Geum.ru

Алфавит членам бывших злоумышленных

Вид материалаДокументы

Содержание


С 282 майборода.
МОРЕНШИЛЬД 1-й
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   22
МАЛЮТИН Михаила Петров. Подпоручик л[ейб]-г[вардии] Измайловского полка.

К тайному обществу не принадлежал и о существовании оного не знал. Накануне 14 декабря дядя его Рылеев говорил ему, что на днях будет присяга и что не должно принимать оной, ибо присягали уже цесаревичу. Мысли сии, по внушению его же, Рылеева, коему он, Малютин, с малолетства привык повиноваться, и не предполагая, чтобы человек, обязанный семейством, захотел жертвовать собою или племянником своим, — он, Малютин, передал в роте своей первым из солдат, коих увидел. Но душевно раскаялся в сем поступке. Когда рота послана была для поимки рассыпавшейся толпы мятежников, то он с Вадбольским забрал 40 человек нижних чинов и одного офицера, засевших в погребу Сената. Содержался в крепости с 5 генваря 1826 г.

По докладу Комиссии 13 июня высочайше повелено, продержав еще месяц в крепости, выписать тем же чином в полки 2-й армии (но не в один и тот же с Вадбольским) и ежемесячно доносить о поведении. По высочайшему приказу 7-го июля переведен в Севастопольский пехотный полк.

МАМОНОВ, граф. Генерал-майор.

Был в числе членов Союза благоденствия, но никто не показал, чтобы он принадлежал к тайным обществам, возникшим впоследствии. Генерал-майор Орлов присовокупил, что он с Мамоновым в 1814 году составлял план учреждения тайного общества под именем Русских Рыцарей для сопротивления лихоимству и другим беспорядкам, но когда узнал, что уже подобное общество заведено, оставили свое намерение. Мамонов оказался в сумасшествии. В бумагах же его найден проект республиканской конституции.

По нахождении его в сумасшествии, Комиссия оставила сие без внимания.

// С 282

МАЙБОРОДА. Капитан Вятского пехотного полка.

В ноябре 1825 года он представил через генерала Рота на высочайшее имя письмо, в котором открыл, что, подозревая давно полкового командира своего Пестеля в связях, стремящихся к нарушению общего спокойствия, дабы лучше узнать о том, подавался к оным притворно и тем выведал, что в России существует уже более 10 лет и постепенно увеличивается общество либералов. Наименовав главных лиц заговора, просил для подробного о сем объяснения и указания места хранения приготовляемых законов «Русской Правды» и других бумаг прислать к нему доверенную особу. Когда открытие сие подтвердило те первоначальные сведения, какие пред тем дошли до высочайшего сведения о существовании тайного общества, то в начале декабря по распоряжению начальника Главного штаба его величества раскрытие заговора и принятие принадлежащих в сем случае мер возложено было на генерал-адъютантов Чернышева и Киселева. Майборода, быв ими вытребован, представил подробное показание о 46 лицах, прикосновенных к обществу, и служил непосредственным руководством в их действиях.

В том же месяце по высочайшему повелению он был призван в С.-Петербург и переведен лейб-гвардии в Гренадерский полк тем же чином.

МАНТЕЙФЕЛЬ. Адъютант покойного графа Милорадовича, ныне флигель-адъютант.

Поручик Титов между прочим показал, что Мантейфель на возвратном пути из Тульчина рассказывал Бреверну в Могилеве о замыслах противу царствующей фамилии и что о сем производится в Тульчине следствие. Как Мантейфель по высочайшему повелению был послан во 2-ю армию за капитаном Майбородою и на возвратном пути говорил вышеозначенное тогда уже, когда открытые действия правительства обнаружили преступные замыслы тайных обществ, то Комиссия оставила сие без внимания.

МАРТЫНОВ Алексей. Майор 32-го егерского полка.

Князь Борятинский и Пестель назвали Мартынова членом Южного общества. Заикин присовокупил, что он принял его в мае 1825 года, открыв ему цель общества — введение республиканского правления, и что, быв послан от Тульчинской управы к Пестелю с известием о смерти покойного государя, заезжал в м. Немиров и получил там от Мартынова бумаги Пестеля в таком виде, в каком оные оставлены были у него Крюковым 2-м. Когда Мартынов, кажется, спрашивал о роде сих бумаг, зашитых в полотне, Заикин отвечал, что это сочинения Пестеля, кои он просил сохранить. Крюков подтвердил показание Заикина на счет оставления у Мартынова бумаг. Мартынов, по сим показаниям арестованный, оставлен был в Тульчине по причине тяжкой болезни, издавна его одержимой [sic]. При допросах он утвердительно отвечал, что к тайному обществу никогда не принадлежал и никогда не слыхал как об оном, так и о замыслах введения республиканского правления. Будучи крайне болен в то время, когда Крюков оставил у него бумаги, он не обращал на них внимания и не знал ничего, кроме слов Крюкова, сказавшего, что это книги, присланные ему от отца его. Возвращая их Заикину, не спрашивал о содержании оных.

По докладу о сем отношения главнокомандующего 2-ю армиею 16-го августа высочайше повелено иметь Мартынова под строгим надзором.

МЕЛИН. Поручик л[ейб]-г[вардии] Гренадерского полка.

Взят был по подозрению в участии в мятеже, но после предварительного допроса, снятого генерал-адъютантом Левашовым, по высочайшему повелению освобожден.

МИЗИНОВ. Капитан Охотского пехотного полка.

Еврей Шлема Козлинский доносил о произнесенных будто бы Мизиновым некоторых словах противу службы и верноподданнической присяги. По исследовании, учиненному вследствие распоряжения главнокомандующего 2-ю армиею, извет сей // С 283 найден совершенно несправедливым, о чем уведомил его императорское высочество цесаревич по донесению подольского гражданского губернатора.

МИКЛАШЕВСКИЙ. Подполковник 22-го егерского полка.

В феврале 1821 года он поступил в члены общества, незадолго пред тем составившегося между офицерами Измайловского полка, которое вскоре и уничтожилось. О цели сего общества не знал. Об обществе Союза благоденствия узнал уже по разрушении оного. После сего, в апреле того же года, Николай Тургенев принял его в другое тайное общество, имевшее целию распространение просвещения вообще и в особенности между нижним классом народа, дабы тем самым довести его до того состояния, в котором он мог бы пользоваться свободою. Вскоре, увидев свою ошибку, совершенно отрекся от всякого тайного общества. Содержался в крепости с 18-го генваря.

По докладу Комиссии 15-го июня высочайше повелено, продержав еще месяц в крепости, отправить по-прежнему на службу с переводом в полки Грузинского корпуса и ежемесячно доносить о поведении. По высочайшему приказу 7-го июля переведен в 42-й егерский полк.

МИЛЛЕР Константин Петров. Подпоручик л[ейб]-г[вардии] Измайловского полка.

Взят был под арест, потому что 14-го декабря находился не при своем баталионе, расположенном вне столицы, а жил с позволения начальства здесь вместе с родственником своим Фоком. По изысканию оказался неприкосновенным ни к тайному обществу, ни к мятежу. Содержался на гауптвахте Петровской площади.

По высочайшему повелению, вследствие доклада Комиссии, 10-го генваря освобожден.

МИЛЛЕР Петр Федорович. Лейтенант Гвардейского экипажа.

Членом не был и не знал о существовании общества 14-го декабря, когда нижние чины, не дав присяги, двинулись на Петровскую площадь, то и Миллер пошел туда в надежде обратить их к порядку, но потеряв к тому всю надежду, ушел с площади. По всем показаниям нижних чинов найдено, что Миллер никого не возбуждал к неповиновению, не делал возражений на счет присяги и неизвестно почему увлекся на площадь, с которой и удалился по примеру некоторых офицеров. Арестован 15-го декабря и содержался в Кронштадте.

По докладу Комиссии 15-го июня высочайше повелено освободить немедленно и отправить в Гвардейский экипаж.

МИРКОВИЧ Александр Яковлев. Отставной л[ейб]-г[вардии] Конного полка полковник.

О нем показания членов общества не простирались далее того, что он принадлежал к Союзу благоденствия, от которого уклонился, и не участвовал в тайных обществах, возникших с 1821 года. В собственном отзыве, взятом по высочайшему повелению, он изложил, что в Москве в июне 1818 г. вступил в Союз благоденствия, увидев из постановления оного, что цель и круг действий Союза состояли в благотворении, нравственности и просвещении. Избрав для себя первое, дал подписку, чтобы хранить сие в тайне для того, как говорил ему Александр Муравьев, что люди неблагонамеренные, ненавистники всякого доброго дела, не упустят найти средства разрушить общество в самом начале его. Столь добрые начала, на коих оное было основано, не подавали ему ни малейшей причины подозревать в нем что-либо противное объявленной ему цели. Возвратясь в С.-Петербург, он с Годеином составил свою Управу и принял в 1819 году в члены свои Кошкуля, Башуцкого и Копылова. От времени до времени Управа их собиралась и действовала единственно по части благотворения. Касса их была незначительна. Действия прочих Управ им не были известны. Какие лица составляли Коренную управу, они не могли узнать. Наконец, в 1821 году, когда политические известия начали открывать, что в некоторых европейских государствах от тайных обществ, скрывавшихся под личиною благонамеренности, возникали // С 284 беспокойствия, они решительно положили оставить Союз благоденствия. С тех пор он, Миркович, не вступал ни в какое общество.

Высочайше повелено оставить без внимания.

МИСЮРОВ. Поручик Пензенского пехотного полка.

В марте 1826 г. дошло до сведения его высочества цесаревича, что несколько человек офицеров, а особенно Мисюров, будучи в трактире, в г. Староконстантинове, жалели об офицерах, принадлежавших к тайному обществу, и говорили, что они не имели в виду преступления и что газеты несправедливо их в том обвиняют. По распоряжению главнокомандующего 1-ю армиею было по сему случаю произведено изыскание генерал-лейтенантом Ротом и генерал-майором Засом, как вообще о духе и нравственном состоянии Пензенского пехотного полка, так и особенно о Мисюрове и бывших с ним в трактире офицерах. Оказалось, что с ним были только двое, которые ни слова не говорили о принадлежавших к обществу, но что один польской армии офицер, по словам его, служивший в 50 егерском полку, начинал с Мисюровым говорить о них, но Мисюров подобных слов, какие на него взведены, никогда не говорил и не думал. Что касается до газет, то, по показанию Мисюрова, дочь трактирщика, услышав от означенного офицера, что о намерениях членов общества объявлено в газетах, сказала: «Когда б газеты писались правительством, а то газетчик их выдает и как хочет, так и пишет».

Дело о сем рассмотрено было в Комиссии, при Главной квартире 1 армии учрежденной, по заключению которой Мисюров оправдан, и по приказанию главнокомандующего освобожден от ареста и обращен на службу.

МИТЬКОВ Михайло Фотиев. Полковник л[ейб]-г[вардии] Финляндского полка.

Принят в Северное общество в 1821 году. В 1823 участвовал в совещаниях о восстановлении общества, из коих некоторые происходили у него. Знал о существовании Южного общества и одобрял цель оного — введение республиканского правления с истреблением императорской фамилии. Слышал о намерении Якубовича покуситься на жизнь императора. Читал в Москве после возмущения 14-го декабря письмо Пущина к Семенову о решении общества действовать; в квартире его говорил Муханов, что для спасения мятежников должно истребить ныне царствующего государя и что он знает людей к сему готовых.

По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке в каторжную работу на 20 лет. Высочайшим же указом 22 августа повелено оставить в работе 15 лет, а потом обратить на поселение в Сибири.

МОЗГАЛЕВСКИЙ Николай Осипов. Подпоручик Саратовского пехотного полка.

Вступил в Славянское общество в 1825 году, во время лагеря при Лещине, устрашась угроз Бестужева-Рюмина и. Спиридова. Хотя и был на совещании у Андреевича, но как он спал там, то и слышал только часть речи Бестужева, где он говорил об угнетении чиновников начальством. Ни с кем, кроме Шимкова, не имел сношения и не знал ни о каких преступных намерениях общества. Сверх того он уличался в том, что был на втором совещании у Андреевича, где Бестужев-Рюмин объявил о готовности 2-й армии к возмутительным действиям и заставил пред образом присягнуть в готовности к тому, и что Шимков давал ему, Мозгалевскому, для прочтения Государственного Завета [sic].

По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке на поселение в Сибири бессрочно. Высочайшим же указом 22-го августа повелено оставить его на поселении 20 лет.

МОЗГАН Павел Дмитриев. Подпоручик Пензенского пехотного полка.

Принят в Славянское общество в апреле 1825 года. Был на совещаниях у Андреевича, где слышал о намерении начать возмутительные действия в 1826 году, уничтожить самовластие, ввести представительное правление и истребить императорскую фамилию. Приглашал Фролова на изведение покойного императора яко на единственное средство // С 285 к получению свободы, а после возмущения Черниговского полка уговаривал рядового Бородина, чтоб он склонял своих товарищей не действовать против возмутителей.

По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке в каторжную работу на 12 лет. Высочайшим же указом 22 августа повелено оставить его в работе на 8 лет, а потом обратить на поселение в Сибири.

МОЛЧАНОВ. Подпоручик 17 егерского полка.

По уведомлению главнокомандующего 1-ю армиею Молчанов обвинялся только в том, что знал об езде Вадковского к мятежникам и не только не удержал его, но и не донес начальству. На вопросы Комиссии члены отвечали, что он к обществу не принадлежал. Между тем Матвей и Сергей Муравьевы показали, что в 1824 году, когда дошло до Молчанова, что генерал Рот назвал его трусом, то говорил, что он убьет его. Но по совету Муравьева остался покойным от первого порыва огорчения. О сем уведомлен главнокомандующий.

МОРЕНШИЛЬД 1-й Федор Борисов. Прапорщик л[ейб]-г[вардии] Финляндского полка.

МОРЕНШИЛЬД 2-й Андрей Иванов. Прапорщик того же полка.

По показанию барона Розена и князя Оболенского, Мореншильды вместе с некоторыми товарищами своими 11-го декабря были у Рылеева, где Оболенский, предварив их о предстоящей новой присяге, будто бы неправильной, уверял, что известие об отречении цесаревича от престола вымышленно и что будто бы покойным государем сделано завещание, в коем убавляется срок службы солдат и прибавляется жалования. Заключением сих рассказов было условие не присягать, а в случае принуждения собраться на Сенатскую площадь и остаться верноподданными государю цесаревичу. Все главные члены Северного общества, спрошенные о Мореншильдах, отозвались, что совершенно их не знают.

По докладу о сем Комиссии 22-го мая высочайше повелено оставить их в полку.

МОРОЗОВ. Мичман Гвардейского экипажа.

Однажды, как показал Дивов, в разговорах с ним об образе правления, Морозов сказал: «Я понимаю твои чувства и согласен с ними, но докажи мне, что федеративное правление может остаться всегда в одном положении. Наконец найдется человек, который так же похитит власть и снова поработит отечество. Я думаю, чтобы с переменою, неосмотрительно сделанною, не сделать хуже». К тому Дивов присовокупил, что читал Морозову свободные стихи, в числе коих одни были на вельмож, в коих воспевалась свобода. Он просил списать их, но Дивов не дал ему из предосторожности.

Комиссия оставила сие без внимания.

МОШИНСКИЙ, граф Петр Игнатьев. Волынский маршал.

При допросе он отозвался, что о тайном обществе ничего не слышал и не знал. Напротив того, Пестель показал, что Мошинский назначен был от Польского, а Швейковский от Южного обществ для взаимных сношений и извещения о успехе приобретения членов в Литовском корпусе. Волконский, подтверждая сие, присовокупил, что он виделся с Мошинским по делам общества в Бердичеве на ярмонке (в 1825). Сергей Муравьев показал, что он с ним был в личных сношениях и при свидании в Житомире (25-го декабря 1825 года) слышал от него, что Польское общество в действиях своих будет сообразоваться с движениями Русского. Швейковский прибавил, что в Житомире в 1825 году Мошинский, будучи у него, говорил ему о силе Польского общества, желающего восстановления королевства по-прежнему, что оно имеет сношения с иностранными государствами и Грузиею и что оно бдительно действует. Содержался в крепости с 29 генваря. 10-го февраля отправлен в Варшаву.

МУРАВЬЕВ Александр Николаев. Отставной полковник Гвардейского Генерального штаба.

Был в числе основателей общества. В 1817 году по его предложению и в его доме происходило совещание, когда Якушкин вызвался покуситься на жизнь покойного // С 286 императора. Между тем, как в 1818 году занимались в Москве составлением Устава, он приготовлял новых членов и весьма многих привлек в Союз благоденствия. В 1819 году с сильным раскаянием в своих заблуждениях удалился от общества и убеждал других последовать его примеру. Получив тогда же уверение, что общество уже не существует, он оставался в сей уверенности и ничего последующего затем не знал.

По приговору Верховного уголовного суда осужден, по уважению совершенного и искреннего раскания, к ссылке на житье в Сибирь, не лишая чинов и дворянства.

МУРАВЬЕВ Михайло Николаев. Отставной подполковник.

Был взят по показанию о принадлежности к тайному обществу. По изысканию же Комиссии оказалось, что он был членом Союза благоденствия, но вскоре уклонился от оного и не участвовал в обществах с 1821-го году. По болезни содержался в Военно-сухопутном госпитале.

По высочайшему повелению, вследствие доклада Комиссии, 2-го июня освобожден с аттестатом.

МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ Сергей Иванов. Подполковник Черниговского пехотного полка.

Вступил в Общество при начальном основании. Знал о совещании, когда вызывался Якушкин покуситься на жизнь государя, но не одобрял и письменно доказал совещавшимся бесплодность их предприятия. Участвовал в совещании Коренной думы, где было принято республиканское правление. После объявленного уничтожения Союза благоденствия присоединился в 1822 году к обществу, преобразованному на юге, и начальствовал над Васильковскою управою. Участвовал в совещаниях в Киеве и в деревне Каменке у Давыдова, на коих определено было о введении республики посредством революции. Хотя сначала он отвергал изведение государя и всего царствующего дома, но впоследствии на сие согласился. Он с Бестужевым-Рюминым открыл первые сношения с Польским обществом. В 1823 году при Бобруйске составлял заговор остановить государя и возмутить дивизию. В 1824 на контрактах в Киеве предлагал о начатии возмущения и показывал решительную к тому готовность; а в лагере при Белой Церкви участвовал опять в заговоре начать революцию покушением на жизнь государя. B начале 1825 года возобновил таковое же предложение и усугубил деятельность в приготовлении к тому средств. Послаблением на службе и пособиями в нуждах старался привязать к себе нижних чинов Черниговского полка; в лагере при Лещине собирал к себе солдат и других полков, из бывших семеновских, возбуждал в них неудовольствие к начальству и, раздавая им деньги, поощрял к возмущению. Там же открыл Общество соединенных славян и, вспомоществуемый Бестужевым-Рюминым, присоединил оное к Южному; возбуждал в членах мятежный дух; уверял о согласии гвардии и армии на введение перемены правления в государстве; склонял содействовать при перевороте, а некоторых согласил при начатии возмущения лишить жизни государя императора. В продолжение лагеря неоднократно участвовал в таковых злоумышлениях, причем намеревались послать несколько человек в Таганрог для цареубийства и, наконец, определили открыть революцию непременно в 1826 году. Тут по требованию его дана клятва в непреложном исполнении их намерения. О сем решении при отъезде Трубецкого в С.-Петербург поручил сообщить Северному обществу, чтобы оно приняло свои меры. В ноябре на извещение Пестеля об опасности, угрожающей обществу, отвечал, что он готов к возмущению, как скоро будет нужно. В то же время провозглашен третьим директором Южного общества. 27-го декабря, услышав в местечке Любаре об арестовании бумаг его, согласился на предложение брата своего застрелиться, но, будучи удержан Бестужевым, отправился к своему баталиону и произвел возмущение Черниговского полка. На марше возмутителей слышал предложение Бестужева в случае неудачи пробраться в С.-Петербург и покуситься на жизнь государя. Будучи окружен отрядом гусар и артиллериею, он защищался, став против самой артиллерии, и, повергнутый картечью на землю, с помощью других // С 287 сел опять на лошадь и приказывал идти вперед. Он был одним из деятельнейших по обществу, которому доставил многих членов.

По приговору Верховного уголовного суда 11-го июля 1826 года повешен 13-го числа.

МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ Матвей Иванов. Отставной подполковник.

Вступил в общество в 1817 году. Участвовал в совещании, когда Якушкин вызвался на цареубийство. Знал цель — введение республики с истреблением всех особ царствующего дома. По поручению Южной Директории (в 1823 году) отправлялся в С.-Петербург для открытия сношений с Северным обществом и возбуждения в членах более рвения, стараясь соединить оба общества. Пестель говорил ему о намерении составить вне общества особенную партию для истребления императорской фамилии. Он сам (в 1824), не получая долго писем от брата и полагая его захваченным, а общество открытым, замышлял покуситься на жизнь государя, о чем сообщал некоторым членам, склоняя их на содействие к тому. Принял на себя поручение уговорить Трубецкого действовать на 4-й корпус, стараться склонить Северное общество к соединению и объявить о решительном намерении начать возмущение в 1826 году. Услышав в Любаре, что его самого и брата его велено взять, он решился застрелиться и предлагал брату то же сделать. Отверг предложение Бестужева-Рюмина отправиться в С.-Петербург для покушения на жизнь ныне царствующего императора, а при объявлении ему с братом его ареста, когда два офицера Черниговского полка ранили полковника Гебеля, он успел удержать одного от дальнейшего неистовства. Он увлекся за братом в Васильков и участвовал в возмущении Черниговского полка. Ему известны были конституция Никиты Муравьева, главные черты «Русской Правды» Пестеля и Катехизис с прокламациею, составленные Бестужевым-Рюминым и братом его Сергеем, также речь Бестужева к Славянскому обществу и мнения о необходимости истребить цесаревича. На совещаниях, происходивших в 1823 году в Киеве и Каменке, в 1824 в лагере при Белой Церкви и в 1825 при Лещине он не был, но о суждениях там покуситься на жизнь покойного государя и начать возмущение знал; ему также известно было и о замысле Якубовича. В показаниях своих он был весьма чистосердечен, а в продолжение исследования, мучимый угрызениями совести, впал в отчаяние и хотел уморить себя голодом, но успокоился, будучи убежден кроткими внушениями веры.

По приговору Верховного уголовного суда осужден к лишению чинов и дворянства и к ссылке в каторжную работу на 20 лет. Высочайшим же указом 22-го августа повелено оставить его в работе 15 лет, а потом обратить на поселение в Сибири.