История Христианской Церкви

Вид материалаДокументы

Содержание


Гражданские волнения
Гус взят под арест
Допрос Яна Гуса
Ян из Хлума
Собор в затруднении
Приговор Сигизмунда
Лишение святости
Арест Иеронима
Казнь Иеронима
Богемская война
Победы таборитов
Полное поражение папского войска
Внутренние распри
Братская община
Взаимосвязь между различными свидетелями
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   68

Гражданские волнения



Хотя Гус был добрым человеком, верным христианином,
но все же не взял на свое духовное вооружение это настав-
ление апостола. В начале он был втянут в академический
спор о правах студентов. Затем его противоборство вспых-
нуло против Грегора Двенадцатого, вызвав сильное недо-
вольство архиепископа Богемии, которой стоял на стороне
папы. Гусу было запрещено учить дальше, но поскольку он
был фаворитом при дворе и пользовался большой попу-
лярностью в народе, то этот запрет остался бессильным.
Совершенно спокойно он продолжал свои лекции на богем-
ском языке. Однако уже после немногих месяцев наступили
такие обстоятельства, которые в новой силе разожгли огонь
религиозной вражды.

Тотчас, когда Иоанн Двадцать Третий вступил на свой
высокий пост, он приступил к проповеди крестового похода
против Ладислава, короля Неаполя, агитируя принять учас-
тие в этом походе, обещая обычные в таких предприятиях
индульгенции. Продавцы индульгенций, когда они появи-
лись на улицах Праги, предлагая народу свой товар, были
оскорбляемы, к ним применялось насилие. В дело вступило
начальство, трое из зачинщиков беспорядков были аресто-
ваны и тайно убиты. Однако кровь, которая вытекла из тем-
ницы на улицу, выдала печальную участь арестованных.
При раскрытии этого факта волнение небывалого размаха
охватило всех жителей города. Женщины мочили свои кар-'
манные платки в эту кровь, чтобы сохранить это, как драго-
ценные реликвии; дом совета был осажден возбужденной
толпой, которая штурмом ворвалась в него, и обезглав-
ленные трупы убитых торжественной процессией с пением
духовных псалмов переносились из церкви в церковь. Нако-
нец их похоронили в вифлеемской капелле с возжиганием
всяких благовонных курений, как это обычно происходило
на могилах мучеников. Трое убитых затем были воспеваемы
как святые мученики в песнях.

Ян Гус хорошо знал, что ему в первую очередь припишут
вину за этот мятеж, сочтут главным зачинщиком беспоряд-
ков, и разумно удалился из городка на некоторое время.
Ватикан потребовал, чтобы он явился на суд, но безуспеш-
но. Тогда разгневанный папа произнес на него анафему и
наложил на город Прагу интердикт. Не обращая ни малей-
шего внимания на это церковное наказание, Гус продолжал
проповедовать по всей стране и разоблачить вред господст-
вующей церкви. Народ, возбужденный случившимся, впал в
негодование против духовенства. Почти все королевство

стояло на стороне Гуса, по крайней мере, стало относиться с
нескрываемой антипатией к римскому священству.

Гус взят под арест



Еще не улеглись вздымающиеся волны мятежа, когда
открылся собор в Констанце. Король Сигизмунд, через
усилия которого в основном и стал возможен этот собор,
приказал своему брату королю Венцеславу, послать Гуса в
Констанцу, обещав ему полную безопасность. Сопроводи-
тельное письмо в настойчивых выражениях было кратко,
все подчиненные короля были инструктированы, как обес-
печить полную безопасность знаменитого доктора в достав-
ке туда и обратно. Гус охотно подчинился требованию коро-
ля в большей степени потому, что давно уже имел желание
получить такую возможность, чтобы выступить перед таким
большим церковным собором с защитой своего учения. Он
прибыл в Констанцу раньше, чем король, и тотчас был вы-
зван предстать перед папой Иоанном Двадцать Третьим,
чтобы дать отчет за свое непристойное поведение. Против
него был выдвинут длинный ряд обвинений, и когда он
отказался отречься от своих слов, то его, несмотря на со-
проводительное письмо короля, при обвинении в ереси,
бросили в темницу. Чтобы оправдать такое явное веролом-
ство и обман доверия, а также умилостивить Сигизмунда,
собравшиеся священники издали постановление с содержа-
нием такого рода, что никто не обязан сохранять верность
перед еретиком.

Когда сообщение о таком позорном деле достигло Боге-
мии, всеобщее недовольство выразилось в громком ропоте
и обвинении короля Сигизмунда. Тот получил весть о за-
ключении в темницу почетного учителя вначале с резким
негодованием и угрозами разнести темницу военной силой.
Однако по его прибытии в Констанцу предательские свя-
щенники предъявили ему такое множество доказательств
из канонических прав, по которым мирская власть не пол-
номочна защищать еретика, и полностью сняли с него вину,
что Сигизмунд почувствовал склонность предоставить пол-
ную свободу врагам реформатора. Во мраке жалкой тем-
ницы, лишенный доступа свежего воздуха и движений,
измученный постоянными посещениями монахов и свя-
щенников, желающих добиться от него отречения от своей
веры, Гус тяжело заболел. Обманутый король абсолютно не
заботился о нем. Вероломное поведение Сигизмунда при
таких обстоятельствах осуждено почти всеми составите-
лями истории единодушно; они обвиняют его в попрании
правды, чести, человечности, в том, что он предал Гуса на
произвол священников. Измена ничем не может быть
оправдана; она кажется вдвойне преступнее, когда король
предает своего беззащитного подчиненного. Да, еще при
жизни его настигло возмездие; некоторые бедствия обру-
шились на него в последующие годы его правления, через
которые Сигизмунд неоднократно с горечью вспоминал
свое вероломное поведение по отношению к Гусу. Однако,
как бы велика ни была вина короля, злодейское святотат-
ство папы и священников было несоизмеримо больше.

Спор между Иоанном Двадцать Третьим и его обоими
соперниками-папами на некоторое время отодвинули дело
Гуса. Над головой Иоанна собирались мрачные тучи. Уже на
первом заседании было сделано предложение и принято,
что все трое пап должны быть смещены со своих постов,
прежде чем приступить к избранию действительного главы
церкви. Иоанн, единственный из троих пап, присутство-
вавший на соборе, обещал, что ради мира церкви он готов
покориться решению собора и назавтра открыто зачитать
свое отречение от престола. Однако что значили обещания
и клятвы, что значили честь и совесть для такого человека,
как Иоанн? При содействии некоторых друзей, переодетый
в одежду всадника, он бежал из Констанцы, чтобы своим
отсутствием сорвать собрание и сделать невозможным
окончательное решение. Когда кесарь узнал о вероломстве,
он впал в гнев; Иоанна догнали, схватили в Фрайбурге и
доставили в Констанцу арестованным. Вынужденно слагал
он теперь с себя регалии своей духовной власти, папскую
печать и кольцо рыболова. Епископ из Сэйлзбери Роберт
Галлам в порыве справедливого гнева объявил, что папа,
запятнанный настолько всякого рода преступлениями, как
Иоанн, заслуживает быть заживо сожженным на костре. Он
был посажен в тот же замок Готлойбена, где томился уже

несколько месяцев под строгим арестом Ян Гус. Здесь про-
вел и Иоанн около четырех лет до завершения собора. Пос-
ле того, как он покорно пал к ногам господствующего папы,
он был снова выпущен на свободу и вознесен до достоинст-
ва кардинала. С беспорочным и досточтимым реформа-
тором, однако, обращались не с такой снисходительностью,
в чем мы вскоре убедимся.

Допрос Яна Гуса



При первом действии против Гуса архиепископ из Праги
распорядился о поисках переводов книг Виклифа. Собрали
около двухсот книг, некоторые из них были роскошно
переплетены, украшены драгоценными орнаментами. Они
были публично сожжены на площади Праги. Тогда начали
усердно искать доказательства соответствия учений богем-
ского реформатора с учением Виклифа. Собор проклял уче-
ние Виклифа как еретическое и тут же постановил выко-
пать останки знаменитого англичанина и сжечь. Гуса же
обвинили в распространении „проказы вальденсов".

Собор решительно был настроен любой ценой обез-
вредить Гуса, однако желали избежать сенсации, которую
может произвести открытое слушание дела. Различные
цитаты из его трудов, которые выписывали его заклятые
враги, были признаны достаточными для произнесения
приговора, не вдаваясь в дальнейшие разбирательства.
Между тем, в своей одиночной камере он был подвергаем
натискам, нередко с применением насилий и истязаний,с
требованиями отречься от своих заблуждений. Гус проте-
стовал против таких тайных инквизиторских приемов и тре-
бовал возможности предстать перед всем собором, чтобы
открыто защитить свое дело. Его верный друг Ян из Хлума
со многими знатными людьми из Богемии предстал перед
королем и просил его взять это дело в свои руки. Их просьба
нашла благосклонный ответ: было назначено открытое раз-
бирательство, таким образом расстроив планы коварных
вероломных священников.

5 июня 1415 года Гус в цепях предстал перед великим
сенатором христианства. Были прочитаны возбужденные
против него обвинения. Однако когда он намеревался защи-
щать свои взгляды на авторитете Слова Божьего и свиде-
тельстве отцов церкви, его голос вдруг потонул в гуле гром-
ких и диких выкриков. Беспокойство настолько возросло,
что собрание пришло к выводу, что необходимо отложить
слушание на несколько дней. Оно возобновилось два дня
спустя. На нем присутствовал сам Сигизмунд, чтобы под-
держать порядок.

Обвинители Гуса и на этот раз были весьма многочис-
ленны, но сейчас вели себя более спокойно. За исключе-
нием двух или трех благородных людей из Богемии, верных
Гусу, реформатор стоял один. Долгое лишение свободы и
приобретенная в темнице болезнь ослабили его тело, но
покорить его дух они были бессильны. С полным достоинст-
вом и спокойной решимостью он отвечал на нападки своих
противников: „Я ни от одного своего слова не отрекусь,
прежде чем вы не докажете мне, что оно находится в проти-
воречии со Словом Божьим". Это повторял он многократно.
Когда его стали обвинять в том, что он распространяет уче-
ние Виклифа, он подтвердил это тем, что заявил: „Виклиф
был истинным верующим, его душа сейчас на небе, и для
своей души я не пожелаю большей гарантии истинности,
чем та, которой владеет Виклиф." Это искреннее правдивое
исповедание вызвало громкий презрительный хохот
досточтимых отцов. После этого еще несколько часов длил-
ся ожесточенный спор, а затем Гуса отвели в его камеру,
тогда как собрание разбрелось полной мерой вкушать удо-
вольствия, которые были в их распоряжении.

Собор в затруднении



На следующий день Гус в третий раз стоял перед собором.
Ему прочитали тридцать девять пунктов заблуждений, кото-
рые содержались в его сочинениях, проповедях и личных
беседах. Подобно большинству реформаторов, Гус особенно
подчеркивал в своем учении спасение через благодать без
Дел закона. Он утверждал, что никто, в какую бы должность
он ни облачался, будь то папа или кардинал, не может стать
членом Церкви Христовой, если он будет вести нечестивую
жизнь. „Истинная вера в Слово Божие, - говорил он, - есть
основание для всякого благочестия". Относительно этого
пункта он обратился к высокочтимому Августину и утверж-
дал, что „только владеющий благочестием апостола может
получить право быть преемником апостола, будь то папа
или прелат. Папа, ведущий жизнь нечестиво, поступающий
не так, как поступал Петр, не есть наместник Христа, но
предтеча антихриста". Цитата, которую Гус привел из вы-
сказываний святого Бернарда, дала его словам особенный
вес: „Раб сребролюбия не есть преемник Петра, но Иуда
Искариот". Собор впал в великое смущение, так как ни один
духовный служитель не мог отважиться отрицать высказы-
вания известных отцов.

Обвинение в основном состояло из двух пунктов. Гус
обвинялся в том, что ставил под вопрос учение римской
церкви о спасении по добрым делам, и беспощадно отрицал
всю папскую систему. Однако его осуждение, главным обра-
зом, было следствием его смелого утверждения, что перед
очами Бога не имеет веса ни достоинство короля, ни
достоинство папы, если носители этих достоинств живут в
смертных грехах. Когда кардинал Кембрийский в присутст-
вии короля упрекнул его в безбожии такого утверждения,
Гус еще определеннее ответил: „Король, живущий в смерт-
ных грехах, не король перед Богом." Эти смелые слова
должны были запечатлеть его участь," „Никогда, - выкрик-
нул разъяренный Сигизмунд, - не было на земле более опас-
ного еретика!" „Что? - кричал кардинал Кембрийский. -
Тебе недостаточно того, что ты унижаешь духовную власть?
Ты хочешь еще и короля свергнуть с его престола?" „Ни
один человек, - заявил другой кардинал, - не может быть
действительным королем, папой или прелатом, если он не
будет истинным христианином". „Зачем же вы тогда, -
возвысил голос бесстрашный свидетель, - лишили папского
достоинства Иоанна Двадцать Третьего?" „Из-за его явных
преступлений," - ответил король. Гус стал виновным в
новой непростительной ошибке: он отважился коснуться
лично своих противников, приведя их в великое замеша-
тельство.

Мы не станем далее прослеживать ход судопроизводства.
Все обрушились в величайшем ожесточении на Гуса с тре-
бованием, чтобы он отказался от своих заблуждений, при-
знал справедливыми предъявляемые ему обвинения, отрек-
ся от всех своих превратных мнений и безоговорочно под-
чинился решению собора. Однако ни обещания, ни угрозы
не произвели на него ни малейшего впечатления. „Отречь-
ся? - ответил он. - Это значит отказаться от какого-либо
заблуждения, в котором до сих пор пребывал, и оставить
его. Что касается мнений и учений, которые вы объявляете
неверными, я не могу их оставить. Однако если вы мне
предъявите суждения и учения, которые я исповедую и при-
знаю, то я тотчас готов оставить это и глубоко раскаяться в
них, как только вы мне предъявите нечто лучшее и более
истинное, если собор научит меня более достойному
понятию истины." В этих словах звучала подлинная спра-
ведливость и решительность, но собравшиеся отцы хорошо
знали, что они тотчас будут положены на лопатки, если
решаться вступить в честный диспут с реформатором, а
потому их ответ гласил: „Назначение собора не в том, чтобы
разводить диспуты, но в том, чтобы принимать решения и
требовать безоговорочного послушания обвиняемого. Если
же тот станет упорствовать, привести в исполнение на-
значенное наказание." Здесь от него громким голосом по-
требовали либо отречься совершенно, либо принять смерть
еретика на костре. Кесарь, совесть которого несколько
могла его беспокоить из-за его предательского поведения
по отношению к Гусу, пожелал лично побеседовать с рефор-
матором; одареннейшие и остроумные доктора философии
и теологии всяческими путями стремились склонить его к
сговорчивости, но Гус решительно и твердо отвечал, что он
ни от одного слова своего учения не отречется прежде,
нежели ему докажут неверность Слова Божьего. Когда все
усилия оказались напрасными, его снова отвели в темницу.
Его верный друг, рыцарь Ян из Хлума, истинный Онисифор,
последовал за ним в темницу, чтобы утешить его словами
искреннего сердечного сочувствия. „Что за ободрение для
меня, - выразился Гус однажды, - что этот истинно благо-
родный человек не посчитал ниже своего достоинства про-
тянуть свою руку бедному, окованному в цепи еретику,
которого, кажется, весь мир забыл."


Приговор Сигизмунда



Как только арестованного увели, кесарь поднялся со сло-
вами: „Вы слышали, какие обвинения выдвинуты против
Гуса. Некоторые из них он сам признал верными, другие
доказаны достойными всякого доверия свидетелями. По
моему мнению, он заслуживает смерти за любое из них.
Если он не отречется от всех своих лжеучений, то должен
быть сожжен... Зло должно быть искоренено окончательно.
Если кто-либо из его последователей находится в Констан-
це, то мы должны применить к ним такую же чрезвычайную
строгость, прежде всего против его ученика Иеронима из
Праги." Когда Гусу сообщили об этом кесоревском приго-
воре, он просто ответил: „Я был предупрежден не доверяться
его сопроводительному письму, я впал в прискорбное
заблуждение, он осудил меня прежде даже моих врагов."

После этого допроса Гус содержался в темнице еще
почти месяц. В течение этого времени его посещали особы
высшего ранга и положения, чтобы склонить его к отрече-
нию, пока еще не поздно. Они надеялись, что эти бес-
прерывные мучения, связанные с постоянным ухудшением
его здоровья, наконец сломят его упорство. Однако нет. Тот,
Кто удостоил и укрепил его перед всеми врагами твердо и
бесстрашно свидетельствовать о Христе, дал ему сил в
избытке противостоять этим нападениям сатаны. Тщетно
соревновались в искусстве уговоров его друзья и враги,
тщетно изрекали они просьбы и угрозы: Гус оставался
тверд, как скала. „Если бы я, - повторял он многократно, -
отрекся от заблуждений, которые мне ложно приписывают,
то я стал бы виновным в ложном показании и клятвопре-
ступничестве." Он считал свою участь уже решенной, хотя в
течение последней недели заключения постоянно объявлял
о своей готовности отказаться от любого учения, если ему
докажут по Слову Божьему, что оно ложно.

Вечером, накануне рокового дня сожжения, он имел по-
следнее посещение своего верного друга Яна из Хлума, чье
имя заслуживает быть названным со всеми почестями.
„Мой любимый учитель, - начал этот благородный ры-
царь, - я не ученый, а потому совершенно не способен что-
либо советовать такому просвещенному человеку, как вы.
Тем не менее, я настоятельно прошу, если Вам в самом деле
известно что-либо из заблуждений, в которых Вас открыто
обвиняют, то не надо стесняться отречься от этого. Если же
Вы уверены в своей невиновности, то я далек от того, чтобы
советовать Вам поступить хоть единым словом против
Вашей совести, тогда я охотнее посоветовал бы Вам претер-
петь любые формы пыток, чем отречься от того, что Вы
почитаете за истину!" Гус был глубоко тронут этим мудрым,
полным любви советом своего вернейшего друга и со слеза-
ми ответил: „Бог есть мой Свидетель, что я и ранее был и
сейчас готов отречься под присягой и от всего сердца тот-
час, как только мне докажут на основании Слова Божьего
какое-либо мое заблуждение."

Все историки единогласно сходятся во мнении, что в
поведении страдающего реформатора не было ни следа гор-
дости или упрямства. Он был тверд, но кроток, ждал смерти
и подготавливался к ней, но не строил планов избежать ее.
„Я призываю Иисуса Христа, - таковы были некоторые из
последних его слов, - Его, Всемогущего и Всеправедного
Судию, Ему вверяю я свое дело; Он будет судить каждого
человека не по лживым свидетелям и заблуждающемуся
собору, но по истине воздаст каждому по заслугам."

Приговор



Утром 6 июля 1415 года состоялось собрание в кафед-
ральном соборе. Гус как еретик должен был оставаться в
зале, пока совершалась торжественная месса. Епископ из
Лоди держал затем проповедь по словам: „Чтобы упраздне-
но было тело греховное" (Рим. 6,6). Сейчас трудно устано-
вить, то ли по невежеству епископа, то ли по злому умыслу
Слово Божие извращалось соответственно цели собора. В
его проповеди ничего иного не содержалось, кроме ожесто-
ченнейших нападок на ереси и заблуждения, особенно про-
тив Гуса, которого выставляли таким гнусным еретиком,
как Арий, худшим, чем Савелий, лжеучителем. Свою пропо-
ведь он закончил льстивейшим восхвалением присутст-
вующего кесаря. „Твоей славной обязанностью, - сказал он
Между прочим ему, - является наказывать еретиков и рас-
кольников, и прежде всего этого закоренелого еретика,“ -
при этом он указал на Гуса, который, находясь на возвы-
шенном месте, стоял на коленях и исступленно молился.
Было прочитано тридцать параграфов обвинения. Гус не-
сколько раз хотел говорить, но ему не разрешили. Наконец
был объявлен приговор, который, примерно, гласил: „По-
скольку Ян Гус на протяжении многих лет подряд совращал
народ распространением учений, которые явно еретические
и как таковые прокляты церковью, особенно учения Джона
Виклифа, и через это вызвал явное возмущение, поскольку
он упрямо попирает власть церкви и церковное наказание и
с пренебрежением к законному судейству церкви призывает
Иисуса Христа как высшего Судию, и поскольку это призы-
вание является оскорбительным, возмутительным издева-
тельством над духовным авторитетом, поскольку он и далее
до последнего собора почитает это за истину, то постанов-
ляется лишить его, как упрямого неисправимого еретика,
святых достоинств, объявить его недостойным их." При
прочтении этого отрывка Гус начал громко молиться за
своих врагов, что у большинства участников собора вызвало
издевательский смех. Однако не взирая на это, он поднял
свои руки к небу и воскликнул: „Взгляни, милосердный Гос-
подь, как этот собор объявляет лжеучением то, чему Ты
учил и что исполнял, когда Ты, поносимый Твоими врагами
предал Свое дело Богу и Отцу, тем самым оставил нам при-
мер, чтобы мы, когда будем поносимы и гонимы, могли
найти себе убежище в Божьем приговоре." Вновь он тор-
жественно объявил, что не знает за собой никакой ереси и
что не может отречься от учения, согласно Слову Божьему,
что бы они ни говорили. Затем пронзительно взглянув в
сторону кесаря Сигизмунда, он добавил: „Я прибыл на этот
собор в доверии к сопроводительному письму кесаря." Густо
покраснев от этого неожиданного напоминания о его веро-
ломстве, Сигизмунд опустил глаза.

Лишение святости и убийство Яна Гуса



Архиепископ из Милана при содействии шести других
епископов совершил траурную церемонию лишения свято-
сти. Гус был облечен в священнические одеяния и с чашей
вечери в руке подведен к главному алтарю, будто бы он
намеревался служить мессу. Мученик дозволил совершить
над собою все спокойно, только заметил, что и его „Спаси-
теля, так же в насмешку одели в царские одежды." Подойдя
к главному алтарю, епископы приступили к совершению
лишения святости: отняли у Гуса чашу вечери, сняли с него
одну за другой священнические одежды; чтобы нарушить
тонзуру, остригли с головы одну часть волос; затем надели
на него бумажную корону, на которой были нарисованы
бесы и было написано „архиеретик". Затем прелаты торже-
ственно предали его душу на вечные мучения. Когда от него
отняли чашу со словами: „Проклятый Иуда, поскольку ты
отверг совет мира и съединился с предателем Господним
Иудой, то мы отнимем от тебя эту святую чашу, в которой
находится кровь Иисуса Христа." Гус громким голосом от-
ветил: „Я уповаю на милосердие Божье, что сегодня же буду
пить из Его чаши в Его Царстве". „Мы предаем твою душу
преисподним диаволам", - кричали епископы. „Я же, - от-
вечал Гус, - передаю свой дух в Твои руки, о Господь Иисус
Христос! Тебе вверяю я свою душу, которую Ты спас!"

Чтобы снять с себя вину за кровопролитие, лжецерковь
объявила мужественного свидетеля отлученным от тела
церкви и таким образом как находящегося вне церкви, как
мирянина, предала его в мирские руки для свершения воз-
мездия. Однако Бог поругаем не бывает. Он сказал о городе
матери блудниц: „И в нем найдена кровь пророков и святых
и всех убитых на земле" (Откр. 18,24). Он взыщет эту кровь
от нее. Кесарь приказал тотчас привести приговор в испол-
нение. Курфюрст из Пфальца в сопровождении восьми-
десяти всадников и великой толпы вел мученика на костер.
У дворца епископа, где было сожжено немалое число книг
реформатора, объявленных собором еретическими и про-
клятыми, процессия на мгновение остановилась. Гус только
усмехнулся над этим мелочным актом мести. Он попытался
обратиться на немецком языке к народу и к королевской
страже, но курфюрст не позволил этого и тотчас распоря-
дился побыстрее привести в исполнение смертный приго-
вор. Однако ничто не могло нарушить мира обреченного на
смерть героя веры; Бог был с ним. Во время пути он гром-

ким голосом пел псалмы и молился с таким исступлением,
что народ, сопровождая процессию, говорил: „Что сделал
этот человек, мы не знаем, но мы слышим, как он посылает
к Богу прекрасные молитвы." Когда пришли к месту казни,
Гус пал на колени и молился за своих врагов и предал свой
дух в руки Христа.

Прежде, чем сложенные вокруг позорного столба дрова
были зажжены, курфюрст вновь обратился к приговоренно-
му с вопросом, не хочет ли он в последний момент отречься
от своей веры и спасти жизнь. Его благородный ответ гла-
сил: „Что я писал и чему учил, имело единственную цель -
исторгнуть души из власти сатаны и тиранства греха; что я
писал и чему учил, с радостью запечатлеваю сейчас собст-
венной кровью." Тогда был подожжен хворост под ногами
мученика, он остался недвижим и страдал с невозмутимой
стойкостью. Однако его страдания были кратки. Густые клу-
бы дыма задушили верного свидетеля прежде, чем пламя
охватило его тело. Лишь несколько мгновений слышен был
слабеющий голос мученика из дыма и огня. Он из послед-
них сил пел во славу Своего Господа, Который ради него
претерпел более ужасную смерть. Его пепел был со всякой
тщательностью собран и высыпан в Боденское озеро, но его
душа была со Христом в раю Божьем. Его сторонники сле-
зами омочили место, на котором их любимый учитель
принял мучительную смерть, и, как драгоценную память об
умершем, каждый из них взял полную горсть земли и унес с
собой в Богемию.

Так умер, так упокоился во Христе Иисусе истинный
предтеча Реформации. Его смерть покрыла несмываемым
позором собор, который приговорил его к смерти, и кесаря,
который так вероломно предал его. Вскоре за ним последо-
вал его любимый друг и брат во Христе Иероним из Праги,
чтобы встретиться с ним на злачных пажитях лучезарной
небесной Отчизны.

Арест Иеронима



Весть об аресте Гуса глубоко потрясла его друга и коллегу
Иеронима из Праги. Он последовал за ним в Констанцу, но,
предупрежденный Гусом об опасности, узнав, что свободно-
го доступа к нему не будет, он оставил город, чтобы возвра-
титься в Богемию. Однако он был схвачен и в цепях достав-
лен обратно в Констанцу. Непосредственно после своего
ареста, скованный тяжкими цепями, он был доставлен на
допрос всеобщего собора. Многие собрались туда, чтобы
обвинять и поносить его; среди них был Герсон, знамени-
тейший канцлер университета в Париже. Однако аресто-
ванный совершенно определенно и спокойно объявил, что
ради защиты Евангелия, которое он возвещал, готов поло-
жить свою жизнь. Под вечер его передали в руки архие-
пископа из Риго, пока судьба Гуса была бы определена. Это
священническое чудовище обращалось с богемским бла-
городнейшим ученым с изощренной жестокостью. Хотя
Иероним был мирянином, он был учителем истинного
богословия, человеком, почитаемым за праведное житие,
известным ученостью и красноречием. В высших кругах
богемского общества он занимал выдающееся место. Упо-
мянутый архиепископ обращался с ним хуже, чем с самым
отъявленным разбойником. Со связанными руками и нога-
ми он укрепил его на высоком столбу вниз головой. Более
месяца, несмотря ни на какие пытки своего истязателя, он
оставался тверд. Наконец, однако, он был сломлен бес-
прерывными истязаниями. Вдали от человеческого участия
и сочувствия, сидя в цепях в темной камере, не имея до-
статочно хлеба и воды, чтобы утолить голод и жажду, он
сдался. Изнуренный и отчаявшийся, он отверг всякое уче-
ние, которое противоречило католической вере, особенно
распространяемое Виклифом и Гусом.

Бедный Иероним! После того, как он отрекся от учения, в
котором обвинялся, ему обещали освобождение. Но в серд-
цах собравшихся отцов церкви не было чувства правды,
чести и справедливости. Вместо того, чтобы освободить
обвиняемого, поскольку причина ареста была уже ликви-
дирована, они приказали вновь посадить его в темницу.
Основание для такого поведения для них не было проб-
лематичным. Его подозревали в неискренности отречения.
Такое вероломное поведение открыло глаза несчастному
Иерониму, и Бог употребил это для восстановления его
души. Горько раскаивался он теперь в своем отречении и со

слезами искреннего покаяния исповедал пред Богом свое
преступление; прерванное единство было восстановлено, и
снова он радовался во свете Божьего присутствия. Между
тем, против него были придуманы новые обвинения, чтобы
еще глубже унизить его. Однако на голове назорея Божьего
в тишине и мраке темницы вновь выросли волосы! Вызван-
ный на вторичный допрос перед всеобщим собором, он
ошарашил всех своим торжественным заявлением, что со-
грешил, отрекшись от учения Виклифа и Яна Гуса, в чем он
сейчас глубоко раскаялся. Он начал сейчас с обращения к
Богу, чтобы Он через Свою благодать управлял его сердцем
так, чтобы его уста ничего не могли бы изречь кроме того,
что послужит во благо его души." Мне небезызвестно, -
выкрикнул он, - что многие выдающиеся люди были повер-
жены лжесвидетелями и несправедливо приговорены."
Затем он привел длинный ряд лжеобвиненных начиная с
Иосифа, Исаии, Даниила и других пророков вплоть до
Иоанна Крестителя, да и Самого Господа, Его апостолов и
Стефана. Наконец он перечислил всех величайших людей
древности, которые стали жертвой ложных обвинений и
ради истины поплатились своей жизнью.

Пламенное красноречие заключенного возбудило изум-
ление его врагов особенно потому, что все они знали, что он
провел 340 дней в самой жуткой камере. Его совершенное
бесстрашие и спокойствие возвратились к нему, он говорил
в силе Святого Духа. Он откровенно признался, что ни один
проступок из его жизни так глубоко не ранил его, как это
малодушное отречение. „От этого грешного отречения, -
сказал он громким голосом, - я отрекаюсь решительно и
бесповоротно, заявляю, что перед лицом смерти признаю
истинно верными учения Виклифа и Яна Гуса, поскольку
они основаны на истинном и верном учении Евангелия, так
же, как и их жизнь была беспорочной и святой." Дальней-
ших доказательств его виновности уже не потребовалось;
как неисправимый рецидивный еретик, он был приговорен
к смерти. Для предсмертной исповеди вновь был призван
епископ из Лоди. Темой своей он избрал слова: „Упрекал их
за неверие и жестокосердие" (Марк 16,14),главным образом
адресуя их стоящему перед ним еретику. В ответ на его речь

Иероним, обратившись к собору, сказал: „Вы приговорили
меня, не уличив ни в одном преступлении. В вашей совести
остается жало, червь, который не умирает. Я же призываю
Высшего Судию, пред Которым вы предстанете со мной,
чтобы дать ответ за этот день." Поггий, католический исто-
рик, присутствовавший при этой сцене, заявляет: „Все уши
были навострены, все сердца тронуты. Заседание было бес-
покойным и шумным." Как однажды Павел перед Агрип-
пой, так, вне сомнения, и Иероним был самым счастливым
человеком из всех присутствовавших здесь в зале. Он вку-
шал обещанное присутствие своего любимого Господа и
Учителя.

Казнь Иеронима



Иероним был передан в руки мирского правосудия 30 мая
1416 года. Еней Сильвий, позднее ставший папой, говорит в
одном из писем к своему другу: „Иероним шел на костер,
как на торжественный праздник, и когда палач намеревался
устроить связку хвороста для зажигания костра за его спи-
ной, то он крикнул: „Устройте огонь передо мной! Если бы я
его боялся, то смог бы его избежать." Так завершил свой
земной путь человек необычайного совершенства. Я был
очевидцем этой катастрофы и видел малейшие подробно-
сти." Это свидетельство католического писателя и члена
того собора. Он, как и Поггий, свидетельствует о неправед-
ном действии церковного собора и изумляется героической
выдержке Гуса и Иеронима. Когда Иеронима прикрепили к
позорному столбу, он начал беспрерывно петь глубоким
твердым голосом хвалебные псалмы во славу своего Спа-
сителя. Ясно и громко доносились звуки из пламени со сло-
вами весьма известной в то время пасхальной песни на
латинском языке:


Salve, festa dies, toto venerabilis aevo,
Qua deus infemum vicit, et astera tenens*.

_________________________________

* Я приветствую тебя, торжественный и достойный восхваления в вековечной
вечности торжественный день, в который Бог, управляющий всей Вселенной,
победил ад!

Иероним жил еще в пламени целых четверть часа. Неза-
долго перед смертью он крикнул: „О Боже, помилуй меня!
Помилуй меня!" И тотчас затем: „Ты знаешь, о Господь, как
я возлюбил истину Твою." Это были последние слова, кото-
рые можно было слышать из уст страдающего мученика. До
самого последнего дыхания он, 'подобно своему великому
предшественнику, пел из пламени. Наконец и его страдания
закончились, ангелы унесли его освобожденную душу на не-
бо, чтобы он, освободившись от тела, водворился у Господа.

Надо отметить, что сожжение обоих почтенных героль-
дов Реформации совершилось не вследствие папского эдик-
та или по приказу римского двора, но по решению всеоб-
щего церковного собора; это он вынес такой приговор. Он
явился выражением сущности всей римской церкви, да и
всей мирской и духовной власти Рима.

Богемская война



Казнь обоих богемских докторов, их мученическая
смерть вызвала на их родине всеобщее чувство глубокого
национального и религиозного негодования. И кесарь, и
папа, да и все церковные вожди скоро вынуждены были
пить из чаши горечи за вопиющую несправедливость, учи-
ненную над Гусом и Иеронимом. Пылающие костры в Кон-
станце разожгли огонь, который горел целый год со всепо-
жирающей силой и принес тысячи смертей и бедствий.
Четыреста пятьдесят два дворянина и рыцаря из Богемии и
Моравии послали письмо собору, в котором они выразили
протест против его действий, против позора, нанесенного
благоверным богемцам, предав сожжению их просвещен-
нейших учителей. Однако собор не соблаговолил при-
слушаться к их справедливым претензиям и решил не идти
ни на какие уступки. Святые отцы заботились о своих гре-
ховных наслаждениях более, чем о благополучии народа.
Хотя они выдавали, что собрались реформировать в церкви
порядок и целомудрие, их четырехлетнее пребывание в
стенах Констанцы вызвало ни что иное, как распущенность
и безнравственность во всем городе и его окрестностях.

В 1418 году, незадолго до завершения собора, Мартин
Пятый, теперь уже единственный папа, издал приказ о кре-
стовом походе против сторонников Гуса и Иеронима и тре-
бовал одновременно как от мирских, так и от духовных
власть имущих содействия в уничтожении строптивых ере-
тиков и истреблении их учений. Таким образом, разрешение
вопроса было поставлено под силу меча. Иоанн, кардинал
из Рагузы, как папский легат был послан в Богемию. Это
был резкий человек и высказывался за то, чтобы привести
страну к послушанию и покорности через огонь и меч. В
действительности он сжег несколько человек, которые про-
тивостояли его авторитету. Богемцы от такого чудовищного
насилия впали в ярость. Сторонники Гуса объединились и
очень быстро выросли в весьма внушительную партию. Они
торжественно клялись провести в жизнь реформаторские
принципы их казненного учителя. Гус чрезвычайно строго
осуждал обыкновение церкви лишать мирян чаши. Это
сейчас стало отличительной особенностью всей партии, так
что на их знамени наряду с другими отличиями место
заняла чаша вечери. Под предводительством одноглазого
Жижки, рыцаря чрезвычайной военной одаренности, они
проходили по всей стране и везде вводили подношение
чаши вечери в обоих сословиях: духовенства и мирян.

В Праге, духовенству, которое было приверженцем уче-
ния Гуса, был запрещен доступ в церковь. В связи с этим
они оставили город, чтобы подыскать место, где бы они
могли свободно проводить богослужение. В июле месяце
1419 года гуситы собрались на возвышенности, находя-
щейся южнее Праги, и провели здесь под открытым небом
великое собрание, на котором заключили союз через празд-
нование всеобщей вечери. Это должно было быть потря-
сающим зрелищем, однако дальнейшее развитие их исто-
рии бросает мрачную тень на это великолепное собрание.
На широких склонах этого холма было установлено триста
столов и сорок две тысячи душ мужчин, женщин и детей
приняли вечерю в обеих формах. За этой вечерей любви
следовало торжество, на котором богатые делились с бед-
выми и где ни пьянства, ни танцев, ни музыки и ни игрищ
не разрешалось. Народ жил в палатках, по пристрастию к
библейским наименованиям, они назвали этот холм горой
Табор, отчего гуситы позднее получили прозвище табориты.

Сами же они называли себя „избранный народ Божий", а
своих врагов католиков называли именами древних врагов
Израиля такими, как „моавитяне", „амаликитяне", „фили-
стимляне".

На горе Табор подробно и тщательно было рассказано о
развратной жизни, гордости, надменности, жадности и про-
дажности священников; и Жижка и его сторонники уго-
варивали собравшихся принять активное участие в деле
реформации Церкви. Тогда все собрание под предводитель-
ством Жижки направилось к Праге, куда пришли ночью. На
следующий день, когда священник гуситов шествовал впе-
реди процессии с чашей вечери в своей руке, в него угодил
камень; это произошло как раз в то время, когда проходили
мимо дома советов, где заседал магистрат. Разъяренные
участники процессии ринулись в зал заседания. После ко-
роткой жаркой схватки господа заседатели были побежде-
ны. Некоторые были убиты, другие - выброшены из окон,
остальные пустились в бегство. Мятеж все более и более
разрастался. Сторонники старой религии бросились к ору-
жию, они сражались против нововведений, как против вра-
гов истинной веры. Жижка и его сторонники объявили себя
рабами Божьими, посланными на восстановление Церкви.
Но,вместо восстановления они - увы! - начали разрушать.
Монастыри были взяты и разграблены, монахи перерезаны,
церкви и капеллы разорены; статуи, органы, иконы, а также
разные предметы богослужения были порублены на куски.
Волны мятежа вздымались все выше и выше, волнения
распространились так же и на другие местности; началась
губительная война, которая опустошала несчастную страну
на протяжении многих лет.

Победы таборитов



Богемский король Венцель умер как раз в то время от апо-
плексического удара, и поскольку от него не осталось пря-
мого наследника, то по закону наследственности страной
стал править его брат Сигизмунд. Такая перемена для нова-
торов стала сигналом к восстанию. Сигизмунда они нена-
видели в глубине души, потому что он поступил с Гусом
вероломно и предательски и отдал его на растерзание бес-
пощадных врагов, противников истинной веры. С яростью
религиозной нетерпимости они уничтожали все, что носило
на себе печать римской религии. Кесарь, как только это
началось, обратил свое внимание на выпавшее ему коро-
левство. Однако он повсюду вместо приветливого взаимопо-
нимания встречал только недовольное подчинение, а то и
открытое сопротивление. Первое войско крестоносцев, со-
бранное по призыву папы, было наголову разбито Жижкой.
Сигизмунд был вынужден бежать из Праги.

Сторонники Жижки большей частью состояли из кресть-
ян; вначале они не имели никакого иного оружия, кроме их
орудий земледелия. Вместо меча и копья у них были цепи,
дубины, сенные вилы и косы, на основании чего Сигизмунд
насмешливо прозвал их „молотильщиками". Однако очень
скоро у него появилась возможность познакомиться с несо-
крушимой силой этих „молотильщиков" и испытать, каким
богатырским ударом они владеют. Жижка научил их, как
обить свои орудия железом, чтобы они стали тяжелее и
страшнее; их грубые неотесанные телеги он мастерски
использовал на пользу боя, так что они применялись либо в
обозе для прикрытия войска, либо как военные колесницы
древности, оказывая добрую услугу.

Когда Мартин Пятый, который к тому времени возвра-
тился в Рим, получил известие о событиях в Богемии, то
издал новую буллу, в которой он наставлял верных под-
няться, как один человек, чтобы истребить гуситов и всех
других еретиков. Всем, кто лично будет участвовать в бою
или же пошлет кого-то вместо себя, он обещал абсолютное
прощение грехов. Почти из всех стран Европы стекались
такие, которые таким достойным делом стремились обес-
печить себе вечное блаженство. Таким образом, собралось
огромное войско; по подсчетам одних оно составляло сто
тысяч, другие утверждают, что его численность достигала
ста пятидесяти тысяч.

При таких обстоятельствах гуситы укрепили свое муже-
ство повторением торжественной вечери на их горе Табор.
Они приняли всеобщую вечерю и поклялись не жалеть ни
имения, ни самой жизни ради распространения и защиты
так называемой Реформации. Чаша вечери была теперь не

только на знаменах таборитов, но и впереди войска ее несли
их священники. Сигизмунд возвратился в Богемию во главе
войска крестоносцев. Он решительно был настроен любыми
средствами смирить мятежников и учителей еретиков, ко-
торые оказались в его руках; он либо сжигал их, либо при-
вязывал к хвосту своей лошади и волок по земле до смерти.
Однако час воздаяния пробил очень быстро. Войско кресто-
носцев неожиданно было атаковано неотразимым Жижкой
и его фанатически возбужденными воинами и наголову
разбито на возвышенности недалеко от Праги. Второй крес-
товый поход так же не увенчался успехом. Одного только
появления страшного Жижки было достаточно, чтобы
обратить в дикое бегство войско кесаря. Когда этот дикий
мрачный человек лишился и второго глаза от выстрела
стрелой, даже тогда он вел свое войско от победы к победе.

В третий и четвертый раз кесарь Сигизмунд предприни-
мал нападение на Богемию во главе мощной военной силы
(однажды, как утверждают, во главе двухсот тысяч воинов),
однако каждый раз церковные войска искали спасение от
непобедимых таборитов в постыдном бегстве. С обеих сто-
рон побивались рекорды чудовищной жестокости и гнусной
бесчеловечности. Табориты не довольствовались тем, что
разгоняли врагов, бой заканчивался обычно страшной бес-
пощадной бойней. Все, что попадало под их руку, выре-
залось. Со своей стороны войско кесаря воздавало им тем
же. Если им удавалось схватить кого-либо из ненавистных
еретиков, то они его либо заживо сжигали, либо продавали
в рабство. Это была война чудовищного характера. Смерть и
разрушение - вот единственный лозунг этой войны. С обеих
сторон почиталось святым долгом грабить имущество и
достояние врагов и проливать их кровь во славу Бога.

Полное поражение папского войска



Несчастный кесарь помимо его неудачных походов был
обвинен еще и в личной трусости. Было решено предпри-
нять еще и пятый поход, в этот раз уже под предводитель-
ством кардинала. Продолжительные тщательные приго-
товления были закончены. Четыре войска, составляющие в
общей численности двести тысяч сильных солдат, одновре-
менно пересекли границу Богемии. Военная сила табори-
тов, которую они могли противопоставить такому мощному
воинству, была мизерной: они едва насчитывали тридцать
одну тысячу воинов. Однако и это великое папское пред-
приятие потерпело позорнейший провал. Когда дикие
фанатичные войска Жижки показались на горизонте, крес-
тоносцев охватил панический страх. Лишь кардинал Юлиан
сохранил мужество и присутствие духа. С распятием в руке
бросился он наперерез беспорядочно удирающим назад сол-
датам и заклинал им всеми святыми остановиться, но тщет-
но. И сам он был увлечен потоком. Торжествуя и сметая все
на своем пути, преследовали их табориты. Для перепуган-
ных солдат они казались сверхъестественными существами.
С большим трудом и усилиями в одежде простого солдата
кардинал чудом избежал смерти. Папскую буллу, свою кар-
динальскую шляпу и священническую одежду он оставил в
руках победителей. Такая редкая добыча целых двести лет
хранилась в церкви в Таусе. Захваченные знамена нашли
себе место в одной из церквей Праги. При этом диком бег-
стве папское воинство лишилось десяти тысяч человек, не
считая тех, которых истребили жители Богемии при их
дальнейшем отступлении.

Жижка умер от чумы в 1424 году. Табориты глубоко скор-
бели об этой утрате; с тех пор они стали называть себя так же
„осиротевшими". На его место заступил Прокоп, имя которо-
го в истории Богемской войны едва ли уступает в славе и
известности. Кесарь между тем понял, что бесполезно далее
проводить эту разбойничью войну. Меч отважного Жижки
лишил его славы военачальника и полностью разбил его
планы укрепить Церковь. В бою, вернее, в бойне при Ауззиге
в 1426 году потеря немецких войск составляла от девяти до
пятнадцати тысяч человек, тогда как табориты потеряли
лишь пятьдесят воинов. Почти все внешние символы рим-
ской религии были снесены, как несущимся с гор потоком.
Католические церкви со всеми, кто искал в них убежище,
стали добычей огня. Сильвий, римский историк, говорит,
что церкви в Богемии были великолепнее и многочисленнее,
чем в остальных странах Европы, однако лишь за немногими
исключениями все впали в произвол разъяренных табори-

тов, в фантастической ярости истребляющих все. Более
пятисот церквей и монастырей со всем тем, что там находи-
лось, было разграблено и сровнено с землей. Так постигло
возмездие Божье как кесаря, так и римскую церковь за муче-
ническую смерть Гуса и Иеронима.

Внутренние распри



Когда, наконец, поступили предложения о заключении
мирного компромисса, выявилось, что гуситы не были еди-
номысленны между собой. Каликстины (от цалих = чаша),
которые составляли меньшую партию, были склонны от-
бросить все другие спорные пункты кроме того, чтобы и
миряне имели право на чашу и свободу читать Библию,
Слово Божие. Табориты заходили намного дальше; они
крепко держались за учение их знаменитого учителя Гуса.
Кроме празднования вечери в обеих формах, они жаждали
полной реформации Церкви, устранения всякого папского
лжеучения и церемониалов и введения такой системы в уче-
нии и наказании, которая соответствовала бы Св. Писанию.

Теперь для Рима была проложена дорога, чтобы с по-
мощью безотказного вспомогательного средства, то есть
предательства, достичь гибели таборитов. На соборе, состо-
явшемся в Базеле, Рокицан, епископ от каликстинов, искус-
ный оратор, был возведен на престол архиепископа Праги,
чтобы своим влиянием содействовать достижению цели
Рима. Было принято четыре артикля, называемых компак-
тами; послушные каликстины были вновь приняты в лоно
церкви. Однако вскоре после этого папа свел к нулю обго-
воренные в дороге привилегии каликстинев, объявив их
недействительными. Табориты же, которые воспротивились
подписаться под компактами, теперь стали гонимы не толь-
ко католиками, но и своими прежними друзьями калик-
стинами. Однако вместо того, чтобы ухватиться рукой за
меч, как это было во дни Жижки и Прокопа, и оказывать
решительное сопротивление врагам, они начали понимать,
что оружие, подобающее солдату-христианину, состоит в
вере в Бога, в терпении и усердии в добродетели, в искрен-
ней и непрестанной молитве. Рокицан, который был благо-
склонен ко все еще гонимым таборитам, добился от прави-
тельства разрешения для них, чтобы они переселились в
земли Лидице на границе Богемии и Моравии и там орга-
низовали свою колонию с правом своих богослужений и
церковных взысканий.

Братская община



Первое переселение таборитов в Моравию имело место в
1451 году. Многие граждане Праги, в их числе немало знати
и ученых, а так же некоторое число праведнейших калик-
стинов, примкнули к пилигримам. С тех пор они стали
называться братской общиной или же братским единством
и на этом основании начали проводить свои богослужения,
которые продолжаются и поныне. Три года подряд вкушали
они мир и религиозную свободу. Миссионерская ревность,
которая была всегда отличительной чертой богемских
братьев, начала проявляться уже в это первое время их ста-
новления. С того времени вновь начал сиять золотой луч
милосердия Бога. Пока они ради защиты истины обраща-
лись к плотскому военному оружию, от Него было мало что
видно, а то и ничего нельзя было заметить. Но как только
они начали занимать свое действительно подобающее им
место как странников и пилигримов на этой земле. Бог мог
употреблять их для благословения многих и для распро-
странения Своего дела. Число их росло на глазах, многие
обращались через их проповедь Евангелия, и в различных
частях земли организовывались большие или меньшие
братские общины. Это, однако, вновь разожгло ненависть и
вражду священников Рима.

Были измыслены и повсюду распространены лжеобви-
нения, которые были так привычны вероломным языкам
священников и монахов. Их обвиняли в том, что они гото-
вятся поднять восстание. „Объединенные братья, - говори-
лось про них, - собирают вокруг себя великое множество,
чтобы возобновить войну гуситов и свергнуть правитель-
ство". Король впал в беспокойство. Рокицан, уже упомяну-
тый нами архиепископ Праги, из страха потерять свое место
присоединился к католикам и склонял так же каликстинов
восстать против своих братьев. Их же объявили неисправи-
мыми еретиками. Разразилось первое гонение и обрушилось
со всей яростью против маленькой кучки верных исповедате-
лей истины на границе Богемии и Моравии. Однако потомки
древних гусситов решили в защите своей жизни и веры не
прибегать к плотскому оружию. Непобедимое мужество,
которое отличало их предков на поле боя, теперь стало их
характерной чертой в терпении и выдержке в страданиях во
Имя Христа. В тяжелейших испытаниях и в жесточайших
страданиях они оставались тверды и непреклонны. Их обви-
няли в нарушении верноподданичества, отнимали их имуще-
ства, изгоняли их из собственных домов и среди зимы застав-
ляли ночевать в поле, где многие умерли от холода и голода.
Все тюрьмы в Богемии, особенно пражские, были перепол-
нены братьями. Заключенных мучили и истязали всеми спо-
собами. Некоторым отсекали руки и ноги, других до смерти
замучивали на скамьях пыток, а еще были сжигаемые
заживо или истребляемые иными изощренными бесчеловеч-
ными способами. Гонение свирепствовало целых двадцать
лет с неослабевающей силой. Только со смертью короля
Подибрада в 1471 году наступило некоторое облегчение. Так
же и Рокицан, мучимый угрызениями совести, стал к ним
миролюбивее и дружелюбнее. Уже более не мучили и не
убивали несчастных, довольствуясь тем, что изгоняли их из
страны.

Братья, изгнанные из своих родных очагов в Лидице и в
других местaх, вынуждены были устраивать себе жилища в
дремучих лесах Богемии, высекать их в скалах и пещерах и
там устраивать себе жизнь, полную трудностей и лишений.
Однако, несмотря ни на что, они были исполнены жизне-
утверждающего мужества. Они были рады терпеть лише-
ния, быть гонимыми и поносимыми ради имени Христа,
утешая друг друга, устроясь на истинно святой вере и рас-
сматривая это, как бы оно своеобразно ни звучало, как на-
значение свыше созидать Церковь Христа. Они забывали,
как это делалось до и после них, что Бог создал Свою Цер-
ковь в День Пятидесятницы, о чем возвестил нам в Своем
Святом Слове. Приблизительно семьдесят человек состав-
ляли в лесах синод. Было принято два решения, которые
должны были определить будущий характер общины богем-
ских братьев, а именно, что необходимо заботиться о под-
готовке подлинных служителей в их церковной общине и
что такие должны, подобно Матфию из Деяний Апостолов
1:24-26, определяться по жребию. Самым главным осно-
ванием братья считали и твердо стояли на этом, что „Свя-
щенное Писание есть единственный путеводитель и регули-
ровщик веры и странствования". В то же время отмечалась
разница между существенными делами, что дает простор
для человеческой воли и человеческого самомнения. Суще-
ственные дела, говорилось, есть такие, которые относятся к
вопросу спасения человека; несущественные же относятся к
внешним проявлениям христианства: церемониям, обыча-
ям, традициям и тому подобным проявлениям в Церкви.
Если появится необходимость ради распространения вели-
кого дела Евангелия изменить эти несущественные дела, то
они могут быть изменяемы, как заблагорассудится людям.
Этот принцип, известно, присущ не только богемским
братьям, но рассматривается всеми другими как верный.
При этом, однако, совершенно забывают, что в итоге он
исходит из подобного же источника, как и из злого пагубно-
го тезиса: „Цель оправдывает средства". В действительности
ничто освященное и устроенное Богом не может оказаться
несущественным делом, и что Он не открыл, того в Его
общине не должно вводиться.

Изгнанные из Моравии братья нашли радушный прием в
Венгрии и Молдавии. Их ревность в распространении своих
принципов словом и пером, как и прежде, была в них вели-
кой, В 1470 году они издали полный перевод Священного
Писания на богемском языке, который в кратчайший срок
испытал несколько изданий и хорошо был распространен.
Изобретение книгопечатания по благодати Божьей немало
содействовало тому, чтобы Его драгоценное Слово стало
доступно многим во время благодатное, в день спасения.
Так, этот интересный, праведный народ сделал очень мно-
гое, чтобы подготовить путь для таких великанов Божьих,
как Лютер, Меланхтон и Кальвин.

Взаимосвязь между различными свидетелями



Прежде чем распрощаться с богемскими братьями, мы.
бы желали привести на память нашим читателям тот факт,

что между ними и вальденсами, если не сказать о всех па-
велистах, существует ранняя связь. Богемия и Моравия
вплоть до девятого столетия находились под язычеством,
когда наконец они приняли Евангелие через миссионеров,
пришедших к ним с востока, возможно, к ним дошли и
павелисты. Петр Вальдус, изгнанный из Лиона, в двенадца-
том столетии нашел убежище в Богемии и трудился там с
большим успехом двадцать лет. (В четырнадцатом столетии
число его последователей в Богемии, должно быть, состав-
ляло восемьдесят тысяч, а по всей Европе их уже насчи-
тывалось восемьсот тысяч.) В это время римской двор
предпринял большие насильственные стремления, чтобы
объединившихся павелистов, вальденсов, богемских и мо-
равских христиан подвести под папское бремя. Был введен
целибат, от мирян чаша была отнята, богослужение раз-
решалось проводить лишь на латинском языке. Богемцы
протестовали против таких насильственных правил Рима,
однако безуспешно. Разразилось великое гонение, и хотя
многие оставались твердыми, все же другие постепенно
сдавались и потеряли многое от изначальной чистоты их
учения и простоты их богослужения. Три последующих сто-
летия не внесли никаких существенных изменений в
положение вещей, пока, наконец, Ян Гус и Иероним Праж-
ский не взяли в свои руки и не подняли высоко знамя
истины против растления Рима и пламя их костров не
разожгло сияние света по всей Европе и по предвидению
Бога не было распространено до края земли.