Geum.ru

Ю. А. Щетинов (гл. IX xix) Левандовский А. А., Щетинов Ю. А. Россия в XX веке: Учеб для 10-11 кл общеобразоват учреждений. М.: Просвещение, 1997. 384 с: ил. Isbn 5-09-007612-Х. Учебник

Вид материалаУчебник

Содержание


§ 48. Общественно-политическая и культурная жизнь
Новый виток внутрипартийной борьбы.
Завершение «культурной революции».
Вопросы и задания
Подобный материал:
1   ...   44   45   46   47   48   49   50   51   ...   70

§ 48. Общественно-политическая и культурная жизнь


Удар по «спецам». Весной 1928 г., в преддверии провозглашенного компартией «наступления социализма по всему фронту», советские газеты опубликовали сообщение ОГПУ о раскрытии в Шахтинском районе Донбасса «вредительской организации» из местных инженеров и техников. В 1930 г. было объявлено о ликвидации общесоюзных «вредительских центров» : «Промышленной партии», «Союзного бюро ЦК меньшевиков» и «Трудовой крестьянской партии». В качестве их руководителей фигурировали видные ученые-экономисты и управленцы из числа старых специалистов (В. Г. Громан, Н. Д. Кондратьев, В. А. Ларичев, Л. К. Рамзин, Н. Н. Суханов, А. В. Чаянов, Л. Н. Юровский и др.).

В Москве прошли открытые судебные процессы над членами этих организаций. Подсудимые публично покаялись в своей деятельности по «развалу советской экономики» и «подготовке к свержению советской власти» при помощи зарубежных интервенционистских сил.

Все эти процессы на самом деле были грандиозной судебной фальсификацией, никаких «вредительских организаций» не существовало, а признания добивались под морально-психологическим и физическим давлением в тюрьмах ОГПУ.

Для чего же они понадобились властям?

К концу 20-х гг. старая интеллигенция почти полностью рассталась с прежними «сменовеховскими» иллюзиями о возможности демократической эволюции советской власти. В этой среде теперь преобладали скептицизм и безразличие, совершенное отсутствие энтузиазма в отношении свертывания нэповских начал. Лидер меньшевиков Ф. И. Дан, хорошо информированный о внутрироссийских делах, справедливо отметил в январе 1930 г.: «Когда на пороге 1928 г. появились первые предвестники нового поворота от нэпа к «генеральной линии», к политике, проводимой головокружительным темпом сверхиндустриализации и коллективизации, эта «линия» слишком резко противоречила научным убеждениям и общей политически психологической установке интеллигенции, чтобы она могла добровольно ее проводить... В порядке приказа она могла проводить эту «линию» только с величайшим внутренним сопротивлением». Последнее, заключал Дан, и есть «знаменитая вредительская работа».

На это «внутреннее сопротивление» большевики, охваченные «лихорадкой буден», ответили прямым запугиванием старой интеллигенции. Они стремились искоренить инакомыслие и фрондерские настроения в среде специалистов, окончательно подчинить их своей воле. «Демонстрационный эффект» показательных процессов подкреплялся широкими репрессиями против интеллигенции, прежде всего технической и научной. Общее число служащих, взятых под бдительный контроль властей, составило за 1928—1932 гг. 1,2 млн. человек, из них 138 тыс. были уволены, 23 тыс. лишены вдобавок гражданских прав, несколько тысяч арестованы за «антисоветскую деятельность».

На освобождавшиеся ответственные хозяйственные и управленческие посты было выдвинуто свыше 140 тыс. рабочих-коммунистов. Только в промышленности к концу первой пятилетки доля выдвиженцев достигала половины всего руководящего персонала. Правда, убедившись в неравноценности подобной замены, власти вскоре были вынуждены дать отбой в «охоте на вредителей». Выступая в июне 1931 г. на совещании хозяйственников, И. В. Сталин призвал перейти от «политики разгрома» старой интеллигенции «к политике привлечения и заботы о ней». В частности, была повышена зарплата «спецов», отменены дискриминационные меры по отношению к ним, в том числе ограничения на доступ молодежи из семей интеллигенции к высшему образованию.

Помимо запугивания интеллигенции, устроители судебных спектаклей по «вредительским делам» преследовали и более масштабную цель: сгустить в стране атмосферу всеобщего недоверия и подозрительности, вселить в умы рядовых коммунистов и населения страны мысль о необходимости дальнейшего ужесточения политического режима перед лицом «угрозы классового врага». Едва закончилось судебное разбирательство по «Шахтинскому делу», как И. В. Сталин на июльском (1928 г.) пленуме ЦК ВКП(б) сформулировал свой печально известный тезис о том, что «по мере нашего продвижения вперед сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться».

Новый виток внутрипартийной борьбы. В партии, однако, •сталинский тезис не нашел той поддержки, на которую рассчитывал генсек. Чрезмерно высокая социальная цена форсированной индустриализации и коллективизации, быстрое свертывание остатков внутрипартийной демократии, засилье в высших эшелонах власти сталинских выдвиженцев породило недовольство в среде старой большевистской гвардии, еще удерживавшей свои позиции. Из нее выдвинулись люди, предпринявшие ряд попыток остановить дальнейшую эскалацию насилия в обществе и концентрацию власти в руках генсека. В основном эти попытки были связаны с именами представителей среднего поколения партийной гвардии. В начале 30-х гг. возникает ряд антисталинских группировок, возглавляемых председателем Совнаркома РСФСР С. И. Сырцовым и секретарем Закавказского крайкома ВКП(б) В. В. Ломинадзе (1930 г.), бывшими ответственными работниками Московской парторганизации М. Н. Рютиным и П. А. Галкиным (1932 г.), наркомами В. Н. Толмачевым и А. П. Смирновым (1933 г.). Они в отличие от Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова и М. П. Томского решили вырваться из узких, удушающих рамок верхушечной борьбы, отбросить общие рассуждения об отсутствии коллективного руководства в ВКП(б) и прямо поставить перед ЦК вопрос о замене И. В. Сталина на посту генсека. Однако это запоздалое намерение не удалось довести до конца ни одной из указанных группировок.

Сорвалась и попытка М. Н. Рютина и его единомышленников обратиться со своей оценкой ситуации в партии и стране не только к членам ЦК, но и непосредственно к партийным массам. В 1932 г. Рютин подготовил специальный манифест «Ко всем членам ВКП(б)», где, в частности, писал: «Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его свитой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана и клеветы, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру... Сталин и его клика губят дело коммунизма, и с руководством Сталина должно быть покончено как можно скорее».

Рютинский манифест нашел отклик среди части делегатов XVII съезда ВКП(б), собравшегося в январе 1934 г. Примерно четверть его делегатов с правом решающего голоса (около 300 человек) фактически солидаризировались с итоговым выводом манифеста, проголосовав против вхождения И. В. Сталина в новый состав ЦК.

Из сказанного видно, что даже экстремистское крыло антисталинской оппозиции в рядах ВКП(б) не посягало на основополагающие принципы политики собственной партии, критикуя лишь тактику ее проведения, а под флагом защиты «диктатуры пролетариата» (которой в действительности никогда не было) и ленинизма требовало лишь одного: смещения И. В. Сталина и возвращения к власти «подлинно большевистских кадров», то есть старой партийной гвардии. Но и эти ограниченные требования представляли несомненную опасность для руководящей группы ЦК, ибо могли сыграть роль своего рода детонатора, приведя в движение механизм консолидации недовольных сталинским руководством элементов в партии, а главное — антибольшевистских сил в обществе. Поэтому ответные действия Сталина и его окружения были весьма решительны.

С 1929 по 1936 г. в ВКП(б) прошла серия генеральных чисток. В результате из партийных рядов были удалены все те, кто вызывал у руководства сомнения с точки зрения своей «надежности» и «устойчивости» (около 40% всех коммунистов).

Одновременно широко практиковалась дискредитация и, как следствие, выключение из активной партийно-политической работы наиболее заметных противников сталинского курса путем навешивания на них ярлыка руководителей «подпольных антипартийных групп». В отношении М. Н. Рютина и его сторонников генсек предпринял попытку пойти еще дальше — связать их имена не просто с антипартийными действиями, а с государственным преступлением. По сфабрикованному сотрудниками ОГПУ «делу» их в октябре 1932 г. обвинили в создании «буржуазной кулацкой организации по восстановлению в СССР капитализма». Сталин потребовал для Рютина расстрела. Но воспротивилась часть членов Политбюро (С. М. Киров, Г. К. Орджоникидзе и др.), и приговор был смягчен.

«Большой террор». 1 декабря 1934 г. был убит С. М. Киров. Тайна этого политического преступления не разгадана до сих пор. Но то, что оно развязало руки И. В. Сталину для физического устранения мешавших ему людей, прежде всего из рядов большевистской гвардии, — бесспорный исторический факт. Уже в самый день убийства Кирова было принято постановление Президиума ЦИК СССР. Следственным властям предписывалось вести дела обвиняемых в подготовке «террористических актов» ускоренным порядком (через военные трибуналы) и приговоры приводить в исполнение немедленно.

Аресты «врагов народа» в течение 1935—1936 гг. нарастали в геометрической прогрессии, достигли апогея в 1937 г. и постепенно затихли (не прекратившись, однако, вовсе) в 1939 г. За эти годы было репрессировано 1108 из 1961 делегата XVII съезда ВКП(б), около 40 тыс. из 80 тыс. офицеров, в том числе подавляющее большинство высшего командного состава РККА. Огромный урон понесли научная, техническая и художественная интеллигенция, а также духовенство (начиная с 1930 г. было закрыто 90% церквей). Общее число репрессированных достигло двух миллионов человек.

В западной исторической литературе события тех лет в нашей стране часто называют «большим террором», иногда — «великим безумием», то есть акцией, не имевшей рационального объяснения. Последняя оценка на основании ныне известных фактов может быть смело отброшена.

В СССР «жертвами теперь являются те, кого мы и сами без колебаний повесили бы»,— заметил в июне 1937 г. генерал А. А. Лампе, один из близких сподвижников в годы эмиграции П.Н.Врангеля. «Поговорим о Сталине и его деяниях,— продолжал свою мысль генерал.— Я не согласен (с мнением), что, де, мол, протянули они 20 лет, протянут и еще 20. Думаю, что не протянут. Да и надо отметить то, что 20 лет они жили и своих не угробливали, а на вторые 20 лет именно с этого-то и начали. А взаимные угробливания и казни в своей среде есть нормальный конец всякой революции... Пусть Сталин проведет черную работу как можно дальше».

Надежды белого генерала на то, что массовые репрессии положат «конец революции» и всевластию большевиков, не оправдались. В остальном он был прав: в ненавистном ему Советском Союзе действительно происходило физическое устранение «своих», то есть преданных идеалам компартии людей, отказавшихся признать правоту сталинских методов строительства социализма или просто сомневавшихся в них. Таких людей было особенно много среди старой большевистской гвардии, и она практически полностью сгорела в огне государственного террора. Но «своими», то есть коммунистами, дело далеко не ограничивалось. Посредством террора из общественно-политической и культурной жизни страны устранялась лучшая, свободомыслящая часть нации, способная критически оценивать действительность и происходящие в ней процессы и потому уже одним фактом своего существования представлявшая основное препятствие на пути окончательного утверждения личной власти И. В. Сталина (показательно, что среди репрессированных доля лиц с высшим образованием почти втрое превышала общесоюзный уровень). Попутно решались и другие задачи. В стремлении сгладить общественную напряженность и раздражение, противоречие между радужными обещаниями и суровой реальностью власти охотно делали из арестованных руководителей разного ранга своего рода «козлов отпущения». Постоянные трудности на производстве и в быту, все беды и неудачи списывались на их козни как врагов народа, предателей, изменивших идеалам социализма. Серьезно ослаблялись и сепаратистские настроения в союзных республиках, носителями которых была национальная интеллигенция, сформированная уже в годы советской власти. В ходе «чисток» она понесла ощутимый урон, главным образом в своей научно-гуманитарной и художественно-творческой части.

Для осуществления столь беспрецедентных репрессий было явно недостаточно первого импульса к массовым арестам — убийства С. М. Кирова. Отсюда постановка ряда новых судебных политических спектаклей, на сей раз — над видными деятелями партии и государства, неугодными И. В. Сталину (процессы над Г. Е. Зиновьевым, Л. Б. Каменевым и др. в августе 1936 г.; над Г. Л. Пятаковым, К. Б. Радеком и др. в январе 1937 г.; над маршалом М. Н. Тухачевским и др. в июне 1937 г.; над Н. И. Бухариным, А. И. Рыковым и др. в марте 1938 г.). Эти показательные судебные процессы призваны были «идейно-политически» оформить набиравшую силу репрессивную волну, вооружить организаторов террора надлежащими лозунгами и обеспечить тем самым необходимые масштабность и направленность арестов в партии, армии и в обществе.

Завершение «культурной революции». В сфере культуры определяющей тенденцией с начала 30-х гг. стала проводимая властями унификация и жесткая регламентация. Была окончательно сломлена автономия Академии наук СССР, напрямую подчиненной Совнаркому. Постановлением ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. «О перестройке литературно-художественных организаций» ликвидировались многочисленные группы и объединения мастеров литературы и искусства, а их место заняли централизованные, удобные и подконтрольные правительству «творческие союзы» интеллигенции: Союз композиторов и Союз архитекторов (1932 г.). Союз писателей (1934 г.). Союз художников (в 1932 г.— на республиканском уровне, во всесоюзном масштабе оформлен в 1957 г.). Господствующим творческим направлением был провозглашен «социалистический реализм «, требовавший от авторов произведений литературы и искусства не просто описания «объективной реальности», но и «изображения в ее революционном развитии», служения задачам «идейной переделки и воспитания трудящихся людей в духе социализма».

Утверждение жестких канонов художественного творчества и авторитарно-начальственный стиль руководства углубили внутреннюю противоречивость развития культуры, характерную для всего советского периода.

В стране огромными тиражами публиковались книги А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, И. Гете, У. Шекспира, открывались дворцы культуры, клубы, библиотеки, музеи, театры. Жадно тянувшееся к культуре общество получало новые произведения А. М. Горького, М. А. Шолохова, А. П. Гайдара, А. Н. Толстого, Б. Л. Пастернака, других советских прозаиков и поэтов, спектакли К. С. Станиславского, В. И. Немировича-Данченко, В. Э. Мейерхольда, А. Я. Таирова, Н. П. Акимова, первые звуковые фильмы («Путевка в жизнь» режиссера Н. Экка, «Семеро смелых» С. А. Герасимова, «Чапаев» С. и Г. Васильевых, «Мы из Кронштадта» Е. А. Дзигана и др.), музыку С. С. Прокофьева и Д. Д. Шостаковича, картины и скульптуры В. И. Мухиной, А. А. Пластова, И. Д. Шадра, М. В. Грекова, архитектурные сооружения В. и Л. Весниных, А. В. Щусева.

Но одновременно вычеркивались целые историко-культурные пласты, не вписывавшиеся в схемы партийных идеологов. Практически недоступным стало русское искусство начала века и творчество модернистов 20-х гг. Изымались из библиотек книги русских философов-идеалистов, невинно репрессированных литераторов, писателей-эмигрантов. Подвергалось гонениям и замалчивалось творчество М. А. Булгакова, С. А. Есенина, А. П. Платонова, О. Э. Мандельштама, живопись П. Д. Корина, К. С. Малевича, П. Н. Филонова. Разрушались памятники церковной и светской архитектуры: только в Москве в 30-е гг. были уничтожены Сухарева башня, храм Христа Спасителя, возведенный на народные пожертвования в честь победы над Наполеоном, Красные и Триумфальные ворота, Чудов и Воскресенский монастыри в Кремле и множество других памятников, созданных талантом и трудом народа.

Среди гуманитарных наук особым вниманием властей пользовалась история. Она была коренным образом переработана и превращена, по выражению И. В. Сталина, в «грозное оружие в борьбе за социализм». В 1938 г. вышел в свет «Краткий курс истории ВКП(б)», ставший нормативной книгой для сети политпросвещения, школ и вузов. Он давал далекую от истины сталинскую версию прошлого большевистской партии. В угоду политической конъюнктуре была переосмыслена и история Российского государства. Если до революции оно рассматривалось большевиками как «тюрьма народов», то теперь, напротив, всячески подчеркивались его мощь и прогрессивность присоединения к нему различных наций и народностей. .Советское многонациональное государство представало теперь в качестве преемника цивилизаторской роли дореволюционной России.

Свободнее развивались естественные и технические науки. В те годы заметные успехи были достигнуты в области ядерной физики и электроники (Н. Н. Семенов, Д. В. Скобельцын, П. Л. Капица, А. Ф. Иоффе и др.), математики (И. М. Виноградов, М. В. Келдыш, М. А. Лаврентьев, С. Л. Соболев), физиологии (школа академика И.П.Павлова), биологии (Д.Н.Прянишников, Н. И. Вавилов), теории космических исследований и ракетной техники (К. Э. Циолковский, Ю. В. Кондратюк, Ф. А. Цандлер). В 1933—1936 гг. в небо взвились первые советские ракеты.

Мировую известность получили исследования дрейфующей станции «Северный полюс-1», возглавляемой И. Д. Папаниным, беспосадочные рекордные перелеты В. А. Чкалова, В. К. Коккинаки, М. М. Громова, В. С. Гризодубовой.

Впрочем, приоритетным для советского руководства было не столько накопление фундаментальных знаний или организация рассчитанных на внешний эффект исследовательских предприятий, сколько прогресс в прикладных науках, способных обеспечить техническое перевооружение промышленности. Бесспорным достижением отечественных ученых стало проектирование мощных гидротурбин и угольных комбайнов, открытие промышленных методов получения синтетического каучука, аммиака, метанола, высокооктанового топлива, искусственных удобрений. Впервые в мировой науке и практике проводились опыты по гидравлической добыче угля наземным способом и его газификации.

Огромные средства государство вкладывало в создание различных конструкторских бюро, где велась разработка новых образцов боевой техники: танков (Ж. Я. Котин, М. И. Кошкин, А. А. Морозов), самолетов (А. И. Туполев, С. В. Илюшин, Н. Н. Поликарпов, А. С. Яковлев), артиллерийских орудий и минометов (В. Г. Грабин, И. И. Иванов, Ф. Ф. Петров), автоматического оружия (В. А. Дегтярев, Ф. В. Токарев).

Подлинный бум переживала в 30-е гг. высшая школа. Государство, испытывая острую нужду в квалифицированных кадрах, открыло сотни новых вузов, преимущественно инженерно-технических, где обучалось в шесть раз больше студентов, чем в царской России. В составе студентов доля выходцев из рабочих достигала 52%, крестьян — почти 17%. Специалисты советской формации, на ускоренную подготовку которых расходовалось в три-четыре раза меньше средств по сравнению с дореволюционным временем (за счет снижения срока и качества обучения, преобладания вечерних и заочных форм и т. д.), широким потоком вливались в ряды интеллигенции. К концу 30-х гг. новые пополнения достигли 90% от общей численности этого социального слоя.

Серьезные изменения происходили и в средней школе. В 1930 г. в стране было введено всеобщее начальное образование, а в городах — обязательное семилетнее. Через два года в школах училось 98% детей в возрасте 8—11 лет. Декретом СНК и ЦК ВКП(б) от 15 мая 1934 г. была изменена структура единой общеобразовательной школы. Упраздняются две ступени и вводятся: начальная школа — с I по IV классы, неполная средняя — с I по VII классы и средняя — с I по Х классы. Постепенно свертывалось неумеренное экспериментирование в области методов обучения (отмена уроков, бригадный способ проверки знаний, увлечение «педологией» с ее абсолютизацией влияния наследственности и общественной среды на судьбу ребенка и др.). С 1934 г. было восстановлено преподавание всемирной и русской истории, правда, в ее марксистско-большевистском толковании, введены стабильные учебники по всем школьным предметам, строгое расписание занятий, правила внутреннего распорядка.

Наконец, в 30-е гг. решительным приступом была в основном преодолена неграмотность, остававшаяся уделом еще многих миллионов людей. Большую роль сыграл здесь начатый в 1928 г. по инициативе комсомола всесоюзный культурный поход под девизом «Грамотный, обучи неграмотного». В нем участвовало свыше 1200 тыс. врачей, инженеров, студентов, школьников, домохозяек. Перепись населения в 1939 г. подвела итоги: число грамотных среди населения старше 9 лет достигло 81,2%. Правда, сохранились довольно резкие различия в уровне грамотности между старшими и младшими поколениями. Среди лиц старше 50 лет количество умевших читать и писать составляло только 41%. Невысокими оставались и качественные показатели уровня образованности общества: среднее образование имело 7,8% населения, а высшее — 0,6%. Однако в этой области советское общество ожидал в близком будущем серьезный сдвиг, ибо СССР вышел на первое место в мире по числу учащихся и студентов. Тогда же завершилась и выработка письменности для национальных меньшинств, никогда не знавших ее. За 20—30-е гг. ее обрело около 40 народностей Севера и других регионов.

Вопросы и задания

1. Почему стратегия форсированного строительства социализма повлекла за собой усиление репрессивной политики сталинского руководства? 2. Что стояло за обвинениями во «вредительстве» и за сталинской формулировкой 1928 г. об «обострении классовой борьбы» по мере приближения к социализму? 3. В чем причины нового витка внутрипартийной борьбы? Проведите сравнительный анализ требований оппозиционных группировок 20-х и начала 30-х гг. 4. Какие цели преследовали организаторы массовых политических репрессий середины 30-х гг.? 5. Объясните, почему курс на унификацию и жесткую регламентацию духовной жизни общества стал в 30-е гг. определяющим. 6. Согласны ли вы с тезисом о внутренней противоречивости развития культуры советского общества? Если да, то объясните, в чем это выражалось.