Geum.ru

Ю. А. Щетинов (гл. IX xix) Левандовский А. А., Щетинов Ю. А. Россия в XX веке: Учеб для 10-11 кл общеобразоват учреждений. М.: Просвещение, 1997. 384 с: ил. Isbn 5-09-007612-Х. Учебник

Вид материалаУчебник

Содержание


§ 42. Политика и культура
Общественные организации. Церковь.
Новый этап «культурной революции».
Вопросы и задания
Подобный материал:
1   ...   38   39   40   41   42   43   44   45   ...   70

§ 42. Политика и культура


Общеполитическая линия компартии. Проявляя определенную гибкость в хозяйственной политике, большевики не знали сомнений и колебаний в реализации второго «урока Кронштадта» — укреплении контроля правящей партии над политической и духовной жизнью общества.

В качестве важнейшего инструмента партия использовала здесь органы ВЧК. В начале 1922 г. это ведомство было реорганизовано и создан новый конституционный орган — Государственное политическое управление (ГПУ, с 1924 г.— Объединенное ГПУ). Оно лишалось прямых карательных функций. «Впредь все дела о преступлениях, направленных против советского строя,— указывалось в декрете ВЦИК от 6 февраля 1922 г.,— подлежат разрешению исключительно в судебном порядке революционными трибуналами или народными судами». В течение 1922 г. были подготовлены и утверждены Уголовный и Гражданский кодексы, проведена судебная реформа: упразднялись ревтрибуналы, вводились прокуратура и адвокатура. Однако через два года в ОГПУ появилось так называемое Особое совещание с правом (лишь формально ограниченным) внесудебного преследования граждан и вынесения фактически окончательного приговора.

Этот аппарат насилия не просто сохранял свои специфические черты, присущие ему в эпоху гражданской войны, но и бурно развивался, окруженный особой заботой власть имущих, все плотнее охватывал государственные, партийные, хозяйственные, военные и прочие общественные институты. Достаточно сказать, что бюджет ГПУ занимал в 20-е гг. третье место среди непроизводственных ведомств, уступая только бюджету Вооруженных Сил и расходам на народное образование. При средней месячной зарплате рабочих в 1925 г. до 44 рублей, комсостава Красной Армии (кроме высшего) от 75 до 140 рублей средняя ставка по системе ГПУ равнялась 780 рублям.

Основной удар наносился по все еще сохранявшимся структурам оппозиционных политических сил. В 1922 г. были закрыты легально издававшиеся газеты и журналы левых социалистических партий и течений (левых эсеров, эсеровской группы «Народ», эсеров-максималистов, анархистов). Вскоре и сами эти небольшие маловлиятельные политические образования прекратили под прямым воздействием ГПУ свое существование. Летом 1922 г. в Москве прошел публичный судебный процесс над лидерами правых эсеров, которых обвиняли в контрреволюционной, террористической деятельности. Часть из них была приговорена к смертной казни, остальные получили длительный срок лишения свободы. Протесты мировой общественности, отмечавшей откровенно предвзятый, политизированный характер судебного разбирательства, побудили ЦК РКП(б) отказаться от исполнения смертных приговоров и свернуть подготовку аналогичного «процесса меньшевиков». В середине 20-х гг. чекисты выявили и ликвидировали последние подпольные группы правых эсеров и меньшевиков. С организованной политической оппозицией большевистскому режиму было покончено. В советской стране уже не осталось каких-либо иных политических образований, кроме компартии и коммунистического союза молодежи (создан в октябре 1918 г.; с 1926 г.— Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи).

Через разветвленную систему секретных сотрудников ВЧК — ОГПУ (сексотов) был налажен контроль над политическими настроениями государственных служащих, интеллигенции, рабочих и крестьян. Органы тайного сыска оперативно выявляли и изолировали в тюрьмах и концлагерях всех активных противников большевистского режима. Особое внимание обращалось на кулаков и городских частных предпринимателей, которые с развертыванием нэпа и собственным хозяйственным укреплением стремились обеспечить политические гарантии своих экономических интересов (это, в частности, выражалось в требованиях независимых Крестьянских союзов, расширения избирательных прав, демократизации политической системы).

Лишь однажды из тактических соображений большевистское руководство попробовало немного отойти от проводимой линии на «закручивание гаек» в политической сфере. Произошло это после известного всплеска крестьянского недовольства 1923— 1924 гг. В 1925 г. компартия начала кампанию по «оживлению» Советов. Было несколько сокращено число лиц, лишенных избирательных прав, смягчена процедура выборов. Результаты не замедлили сказаться: по сравнению с 1924 г. доля коммунистов в сельских Советах упала почти в два раза; число случаев открытой агитации за независимые Крестьянские союзы, напротив, вчетверо возросло.

«Оживление» Советов без излишнего пропагандистского шума было свернуто, а административный нажим на население усилился. В частности, повысился удельный вес граждан, пораженных в избирательных правах: с 4% в 1922—1924 гг. до 6% в 1927 г. Все больше людей по политическим мотивам оказывалось в местах заключения без какой-либо надежды выбраться на волю. Касаясь причин этого, прокурор Верховного суда СССР П. А. Красиков откровенно писал в одном из секретных документов той поры: «Все условия политической ссылки побуждают ссыльных замыкаться в свой тесный круг, и потому молодежь оттуда возвращается более озлобленной и обученной в политическом отношении и потому более способной к борьбе с нами. Как лагерь, так и ссылка в итоге воспитывают и закаляют наших врагов... Сплошь и рядом через Особое совещание ОГПУ должны проходить дела о так называемых «пересмотрах» — в отношении политзаключенных, срок которых истек, и нужно давать новые ограничения. Основанием к такой мере социальной защиты служит не новое преступление, а убеждение, что это лицо может совершить его... Таким образом, совершенно естественно (!) создается определенный круг лиц, находящихся в ведении ОГПУ».

К концу 20-х гг. этот «круг лиц» настолько расширился, что в казне уже не хватало средств на их содержание. И тогда столь же «естественно» в умах большевистских вождей родилась новая идея: использовать труд заключенных в «интересах народного хозяйства». Многочисленные «острова архипелага ГУЛАГ» (Главного управления лагерей ОГПУ) стали быстро превращаться в места подневольной работы сотен тысяч, а затем миллионов людей.

Общественные организации. Церковь. После перехода к нэпу в деятельности профсоюзов и кооперации (снабженческой, сбытовой, промысловой и др.) обозначились две противоречивые тенденции.

С одной стороны, происходила их определенная демократизация. Так, в 1922—1923 гг. было восстановлено добровольное и индивидуальное членство в кооперативных учреждениях и профессиональных союзах, выборность их руководящих органов. С 1924 г. по инициативе профсоюзов на заводах и фабриках стали возникать производственные совещания, где рабочие и представители администрации совместно обсуждали хозяйственные вопросы. С другой стороны, набирал силу процесс фактического огосударствления этих массовых общественных организаций.

За короткий срок из их центральных и местных органов были полностью изгнаны социалисты, еще недавно пользовавшиеся там немалым влиянием и бескомпромиссно защищавшие экономические интересы рабочих и кооператоров (не забывая при этом, правда, и собственные политические интересы). В 1922 г. профсоюзные лидеры официально заявили о «непригодности в условиях советской действительности стачек на государственных и кооперативных предприятиях». Тем не менее забастовки в госсекторе время от времени случались, всякий раз вызывая крайне негативную реакцию властей (забастовки на частных предприятиях, напротив, всячески поощрялись).

Стачечный обвал произошел в 1926 г., когда профсоюзы, санкционировав начатое администрацией поэтапное снижение тарифных расценок, не смогли удержать рабочих от открытых форм протеста. В стране было тогда зарегистрировано около 800 массовых забастовок. Их зачинщики и активисты подверглись репрессиям, а сами профсоюзы вступили в полосу систематического «перетряхивания», в ходе которого не оправдавшие надежд «кадры» заменялись на послушных чиновников-исполнителей. К исходу 20-х гг. с остатками «рабочей демократии» было покончено и профсоюзы превратились в своего рода правительственный департамент по делам рабочих.

Нечто подобное происходило и с кооперацией. Уже к середине 20-х гг., как видно из материалов заседаний Политбюро ЦК РКП(б), от ее «самодеятельности» мало что сохранилось, поскольку львиная доля финансовых средств кооперативных учреждений жестко контролировалась различными государственными инстанциями. По позднейшему признанию одного из руководителей советской кооперации Г. Н. Каменского, партийные органы политически не доверяли ей и «не считали возможным предоставить кооперирующемуся населению действительной инициативы и самодеятельности... Закон о добровольности, выборности и хозяйственной самостоятельности оставался законом бумажным».

С октября 1917 г. новая власть стремилась также подчинить себе авторитетную в народе русскую православную церковь (как, впрочем, и другие религиозные конфессии) и последовательно, невзирая ни на что, продвигалась к поставленной цели. При этом широко использовалась политика не только «кнута» (в частности, конфискация в 1922 г. под предлогом борьбы с голодом ценностей церкви и последовавший вслед за этим, по прямому указанию В. И. Ленина, массовый террор против ее служителей), но и «пряника» — в виде материальной и моральной поддержки так называемого «обновленчества» и подобных ему раскольнических движений, подрывающих внутрицерковное единство.

Под мощным давлением власти православные иерархи вынуждены были шаг за шагом сдавать свои антибольшевистские позиции. Томившийся с 1922 г. в заключении патриарх Тихон опубликовал в июле 1923 г. обращение к епископату, духовенству и мирянам, где призвал паству «являть примеры повиновения существующей гражданской власти, в согласии с заповедями Божиими». В апреле 1925 г., через несколько дней после кончины патриарха, в советских газетах появилось его завещание, о подлинности которого до сего времени идут споры. «Мы призываем всех возлюбленных чад богохранимой церкви Российской,— писал Тихон,— в сие ответственное время строительства общего благосостояния народа слиться с ним в горячей молитве к Всевышнему о ниспослании помощи рабоче-крестьянской власти в ее, трудах для общенародного блага».

Избрания нового патриарха большевики не допустили. Преемником Тихона стал в должности местоблюстителя патриаршего престола митрополит Петр. Но уже в декабре 1925 г. он был арестован, осужден и выслан в Пермь. Своим заместителем Петр успел назначить митрополита Сергия. В июле 1927 г. Сергий и еще восемь архиереев подписали специальную церковную «Декларацию», где потребовали от священнослужителей, не принявших новый уклад жизни, незамедлительно отойти от церковных дел. Как и ожидали большевики, эти вынужденные решения православных иерархов вызвали в среде верующих новую волну смуты, все больше ослаблявшей позиции церкви как независимой общественной и духовной силы.

Новый этап «культурной революции». В сфере культуры большевики, как и прежде, держали в центре внимания старую интеллигенцию. Политические настроения этого слоя российского общества продолжали меняться в благоприятную для властей сторону, чему в немалой степени способствовал переход к нэпу. Под влиянием отступления правящей партии на экономическом фронте среди интеллигенции все большей популярностью пользовалась примиренческая идеология «сменовеховства» (по названию сборника статей «Смена вех», изданного в 1921 г. в Праге бывшими кадетами и октябристами Н. В. Устряловым, Ю. В. Ключниковым, А. В. Бобрищевым-Пушкиным и др.). Существо идейно-политической платформы «сменовеховства» — при всем разнообразии оттенков во взглядах ее апологетов — отражало два момента: не борьба, а сотрудничество с советской властью в деле хозяйственного и культурного возрождения России; глубокая и искренняя уверенность в том, что большевистский строй будет «под напором жизненной стихии» изживать экстремизм в экономике и политике, эволюцио-нируя в сторону буржуазно-демократических порядков.

Власти, стремясь вовлечь старую интеллигенцию в активную трудовую деятельность, в первые послевоенные годы поддерживали такие настроения. Специалистам в разных областях знаний (кроме, пожалуй, гуманитарных) обеспечивались более сносные по сравнению с основной массой населения условия жизни и работы. Особенно это касалось тех, кто так или иначе был связан с укреплением научного, экономического и оборонного потенциала государства. К их числу относились основоположник современного самолетостроения Н. Е. Жуковский, создатель геохимии и биохимии В. И. Вернадский, химики Н. Д. Зелинский и Н. С. Курнаков, биохимик А. Н. Бах и немало других крупных ученых. Под руководством академика И. М. Губкина велось изучение Курской магнитной аномалии, осуществлялась разведка нефти между Волгой и Уралом. Академик А. Е. Ферсман возглавил геологические изыскания на Урале, Дальнем Востоке, Кольском полуострове. Активно развивались исследования в области генетики (Н. И. Вавилов), физики (П. Л. Капица, А. Ф. Иоффе, Л. И. Мандельштам), корабельного дела (А. Н. Крылов), ракетостроения (Ф. А. Цандер и др.). В 1925 г. правительство приняло постановление о «признании Российской Академии наук высшим ученым учреждением» страны.

В то же время всячески ограничивались возможности интеллигенции участвовать в политической жизни, влиять на массовое общественное сознание. В 1921 г. упразднена автономия высших учебных заведений. Они были поставлены под бдительный надзор партийных и государственных органов. Профессора и преподаватели, не разделявшие коммунистических убеждений, увольнялись. В 1922 г. был создан специальный цензурный комитет — Главлит, обязанный осуществлять предупредительный и репрессивный контроль за «враждебными выпадами» против марксизма и политики правящей партии, за пропагандой национализма, религиозных идей и т. п. Вскоре к нему прибавился Главрепертком — для контроля за репертуаром театров и зрелищных мероприятий. В августе 1922 г. по инициативе В. И. Ленина из страны было выслано около 160 оппозиционно настроенных видных ученых и деятелей культуры (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский, С. Н. Прокопович, П. А. Сорокин, С. Л. Франк и др.). В следующем году прошла массовая чистка библиотек от «антисоветских и антихудожественных книг», в число которых попали многие выдающиеся произведения отечественных и зарубежных писателей, философов, историков, экономистов. К середине 20-х гг. прекратилась деятельность практически всех частных книгоиздательств, возникших при переходе к нэпу, были закрыты независимые научные и литературно-художественные журналы.

Едва укрепившись у власти, большевистская партия взяла курс на формирование собственной, социалистической интеллигенции, преданной режиму и верно ему служащей. «Нам необходимо, чтобы кадры интеллигенции были натренированы идеологически,— заявлял в те годы Н. И. Бухарин.— И мы будем штамповать интеллигенцию, вырабатывать ее, как на фабрике». В стране открывались новые институты и университеты (в 1927 г. их было уже 148, в дореволюционное время — 95). Еще в годы гражданской войны при высших учебных заведениях были созданы первые рабочие факультеты (рабфаки), которые, по образному выражению наркома просвещения А. В. Луначарского, стали «пожарной лестницей в вузы для рабочих». К 1925 г. выпускники рабфаков, куда по партийным и комсомольским путевкам направлялась рабоче-крестьянская молодежь, составляли половину принятых в вузы студентов. При этом выходцам из буржуазно-дворянских и интеллигентских семей доступ к высшему образованию был весьма затруднен.

Для подготовки «идеологических кадров» развертывается сеть специальных научных и учебных заведений в центре (в 1918 г.— Социалистическая академия, переименованная в 1924 г. в Коммунистическую, в 1919 г. — Коммунистический университет им. Я. М. Свердлова, в 1921 г.— Институт К. Маркса и Ф. Энгельса, Институт красной профессуры. Коммунистический университет трудящихся Востока, в 1923 г.— Институт В. И. Ленина) и на местах (губернские совпартшколы и др.).

Коренной реформе подверглась система школьного образования. Новая, советская школа — в соответствии с особым Положением о ней, разработанным в 1918 г.,— создавалась как единая, общедоступная, ведущая обучение на родном языке. Она включала две ступени (1-я ступень — пять лет, 2-я — четыре года) и обеспечивала непрерывность образования, начиная с дошкольных учреждений и кончая вузами. Школьные программы были пересмотрены и сориентированы на воспитание у учащихся сугубо «классового подхода» к оценке прошлого и настоящего. В частности, систематический курс истории заменило обществоведение, где исторические факты использовались как иллюстрация к марксистским социологическим схемам, доказывающим неотвратимость социалистического переустройства мира.

К середине 20-х гг. количество учащихся превысило довоенный уровень. Но по-прежнему много детей, прежде всего в сельских районах, оставалось за порогом школы. Да и в самой школе из поступивших в 1-й класс оканчивали 2-ю ступень не более 10%.

С 1919 г., когда был принят декрет о ликвидации неграмотности, начинается наступление на это вековое зло. У властей не могло не вызывать беспокойство то обстоятельство, на которое не раз указывал В. И. Ленин,— «неграмотный человек стоит вне политики», т. е. он оказывался маловосприимчивым к идеологическому воздействию большевистского «агитпропа», постоянно наращивавшего обороты. К концу 20-х гг. в стране выпускалось намного больше газет и журналов, чем в 1917 г., и среди них не было ни одного частного печатного органа.

В 1923, г. было учреждено добровольное общество «Долой неграмотность!» во главе с председателем ВЦИК М. И. Калининым. Его активисты открыли тысячи пунктов, кружков, изб-читален, где обучались взрослые и дети. К концу 20-х гг. около 50% населения умели читать и писать (против 30% в 1917 г.).

Литературно-художественная жизнь Советской России в первые послереволюционные годы отличалась многоцветием, обилием различных творческих группировок и течений. Только в Москве их насчитывалось свыше 30. Продолжали публиковать свои произведения писатели и поэты Серебряного века русской литературы (А. А. Ахматова, А, Белый, В. Я. Брюсов и др.). Гроза, пронесшаяся над Россией, дала новый импульс творчеству В. В. Маяковского и С. А. Есенина. Ставили спектакли классики театральной режиссуры К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко. Устраивали выставки картин последователи «Мира искусства», «Бубнового валета», «Голубой розы» и других дореволюционных объединений художников (П. П. Кончаловский, А. В. Лентулов, Р. Р. Фальк и др.). Большую активность проявляли представители левомодернистских течений — футуризма, имажинизма, супрематизма, кубизма, конструктивизма — в поэзии, живописи, театре, архитектуре (В. Э. Мейерхольд, К. С. Мельников, В. Е. Татлин и др.).

Но и в этой области правящая партия постепенно наводила «революционный порядок», используя как государственные структуры, так и литературно-художественные объединения коммунистической ориентации: Пролеткульт, Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП), Левый фронт искусств, редколлегию и авторский актив журнала «На посту» и т. п.

В авангарде ревнителей «пролетарской чистоты» литературы и искусства действовали рапповцы и напостовцы. Они рьяно пытались внести «классовую борьбу» в художественное творчество, травили в печати как «внутренних эмигрантов» М. А. Булгакова, Е. И. Замятина, других беспартийных писателей и деятелей культуры, уклонявшихся от воспевания «героики революционных свершений». Под огнем критики находились и так называемые попутчики — литераторы, сочувствовавшие большевистским планам переустройства России, но допускавшие, по мнению их строгих судей, «отклонения от пролетарской идеологии». К попутчикам причислялись участники литературных групп «Серапионовы братья» (М. М. Зощенко, В. А. Каверин, К. А. Федин и др.), «Перевал» (Э. Г. Багрицкий, А. Веселый, М. М. Пришвин и др.), Л. М. Леонов, А. Н. Толстой, М. С. Шагинян и др. Безудержная критика многих талантливых деятелей культуры побудила ЦК РКП(б) несколько поумерить революционный пыл своих бойцов на художественном фронте. В принятом в 1925 г. постановлении о литературе их слегка пожурили за «коммунистическое чванство». Правда, тут же было подчеркнуто, что главной заботой партии остается «формирование идейного единства всех творческих сил на базе пролетарской идеологии».

Несмотря на нарастающий идеологический прессинг, 20-е гг. по праву вошли в историю как время создания выдающихся произведений в разных областях культуры. Их творцами были и признанные до революции мастера, и молодежь, ярко и талантливо заявившая о себе в литературе, живописи, театре, кинематографе, архитектуре. В числе последних: М.А.Шолохов с его первой частью эпопеи «Тихий Дон» (1928) и С. М. Эйзенштейн, чей фильм «Броненосец «Потемкин» (1925) с триумфом обошел экраны мира.

Вопросы и задания

1. Почему в начале 20-х гг. усилились репрессии большевиков против их политических оппонентов и церкви? 2. Назовите характерные особенности большевистского режима 20-х гг. в политической сфере. 3. В чем вы видите основные проявления нового этапа «культурной революции»? Раскройте содержание и особенности развития культуры в годы нэпа.