Серия: жанр

Вид материалаДокументы

Содержание


Уильям кент
Михаил григорьевич земцов
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   67

то, плоского и крепкого. Но по желанию царя его окрасили в белый цвет, і

позолотив оконные рамы и архитектурные детали. Этакий франт под тя- I

желым свинцовым небом среди болотной грязи и кривого подлеска.


Строение государева Зимнего дома закончили осенью 1711 года. Царь

был доволен. Трезини потрафил ему и тем самым укрепил свое положение.


Трезини был не просто архитектором при Канцелярии городовых дел.

Он фактически стал правой рукой царя по всем строительным делам в

Петербурге: крепость, дворцы, пороховые погреба, соборы, отведение

места для сооружения партикулярных домов, наблюдение за их пригожестью. И, наконец, гавани. Все надо было успеть исполнить с тщанием и

аккуратностью.


Не зря 23 июня 1719 года Петр издал указ:


«Всяких чинов людям объявить, которые строят... по берегу Невы реки

и по каналам по указу палаты, також которые впредь по указу будут

строиться, и тем людям при тех своих палатах делать гавани таким образом, как сделано на Адмиралтейском острову по берегу большой Невы

реки, против дому Федосея Скляева, а делать к двум домам одну гавань,

как покажет архитектор Трезин».


Петербург и сегодня бережно хранит приметы градостроительной деятельности Доминико Трезини.


Одна из них — район от верховьев Фонтанки к востоку с его четкими, прямыми линиями теперешних улиц Воинова, Каляева, Чайковского, Петра Лаврова, Пестеля. Еще в 1712 году государь повелел архитектору сделать чертеж, по которому «на Первой линии строить каменное или

мазанки, назади деревянное», чтобы выглядел берег Невы нарядным и

представительным.


Вторая примета — графическая сетка проспектов и линий Васильевского

острова. Пожалуй, по размаху строительства, по затраченным силам, мае

125


цітабам замыслов это главный труд в жизни Трезини. Значительнее, чем

Петропавловская крепость. Хотя последняя потребовала от зодчего всей

его жизни.


Высшие учреждения страны призваны действовать согласованно, в

нерушимом единстве. И дома их должны стоять плотно прижавшись друг

к ДРУГУ. как братья-близнецы, плечом к плечу. И Петр приказал Трезини

выстроить здание Коллегии. Построившись в линию, двенадцать «братьев» растянули свой фронт на 383 метра, почти упираясь левым флангом в

будущий Мытный двор. У каждого здания свой парадный вход. Своя крыша. Высокая, четырехскатная с переломом. Очень типичная для первой

четверти 18-го столетия.


Первый этаж здания — галерея, где вместо колонн массивные рустованные пилоны — широкие прямоугольные столбы. Крайние — чуть шире

остальных, и в них ниши для статуй. Второй и третий этажи гладкие.

Лишь пилястры между окнами. По углам пилястры сдвоены. Они — как

строгая рама зрительных границ архитектурного произведения. Каждое

здание на одиннадцать осей — протяженностью в одиннадцать окон. Центральная часть в три окна чуть выступает вперед. Это ризалит. Будто неведомая сила, стремясь подчеркнуть парадность входа, выталкивает его.


«Движение» стены вперед или назад от главной линии фасада — один

из характернейших признаков стиля барокко. В первой половине XVIII века

архитекторы, работавшие в России, очень часто использовали этот прием.


Вход в Коллегию всегда в центре здания. Над ним нависает балкон

второго этажа с красивой кованой решеткой. А на крыше, над ризалитом, — нарядный фронтон криволинейных очертаний, как требовал стиль

барокко. Середину фронтона — тимпан — украшает лепное изображение

эмблемы Коллегии. А на скатах возлежат высеченные из белого камня

мифологические фигуры.


Невиданная до тех пор длина постройки, завораживающий ритм ризалитов и фронтонов, пилястр и пилонов, насыщенное отношение красного цвета с белым — все придавало «Двенадцати коллегиям» внушительный, торжественный вид и порождало изумление современников.


Много позднее историк архитектуры М. Иогансен, воздавая должное

зодчему, написала: «Хотя весь замысел Трезини реализован не был, тем

не менее возведенные по его проектам постройки на протяжении XVIII века

не только определили облик Стрелки, но оказали явное влияние на планировку и архитектурное решение отдельных возводимых построек. Так,

модулем планировки площади на Стрелке 1760-х годов, предложенной

А. Квасовым, было расстояние в 15 сажен — размер «корпуса» коллегий,

а за эталон высоты была взята высота этого же здания Несомненно, что

мотив аркады... оказал влияние на облик двух построек, возведенных вдоль


126


северной границы площади по проектам Кваренги... Все... свидетельствует

о большом значении этой работы Трезини не только для петровского

Петербурга, но и последующего времени... По своему значению и масштабу данная забота должна быть, несомненно, поставлена в ряд важнейших творческих замыслов не только Трезини, но и вообще русской архитектуры того времени».


Строительство здания растянулось на долгие годы, с 1722 по 1734 год

год смерти зодчего.


В Россию Трезини приехал один. Первую свою жену он оставил в Астано. В Петербурге Доминико — вероятно, в 1708 или 1709 году — женился вторично.


Джованни Баттиста Цинетти, который в 1729 году работал под началом Трезини и жил у него в доме, вернувшись на родину, рассказывал,

что архитектор был женат трижды. Как звали вторую жену, он не упоминал. Знал только ее сына Петра. Третья жена — Мария Карлотта. От нее у

зодчего были сыновья Иосиф, Иоаким, Георгий, Матфей и дочь Катарина. В первые годы пребывания в Петербурге Трезини поселился рядом с

Греческой слободой. Он ходил в немецком. Не имел чина. Кафтан до колен из синего сукна с большими обшлагами и вместительными накладными карманами. На воротнике и по бортам — строгий серебряный галун.

Такого же сукна короткие штаны до колен. Под кафтаном — светлый

короткий камзол без складок и воротника. Днем сапоги — лазить по стройке. Вечером — в гости или на ассамблею — чулки и туфли.


Иноземные обыватели Греческой слободы избрали Доминико старостой своего прихода. Никто лучше Трезини не умел решить сложных вопросов и помирить рассорившихся соседей.


Помимо семьи, в доме всегда обитали шестнадцать — восемнадцать

мужчин. Сохранились документы, где перечислены все, кто состоял при

Трезини и проживал при нем: десять учеников, писарь, копиист и шесть

денщиков для посылок. Собственная немалая канцелярия.


Осенью 1717 года, едва вернувшись из Европы, Петр Алексеевич повелел Трезини построить на берегу Большой Невы, на Васильевском острове, «образцовый» дом для зажиточных и самому поселиться в нем для

всеобщего примера, сколь удобно и красиво такое жилье. Место для дома

царь указал на углу Двенадцатой линии. Дом Трезини построил, но, видимо, так и не поселился в нем. Петр отдал дом барону Остерману.


Однако отобрав готовые хоромы, царь приказывает: «...Построить ему

Трезину из казны... каменный дом галанским манером... в 2 кирпича». Но,

как говорится, милует царь, да не жалует псарь. Чиновники без личной

заинтересованности не спешили исполнить порученное дело, и строительство дома архитектора растянулось на годы.


127


Трезини, чтобы хорошо и в срок управиться с делами, очень нужны

были помощники и верные ученики. А царь Петр хотел, чтобы иноземец

обучал будущих русских зодчих. Так что интересы их совпадали. В дом на

берегу Мойки приходили молодые люди, обязанные изучать архитектурное искусство.


Одним из первых поселился у Трезини недавний служитель губернской канцелярии Михаил Земцов. Прибыл по велению государя для лучшего изучения итальянского языка. А оказалось, что любит архитектуру и

разбирается в строительном деле. Что это: случайное совпадение или прозорливость царя Петра?


Если бы Доминико Трезини ничего не построил в Петербурге, а только воспитал бы первого талантливого русского зодчего, то и этого достаточно, чтобы остаться в памяти благодарных потомков. Из школы Трезини вышло немало опытных помощников архитектора — гезелей: Василий

Зайцев, Григорий Несмеянов, Никита Назимов, Данила Ельчанинов,

Федор Окулов. Не зарыл мастер свой талант в землю. Целиком отдал на

благо России — своей новой родины.


УИЛЬЯМ КЕНТ


(1685—1748)


В начале XVIII века превалировало мнение, что художественное произведение должно отвечать требованиям правды и естественности, а значит, проектируемое здание не должно аяв«ва»д_

расходиться с требованиями, исходящими от самой природы вещей. Оно должно держаться законов строгой пропорциональности, естественных законов

гармонии чисел, извлеченных из наблюдения над природой и хорошо известных еще античному человечеству, законов, о которых вспомнили затем в век

гуманизма. Ярким представителем этого

направления в глазах тогдашних английских зодчих был Палладио.


Наиболее значимые зодчие этого лагеря объединились вокруг мецената Ричарда Бойля, третьего графа Берлингто

128


на, который привлекал их к выполнению своих собственных архитектурных заказов, находил им и других заказчиков, субсидировал их издания


Одним из таких зодчих был Уильям Кент, которого Берлингтон «открыл» в Риме, где тот учился живописи у Бенедетто Луги В Италии Кент

изучал искусство с 1709 по 1719 год А еще раньше он состоял учеником

мастера, расписывавшего кареты Родился Уильям Кент приблизительно

в 1685 году в Бридлингтоне, что в Йоркшире


В доме Берлингтонов он вскоре стал своим человеком Кента и похоронили в 1748 году в их семейной усыпальнице в Чисике В 1724 году Берлингтон поручил Уильяму издать «Проекты Иниго Джонса» Том гравюр

с рисунков Иниго Джонса увидел свет в 1727 году


Поручение Берлингтона окончательно склонило Кента заняться архитектурой и помогло занять ведущее место среди палладинцев 1730 — 1740-1

х годов В 1734 году он начал строить дом в поместье Холькхэм-Холл,

графство Норфолк Это здание открыло новую страницу в истории архитектуры Англии Она стала первой оригинальной композицией в форме классицизма С 1735 года Кент становится придворным мастером в)

Лондоне


Талант Кента был весьма разносторонен Поначалу он занимался живописью, писал и портреты, и религиозные и исторические картины,)

расписывал потолки, гравировал офортом, делал рисунки для различной

утвари, для книжных иллюстраций, для памятника Шекспиру в Вестминстерском аббатстве, разбивал сады и строил дворцы Он занимал должности королевского плотника, королевского архитектора, хранителя

королевских картин и, наконец, главного королевского живописца Все

это время может быть названо эрой Берлингтона и Кента Однако произ-|

ведений Кента сохранилось не так много Говорят, он строил вместе с|

Берлингтоном лондонский дворец Берлингтона Он участвовал и в пост-)

ройке известной виллы в Чисике Его же постройки дворец герцогов Де-|

вонширских в Лондоне 1


Другое, малоблагоприятное мнение можно составить о нем по постро-1

енной по его проекту Конногвардейской казарме в Лондоне (1750—1758)|

(впоследствии — местопребывание главнокомандующего британской ар-|

мии) — здании с тяжелыми и беспокойными формами Кент отказался в1

нем от употребления колонн, и все расчленение фасада произвел путем

разных выступов и углублений.


Ему же принадлежит в главных чертах план огромного роскошно отделанного дворца графа Лестера в Холкхеме в графстве Норфолк (начат в

17 34 году)


Кент отталкивался от итальянских образцов, но его обуревала нередко

страсть к тяжеловесности, заставляя приближаться к вкусам Ванбру Наи

129


щее значение для континента имел построенный им элегантный кругЙ павильон «Храм античной добродетели» в парке Стоу Повторения


его рассыпаны по всей Европе


С 1730 года началась деятельность Кента как планировщика парков О

нем говорили «Магомет придумал рай, Кент создавал их во множестве»


Кент планировал знаменитые парки виллы герцога Девонширского в

Чисике близ Лондона, Карлтон-хауса в Лондоне, Клейрмонта близ Лондона и пр Питая ненависть к прямым линиям в разбивке аллей, он стремился приблизить английский ландшафт к пейзажам Клода Лоррена


Наиболее совершенным произведением английского паркового искусства является парк Стоу в Бакингемшире, - в резиденции лорда Кобхема Над созданием его трудились наряду с Кентом садоводы Бриджмен и

Денслот Браун Парк разбит был на пространстве в 200 гектаров Укрытие

садовой стены во рву давало возможность глазу присоединять к парку и

открывающиеся окрестности — прием, получивший название «Ах, ах'»

Художники-строители стремились изгнать мысль о каком-нибудь насильственном изменении природы и в то же время старались придать ей максимальную живописность


Умер Кент 12 апреля 1748 года в Лондоне


МИХАИЛ ГРИГОРЬЕВИЧ ЗЕМЦОВ


(1686 или 1688—1743)


О детстве и юности Михаила Григорьевича Земцова известно мало

Точные даты рождения и смерти, его происхождение остаются все еще

невыясненными Одни авторы считают, что он родился в 1686 году, другие называют 1688 год Неизвестно, как протекали его детство и юность


Первые достоверные

сведения о Земцове относятся к 1709 году — времени, когда он обучался

в Петербургской губернской канцелярии итальянскому языку В 1710 ГОДУ по указу Петра I «изученной итальянского

языка ученик Михаиле

Земцов» был направлен в Аничков дворец


130


Канцелярию городовых дел, созданную в 1706 году. Канцелярия ведала

работами по замене земляных укреплений крепости «Санкт-Питер-Бурх»

каменными, а также строительством растущего возле нее города.


Непосредственный надзор за строительными работами осуществлял

«подполковник от фортификации и архитект» Доменико Трезини. К нему


и определили Михаила.


Земцову, несомненно, повезло, что его наставником оказался Трезини. Поставленный волею обстоятельств во главе бурной строительной деятельности на берегах Невы, он остро ощущал недостаток в хорошо обученных специалистах. Архитектор был заинтересован в их подготовке и

стремился как можно скорее сделать каждого способного юношу надежным

помощником. Земцов был одним из первых учеников Трезини.


В те времена обучение велось в ходе непосредственного участия будущего зодчего в практической работе учителя. Сначала ученику давали простые поручения, потом более сложные, постепенно приучая его к делу.


Так учился и Михаил.


Незаурядные способности и большое трудолюбие способствовали тому,

что Земцов очень рано сформировался как мастер. Поэтому не случайно,

когда в конце 1718 года было приказано снова строить в Московском

Кремле и Китай-городе только каменные здания, и притом «по улицам, |

а не во дворах, как в старину», для руководства застройкой, основанной|

на новых принципах, в начале 1719 года направили Земцова. j


Земцов пробыл в Москве недолго — год. В начале 1720 года его уже ;


отозвали в Петербург. Внезапный вызов Земцова в Петербург, очевидно, !

был связан со смертью трех видных архитекторов: Ж.Б.А. Леблона, •

Г. Маттарнови и Г. И. Устинова-отца. Наиболее ответственные постройки,

и в частности, дворцовые комплексы Петергофа и Стрельны, теперь были

переданы Н. Микетти. Микетти оказался в весьма сложном положении.

Он всего год прожил в России и плохо еще понимал русскую речь. Естественно, что ему хотелось иметь не только надежного помощника, но и

переводчика. В Петербурге находилось много «архитектурии учеников»,

тем не менее выбор пал на Земцова. Так началась совместная работа

Михаила с другим опытным архитектором, которая продолжалась около


трех лет.


Сохранилась любопытная характеристика, данная Микетти молодому

зодчему. «Я, нижеподписавшийся, — сообщал Микетти, — имел ексаменовать как в чертежах, так и в практике надлежаще именем Михаила

Земцова, и я обрел его по убукновенна и достойна в практике архитектурской, и того ради позволяется ему ехать управлять работою... дому...


которой строится в Ревели».


Только после такого лестного отзыва Земцова перевели из учеников в


131


. ——


подмастерья, или, как тогда чаще их называли, в «архитектурии гезели».


Теперь он стал получать по 180 рублей в год.


Строительный сезон 1721 года Земцов провел в Ревеле, но в январе


1722 года он уже прибыл в Петербург для получения инструкций у «генерального архитектура» — так в документах этого времени именовался

Микетти — по вопросам «устройства фонтанов и беседок в саду, которые


надлежит там в Ревеле сочинять».


Возвращался Земцов в Ревель в апреле 1722 года не один, а с Михаилом Огибаловым. Спутник его был учеником Микетти. Земцову предстояло не только использовать его как помощника, но и обучить «практике

архитектурной науки». Так у Земцова появился свой первый ученик. Руководя на месте строительством Екатерининского дворца, Земцов должен был дорабатывать проект Микетти и, естественно, вносил в него

что-то свое. Этим можно объяснить известную разнохарактерность в архитектурной обработке фасадов дворца и его интерьеров.


Много сил вложил архитектор в устройство регулярного парка перед

дворцом. Хранящиеся в Центральном архиве древних актов чертежи, выполненные Земцовым, яркое тому свидетельство. В создании нарядного

парка с клумбами сложного рисунка, беседками и фонтанами ему помогал Илья Сурмин — талантливый русский мастер садово-паркового искусства, с которым в дальнейшем Земцов не раз встретится на работах в


Петергофе, Летнем саду и других объектах.


Строительство ревельского дворца было пробой сил молодого зодчего,


который своим примером убедительно доказал, что можно стать «добрым


архитектором» и без обучения за границей.


Затем Петр I отправил Земцова в Стокгольм с важными для строительства столицы заданиями. Сходство климатических условий на всем

побережье Балтийского моря позволяло надеяться, что рецепт обмазки

зданий, применявшейся шведами, будет пригоден и для петербургских

построек. Указом Петра I Земцову предписывалось не только выяснить,

«как у них держится подмаска у палат», но и «приговорить в нашу службу

человек двух, также и иных мастеров, ежели есть искусные мастера, каких у нас нет, или есть да дороги, или не потребны, и протчих, в чем у


нас есть нужда, нанять».


Земцов успешно справился с поручением. Он нанял восемь человек.


Среди них были умевшие «всякие мельницы делать», садовник, каменоfec, мастера по сооружению «шпицов», мостов, плотин, столяр и другие.

Нашел он и опытных каменщиков, которые знали, «какой кирпич употреблять» и как «наружу подмазать крепко, что ни от морозу, ни от мокроты вродиться не будет».


Поездка в Стокгольм, так же как и длительное пребывание в Ревеле,


132


позволили Земцову познакомиться с образцами готической архитектуру

и работами мастеров северного барокко, значительно более сдержанного

чем немецкое, итальянское и даже французское, на которых были воспитаны мастера-иностранцы, трудившиеся в Петербурге. Все это расширяло

профессиональный кругозор Земцова и обогащало его новыми знаниями.


После возвращения Земцова на родину в судьбе его произошли существенные изменения. Микетти уехал в Италию, решив не продлевать срока пребывания в России. Он покинул Петербург, оставив незавершенными многие работы. Исполнение его1 многочисленных обязанностей поручили Земцову. Однако ни его оклад, ни звание, ни чин не изменились к

лучшему. Он по-прежнему оставался «архитектурии гезелем» с окладом

180 рублей в год, в то время как Микетти за ту же работу получал 1500

рублей Несмотря на эту несправедливость, сам факт передачи работ «генерального архитектура» Земцову, который не имел еще и звания архитекто-1

ра, свидетельствует о фактическом признании его и царем и руководством!

Канцелярии от строений равным лучшим иностранным мастерам. |


С этого времени Земцов возглавляет все работы, производившиеся в|

столичных и загородных царских резиденциях Одной из таких работ в|


1723 году было благоустройство летних садов Петра I, которые занимали|

территорию нынешних Летнего и Михайловского садов, Марсова поля!

Инженерного замка и далее до Невского проспекта.


На долю русского зодчего, кроме завершения начатых до него работj

выпала сложная задача претворить в жизнь грандиозные замыслы Петра l|