Курс лекций по дисциплине философия тема I. Философия в мире культуры
| Вид материала | Курс лекций |
- Т. А. Сулейменов Курс лекции по философии Шымкент-2010 г. 1-лекция, 1988.6kb.
- Тесты для самопроверки знаний раздел I. Что такое философия? Тема Философия в системе, 1997.45kb.
- Курс лекций (28 часов) канд филос наук О. В. Аронсон Курс лекций «Математика и современная, 27.49kb.
- С. В. Булярский Принято на зас каф философии и политологии 4 апреля 2000 г., протокол, 128.66kb.
- Тема 16. Философия культуры. Философия техники. Философия и ценностные приоритеты, 82.95kb.
- Показатели рейтинга по курсу «Философия» для студентов 2 курса всех специальностей, 122.69kb.
- Программа вступительного экзамена по философии философия и жизненный мир человека, 153.52kb.
- План семинарских занятий по курсу «Философия». Раздел, 317.09kb.
- Курс лекций Абакан 2009, 2273.89kb.
- Лекция №16 тема: Философия культуры, техники и медицины, 466.69kb.
Возрождение, или Ренессанс (XV—XVI вв.) — это время, когда Европа вдруг заново открывает для себя античность, греко-римскую культуру и, вдохновленная ее образцами, сама добивается небывалого ранее расцвета искусств и наук. Возрождение и было собственно возрождением античности как идеального образца. Идеологией Возрождения являлся гуманизм. В узком смысле этим термином обозначалась светская (и заметим, классическая, греко-латинская) образованность в отличие от образованности богословско-схоластической. Гуманисты противопоставляли светские науки церковно-схоластической учености. В широком же смысле возрожденческий гуманизм — это духовное движение, направленное на освобождение человека от средневековой корпоративной морали, от власти религиозных догм и церковных авторитетов, на утверждение ценностей земной, реальной жизни (культ человеческой чувственности и светской жизни), величия разума и творческих способностей человека, на возвышение его индивидуальности, чувства собственного достоинства, личностных качеств и начал. Возрождение, таким образом, антропоцентрично; на первом месте или плане здесь — человек как природное существо со всеми его заботами и надеждами, интересами и правами.
Наряду с антропоцентризмом специфика Возрождения представлена также секуляризацией, т. е. эмансипацией науки, политики и морали от религии. Идеалом становится не религиозное, а светское знание, знание, опирающееся на конкретные факты, опыт и разум. Ошибочно было бы утверждать, однако, что Ренессанс — время безбожия или безразличия к религии. Просто религиозные вопросы перестали быть центральными в научно-поисковой деятельности философов. Просто авторитет античных мудрецов стал явно перевешивать авторитет Священного писания. Просто от Бога нередко оставалась только божественная красота, наполнявшая многообразный и чувственно воспринимаемый мир.
Мыслители и художники эпохи Возрождения противопоставляли эпоху света, в которую они жили, средневековью как периоду темноты и невежества. В свете, разгоняющем тьму невежества и обмана, они видели свою историческую миссию.
Интеллектуальная элита Ренессанса отвергала схоластические споры о категориях и их дефинициях (определениях), она стремилась знать сами явления природы и общества, жизнь как она есть. И, надо сказать, в этом направлении она продвинулась далеко вперед. В созданных ими образах времени ярко представлены все цвета жизни.
14.1. Философско-политический реализм Никколо Макиавелли
Один из самых заметных переходов от Средних веков к Новому времени, в рассматриваемом нами плане, обозначен творчеством великого флорентийца Никколо Макиавелли (1469-1527). Им были заложены основы нового подхода к политике и политической мысли — как к чему-то автономному, свободному от философских спекуляций (традиций Аристотеля, Цицерона, Аквината), религии, морали. Макиавелли — сторонник политики как политики или даже "политики для политики". Он настаивает на рассмотрении и утверждении того, что есть, реальной политической практики, а не того, что могло бы или должно быть. Вот как сам Макиавелли очерчивает свое видение политики и задач государя в ней: "Теперь остается рассмотреть, как государь должен вести себя по отношению к подданным и союзникам. Зная, что об этом писали многие, я опасаюсь, как бы меня не сочли самонадеянным за то, что, избрав тот же предмет, в толковании его я более всего расхожусь с другими. Но, имея намерение написать нечто полезное для людей понимающих, я предпочел следовать правде не воображаемой, а действительной - в отличие от тех многих, кто изображал республики и государства, каких в действительности никто не знавал и не видывал. Ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует, скорее, во вред себе, нежели на благо, так как желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру. Из чего следует, что государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением, смотря по надобности".
Для Аристотеля, как помним, предпочтительны средние пути. Макиавелли же демонстрирует активное неприятие всякой половинчатости и "срединности", всяких компромиссов — они губительны для государства.
Согласно Макиавелли, государь в своих действиях должен исходить из "злой" природы человека, из того, что люди "неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность, влечет нажива". Государство для того, собственно, и создается, чтобы насильственным образом обуздать этот природный эгоизм человека, обеспечить порядок в обществе. В установлении такого государства Бог, естественно, никакого участия не принимает. Государство, по Макиавелли, - дело рук человеческих, главным образом мудрого (хитрого как лис и сильного как лев) государя. Государство - высшее проявление человеческого духа; в служении ему Макиавелли видит цель и счастье человеческой жизни. Церкви в данной связи отводится роль лишь духовного утешителя народа. Это — принципиальный разрыв с господствовавшей мировоззренческой установкой Средневековья: религия, церковь как основа-интегратор всей общественной жизни. На место "страха Божьего" новый государь ставит страх и трепет перед олицетворяющим им Государством.
Сила для Макиавелли — основа правления и права. Однако она не самодостаточна; не о силе ради силы здесь речь. Сила призвана наказывать, где нужно — сокрушать, но и исправлять, воспитывать, поднимать. Вообще надо сказать, что жестокость государя, по Макиавелли, во многом вынужденная. Конечно, было бы хорошо, чтобы его любили и боялись, чтобы он был в одно и то же время и обожаемым и внушающим страх. Но поскольку сочетать эти два чувства очень трудно, просто невозможно, то лучше, чтобы боялись, чем любили. Так вернее, надежнее и безопаснее — для государя и государства. В конце концов государь — не Бог, только последнего можно и любить и бояться одновременно. "Любовь, — пишет Макиавелли, — поддерживается благодарностью, которой люди, будучи дурны, могут пренебречь ради своей выгоды, тогда как страх поддерживается угрозой наказания, которой пренебречь невозможно". Вместе с тем государь должен внушать страх, не навлекая на себя ненависти.
Особое, отнюдь не средневековое отношение у Макиавелли и к судьбе, или фортуне. Он не согласен с теми, кто считает, что все в мире и нашей жизни направляется судьбой и Богом. Скорее уж так: "судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям". Если всецело полагаться на судьбу, то нельзя выстоять против ее ударов. Словом, на судьбу надейся, но и сам не плошай. Государь должен следить за временем и теми изменениями, которые оно вносит в жизнь общества. Хорошо ориентироваться в реальной политической ситуации, вовремя и умело приспосабливаться к новым тенденциям, в ней наметившимся. И действовать, действовать, а не созерцать и вздыхать, примиряясь тем самым со своим жребием. Вот тогда фортуна будет действительно благоприятствовать ему, государю.
Смелость и натиск лучше осторожности. "...Фортуна - женщина, — утверждает Макиавелли, — и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать — таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина — подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают". Итак, судьбе не подчиняются, ей сопротивляются, ею овладевают.
Политический идеал Макиавелли — государство, в котором перемешаны "все три правительственных начала": монархическое (самодержавное княжество), аристократическое и демократическое (народное собрание). Он ссылается, как на пример и образец, на Ликурга, легендарного законодателя Спарты, который сумел создать государственный строй, просуществовавший свыше восьмисот лет. А все потому, что каждому из названных начал там было отведено соответствующее место.
Жесткость и бескомпромиссность социально-политических идей Макиавелли, а именно: прагматизм и активизм, пронизанные принципом "цель оправдывает средства", возведение насилия в закон политической жизни общества, настаивание на эгоистичности человеческой природы, призыв к непокорности судьбе — все это будоражило общественную мысль и несомненно стимулировало ее дальнейшее развитие.
15. Философия Нового времени
Европейская философия Нового времени охватывает XVII — XIX века. Это время беспощадной критики метафизических догм, религиозных суеверий и морально-нравственных предрассудков, веры в изменение негуманного характера отношений между людьми и избавления от политической тирании. Это время научной революции, начало которой было положено открытиями Н. Коперника, И. Кеплера Г. Галилея, а завершение выпало И. Ньютону. Это время превращения в самостоятельные научные отрасли физики, химии, биологии, математики, механики, других поисково-исследовательских практик. Дисциплинарная кристаллизация до того диффузного научного знания выдвинула проблему разработки общенаучных методов познания как средства интеграции и мировоззренческого обобщения данных конкретных или “частных” наук. Возникла философия науки, в центре которой — теория познания, законы мышления, действующие во всех науках.
Основу адекватной методологической ориентации новоевропейская философия ищет или в чувственном опыте, эмпирическом индуктивном знании (Бэкон, Гоббс, Локк), или в интеллекте, дающем логическое дедуктивно-математическое знание (Декарт, Лейбниц, Спиноза).
Новое время — это также вера в прогресс, обеспечиваемый разумом, наукой и техникой. Прогресс мыслится как неизбежный закон поступательного развития. Вера в прогресс заменяет многим веру в Бога. Прогрессистские настроения наделяют науку статусом важнейшего занятия человечества. На нее смотрят как на безотказное средство решения важнейших человеческих проблем, избавления общества от всех его пороков, бед и страданий.
Общие мировоззренческие ориентиры Нового времени не исключают, разумеется, разнообразия и борьбы идей, школ, направлений. Одно дело, например, бэконовское “Знание — сила”, просвещенческое “Имей мужество пользоваться собственным умом”, и совсем другое — паскалевское “Без Христа не постичь ни жизни, ни смерти, ни Бога, ни себя”, а также романтическое (Ф. Гельдерлин) “Человек мечтающий — Бог, рефлектирующий человек — лжец”. У каждого из трех веков, составляющих Новое время, есть свое историческое лицо. XVII век — век “революционной критики” феодализма и рационалистической критики схоластики. XVIII век — век Просвещения с его культом Разума, историческим оптимизмом, уверенностью в смысложизненной благодати обновления и обустройства мира. XIX век — эпоха расцвета культуры Нового времени и одновременно начало ее кризиса, связанного с обнаружением тупиков чисто рационального и инструментального отношения человека к миру.
15.1. Новый методологический органон Фрэнсиса Бэкона
У истоков методологии опытной науки Нового времени стоял английский философ Френсис Бэкон (1561-1626). Он был страстным сторонником научного прогресса и непримиримым врагом схоластики. Стержень бэконовской методологии — постепенное индуктивное обобщение фактов, наблюдаемых в опыте. Однако философ был далек от упрощенного понимания этого обобщения и подчеркивал необходимость опоры на разум в анализе фактов. Разум позволяет так организовать, спланировать наблюдение и эксперимент, чтобы услышать голос самой природы и истолковать сказанное ею правильным образом. Свою позицию Бэкон иллюстрирует сравнением деятельности пчел, собирающих нектар со многих цветков и перерабатывающих его в мед с деятельностью паука, ткущего паутину из самого себя (односторонний рационализм) и муравьев, собирающих в одну кучу самые разные предметы (односторонний эмпиризм). Бэкон различал два вида опыта: плодоносный и светоносный. Плодоносным он называл опыт, цель которого — непосредственная польза; светоносным же — опыт, который имеет целью познание законов явлений и свойств вещей.
В исследовании природы, по мнению Бэкона, мы часто руководствуемся ложными идеями и понятиями, названными им идолами. Он выделял четыре их основных вида: идолы рода, пещеры, площади и театра.
Идолы рода — это предрассудки нашего ума, проистекающие из смешения нашей собственной природы с природой вещей. Человек склонен судить о природе по аналогии с собственными свойствами. Отсюда возникают телеологические (целевые — зачем? для чего?) представления о мире, другие ошибки, проистекающие из несовершенства человеческого ума и человеческих чувств и их подверженности влиянию различных желаний и влечений. “Человеческий ум, когда он находит какое-либо удобное или кажущееся верным или убедительным и приятным понятие, подгоняет все остальное так, чтобы подтвердить его и сделать тождественным с ним. И даже если мощь и число противоположных понятий больше, он или не признает этого — из пренебрежения, или путает их с различиями и отбрасывает — из тяжкого и вредного предрассудка, лишь бы сохранить в целостности свои первые утверждения”.
Идолы пещеры — заблуждения, вытекающие из индивидуальных особенностей каждого человека (его воспитания, круга чтения, авторитета тех, кем он восхищается, симпатий, антипатий и т. д.). Дух людей “различен, склонен к изменчивости и почти случаен”. Поэтому, как пишет Бэкон, прав был Гераклит, когда сказал: “Люди ищут знаний в своих маленьких мирах, а не в большом, общем для всех мире”.
Идолы площади или рынка вытекают из смысловой многозначности и неправильного употребления слов. “Слова прямо насилуют разум, смешивают все и ведут людей к пустым и бесчисленным спорам и толкованиям”. Идолы, проникающие в разум с помощью слов, бывают двух родов: это или имена несуществующих вещей (“судьба”, “вечный двигатель” и т. д.), или это имена вещей существующих, но путанные и неопределенные, неподобающим образом абстрагированные.
Идолы театра — они вселяются “в души людей из разных догматов философии, а также из превратных законов доказательства” в силу их пышного, прямо-таки театрального представления. Бэкон называет некоторые философские системы баснями и сказками, “предназначенными быть разыгранными на сцене, пригодными для создания выдуманных театральных миров”.
Искоренение всех этих идолов возможно только на пути опыта и его научно-индуктивного понимания. Идеалом для Бэкона был беспристрастный ум, освобожденный от всякого рода предрассудков, открытый и внимающий опыту. Истолковав опыт как конечный источник всех наших знаний, Бэкон тем самым заложил основы эмпиризма — одной из ведущих философских традиций новоевропейской философии.
15.2. Рационалистическое сомнение Рене Декарта
Основы альтернативной эмпиризму рационалистической традиции были заложены французским философом Рене Декартом.
Рене Декарт (1596-1650) — основатель философии Нового времени или, как его еще называют, отец современной (modern) философии. С точки зрения Декарта, недостаточно иметь хороший ум, гораздо важнее — хорошо, правильно применять его. С целью научиться хорошо применять ум он и разработал свой метод. В нем четыре правила.
Первое правило — правило очевидности, которое Декарт формулирует следующим образом:” Никогда не принимать за истинное ничего, что я не признавал бы таковым с очевидностью, т. е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению”. Очевидность в смысле ясности и отчетливости является не только отправным, но и конечным пунктом познания. Умственное действие, посредством которого достигается очевидность, есть интуитивное действие, интеллектуальная интуиция.
Второе правило — это правило анализа: “Делить каждую из рассматриваемых ... трудностей на столько частей, сколько потребуется, чтобы лучше их разрешить”. Расчленяя сложное на простое, “на элементарные части до пределов возможного”, анализ светом разума изгоняет двусмысленность, способствует освобождению истинного от плевел лжи.
Третье правило — правило синтеза, заключающееся в том, чтобы “располагать свои мысли в определенном порядке, начиная с предметов простейших и легкопознаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу”. Синтез восстанавливает исчезнувшую в аналитических расчленениях целостность предмета, делая прозрачными его содержательные связи и зависимости.
Правило четвертое — правило контроля, которое Декарт определяет так: “Делать всюду перечни настолько полные и обзоры столь всеохватывающие, чтобы быть уверенным, что ничего не пропущено”. На этом этапе проверяется полнота анализа и корректность синтеза.
Очерченные таким образом правила метода Декарт применяет к собственно философскому познанию, призванному обнаружить очевидные истины , составляющие фундамент здания всей науки. С этой целью Картезий (латинизированное имя Декарта) подвергает методическому сомнению все традиционные способы обоснования знания. Он, в частности, отказывается признать основой знания чувственный опыт. “Поскольку чувства иногда нас обманывают, я, — пишет Декарт, — рискнул предположить, что ничто не является таким, каким оно представляется нашим чувствам”. Радикальное и фронтальное методическое сомнение не ведет, однако, французского философа к скептицизму и агностицизму, т. е. к отрицанию самой возможности познания. С помощью сомнения он ищет несомненное. И находит его в истине “я мыслю, следовательно, я существую” (cogito ergo sum). И действительно: можно сомневаться во всем, но нельзя сомневаться в том, что сомневаешься. Сам процесс сомнения несомненен. Это неустранимая достоверность, заключающаяся в непосредственной данности и открытости мысли для самой себя. Сомнение — акт мышления. Поскольку я сомневаюсь, я мыслю. Существование моего сомнения доказывает реальность или существование моего мышления, а через это и меня самого.
Истинность исходного принципа cogito гарантирована существованием Бога — существа совершенного и всемогущего, вложившего в человека естественный свет разума. Все смутные идеи суть продукты человеческой субъективности, и они ложны. Напротив, все ясные идеи идут от Бога, и потому они объективно-истинны.
Как рационалист, Декарт настаивал на исключительной роли дедукции в процессе познания. Под дедукцией он понимал рассуждение, опирающееся на вполне достоверные исходные положения (аксиомы) и состоящее из цепи также достоверных логических выводов. Достоверность аксиом усматривается разумом интуитивно, без всякого доказательства, с полной ясностью и отчетливостью.
Декарт дуалист, он считал душу и тело двумя независимыми и в этом смысле равноправными субстанциями. Основное свойство тела (материальной субстанции) — протяжение. Тело и материальный мир в целом — res extensa (вещь протяженная). Душа как нематериальная субстанция непротяженна. Она и вообще духовный мир — res cogitans (вещь мыслящая). Тела животных и человека Декарт рассматривал как сложные машины, повинующиеся законам механического движения.
Рационализм и дуализм Декарта оказали глубокое влияние на последующее развитие философской мысли.
Исторический спор рационалистов и эмпириков получил свое продолжение и своеобразное синтетическое разрешение в немецкой классической философии.
15.3. Немецкая классическая философия
Немецкая классическая философия (конец XVIII - начало XIX в.) — одно из самых мощных интеллектуальных течений в истории западной культуры. Ее можно рассматривать как последнюю фазу развития классического европейского философствования.
15.3.1. Критическая философия Иммануила Канта
Родоначальником классической немецкой философии был Иммануил Кант (1724 - 1804). Философия Канта называется трансцендентальным идеализмом. Идеализмом — это в целом (в подробностях — ниже) понятно. Но что имеется в виду под “трансцендентальным”? Понятие трансцендентального (не просто трансцендентного, т. е. запредельного) в философии Канта выражает все то, что относится к априорным (до всякого познания и независимо от него) условиям нашего опыта, к формальным (идеальным и чистым) предпосылкам познания. Трансцендентальное делает возможным, организует и направляет сам познавательный процесс.
Все основные работы Канта называются Критиками: “Критика чистого разума”, “Критика практического разума”, “Критика способности суждения”. Критика здесь не какой-то критицизм, тем более не голое критиканство, но критическое исследование, научный критический анализ познания, его границ, познавательной способности человека. Для науки критика естественна, она во многом определяет ее прогресс.
Основой всех Критик является учение Канта о “явлениях” и “вещах в себе”, т. е. о вещах, как они существуют сами по себе. Вещь в себе непознаваема, хотя она и вызывает ощущения, воздействуя на наши органы чувств. Без вещи в себе познание было бы невозможно. Мы тем не менее познаем не вещи в себе, а как они нам являются, значит, только как явления. Мы можем даже расширить и углубить наше познание мира, но все это — в рамках или пределах явлений. Вещи в себе, лежащие в основе этих явлений как их вечный сущностной “Х”, остаются запредельными, недоступными нашему познанию, его самым напряженным усилиям и попыткам.
По Канту, знание всегда выражается в форме суждения. Существует два вида суждений: аналитические и синтетические. Аналитические — когда предикат не добавляет ничего нового к субъекту, он по существу выводится из него. Пример:”Все тела имеют протяжение”. В субъекте суждения — “теле” уже содержится предикат — “протяжение”. Синтетические суждения — это когда предикат не выводится из субъекта, а соединяется с субъектом, неся с собой новое знание. Пример: “Некоторые тела имеют тяжесть”. Понятие о теле не заключает в себе с необходимостью признак “тяжесть”. Такое соединение предиката с субъектом Кант называет синтезом.
В свою очередь синтетические суждения делятся Кантом на апостериорные и априорные. Апостериорные — тот случай, когда связь предиката с субъектом мыслится потому, что она обнаруживается в опыте, видна из опыта. Пример: “некоторые лебеди черные”. В априорных синтетических суждениях связь между предикатом и субъектом не основывается на опыте. Пример: “Все, что случается, имеет причину”. В опыте мы никогда не имеем дело со всем, а только с частью (частями) всего. Но вот мыслим же мы это “все”. Априорное знание, надо полагать, является продуктом и формой интеллектуальной самодеятельности человека, результатом работы некоего “логического эго”.
Вопрос об условиях и границах познания формулируется Кантом как вопрос о возможностях априорных синтетических суждений, т. е. всеобщего и необходимого знания, в математике, естествознании и метафизике (теоретической философии). Без этих качеств — всеобщности и необходимости — невозможна наука как таковая. Решение данного вопроса Кант связывает с тремя основными познавательными способностями: чувственностью, рассудком и разумом.
В суждениях математики синтез субъекта с предикатом основывается на априорных формах чувственного созерцания — интуициях пространства (геометрия) и времени (арифметика). Априорные синтетические суждения в теоретическом естествознании возможны благодаря категориям — понятиям рассудка (“единство”, “отрицание”, “причинность” и т. д.). Понятия эти — формы, под которые рассудок подводит доставляемый чувственностью материал. Ощущения и восприятия под формы рассудка подводит конкретно продуктивная способность воображения. Знание, по Канту, представляет собой синтез, соединение ощущений с понятиями. Без понятий ощущения слепы, а понятия без ощущений пусты. Итак, с помощью категорий как априорных форм или структур рассудка человек вносит порядок, закон, законосообразность, в хаотичный мир своих чувственных впечатлений, иначе говоря, явлений, которыми ему открывается мир “вещей в себе”.
Как возможны априорные синтетические суждения в метафизике, т. е. в философии? Ответ: их возможность основывается на трех идеях: души, мира как целого и Бога. Эти идеи, идеи разума, по Канту, носят регулятивный характер, они ориентируют нас на поиск целокупного синтеза в опыте, на выявление безусловного источника всех явлений. Эти идеи, далее, — представление о предельной цели, к которой стремится наше познание.
Когда мы ищем последний, безусловный источник всех явлений внутреннего чувства, мы приходим к идее души. Последнее, безусловное начало всех явлений внешнего мира фиксируется идеей мира как целого. Попытка установить абсолютное начало всех явлений вообще дает нам идею Бога.
Безусловное, как предмет идей, в опыте не дано. В опыте все обусловлено. В своем стремлении к безусловному разум отрывается от опыта и впадает в иллюзию, в неустранимые и неразрешимые в его (разума) пределах антиномии. Последнее означает, что мы с одинаковым успехом можем доказать прямо противоположные утверждения (например, ограниченность и неограниченность мира во времени и пространстве, подчиненность всего действию причинности и наличность отрицающей ее свободы воли, бытие Бога и его отсутствие). Неустранимые иллюзии и противоречия разума указывают нам его пределы или границы.
Разум как “способность к безусловному”, согласно Канту, — это рассудок, выходящий за горизонт возможного опыта. “Разумное” обещание целокупности или единства укрепляет и продвигает рассудок, стимулирует поиск до бесконечности. Разум толкает за пределы конечного, заставляет искать последние основания, оставаясь тем не менее лишь томлением по абсолюту.
Неподтверждаемость чистых понятий разума, или идей, чувствами, опытом говорит о том, что метафизика не может стать наукой. Предметы метафизического познания находятся за пределами опыта, а потому достоверно знать о них мы не в состоянии. Метафизика — не наука, но неизбежная, хотя и чистая потребность разума. Не находя обоснования регулятивным идеям в своих собственных пределах, чистый теоретический разум обращается за помощью к разуму практическому. И получает поддержку в виде трех моральных