Geum.ru

Курс лекций по дисциплине философия тема I. Философия в мире культуры

Вид материалаКурс лекций

Содержание


18. Бытие как существование
19. От реальности бытия к бытию реальности
19.1. Материя как реальность
19.2. Сознание как реальность
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
Тема 3. ОНТОЛОГИЯ: БЫТИЕ И РЕАЛЬНОСТЬ

Самое краткое определение онтологии — это теория бытия, учение о бытии. Начнем с самого понятия “бытие”. Семантика его неоднозначна. В ней выделяются по крайней мере три слоя.

Первый — повседневный или обыденный: бытие как все, что есть, все , что существует; быть — значит, существовать в предметно-чувственном смысле этого слова. Существование здесь отождествляется с сущим, т. е. с совокупностью окружающих нас вещей. Доказательство такого существования является опытным и часто сводится к непосредственному восприятию. В данном плане работает берклианский принцип esse est percipi — существовать значит быть воспринимаемым. Вот, скажем, письменный стол, за которым я работаю. Он существует, потому что я вижу его и могу потрогать. Ну а если я выйду из комнаты, стол что — исчезнет? Нет, он все равно будет существовать, так как:
  • я смогу его воспринять, вернувшись назад (он, следовательно, существует как возможность быть воспринятым);
  • может быть другое сознание, которое воспринимает его в мое отсутствие;
  • он “существует в разуме какого-либо Вечного Духа” (Беркли, как известно, был убежденным защитником религии). Существует запах, потому что его обоняют; существует звук, потому что кто-то его слушает или слышит; существуют цвет и форма, потому что их видят или осязают.

В более сложных ситуациях доказательство существования сводится к представлению найденного конкретного предмета, т. е. к отождествлению его свойств и отношений с теми, которыми должен обладать объект, существование которого доказывается.

Второй смысловой слой понятия “бытие”, который уже можно назвать философским, имеет своим референтом то, что находится (скрывается) за вещами как они чувственно явлены нам. Это — существенное (сущностное) существование. Его еще можно назвать фундаментальным или глубинным существованием. В рассматриваемом плане бытие-существование отождествляется с реальностью как таковой, выясняется природа бытия и реальности.

Наконец, третий смысловой пласт “бытия” выражает Бытие с большой буквы, Единое, Абсолют, Космический Разум, а в конечном счете — Бога. На этом уровне (метауровне — по отношению ко второму смысловому уровню “бытия”) говорят о возможности и реальности самих сущностей. Так, понимаемое Бытие заключает в себе всю полноту конкретных видов бытия; оно вечно, нескончаемо во времени, самодостаточно, т. е. ни в чем не нуждается. В нем принято видеть истинное существование или подлинную реальность, тоску (ностальгию) по запредельному, триединство Истины, Блага и Любви. В данном плане бытие противопоставляется существованию и сущему. Сущность тождественна здесь существованию и наоборот. Поиски бытия, по Хайдеггеру, это поиски какой-то укорененности, это преодоление бездомности и осиротелости человеческого существования. Бытие как Абсолют не познается, а только открывается в особом “бодрствующем” режиме, в “краткие счастливые часы или минуты”. Оно — тайна, которую нельзя постигнуть или выразить в понятиях (“непостижимое” по Франку), но которую можно и нужно пережить или прожить. Бытийствующий, или осененный бытием, человек способен вырваться из плена повседневного, поверхностного и мелкого, существования, приобщиться к миру подлинных сущностей, наполнить свою жизнь истинным (духовным, вечным) смыслом.

Абсолютизация бытия идет от Августина Блаженного, от его идеи иерархичности структуры мира, трактуемой как градацию существ, как различные ступени совершенства. Чем больше в чем-то единства, истины, блага, совершенства, тем больше в нем бытия. Максимумом совершенства (добра, истины, благородства), а значит, и бытия обладает, по Аквинату, Бог. Он — причина совершенства и благородства всех существ. Чем ближе к Богу, тем больше совершенства и бытия. Разная мера совершенства и бытия - это именно разная удаленность от Совершеннейшего Существа. Судя по атрибутам и функциям, приписываемым Бытию-Абсолюту, перед нами — религиозная или теологическая доктрина, которая с трудом, если вообще, вписывается в рационально-категориальный строй философии.


18. Бытие как существование

Философский поиск предельно общего свойства в бесконечно разнообразных, качественно разнородных явлениях действительности неизбежно ведет нас к признаку существования. Здравый человеческий рассудок, неискушенный в теоретических тонкостях ум подсказывает тот же путь рассуждения, тот же конечный результат. В самом деле, если отвлечься от всех свойств и отношений окружающих нас предметов, то останется лишь то, что, как пишет Ф. Энгельс, они “суть, существуют”. Существование представляет собой самый общий знаменатель всех явлений, областей и фрагментов действительности, включая и само это рассуждение о них. Оно — та определенность, в которой гаснут все качественные и иные дифференциации мира.

Впрочем, в некоторых случаях, как свидетельствует опыт научного познания, предикат существования успешно служит делу различения действительных и мнимых объектов. С его помощью исследователи маркируют свои теоретические конструкции как в принципе имеющие или не имеющие эмпирические прообразы (подтверждения, свидетельства). Скажем, в выражении “вечного двигателя не существует” предикат существования несет достаточно понятную всем нагрузку — он отсеивает анти - или паранаучные высказывания от научных. Без предицирования существования трудно представить себе ретроспективную и прогностическую способности человека как познающего субъекта. Правда, здесь можно было бы сослаться на примеры и попытки создания неэкзистенциальных (без предиката существования) логик. Но вряд ли они смогут отменить справедливость сказанного выше. Во-первых, такие логики все еще создаются; во-вторых, подобно любой логике, они сильно идеализируют познавательный процесс; в-третьих, логикой логиков еще никогда не исчерпывалась реальная, практическая логика отношения человека к действительности.

В существовании обнаруживается единство мира. Понятия “существование” и “существование в единстве (единства)” применительно к миру в целом совпадают. Их различие с определенностью фиксируется только по отношению к конечным, так или иначе ограниченным системам.

Просто существование от существования в единстве — в применении к конечным системам — отличается тем, что во втором случае мы имеем дополнительно какие-то элементы организованности, структурной упорядоченности и связности. Единству, по логике вещей, должно предшествовать некоторое хаосное, несоотнесенное множество исходных элементов. Первичность существования относительно единства следует интерпретировать как отличие единства существования от существования единства и предварение второго первым.

Существование как предпосылка единства имеет место не только в генетическом, но и в структурно-функциональном измерении осваиваемых нами объектов (разумеется, отдельных, конечных). Функционирование усиливает и как бы завершает целостность объекта, или системы, окончательно переводя экзистенциальное (существование) единство, или родство, составляющих его элементов в существование его как единства этих элементов.

Указанная предпосылка действительна также и для познания его логико-методологической нормативности. Однако творческий характер познавательной деятельности позволяет выдержать и обратный ход, обратное направление: от установления единства с имеющимся знанием или от следствия из некоторого концептуально единого знания к факту эмпирического существования предсказанного таким образом объекта. Достаточно сослаться здесь на случаи теоретического схватывания целого раньше эмпирически констатируемых частей, на факты математического вычисления некоторых объектов науки и т. д. “Единство” таблицы Д.И. Менделеева, к примеру, инициировало установление реального существования ряда химических элементов. Нейтрино “появилось на свет” в результате приведения к концептуальному единству закона сохранения энергии и эффекта бета-распада.

Продуктивность предиката-свойства существования в конечных системах и применительно к некоторым познавательным ситуациям не отменяет, однако, его абстрактности и, значит. неопределенности в предельно широких масштабах — по отношению к миру в целом.

Можно, конечно, сказать, что тезис о неопределенности существования следует раскрывать не как неопределенность самого существования, а как неопределенность того содержания, атрибутом которого оно, существование, только и может быть. Существование как таковое довольно определенно, хотя и предельно общо — нет ведь чего-то сверх существования, сушествования. Но опять же необходимо заметить, что существование не прибавляет, не добавляет содержания, что если какому-то предмету придать признак существования, то его содержание от этого нисколько не увеличится. Предмет просто станет иным, изменится его не “что”, а “как”. К этому вопросу мы еще вернемся.

А пока отметим, что атрибут существования принципиально нелокализуем. Он сопряжен всегда с тем или иным содержательным наполнением и, видимо, потому неотличим для нас от него. Только в абстракции, в сознании человека существование может быть выделено и представлено в “чистом” виде. Впрочем, сказанное относится к любому свойству, свойству вообще. Просто свойство существования в этом плане еще более специфично. Его можно уподобить свету, который позволяет видеть конкретные веши, сам при этом оставаясь невидимым. Предельная общность свойства существования, т. е. его способность быть условием всех остальных свойств, делает невозможной в полном смысле саму абстракцию существования, поскольку последняя в свою очередь тоже существует.

Это обстоятельство (неотвязность существования не только от объекта, но и от мысли, даже разговора о нем) прекрасно понимал еще древнегреческий философ Парменид. Рассуждения его по-своему последовательны. Невозможно думать (говорить) иначе, как думая (говоря) о чем-то, что есть. Думать ничто - равнозначно не думать, а говорить о ничто - значит ни о чем не говорить. Ничто немыслимо и невыразимо. Следовательно, “думать” и “быть” совпадают: “одно и то же думать и быть”; “нет ничего вне бытия”. Парменидовский дискурс настолько изящен, насколько и спорен. Но показать это легче всего на примере несостоятельности онтологического доказательства бытия Бога. Логика в обоих случаях примерно одинаковая.

В развернутой и четкой форме онтологическое доказательство бытия Бога было впервые предложено Ансельмом Кентерберийским (1033 — 1109) . Сводится оно к следующему. Понятие о Божестве есть понятие о существе всесовершеннейшем, выше или больше которого и представить себе ничего нельзя. Но если в нашем уме есть понятие о существе наисовершеннейшем, то такое существо необходимо должно и существовать, потому что, если бы оно существовало только в нашем уме, то оно не было бы существом всесовершенным, ибо реальное существование может быть названо совершенным в сравнении с существованием только в нашем уме. Совершенство без существования не было бы полным, т. е. именно всесовершенным, ему бы недоставало еще одного качества или свойства — собственно существования. Иначе говоря, если принимается определение Бога как превосходящего все мыслимое и отрицается его бытие вне ума, то это значит, что в реальности есть нечто большее, чем Бог, а это невозможно. Таким образом, в самом понятии всесовершеннейшего существа уже содержится признание его реального бытия. Онтологический аргумент Ансельма неоднократно опровергался. Еще его ученик монах Гаунилон из монастыря Мармутье обратил внимание на то, что из термина “Бог” нельзя получить что-то сверх чисто вербального смысла. В противном случае можно “доказать” реальность любой химеры. Древние, например, повествуют об острове сокровищ и блаженства. Значит ли это, что такой остров в действительности существовал или существует? Но самое убедительное доказательство несостоятельности онтологического аргумента мы находим у Канта. Ошибка этого аргумента , по мнению немецкого мыслителя, заключается в том, что бытие (существование) никогда не может входить в содержание понятия наряду с другими признаками. Бытие не есть предикат, наряду с другими предикатами. Бытие есть данность (опытная данность) предмета со всеми его признаками. Понятие не лишится ни одного из своих признаков, если его лишить признака бытия. Сто “действительных” талеров имеет не больше содержания, чем сто возможных. Из понятия наиреальнейшего сушества никак не следует, что оно должно быть реальным. Другими словами, от содержания понятия, каким бы утонченным, изысканным оно ни было, нельзя заключать к реальности этого понятия. В каком-то смысле рафинированность даже удаляет от существования-бытия.

Понятие, как и его содержание, принадлежит миру мыслимого. У них именно интеллектуальный, умственный способ или модус бытия. Мыслимое существование радикально отличается от реального существования. Не разум, а вера, некое чувство (интуиция) сверхъестественного переводит мысль о бытии Бога в само бытие Бога. Рациональные рассуждения в данном случае служат лишь подпорками, не более того. Уж скорее тут прав христианский теолог Тертуллиан: “Верую (в существование Бога — П.Г.), потому что это абсурдно”, - а не, добавим, доказательно.

Вообще же, если разобраться, обожения заслуживает само существование. Оно вездесущно и “говорит” нам о том, что нечто из ничего никогда не возникает. Существование несет с собой вечность. Однажды возникнув, попав в существование нечто (а возможно, и некто) уже не может выбраться из него — оно попадает в бесконечную цепочку смены отдельных существований. Вернее, отдельных содержаний существования, но не существования как такового, которое остается неизменным (константа мира), обнимающим собой все и вся. В координатах мира, как целого, существование не сменяется несуществованием; подобный переход имеет силу только по отношению к отдельным формам (а они задаются соответствующими содержаниями) существования. Бесконечная цепочка существования являет себя также как нескончаемый круговорот вещества, энергии и информации. Почему существует нечто, а не, скажем, ничто, никто пока так и не доказал, не раскрыл, не выразил в понятиях. Это предмет какой-то фундаментальной интуиции, рациональной веры, верующего разума. Напряжение, связанное с поисками ответа на вопрос “почему что-либо или все вообще есть?” ничуть не ниже, а возможно, и выше, чем при попытке, нет — попытках доказать бытие, существование Бога. Существование по сравнению с Богом имеет одно великое преимущество — оно точно есть. А вот Бог с научной точки зрения до сих пор остается гипотезой. Спрашивается, что более таинственно или загадочно: существование, которое очевидно, хотя и непонятно как есть или Бог, который, возможно, и не есть?

В заключение постараемся позитивно ответить на вопрос, что такое существование. Для человека как живого, сознательно действующего существа бытие в смысле существования есть прямая, опосредованная или реально в будущем возможная связь окружающей действительности с его материально-практической деятельностью. Существовать — значит, находится в отношении, иметь какие-то свойства, связи. В случае абстрагирования от отношения к практической системе отсчета, а подобная идеализация вполне допустима, на первый план выходит (само-)отношение мира как субстанции или основы к своим бесчисленным проявлениям-свойствам, прежде всего таким атрибутам, как движение, пространство, время. Познавательно-рефлексивный заряд абстракции существования позволяет нам с уверенностью воспарять к миру в целом, хотя практике, на основе которой она в конечном итоге и возникает, бесконечно далеко до его подлинных размеров.

19. От реальности бытия к бытию реальности

Понятие реальности является по существу синонимом понятия бытия: реально то, что есть, что обладает бытием. Можно ли говорить об истинной или подлинной реальности? Самый простой ответ: ну, раз говорят — значит, можно. Однако такой ответ очень прост, чтобы быть убедительным: говорить можно обо всем, даже о ничто. Скорее всего, ответ здесь должен быть такой: подлинной реальность является только в одном плане — в отличие от реальности мнимой, иллюзорной, чисто фантазийной. Во всех остальных измерениях реальность дифференцируется по уровню (глубине), по формам и видам, но отнюдь не по подлинности или истинности. Важно при этом обратить внимание и на то, что характеристики подлинности и истинности носят не констатирующий, значит независимый и объективный, а оценочный, субъективно-привнесенный характер.

Мир как целое, которым занимается философия, естественным образом распадается на “Я” и “не-Я”, на человека и внешний мир. “Распад” этот настолько очевиден, что не требует особых разъяснений — его чувствует и где-то понимает каждый. Философия, верная своей “общей” природе, выражается здесь предельно абстрактно: отношение материального и духовного, материи и сознания.

Когда-то, а точнее до перестройки, мы называли это отношение или соотношение основным вопросом философии. Теперь же его принято называть вопросом, лишенным смысла, искусственной идеологической конструкцией Ф. Энгельса. Но так ли это на самом деле? Не перегибаем ли мы опять палку, но только в другую сторону?

Можно сослаться здесь на тех мыслителей, которые считали или считают, что они занимаются совершенно другими основными вопросами. Освежим свои историко-философские познания.

“Познай самого себя!” — в этом призыве заключена суть (основной вопрос) всех философских исканий Сократа. На первый план в древнекитайской философии выходил вопрос о Дао — “пути” вещей и жизни человека. Средневековые схоласты в качестве основного вопроса философии рассматривали соотношение научного знания (разума) и божественного откровения (религиозной веры). Для Ф. Бэкона основным вопросом был вопрос господства человека над природой с помощью и на основе науки. Для К.А. Гельвеция он сводился к изучению природы человеческого счастья. Ж.Ж. Руссо был без остатка поглощен вопросом устранения неравенства среди людей. И. Кант считал основными три философских вопроса: Что я могу знать? Что я должен делать? На что я могу надеяться? Основной вопрос философии для С.Н. Трубецкого — противоречие между идеалом и действительностью. Проблема аутентичного бытия и индивидуальной человеческой свободы — центральная для экзистенциализма. У А. Камю, в частности, она трансформировалась в проблему самоубийства, в вопрос “Ведет ли абсурд к смерти?”.

Число подобных примеров неограниченно велико — их легко умножить. Но и приведенных, полагаем, достаточно, чтобы задуматься над проблемой — теперь уже в форме соотнесения основного “марксистского” вопроса философии с многочисленными поисками в этом плане чего-то более оригинального и привлекательного.

На наш взгляд, названную проблему можно разрешить, введя разграничение основного и главного вопросов. Ясно, что основной не обязательно или не всегда главный. Основа — база, почва, то, на чем стоим, что обеспечивает существование чего-то более высокого, важного, благородного. Без фундамента, конечно, не бывает дома, но фундамент не определяет, во всяком случае — полностью, то, что делается или может делаться на его этажах. Вполне допустимо строить концепцию на первичности материального и главенстве духовного. Первичным может выступать даже прожиточный минимум, но главенство в человеческой жизни вряд ли принадлежит ему. Ну а если принадлежит, тогда это очень неразвитое общество. Первичность — лишь горючее главенствующего.

Основной вопрос, как можно думать, находится в инфраструктуре философского дискурса. Он не всегда поднимается на уровень исследовательского предмета или мировоззренческо-методологического принципа. Что же касается главного вопроса, то это всегда то, над чем непосредственно работает философ, чему он уделяет преимущественное внимание, что считает самым важным в своем творчестве.

Репутация основного вопроса философии сильно пострадала от по-школьному упрощенной диалектико-материалистической его трактовки: что первично — материя или сознание? Не в этом, не в первичности-вторичности здесь суть дела, а во взаимосвязи сознания и материи. Эту взаимосвязь в виде единства души и тела представляет и постоянно “носит с собой” каждый из нас. К сожалению, структуры и механизмы данного единства мы пока не знаем. наука все еще далека от их открытия. Задача философии — по возможности приблизить это время. Каким конкретно образом? Через аналитическое уточнение самой возможности единства материи и сознания. Через сознательное заострение существующей здесь проблемы. Но главное — через разработку и выявление преимуществ соответствующих стратегий исследования.

Философия предлагает много таких стратегий или программ исследования. Но принципиальных, до конца последовательных, как оказывается, всего две: материалистическая и идеалистическая. Материализм идет к единству материи и сознания (решению основного вопроса философии) со стороны материи, идеализм, напротив, — со стороны сознания. Другими словами, предельной, основополагающей реальностью для материалиста в его поисках единства материи и сознания выступает материя, природа, физическое, для идеалиста — дух, разум, психическое.

Материализм и идеализм, таким образом, обязаны своим существованием исключительно и только тому или иному решению основного вопроса философии. Нет ничего общего у философии с бытовым, обыденным употреблением этих терминов. Нередко приходится слышать, например, как идеализмом называют веру в идеалы, прогресс, добро, справедливость. А материализм часто отождествляют с обжорством, плотским наслаждением, корыстолюбием, скупостью, алчностью и т. п. Короче, с образом жизни, целиком основанным на прагматически-материальных потребностях и интересах. Материализм в его истинном понимании не менее возвышен, чем идеализм. Ну а “глотательная” логика вообще не знает никакой материалистическо-идеалистической дифференциации. У нее другие основания и цели.

Материализм и идеализм — альтернативные, но в одинаковой мере легитимные философские позиции. Разработка проблемы соотношения (единства) материи и сознания может вестись только их совместными усилиями. Их борьба, взаимная пикировка и есть адекватная, богатая на импульсы и мотивы форма данного процесса. Больше того, существование въедливого оппонента является нормальным и даже необходимым условием развития каждой из рассматриваемых сторон. В такой ситуации философская мысль не может обольщаться успехами, застревать на достигнутом, забывать о своем предназначении — быть постоянным возмутителем интеллектуального спокойствия в обществе.

19.1. Материя как реальность

Категория материи — одна из центральных в философии. К ней так или иначе обращались все крупные мыслители прошлого. Она находится в фокусе и современных научных дискуссий.

Проблема материи в древнегреческой философии стояла как вопрос о том, из чего все состоит, к каким первоэлементам можно свести все многообразие мира. То есть материя отождествлялась здесь с материалом, в качестве которого, как мы уже знаем, выступали вода, воздух, огонь и т. д. Величайшее достижение античной философии в рассматриваемом плане — атомистическая гипотеза, представленная такими именами, как Левкипп, Демокрит, Эпикур и Лукреций.

Все Средние века прошли под знаком Аристотеля, для которого материя — инертная и пассивная масса, потенциальная возможность предметного разнообразия мира. Только через связь с идеальной формой эта возможность становится действительностью.

В Новое время знаком материи являются первичные механические качества всех вещей: протяженность, плотность, постоянная масса и т. д. Вещи же по традиции считаются состоящими из неделимых атомов.

На рубеже XIX - XX веков в связи с открытием радиоактивности, электрона и других диковинных вещей разразился самый настоящий мировоззренческо-методологический кризис. Впрочем, его можно назвать и научной революцией. Некоторые ученые и философы стали говорить о дематериализации, или исчезновении, материи, о замене ее энергией, электричеством, даже математическими формулами. Логика их рассуждений была по-своему стройной. Ее можно реконструировать следующим образом (один из напрашивающихся вариантов).

Материя — это вещество.

Вещество состоит из атомов.

Атомы, оказывается, состоят из электронов.

Электроны, как тогда представлялось, суть “атомы электричества”.

Электричество — не вещество.

Следовательно, материя “состоит” из не-вещества, т. е. из не-материи.

Вот такой получался силлогизм. На его убедительность работало еще одно обстоятельство: структура материи была твердо завязана на неделимости атома, а тут он раскололся на электроны. Более двух тысяч лет, что называется, молчал, и вдруг заговорил — это поражало и ошеломляло, казалось, почва уходит из-под ног. Начало ломки устоявшейся традиции (понимания атома) всегда воспринимается как трагедия. Со временем физики, конечно, разобрались. У электрона “появилась” масса (а это явный признак материи), он оформился и стал корпускулой. Все поставил на свои места эксперимент. У философов экспериментов, во всяком случае физических, нет. Работает абстракция, интуиция, методологическое обобщение. И появляются нетривиальные результаты. Так было и на этот раз. Философы предложили свой выход из возникшего кризиса — материя перестала падать в бездну дематериализации. Это был, разумеется, коллективный выход, вобравший в себя множество индивидуальных решений и подходов.

В их числе приметно, а нам и ближе всего, решение, предложенное В.И. Лениным. Отвлекаясь, скажу, что к этой фигуре отношение сегодня неоднозначное, скорее (хотя, видимо, и в целом) отрицательное, чем положительное. Но в науку нельзя переносить политико-идеологические и моральные оценки. Доминирующая установка или ориентация здесь — на идеи, истины, а не на личности. Так вот, Ленин показал, что исчезает не материя, — исчезает тот предел, до которого мы ее знали раньше. К тому же нельзя отождествлять философское, мировоззренческое понятие материи с естественнонаучными данными и представлениями о ее строении. По Ленину, “материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них”. Опираясь на марксистскую литературу, раскроем это определение.

Материя, как видим, освобождается от “мелких” характеристик, за ней остается только одно качество — быть объективной реальностью. “Объективной” — значит, существующей вне и независимо от сознания. Какого сознания? Естественно, не индивидуального. Сознание другого человека по отношению к моему существует “вне и независимо”, но от этого оно не становится материей. Объективным, но не материальным является и общественное сознание по отношению к сознанию индивидуальному. В рассматриваемом случае поэтому под сознанием имеется в виду сознание вообще, как таковое, сознание человечества. Предполагать же существование каких-то иных сознаний у нас нет оснований. Ну а если есть, существуют внеземные цивилизации, то их сознание наверняка в чем-то сходно с нашим.

Материя как объективная реальность включает в себя не только вещество в четырех его агрегатных состояниях (твердом, жидком, газообразном, плазменном), но и физические поля (электромагнитное, гравитационное, мезонное и т. д.), а также их свойства, отношения, продукты взаимодействия. Входит в нее и антивещество (совокупность античастиц: позитрон, или антиэлектрон, антипротон, антинейтрон), недавно открытое наукой. Антивещество ни в коем случае не антиматерия. Антиматерии вообще быть не может. Дальше “не” (нематерии) отрицание здесь не идет.

Мир доступной человеку объективной реальности постоянно расширяется. Современная наука выделяет в нем три структурных уровня: мегамир (планеты, звездные комплексы, галактики, метагалактики); микромир — мир устойчивых форм и соразмерных человеку величин, а также кристаллические комплексы молекул, организмы, сообщества организмов; микромир (молекулы, атомы, элементарные частицы). На микроскопическом уровне физика занимается изучением процессов, разыгрывающихся на длинах порядка 10 в минус пятнадцатой степени см. за время порядка 10 в минус двадцать второй степени. В мегамире ученые с помощью приборов фиксируют процессы, происходящие за время порядка 10 в десятой степени (возраст Вселенной).

Обратимся теперь к анализу того, как объективная реальность “дана человеку в ощущениях его”. В простых случаях, конечно, — непосредственно, через “живое созерцание” (работа пяти органов чувств). В более сложных ситуациях — опосредованно, через технические средства и системы, которые являются искусственным продолжением и усилением естественных органов чувств человека. Нашим ушам, к примеру, недоступны радиоволны. Но, вооружившись соответствующими техническими устройствами, тем же радиоприемником, мы их спокойно улавливаем. С помощью телескопа мы видим звезды, удаленные от нас на миллиарды километров — счет идет здесь на световые годы. Синхрофазотроны позволяют нам видеть субэлементарные частицы. Приборно опосредован для нас в своей данности весь микро- и (почти весь) мегамир. Учитывая, что мир бесконечен, человеку, как существу конечному, всегда дано ничтожно мало. Понятие же материи претендует на универсальность, т. е. бесконечность. Нет ли здесь противоречия? Нет, ибо оно представляет не только актуальную, безусловно ограниченную, но и потенциальную, действительно бесконечную, данность. Важна принципиальная открытость объективной реальности человеку, ее бытийная предрасположенность быть воспринятой, так или иначе зафиксированной нашими органами чувств.

Как объективная реальность материя должна рассматриваться не только в плане ее противопоставленности сознанию человека, но и в своей дифференцированности на субстанцию и атрибуты. Атрибуты — объективные, универсальные и неотъемлемые свойства материи. Под субстанцией в данном случае понимается предельная или глубинная основа, носитель этих свойств. Материя обладает такими атрибутами, как движение, пространство, время.

Движение как способ существования материи многообразно. Объективно выделяются его различные формы и виды. С философской точки зрения, движение — это изменение вообще, изменение как таковое. Данное определение поднимает исследуемый предмет — движение, на уровень подлинной всеобщности, ставя заслон на пути редукционистской его интерпретации, т. е. сведения всего многообразия движения к какой-то одной его форме, скажем механической. Идет поезд, растет цветок, жестикулирует оратор — все это какое-то изменение, а значит, движение. Можно ли говорить о развитии, а тем более о прогрессе применительно к материи? Развитие предполагает появление новых качественных состояний, а прогресс, дополнительно, — и реализацию какой-то цели. На ограниченных участках, в отдельных сферах такие изменения, конечно, возможны. Но применительно к материи в целом о развитии и прогрессе говорить не приходится. Тут вечный круговорот, вечное “дрожание”; перерасти саму себя материя не может. У природы действительно нет плохой погоды, камень и человек для нее равнозначны.

Движение и материя органически и нерасторжимо связаны друг с другом: нет движения без материи, как нет и материи без движения. Покой лишь относителен, он — диалектически исчезающий момент в молохе изменений.

Движущаяся материя существует в двух своих основных формах — в пространстве и во времени. Понятие пространства служит для выражения свойства протяженности и сосуществования материальных систем. В понятии времени фиксируется длительность и последовательность смены состояний материальных систем. Следует различать философские и естественнонаучные представления о пространстве и времени. Собственно философский подход представлен здесь четырьмя концепциями пространства и времени: субстанциальной и реляционной, статической и динамической.

Субстанциальная концепция: пространство и время — абсолютные, самостоятельно существующие образования, независимые от конкретных материальных систем и процессов, их фактическое вместилище. Нечто вроде космической комнаты, в которую можно внести или, наоборот, из которой можно вынести материю. Такой взгляд получил наиболее отчетливую формулировку в труде И. Ньютона “Математические начала натуральной философии”.

В противоположность субстанциальной реляционная концепция строится на том, что пространство и время существуют только в связи с конкретными материальными системами и посредством их. Естественнонаучным доказательством реляционной концепции пространства и времени стала теория относительности. Ее создатель А. Эйнштейн писал в частности: “Пустое пространство, т. е. пространство без поля, не существует. Пространство-время существует не само по себе, но только как структурное свойство поля”.

В соответствии со статической концепцией, пространство и время имеют неизменные и единообразные характеристики на всех структурных уровнях материи. Пространство в этой перспективе описывается одной — евклидовой геометрией, а время выглядит линейным. Динамическая концепция, напротив, ориентирована на то, что конкретные свойства пространства и времени находятся и меняются в зависимости от уровня структурной организации материи. В микромире они — одни, в мегамире — другие, в макромире — третьи. Современная наука признает в качестве истинной динамическую концепцию пространства и времени. Для микро и мегамира адекватными оказываются неевклидовы геометрии и нелинейные трактовки времени.

Пространство и время — две взаимосвязанные формы существования материи. Нет пространства вне времени, как и наоборот. Единство движения, пространства и времени, на котором настаивает философия, доказывается всем современным естествознанием. Так, теория относительности вскрыла органическую связь между пространством, временем (пространственно-временное многообразие, “четырехмерное пространство”) и движущейся материей (размерность пространства-времени задается распределением тяготеющих масс).

19.2. Сознание как реальность

Сознание — самый сложный и тонкий предмет исследования. Оно с успехом разгадывает для нас загадки мира, само оставаясь при этом его главной загадкой. И все же загадочность (таинственность и необъяснимость) сознания относительна. Кое-что о нем нам все-таки известно.

Начнем с происхождения. Сознание возникло, конечно, не на пустом месте. Его “готовила” вся предшествующая эволюция материи. Но каким образом? Чем конкретно? Есть все, вернее — много оснований полагать, что сознание эволюционно выросло из отражения и является его высшей формой.

Вся материя обладает свойством, родственным сознанию, свойством отражения. Отражение — предыстория сознания, его почва, основа, исток. В этой связи нельзя согласиться с концепциями гилозоизма и панпсихизма, постулирующими всеобщую одушевленность или одухотворенность материи.

Отражение есть способность одной материальной системы своими внешними или (и) внутренними изменениями (перестройками) фиксировать (запечатлевать, воспроизводить) особенности другой, взаимодействующей с ней материальной системы. Отражение — сторона, момент взаимодействия всех без исключения предметов и явлений мира. В этом процессе взаимодействия происходит как бы перенос части содержания отражаемого объекта на отражающий. “Отражаемый”, “отражающий” — это определяется внутренним потенциалом или мерой активности взаимодействующих объектов. “Отражаемый” — значит, доминирующий в процессе взаимодействия, “отражающий” — соответственно принимающий, улавливающий внешнее воздействие или влияние. Не следует только забывать, что отражение есть именно сторона или эффект взаимодействия. Совершенно одностороннего ( без того или иного ответного действия) отражения не бывает. По мере усложнения объектов возрастает и роль обратной связи в их взаимодействии, а значит, и отражении. С учетом сказанного можно сформулировать следующее определение отражения: это воспроизведение особенностей отражаемого предмета в соответствующих изменениях свойств и состояний отражающего предмета. Простейшие пример — отпечатки пальцев. Отпечаток, разумеется, — результат. А в отражение входит и процесс, предшествующий результату. Но если быть точным, то надо сказать, что отражение — это не сам отпечаток, а соответствие отпечатка тому, что в нем отпечаталось. В нашем конкретном примере — соответствие следов, оставленных на гладкой поверхности, кожным линиям ладонной поверхности пальцев.

Отражение, таким образом, присутствует на всех уровнях структурной организации материи. В неживой природе можно выделить механические, физические и химические формы отражения. Переход к живой природе в рассматриваемом плане дает нам раздражимость — способность живых организмов адекватно отвечать на воздействия внешней среды. Отражение на уровне амебы, например, проявляется в виде ее движения от источника или к источнику внешнего воздействия-раздражения. Еще пример, уже из мира растений: подсолнечник поворачивается вслед за солнцем.

Далее на эволюционной лестнице отражения значится возбудимость — способность запечатлевать внешние воздействия дифференцированно в виде ощущений. Ощущения, естественно, начинаются с животных — растениям они недоступны, хотя кое-кто и настаивает на обратном. За возбудимостью следует чувствительность — целостное отражение ситуации в виде восприятий.

Ощущение и восприятие — элементарные формы психики. Их материальной физиологической основой является нервная система. По мере развития этой последней (от первых нервных клеток и волокон через нервные узлы и стволы до спинного и головного мозга и центральной нервной системы) и присущих ей рефлексов совершенствуются и формы психического отражения. У высших животных наблюдается ярко выраженный ориентировочный рефлекс, оперирование чувственно-наглядными образами, даже, как утверждают специалисты, элементарное рассудочное мышление.

Сознание — высшая форма психического отражения действительности. Его специфику (высоту) лучше всего оттеняет психика животных. У психики человека и психики животных много общего. У них, скажем, общая физиологическая основа — деятельность центральной нервной системы, осуществляемой в форме безусловных и условных рефлексов, составляющих первую сигнальную систему. Однако сущность человеческой психики составляет не то, что ее сближает, а как раз то, что ее отличает от психики животных. Отличия эти следующие:

— Сознание человека носит общественный характер, возможно, только в обществе и на его основе. Исторически сознание детерминировано трудом, материально-практической деятельностью человека. Вне общества человек не может сформировать свою человеческую сущность, свое сознание. Пример детей, попавших к животным и выросших среди них, говорит об этом со всей определенностью. Они по сути становятся животными, все человеческое им непонятно и чуждо. Сама частица “со” говорит о том, что сознание — явление совместное, общее, человечески коллективное.

— Сознание неотделимо от абстрактного мышления и языка. Ни того, ни другого у животных нет. Как известно, физиологической основой абстрактного мышления является вторая сигнальная система, для которой слово является сигналом сигналов. Образ реально (перед нашими глазами) бушующего огня по сути совпадает с образом огня, которым мы откликаемся или реагируем на слово “пожар”. Психика животных такой замены, такого символизма не признает. Человек велик своим мышлением, а как чувственное существо он, говоря словами Гегеля, не лучше и не хуже воробья.

— Сознанию человека свойственно целеполагание. У животных целеполагание заменено рефлексами, т. е. врожденными реакциями на раздражения внешней и внутренней среды. Точнее, цели здесь непосредственно вплетены в рефлекторную деятельность и составляют с ней одно целое. “Паук, — писал К. Маркс, — совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове”.

— Человеческое сознание имеет устойчивое предметное отношение к действительности. Для животного же предмет “интересен” только до тех пор, пока он удовлетворяет какие-то его биологические потребности. После этого он для него “исчезает”.

— Сознание — это всегда и самосознание, т. е. целостное оценка человеком себя, своих физических и умственных возможностей, своего места в жизни. Самоопределяется человек через внешнюю среду, прежде всего через отношение к другим людям. Опять сошлемся на Маркса: “Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку”. Самосознание (через функцию самоконтроля и саморегулирования) является важным условием совершенствования человеком самого себя, а вместе с тем и системы межличностных отношений, в которой он находится.

— В противоположность приспособительно-потребительской определенности психики животных сознание человека следует квалифицировать как конструктивно-творческое отражение действительности. Остановимся на этом качестве подробнее, для человеческого сознания оно является определяющим.

Надо сказать, что сам термин “отражение” не очень-то подходит для выражения творческого характера человеческого сознания. Он невольно ассоциируется с зеркальным, механическим, линейным актом. Впрочем, не совсем “зеркально” даже зеркальное отражение. Правая рука там оказывается левой, а левая — правой. Что уж говорить о сознании. Но есть термин и есть понятие.“Зеркально-механические “ ассоциации термина “отражение” не должны заслонять от нас его более глубокое понятийное содержание — во всяком случае применительно к феномену сознания. Отражение, если быть точным, — лишь исходный или начальный момент сознания. В остальном оно моделирует, преобразует, пересоздает — словом, творит мир.

“Субъективный образ объективного мира” — эта формула достаточно точно передает творческий характер человеческого сознания. Поясним сказанное на конкретном примере. Вот роза — обладает ли она запахом? Я говорю не о рыночной розе, у нее вообще может не быть запаха. Нет, нормальная, здоровая роза — она благоухает сама по себе? Проследим, что и как происходит. Что делает роза? Она распространяет вокруг себя молекулы (они — пахнут?), которые излучают электромагнитные волны (пахучие?) определенной длины и частоты. Молекулы попадают в наш орган обоняния (он, что ли, пахнет?), и в результате взаимодействия с ним их волны резонансно поглощаются рецепторами обоняния. В конце рассматриваемой цепочки действительно возникает великолепный запах. Но не будь человека и его обоняния, разве случилось бы такое? Здесь нет произвола — желанием или усилием воли мы не можем превратить розу, скажем, в фиалку. Запаху розы непременно предшествует некий “объектный набор”, некая объективная возможность запаха розы. Но действительностью эта возможность становится только через нас, благодаря работе наших органов чувств. Аналогично обстоит дело и с другими “субъективными образами” мира. В природе самой по себе нет, скажем, солености, сладости и т. п. качеств.

Сознание представляет собой единство знания и его переживания. Знание — основной способ существования сознания. Характеристика конкретных форм знания — в следующей главе. Здесь же займемся переживанием. Человек “переживает” свое знание в разных и многих формах, среди которых прежде всего нужно назвать эмоции, чувства и волю. Эмоции — психическое состояние положительного (например, радость) или отрицательного (скажем, страх) отношения человека к отражаемым им предметам, свойствам и процессам действительности. Эмоции являются бессознательным переживанием значимости или смысла знания, вообще отражаемого. В отличие от эмоций чувства, как правило, осознанны, более длительны, устойчивы. Они представляют собой специфический сплав эмоций и соответствующих представлений или понятий человека. Чувство Родины, например, предполагает всегда какое-то понятие Родины. Чувства отличаются также достаточно высокой (более высокой — по сравнению с эмоциями) степенью соответствия между потребностями, интересами и целями познающего субъекта и объективными характеристиками познаваемого объекта. Под волей обычно понимают сознательное стремление к осуществлению чего-нибудь. Применительно к нашему случаю ее можно определить как особое психическое напряжение, обеспечивающее связь между познавательной целью субъекта и наличными средствами ее достижения

Эмоции, чувства и воля выполняют тонизирующую, регулятивную и селективную функции в человеческом сознании.

Сознание — ядро, сердцевина психики человека. Кроме сознания, в человеческой психике выделяется также бессознательное. Бессознательное — совокупность безотчетных психических состояний, явлений и действий, лежащих вне сферы актуальной (непосредственно данной) познавательной активности, но оказывающих огромное влияние на весь внутренний мир человека, его поведение. Основные каналы формирования бессознательного: 1) безусловно генная или биологически наследуемая информация; 2) доведенные до автоматизма умственные действия или операции (они выпадают в “осадок” — в бессознательное); 3) та информация, которая нефиксируемо проходит через наши органы чувств (мы в действительности осознаем только часть того, что “течет в нас” из внешнего мира).

Большой, непревзойденный вклад в разработку проблемы бессознательного внес австрийский психиатр, психолог и врач Зигмунд Фрейд (1856 - 1939). Человеческая психика, по Фрейду, трехслойна. Самый нижний и самый мощный пласт ее представлен как раз бессознательным, или Оно (Id). Фрейдовское бессознательное живет по принципу или закону удовольствия. Свою энергию оно черпает в основном из двух источников: либидо — сексуального влечения ( это здесь главное) и танатоса — стремления к смерти. На поверхности бессознательного, Оно, покоится сознательное — Я (Ego). Живет оно по принципу реальности, т. е. адекватной ориентации в объективных и субъективных (межличностных) структурах жизненного мира человека. Наконец, третий слой психики человека — “Сверх-Я” (Super-Ego), представленное совестью, различными правилами и запретами, общественными ценностями, нормами и идеалами, вообще культурой. Закон жизни этого слоя — внутреннее цензирование, контроль, репрессия. С помощью “Сверх-Я” ограничивается свобода человеческих влечений, властно требующих своего удовлетворения.

Законы или принципы жизни всех трех слоев человеческой психики, как легко заметить, трудно совместимы. Фрейд сравнивает Я с неумелым, беспомощным всадником, а Оно с неукротимой лошадью, которая ведет себя как хочет. Я теснит с одной стороны стихия надындивидуального “Сверх-Я”, а с другой — стихия Оно. В результате человек постоянно пребывает в ситуации конфликта, от которого он спасается с помощью особых защитных механизмов — вытеснения, сублимации и т. д. Когда эти механизмы не срабатывают или срабатывают плохо, начинаются душевные расстройства. Для их лечения Фрейд разработал специальный метод — психоанализ. Он представляет собой совокупность приемов, с помощью которых врач стремится по внешним симптомам действия вытесненных в подсознание негативных явлений прошлой жизни пациента обнаружить причины психического заболевания. Эти симптомы выражаются в содержании сновидений, в оговорках, описках и прочих ошибочных действиях.

Фрейдовская концепция психического безусловно оригинальна и эвристична. Она несет с собой солидный освободительный потенциал: необходимо постоянно укреплять в себе самосознательное Я; необходимо контролировать бессознательные инстинкты, влечения и желания; необходимо превращать Оно в Я. В то же время здесь явно абсолютизируется место и роль бессознательного в человеческой психике, развивается культ, демонолизируется Оно. Поскольку бессознательное питается от инстинктов, то значит оно к тому же и биологизируется. А через это биологизируется и вся человеческая психика, что по меньшей мере спорно. Необоснованны и социально-исторические обобщения психоанализа. Нельзя же в самом деле считать, что безумящий душу эрос движет человеком — антисоциальным по сути существом, что само общество существует лишь для того, чтобы обуздывать биологические влечения и инстинктивные импульсы людей. Будем, однако, справедливы: такие обобщения принадлежат не столько Фрейду, сколько его рьяным последователям и поклонникам.

Сознание по отношению к объективной реальности выступает как ее идеальный образ. В идеальности необходимо видеть сущностную определенность сознания человека. Идеальность означает, что сознание не содержит ни грамма вещества отражаемой в нем реальности (образ дерева не “деревянен”, образ сладкого не сладок), что оно не обладает материальными свойствами своего нервно-мозгового субстрата (в нем не отражается ни код головного мозга, ни его нейродинамика), что оно лишено конкретно-чувственной осязаемости и т. п. Если бы это было не так, то, как остроумно заметил Л. Фейербах, кошка бросалась бы не на мышь, а царапала бы когтями свои собственные глаза.

Сознание — особая, субъективная реальность, не имеющая самостоятельного, субстанциального существования. Как таковая она противостоит предметному миру, зависима, производна от него. Сознание — функция мозга, а вернее функция общественного человека, обладающего мозгом. Нематериальный и непричинный статус образов сознания позволяет произвольно сочетать их друг с другом, фантазировать, мысленно переносится в прошлое и будущее, в любую точку пространства, составлять программы будущих действий.

Вульгарный материализм пытается так или иначе уподобить сознание материи или даже свести первое ко второму. Есть тут своя “классика” (Л. Бюхнер, Я. Молешотт, К. Фохт) и современность (“научные материалисты” Дж. Смарт, Г. Фейгл, Д. Армстронг, и др.). Бюхнер в книге “Сила и материя” (1855) утверждал, что мышление тождественно физико-химическому движению вещества мозга. Молешотт сравнивал мысль с движением света. Фохт в “Физиологических письмах” (1867) настаивал на том, что “мысль находится в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени”. В соответствии с теорией “научных материалистов” духовное или ментальное есть не что иное, как подкласс физических процессов, протекающих в мозгу. Принципиально вопрос, таким образом, решен, остается только разработать процедуры, которые позволят описать явления сознания в терминах физической реальности. На этом пути, как представляется, будет достигнуто единство научного знания.

Обобщая, можно сказать, что материалистический монизм в вопросе о природе сознания выступает в двух основных формах: редуктивной и элиминативной (элиминация — устранение). Редуктивный материализм сводит все ментальные состояния и свойства к состояниям и свойствам нашего мозга. Например, боль в ноге отождествляется с вполне материальным процессом — “воспламенением” соответствующей нервной ткани. Элиминативный материализм идет еще дальше, уже не сводя, а полностью заменяя ментальные процессы мозговыми или нейрофизиологическими. Язык ментальности, как язык “народной психологии”, сторонники этой концепции предлагают заменить нейроязыком.

Язык — материальная оболочка, непосредственная действительность мысль. Вообще же язык — это система знаков: естественных (звуковой язык, пластика человеческого тела, жесты, мимика) и искусственных, специально созданный людьми ( язык математики, язык живописи, музыки, дорожные знаки и т. д.). Различают язык и речь. Речь — это звучащий язык. Язык -— явление общественное, он возник в процессе формирования человеческого общества, стал важным моментом его функционирования и развития. И потому правы те авторы, которые утверждают, что не человек говорит языком, а язык говорит через человека. Язык — важное средство социализации человека, он приобщает его к культуре. Язык выполняет в обществе множество функций: номинативную (называет вещи “своими именами”), познавательную (активно участвует в процессе познания), информативную (накапливает, хранит и передает информацию), коммуникативную (обеспечивает процесс межличностного общения), эстетическую, идеологическую и т. д.

Нельзя думать, что язык только оформляет, “одевает” уже состоявшуюся, сложившуюся мысль. Нет, мысль в языке не просто оформляется — она в нем впервые и фактически формируется. Или, как говорил Л.С. Выготский, “мысль не воплощается в слове, а совершается в слове”. “Голых” мыслей не бывает. Даже мысля про себя, мы пользуемся так называемой внутренней речью. Иными словами, мысль облекается в словесную оболочку не только тогда, когда мы говорим или пишем, но и в том случае, когда мы думаем. Однако это не значит, что границы мышления совпадают с границами говорения (“Откуда я знаю, что думаю, пока не услышу, что скажу”). Интуитивное мышление — явно невербализованная (иногда и принципиально не вербализуемая) реальность. Всем также хорошо известны “муки слова”: мысль вроде бы и есть, ясна, а вот конкретного слова для ее выражения не найти, не подобрать. Но, даже подобрав, найдя верное слово, мы сталкиваемся с новой трудностью, которую прекрасно выразил поэт: ”Мысль изреченная есть ложь”. Мысль умирает в тот момент, когда она воплощается в слово. А происходит это потому, что слово всегда обобщает, сопрягая частное и общее, индивидуальное и общественное. Индивидуальное своеобразие мысли, ее эмоциональные обертоны в нем, по сути, пропадают.

Есть все основания полагать, что логические формы мышления носят универсальный, общечеловеческий характер и не зависят от особенностей национальных языков. Их, кстати. очень много. В наши дни человечество говорит на 5651 языке и диалекте. Нельзя согласиться в этом плане с гипотезой лингвистической относительности Сепира-Уорфа, согласно которой язык, его нормы и правила по сути предопределяют смысловое, категориальное видение мира. Какой язык, такое и мышление. У китайцев оно одно, у нас, русских — другое, у европейцев — третье и т. д. “Мы видим, — пишет Э. Сепир, — слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения”. Понятийная и языковая, лингвистическая, картины мира не могут быть совершенно разными, но они и не совпадают друг с другом. Если бы эти картины полностью совпадали, то, учитывая естественные различия национальных языков, общение народов, культур, цивилизаций было бы невозможно.

Вопросы для самопроверки к главе 3

1. Как связаны между собой “бытие” и “совершенство”?

2. Как раскрывается формула “существовать — значит, быть воспринимаемым” и насколько она верна?

3. Что такое “существование”?

4. Всегда ли “основное” совпадает с “главным”?

5. Что лежит в основе материалистическо-идеалистической дифференциации?

6. Что такое объективное, объективность?

7. В чем суть философского понимания движения?

8. Как обычно определяют отражение?

9. В чем конкретно выражается творческий характер сознания?

10. Что означает идеальность сознания?

11. Недостатки фрейдизма — в чем они?

12. Определяет ли язык понятийное видение мира?

Дополнительная литература

1. Доброхотов А.Л. Категория бытия в классической западноевропейской философии. — М., 1986.

2. Франк С.Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии. Соч., М., 1990.

3. Гурьев Д.В. Загадка происхождения сознания. — М., 1997.

4. Егоров В.С. Философский реализм. —М., 1994.

5. Философия: Учебник / под ред В.Д. Губина и др. — М.,1997.