Начало формы Конец формы Б. В. Соколов. Правда о Великой Отечественной войне (сборник статей)

Вид материалаСборник статей

Содержание


Германии (вместе с союзниками) на определенные даты не дает объективной картины
Поэтому объективным, на наш взгляд, было бы сопоставление численности войск на
Объясняя громадные советские людские потери, германские
Тут-то погибало до 80 процентов наступавших - немцы ведь сидели в отлично
Армии надо иметь больше смелости, чтобы отступать, чем наступать" и так ее
Армию сражаться... Наши военные, консультировавшиеся с немцами после войны
Удар артиллерии по противнику длился минут пять. 36
И вот атака. Поднялась цепь, извиваясь черной кривой
Со второй линии траншеи вели огонь крупнокалиберные пулеметы. Цепи залегли.
Застрелю!" Но подняться было невозможно. Попробуй оторвать себя от земли под
Тот же мемуарист весьма красочно описывает столь
Потом выскочил из траншеи на бруствер командир батальона: "Ребята-а! За Родину!
Штрафники лежали перед немецкой траншеей на открытом
Рассказ о подобных бессмысленных и кровопролитных атаках
Дятлова, атака почти безоружного и необмундированного пополнения с только что
Жукова о подобной практике советских войск приводит в своих мемуарах Д.
Трудно разобрать, где всадники, где кони... В этом аду носились обезумевшие
И вот из леса несется в атаку вторая волна всадников. Невозможно представить
СССР соотношение безвозвратных потерь было следствием коренного порока
Вражеская пехота постоянно вела интенсивный огонь, действовала настойчиво и
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   28

американских военных историков Т. Н. Дюпуи и П. Мартелла, к началу 1941 г. 4/5

мужского населения СССР было моложе 40 лет, тогда как в Германии эта доля не

превышала 3/5.{78} В то же время, сравнение численности действующих армий СССР и

Германии (вместе с союзниками) на определенные даты не дает объективной картины,

поскольку условия фронта не позволяли одновременно держать друг против друга

более 6 млн. человек с каждой стороны. В противном случае затруднялось

управление войсками и их размещение. Однако численный перевес Красной Армии

проявлялся в том, что полная смена войск на фронте происходила гораздо быстрее

на советской, чем на германской стороне, вследствие значительно больших потерь.

Поэтому объективным, на наш взгляд, было бы сопоставление численности войск на

фронте за какой-то значительный промежуток времени, порядка 2-3 месяцев, с

учетов всех маршевых пополнений и резервов, что может ярче высветить подавляющее

советское превосходство в живой силе.

Объясняя громадные советские людские потери, германские

генералы обычно указывают на пренебрежение жизнями солдат со стороны высшего

командования, слабую тактическую выучку среднего и низшего комсостава,

шаблонность применяемых при наступлении приемов, неспособность как командиров,

так и солдат принимать самостоятельные решения.{79} Подобные утверждения можно

было бы счесть простой попыткой принизить достоинства противника, который войну

все-таки выиграл, если бы не многочисленные аналогичные свидетельства с

советской стороны. Так, Жорес Медведев вспоминает бои под Новороссийском в 1943

г.: "У немцев под Новороссийском были две линии обороны, отлично укрепленные на

глубину примерно 3 км. Считалось, что артподготовка очень эффективна, но мне

кажется, что немцы довольно быстро к ней приспособились. Заметив, что

сосредоточивается техника и начинается мощная стрельба, они уходили на вторую

линию, оставив на передовой лишь несколько пулеметчиков. Уходили и с таким же

интересом, как и мы, наблюдали весь этот шум и дым. Потом нам приказывали идти

вперед. Мы шли, подрывались на минах и занимали окопы - уже почти пустые, лишь

два-три трупа валялись там. Тогда давался приказ - атаковать вторую линию.

Тут-то погибало до 80 процентов наступавших - немцы ведь сидели в отлично

укрепленных сооружениях и расстреливали всех нас чуть не в упор".{80}

Американский дипломат А. Гарриман передает слова Сталина о том, что "в Советской

Армии надо иметь больше смелости, чтобы отступать, чем наступать" и так ее

комментирует: "Эта фраза Сталина хорошо показывает, что он осознавал положение

дел в армии. Мы были шокированы, но мы понимали, что это заставляет Красную

Армию сражаться... Наши военные, консультировавшиеся с немцами после войны,

говорили мне, что самым разрушительным в русском наступлении был его массовый

характер. Русские шли волна за волной. Немцы их буквально косили, но в

результате такого напора одна волна прорывалась".{81} А вот свидетельство о боях

в декабре 1943 г. в Белоруссии бывшего командира взвода В. Дятлова: "Мимо, по

ходу сообщения прошла цепочка людей в гражданской одежде с огромными "сидорами"

за спиной. "Славяне, кто вы, откуда? - спросил я. - Мы с Орловщины, пополнение.

- Что за пополнение, когда в гражданском и без винтовок? - Да сказали, что

получите в бою..."

Удар артиллерии по противнику длился минут пять. 36

орудий артиллерийского полка "долбили" передний край немцев. От разрядов

снарядов видимость стала еще хуже...

И вот атака. Поднялась цепь, извиваясь черной кривой

змейкой. За ней вторая. И эти черные извивающиеся и двигающиеся змейки были так

нелепы, так неестественны на серо-белой земле! Черное на снегу - прекрасная

мишень. И немец "поливал" эти цепи плотным свинцом. Ожили многие огневые точки.

Со второй линии траншеи вели огонь крупнокалиберные пулеметы. Цепи залегли.

Командир батальона орал: "Вперед, ... твою мать! Вперед!... В бой! Вперед!

Застрелю!" Но подняться было невозможно. Попробуй оторвать себя от земли под

артиллерийским, пулеметным и автоматным огнем...

Командирам все же удавалось несколько раз поднимать

"черную" деревенскую пехоту. Но все напрасно. Огонь противника был настолько

плотным, что, пробежав пару шагов, люди падали, как подкошенные. Мы,

артиллеристы, тоже не могли надежно помочь - видимости нет, огневые точки немцы

здорово замаскировали, и, вероятней всего, основной пулеметный огонь велся из

дзотов, а потому стрельба наших орудий не давала нужных результатов".

Тот же мемуарист весьма красочно описывает столь

восхваляемую многими мемуаристами из числа маршалов и генералов разведку боем,

проведенную батальоном штрафников: "В десятиминутном огневом налете участвовало

два дивизиона нашего полка - и все. После огня какие-то секунды стояла тишина.

Потом выскочил из траншеи на бруствер командир батальона: "Ребята-а! За Родину!

За Сталина! За мной! Ура-а-а!" Штрафники медленно вылезли из траншеи и, как бы

подождав последних, вскинув винтовки наперевес, побежали. Стон или крик с

протяжным "а-а-а" переливался слева направо и опять налево, то затухая, то

усиливаясь. Мы тоже выскочили из траншеи и побежали вперед. Немцы бросили серию

красных ракет в сторону атакующих и сразу же открыли мощный

минометно-артиллерийский огонь. Цепи залегли, залегли и мы - чуть сзади в

продольной борозде. Голову поднять было нельзя. Как засечь и кому засекать в

этом аду цели противника? Его артиллерия била с закрытых позиций и далеко с

флангов. Били и тяжелые орудия. Несколько танков стреляли прямой наводкой, их

снаряды-болванки с воем проносились над головой...

Штрафники лежали перед немецкой траншеей на открытом

поле и в мелком кустарнике, а немец "молотил" это поле, перепахивая и землю, и

кусты, и тела людей... Отошло нас с батальоном штрафников всего семь человеке, а

было всех вместе - 306 {82} (атаки на этом участке так и не было)".

Рассказ о подобных бессмысленных и кровопролитных атаках

мы имеем и в воспоминаниях, и письмах немецких солдат и младших офицеров. Один

безымянный свидетель описывает атаку частей 37-й советской армии А. А. Власова

на занятую немцами высоту под Киевом в августе 1941 г., причем его описание в

деталях совпадает с рассказом советского офицера, приведенным выше. Тут и

бесполезная артподготовка мимо немецких позиций, и атака густыми волнами,

гибнущими под немецкими пулеметами, и безвестный командир, безуспешно пытающийся

поднять своих людей и гибнущий от немецкой пули. Подобные атаки на не слишком

важную высоту продолжались трое суток кряду. Немецких солдат более всего

поражало, что когда гибла вся волна, одиночные солдаты все равно продолжали

бежать вперед (немцы на подобные бессмысленные действия были неспособны). Эти

неудавшиеся атаки, тем не менее, истощили немцев физически. И, как вспоминает

германский военнослужащий, его и его товарищей больше всего потрясла и привела в

депрессивное состояние методичность и масштабность этих атак: "Если Советы могут

позволить себе тратить столько людей, пытаясь ликвидировать столь незначительные

результаты нашего продвижения, то как же часто и каким числом людей они будут

атаковать, если объект будет действительно очень важным?"{83} (немецкий автор не

мог себе представить, что иначе Красная Армия атаковать просто не умела и не

могла).

А в письме немецкого солдата домой во время отступления

от Курска во второй половине 1943 г. описывается, как и в цитированном письме В.

Дятлова, атака почти безоружного и необмундированного пополнения с только что

освобожденных территорий (той же самой Орловщины), в которой погибло подавляющее

большинство участников (по утверждению очевидца - даже женщины были среди

призванных). Пленные рассказывали, что власти подозревали жителей в

сотрудничестве с оккупационными властями, и мобилизация служила для них родом

наказания. И в том же письме описана атака советских штрафников через немецкое

минное поле для подрыва мин ценой собственной жизни (рассказ маршала Г. К.

Жукова о подобной практике советских войск приводит в своих мемуарах Д.

Эйзенхауэр). И опять немецкого солдата больше всего поразила покорность

мобилизованных и штрафников. Пленные штрафники, "за редким исключением, никогда

не жаловались на такое с ними обращение", говорили, что жизнь трудна и что "за

ошибки надо платить".{84} Подобная покорность советских солдат ясно показывает,

что советский режим воспитал не только командиров, способных отдавать столь

бесчеловечные приказы, но и солдат, способных такие приказы беспрекословно

выполнять.

О неспособности Красной Армии воевать иначе, чем ценой

очень большой крови, есть свидетельства и советских военачальников высокого

ранга. Так, маршал А. И. Еременко следующим образом характеризует особенности

"военного искусства" прославленного (заслуженно ли?) "маршала победы" Г. К.

Жукова: "Следует сказать, что жуковское оперативное искусство - это

превосходство в силах в 5-6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет

воевать не количеством и на крови строит свою карьеру" .{84а} Кстати, в другом

случае тот же А. И. Еременко так передал свое впечатление от знакомства с

мемуарами германских генералов: "Сам собой напрашивается вопрос, отчего же

гитлеровские "богатыри", "побеждавшие" вдвоем наше отделение, а впятером целый

взвод, не смогли выполнить задач в первый период войны, когда неоспоримое

численное и техническое превосходство было на их стороне?".{84б} Выходит, ирония

здесь показная, ибо А. И. Еременко на самом деле хорошо знал, что германские

военачальники не преувеличивали соотношение сил в пользу Красной Армии. Ведь Г.

К. Жуков возглавлял основные операции на главных направлениях и имел подавляющее

превосходство сил и средств. Другое дело, что и другие советские генералы и

маршалы вряд ли умели воевать иначе, чем Г. К. Жуков, и сам А. И. Еременко здесь

не был исключением.

Интересно, что так же как Г. К. Жуков воевали

полководцы, за которыми закрепилась репутация людей, заботящихся о жизни

подчиненных, в частности, К. К. Рокоссовский. В ноябре 1941 г. под Москвой он

послал в бой 58-ю танковую дивизию, только что прибывшую с Дальнего Востока и не

имевшую времени для подготовки атаки. В результате дивизия лишилась 3/4 танков и

почти трети личного состава, не нанеся врагу почти никакого урона. Тогда же

Рокоссовский организовал безумную атаку в конном строю двух кавалерийских

дивизий, 17-й и 44-й, потерявших в результате почти весь личный состав.

Сохранилось яркое описание этой атаки с немецкой стороны, чрезвычайно

напоминающее лермонтовское "Бородино": "...Не верилось, что противник намерен

атаковать нас на этом широком поле, предназначенном разве что для парадов... Но

вот три шеренги всадников двинулись на нас. По освещенному зимним солнцем

пространству неслись в атаку всадники с блестящими клинками, пригнувшись к шеям

лошадей... Первые снаряды разорвались в гуще атакующих... Вскоре сплошное черное

облако повисло на ними. В воздух взлетают разорванные на куски люди и лошади...

Трудно разобрать, где всадники, где кони... В этом аду носились обезумевшие

лошади. Немногие уцелевшие всадники были добиты огнем артиллерии и пулеметов...

И вот из леса несется в атаку вторая волна всадников. Невозможно представить

себе, что после гибели первых эскадронов кошмарное представление повторится

вновь... Однако местность уже пристреляна, и гибель второй волны конницы

произошла еще быстрее, чем первой".{84в} Комментарии к этому страшному

документу, как говорится, излишни. Отметим только, что лихие кавалерийские атаки

времен гражданской войны в Великую Отечественную повторял не С. М. Буденный,

которому традиционно приписывают увлечение кавалерией и непонимание сути

современной войны, а К. К. Рокоссовский, считающийся одним из величайших

полководцев второй мировой. Семен Михайлович-то как раз понимал, что нельзя

бросать кавалерию на заранее подготовленную оборону противника, хорошо поняв это

еще в 1920 г. на польском фронте. И за Буденным подобных атак в 1941-1942 гг. не

числится.

Отметим также, что огромные безвозвратные потери Красной

Армии не позволяли в той же степени, как в вермахте и тем более в армиях

западных союзников, сохранять опытных солдат и младших командиров, что уменьшало

спайку и стойкость частей и не позволяло бойцам пополнения перенимать боевой

опыт от ветеранов, что еще больше увеличивало потери. Столь неблагоприятное для

СССР соотношение безвозвратных потерь было следствием коренного порока

коммунистической тоталитарной системы, лишившей людей способности самостоятельно

принимать решения и действовать, приучившей всех, в том числе и военных,

действовать по шаблону, избегать даже разумного риска и больше, чем противника,

бояться ответственности перед своими вышестоящими инстанциями.

Как вспоминает бывший офицер-разведчик Е. И. Малашенко,

после войны дослужившийся до генерал-лейтенанта, даже в самом конце войны

советские войска нередко действовали очень неэффективно: "За несколько часов до

наступления нашей дивизии 10 марта разведгруппа... захватила пленного. Он

показал, что основные силы его полка отведены на 8-10 км в глубину... По

телефону я доложил эти сведения командиру дивизии, тот - командующему. Комдив

дал нам свой автомобиль для доставки пленного в штаб армии. Подъезжая к

командному пункту, мы услышали гул начавшейся артподготовки. К сожалению, она

была проведена по незанятым позициям. Тысячи снарядов, доставленных с большими

трудностями через Карпаты (дело происходило на 4-м Украинском фронте. - Б. С.), оказались израсходованными напрасно. Уцелевший

противник упорным сопротивлением остановил продвижение наших войск". Тот же

автор дает сравнительную оценку боевых качеств немецких и советских солдат и

офицеров - не в пользу Красной Армии: "Немецкие солдаты и офицеры неплохо

воевали. Рядовой состав был хорошо обучен, умело действовал в наступлении и в

обороне. Хорошо подготовленные унтер-офицеры играли более заметную роль в бою,

чем наши сержанты, многие из которых почти ничем не отличались от рядовых.

Вражеская пехота постоянно вела интенсивный огонь, действовала настойчиво и

стремительно в наступлении, упорно оборонялась и проводила быстрые контратаки,

обычно при поддержке огня артиллерии, а иногда и ударов авиации. Танкисты также

напористо атаковали, вели огонь с ходу и с коротких остановок, умело

маневрировали и вели разведку. При неудаче быстро сосредоточивали усилия на

другом направлении, часто наносили удары на стыках и флангах наших частей.

Артиллерия оперативно открывала огонь и вела его иногда очень точно. Она

располагала большим количеством боеприпасов. Немецкие офицеры умело

организовывали бой и управляли действиями своих подразделений и частей, искусно

использовали местность, своевременно совершали маневр на выгодное направление.

При угрозе окружения или разгрома немецкие части и подразделения совершали

организованный отход в глубину, обычно для занятия нового рубежа. Солдаты и

офицеры противника были запуганы слухами о репрессиях по отношению к пленным,

сдавались без боя крайне редко...

Наша пехота была обучена слабее немецкой. Однако

сражалась храбро. Конечно, бывали случаи паники и преждевременного отхода,

особенно в начале войны. Пехоте здорово помогала артиллерия, наиболее

эффективным был огонь "катюш" при отражении контратак противника и нанесениями

ударов по районам скопления и сосредоточения войск. Однако артиллерия в

начальный период войны мало имела снарядов. Нужно признать, что танковые

подразделения в атаках действовали не всегда умело. Вместе с тем в оперативной

глубине при развитии наступления они показывали себя блестяще".{84г}

Непомерно большие потери советских вооруженных сил в

Великой Отечественной войне признавали еще тогда некоторые советские генералы,

хотя это было отнюдь не безопасно. Например, генерал-лейтенант С. А. Калинин,

ранее командовавший армией, а потом занимавшийся подготовкой резервов, имел

неосторожность записать в дневнике, что Верховное Главнокомандование "не

заботится о сохранении людских резервов и допускает в отдельных операциях

большие потери". Данное, наряду с другими, "антисоветское" высказывание стоило

генералу приговора в 25 лет лагерей.{84д} А другой военачальник - генерал-майор

авиации А. А. Туржанский в 1942 г. получил всего только 12 лет лагерей за вполне

справедливое мнение насчет сводок Совинформбюро, которые "предназначены только

для успокоения масс и не соответствуют действительности, так как преуменьшают

наши потери и преувеличивают потери противника".{84е}





* * *





А вот как оценивали в ходе войны советская и германская

стороны потери друг друга. Например, Гитлер на совещании 6 декабря 1941 г. с

руководством сухопутных сил оценивал потери русских в 8-10 млн. человек.{85} По

нашей же оценке, к началу декабря 1941 г. Красная Армия потеряла 3,9 млн.

пленными, 1775 тыс. погибшими, около 1970 тыс. человек - эвакуированными,

пораженными в боях и около 590 тыс. - эвакуированными больными, а всего - 8235

тыс., что совпадает с оценкой, данной Гитлером. Сталин же в своем знаменитом

выступлении 6 ноября 1941 г. утверждал, что за четыре месяца войны советские

войска потеряли 350 тыс. погибшими, 378 тыс. пропавшими без вести и 1020 тыс.

ранеными, что было в 7-8 раз меньше действительных потерь. Потери же немецких

войск за тот же период он определил в более чем 4,5 млн. убитых, раненых и

пленных. На самом деле, вся германская сухопутная армия за июнь, июль, август,

сентябрь и октябрь 1941 г. потеряла убитыми и пропавшими без вести 225,1 тыс.

человек, а число раненых по принятому для этого периода коэффициенту соотношения

раненых и погибших, и пропавших без вести офицеров в 2,47 можно оценить в 456

тыс. человек, что в сумме дает потери почти в 6,9 раза меньше, чем названные

Сталиным.{86} И, как представляется, Сталин и советские военные действительно

верили подобным цифрам, потому что анализ разведывательных донесений дает ту же

картину.

В конце войны германский военный атташе в Берне 19 марта

1945 г. сообщал в Берлин британскую оценку советских безвозвратных потерь в 30