственность считают важнейшим средством борьбы с коррупцией. Пуритане были теми людьми, которые стали бороться против светской и церковной бюрократии, а значит, против коррупции. Их демонстративный отказ от пышных одеяний, скромный быт, пренебрежение аристократическими способами проведения досуга (театр, спорт), неистовый труд были кастовыми признаками честных людей, поставивших своей целью добиться независимости, влияния, богатства, свободы, не прибегая к коррупции и вопреки коррупции чиновничества. Справиться с такой задачей могли только очень умные, энергичные, трудолюбивые люди. Недаром, по некоторым сведениям, активных пуритан в Англии в начале XVII в. было лишь 6% населения, но они были очень влиятельными, несмотря на преследование светской и духовной бюрократией [24].