Кистяковский Б. А. Философия и социология права. Спб

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 15

Глава II. МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ ГОСУДАРСТВА

Мы установили, что, стремясь к догматическому познанию государства, мы можем изучать только один какой-либо тип государства; так, например, мы будем изучать современное правовое или конституционное государство. Но что и как мы будем изучать в этом государстве? Мало указать предмет какой-нибудь науки, надо определить еще те пути и средства, которыми она пользуется. Иными словами, что это за наука — государственное право?

Не начать ли нам изучение государства с самой его сущности? В историческом развитии человеческой мысли мы встречаем не одну попытку определить существо государства. Особенно замечательны попытки великих философов-идеалистов первой половины XIX столетия: Фихте и Гегеля. По мнению Фихте, государство есть высшее выражение человеческой личности, наиболее полное проявление человеческого «я». Гегель считал государство самым совершенным воплощением мировой саморазвивающейся идеи, он называл государство даже земным богом⁴[1]. Наряду с этими идеалистическими определениями мы можем поставить более распространенное и более известное — материалистическое определение государства. Государство есть результат производственных отношений и возникающих из них социальных сил. Должны ли мы сделать исходной точкой нашего исследования государства одно из этих определений существа государства, например, определение материалистическое, как более современное и более научное с точки зрения позитивных наук? Безусловно, нет. Когда мы приступаем к изучению физики или химии, мы не начинаем с материалистического мировоззрения. Если бы мы принялись за головоломные суждения о том, что такое материя и что такое сила, какова их сущность и насколько можно признать, что все мировые процессы сводятся к различным проявлениям силы и материи, то мы только отдалились бы от своего предмета — физики и химии. Чтобы избегнуть этой основной ошибки и действительно приняться за изучение физики и химии, мы должны, начав с некоторых элементарных определений, подойти прямо к физическим и химическим явлениям и исследовать эти явления. Только когда мы исследуем отдельные явления, тогда мы можем обнять их все в одну общую теорию. Всякому синтезу всегда должен предшествовать анализ. Материализм и идеализм как самые крайние обобщения, как высшие абстракции, лежат не в начале, а в конце научного познания. Они должны быть результатом долголетних научных исследований и продолжительных размышлений. Химик Оствальд и физиолог Геккель создали свои натурфилософские системы только под старость, только после того, как написали целый ряд специальных научных исследований. Последуем и мы за физиками и химиками и, принимаясь за изучение государственного права, будем исследовать явления и только явления в нашем предмете.

Но обозревая общим взглядом государство или общество в его целом, мы найдем, что оно состоит из массы различных явлений — производственных отношений, возникающих из них социальных сил, борьбы этих сил и результата ее различных политических форм. Все это, несомненно, конкретные факты и явления действительности, встречающиеся во всяком государстве-обществе, и они с полным основанием могут служить объектом исследования. Не подлежит сомнению, что такое исследование представляет громадный научный интерес. Но если бы мы взялись за него и притом взялись бы добросовестно, то это отняло бы у нас столько времени, что мы не смогли бы придти к интересующему нас предмету — государственному устройству и государственным учреждениям. Изучать производственные отношения и промышленную жизнь страны — это задача особой науки — политической экономии. Конечно, государственное устройство и государственные учреждения страны тесно связаны с производственными отношениями и хозяйственным бытом народа; в известном отношении та или другая хозяйственная организация народа даже предшествует его государственной организации; поэтому, изучая государственное право, знакомясь с различными видами государственного устройства и государственных учреждений, мы должны предположить некоторые общие знания политической экономии; последняя является как бы необходимым дополнением первого. Обе эти науки изучают один и тот же предмет — государство-общество, но изучают его с различных сторон. Такую сложную группу явлений, какую представляет из себя государство-общество, нельзя изучать иначе, как выделив из нее отдельные ряды явлений в особые группы и сделав их предметом отдельных наук. Социальные науки поступают в этом случае с государством-обществом так же, как раньше их распорядились естественные науки с предметами внешнего мира, или с природой. Несомненно, физические и химические явления происходят на одних и тех же телах и веществах; тем не менее естествоиспытатели выделили две различные группы явлений физических и химических и сделали каждую из них предметом отдельной науки. Только теперь, когда каждая из этих наук достигла высокой степени развития, возникла возможность изучать физико-химические явления во всей их сложности, изучать их целиком. В результате появилась новая наука, объединяющая эти науки — это физическая химия.

Распределение различных сторон известных сложных комплексов явлений между различными науками делается не только в интересах разделения труда; оно безусловно необходимо в видах научного познания. Научно познавать явления мы можем, только сводя их к наиболее простым отношениям. И социальные науки не изучают государства-общества во всей многосложной пестроте социальных отношений, а распределяют различные области социальной жизни между собою, предоставляя каждой науке определенный круг явлений. Поэтому предмет государственного права представляет государство-общество не целиком, не во всей совокупности чрезвычайно сложных фактов социальной жизни; для государственного права, так же как для других социальных наук, отмежевывается вполне определенный круг явлений. Круг этот намечен самым названием нашей науки. Мы будем изучать в государстве, или в различных государствах, государственно-правовой строй и государственно-правовые учреждения.

Нам могут указать на односторонность и узость такой постановки вопроса. Но наше отношение к изучению государства-общества было бы односторонним только в том случае, если бы мы, изучая только одну сторону государственно-общественных явлений, думали и утверждали бы, что мы изучаем государство целиком. Напротив, когда мы прямо указываем на то, что за пределами тех сторон государственных явлений, которые мы изучаем в государственном праве, есть еще другие стороны, которые нужно изучать как предмет других наук, например, политической экономии, социологии, социального учения о государстве, то мы нисколько не повинны в односторонности. Нельзя признать односторонностью сознательное ограничение себя известными сторонами, когда это делается с определенной и ясно намеченной научной целью. Односторонность всегда предполагает известный самообман. Человек односторонен тогда, когда он думает, что он все понял и все постиг, хотя в действительности он постиг только небольшую часть, только одну сторону предмета. В противоположность этому признак истинного представителя науки заключается в том, что он вполне сознательно указывает границы своей науки, он ясно видит, какие стороны предмета он изучает. В нашем смысле все науки односторонни, то есть все они исследуют какую-нибудь одну сторону предмета. Все физические и химические опыты повинны в односторонности этого рода, так как задача всякого химического и физического опыта в том, чтобы получить известное явление в чистом виде, т.е. односторонним, без сопутствующих ему явлений, каким оно обыкновенно не бывает в самой природе. Физические и химические приборы придумываются и устраиваются, главным образом, с той целью, чтобы получить явления изолированными, чтобы выделить одну сторону их. Тем не менее никому не приходит в голову упрекать физиков и химиков в односторонности; напротив, все преклоняются перед результатами их исследований, так как все убеждаются в их громадном значении, все ясно видят, что в результате этих исследований получается научная истина. Но мало преклоняться перед результатами естественно-научных исследований; преклонение это часто бывает лишь преклонением перед успехом; нужно еще понять, каким путем достигаются эти результаты, и вполне точно оценивать этот путь. Последнее необходимо для того, чтобы, следуя по пути естественных наук и в других областях, например, в социальных науках, получать те же результаты, то есть также добывать научные истины.

Наука о путях и средствах исследования называется методологией. Она составляет часть логики. Ни одна научная дисциплина не может обойтись без методологии. Как основные принципы логики одни и те же для всякого правильного мышления, так и основные принципы методологии одинаковы для всех научных дисциплин. Поэтому более отсталые науки должны заимствовать эти основные принципы у наук, более ушедших вперед. Но различные науки оперируют с различным материалом, а при применении основных методологических принципов к конкретному материалу и под влиянием его своеобразия эти принципы в отдельных науках часто видоизменяются. Таким образом, единой и общей для разных наук методологии нет. Всякий убеждается в этом, ознакомившись с каким-нибудь хорошим руководством логики, например, Милля, Вундта, Зигварта. Во всех этих руководствах в той части, которая посвящается методологии, отдельно говорится о методах наук математических, естественных и гуманитарных. Есть науки, имеющие дело с настолько своеобразным материалом, как, например, статистика, что их методы надо изучать отдельно и особенно внимательно останавливаться на них. Это единство основных методологических принципов, с одной стороны, и различие в их конкретном применении, с другой, — мы и должны иметь в виду. То, что физики и химики получают отчасти механическим путем, путем реторт, насосов, измерения температуры, мы должны получить по отношению к социальным явлениям совершенно другим путем. Здесь естественно-научные методы, хотя и сохраняют свое значение в принципе, но они модифицируются. Единственный доступный здесь путь — это путь мышления. Мы должны исключительно путем мышления, то есть путем представлений и понятий, анализа и синтеза добиваться того, для чего естествоиспытатели могут пользоваться, кроме того, еще и опытами, и приборами. Поэтому нам придется постоянно останавливаться и на тех приемах мышления, к которым мы будем прибегать. Мы постоянно будем указывать, как мы обработали факты для того, чтобы открыть между ними связь, т.е. для того, чтобы объяснить и понять их.

Итак, мы будем изучать государство как чисто правовое явление, то есть исследовать государственно-правовые учреждения и государственно-правовой строй современных государств. Социальные и экономические явления мы будем оставлять в стороне как область других наук. Тем не менее совершенно игнорировать их мы не можем. Напротив, мы постоянно должны указывать, где лежит граница государственно-правовых явлений и где начинается область чисто социальных отношений. Это необходимо нам для того, чтобы всегда отдавать себе отчет, как далеко простирается наше понимание исследуемых нами явлений. Мы встретимся с целым рядом и таких фактов государственной жизни, которые, с одной стороны, несомненно имеют громадное значение для государственно-правового строя, но с другой, — самым тесным образом связаны с социальным строем. Как, например, можно указать на политические партии, которые имеют громадное значение в жизни современного правового государства. Конституционное государство не может обойтись без политических партий, его государственные учреждения и прежде всего народное представительство не смогло бы правильно функционировать без них. Политические партии следят за самыми настоятельными нуждами страны, убеждают народные массы в необходимости их удовлетворять, осведомляют их о том, как надо это сделать. Своими программами политические партии указывают населению, в чем, по их мнению, должны состоять идеальные цели, к которым нужно стремиться в государственно-правовой и политической жизни. Таким образом, политические партии осведомляют народные массы о том, чего надо добиваться в законодательстве и в направлении правительства страны, каковы средства для этого и кого нужно избирать народными представителями, чтобы добиться известных результатов. Не менее велика роль политических партий и в самом народном представительстве. Ни одно правительство не может успешно управлять страной, если оно не будет пользоваться в той или другой степени сочувствием народа. Между тем правительство может узнавать, в каком направлении лежат симпатии народа и какие правительственные мероприятия нужно предпринять, чтобы завоевать народное сочувствие, только на основании того, какие политические партии располагают большинством в стране и народном представительстве. Все это свидетельствует о громадном значении политических партий для всего государственного строя современного государства. Но среди других фактов, относящихся к организации современного конституционного государства, политические партии занимают совершенно особое место. Эта особенность заключается в том, что их роль, влияние и значение создается не правовыми нормами и не статьями конституции. Ни одна конституционная хартия не только не предусматривает того государственно-правового положения, которое занимают политические партии, но даже совсем не упоминает о них. Таким образом, нынешняя роль политических партий в современных государствах создается фактическими, социальными и политическими отношениями. Здесь мы имеем пример того, как тот или иной социальный строй непосредственно вторгается в государственно-правовую организацию; даже больше, известные социальные отношения повелительно диктуют соответственный государственно-правовой строй. Пример нашей родины показывает, что политические партии возникают и развиваются даже гораздо раньше создания конституционного государства и установления тех государственно-правовых норм, при которых политические партии только и могут нормально существовать и действовать. Это свидетельствует о том, что экономические, социальные и культурные отношения, вызывающие политические партии непосредственно к жизни и деятельности, являются первичными силами.

До сих пор мы все время говорили о правовом или конституционном государстве вообще; мы попытались дать общую характеристику правового государства и обещали выяснить принципы, на которых зиждется и которыми руководится в своей деятельности правовое государство. Но правового государства вообще нет; есть только отдельные индивидуальные государства, как Англия, Франция, Бельгия, Швейцария, Германия и т.д. Каждое из них имеет своеобразные черты и отличается от других вполне самостоятельной физиономией. Различия между этими государствами довольно значительны. Среди них мы встречаем и республики, и конституционные монархии, и унитарные государства, и государства федеральные. Где же то правовое или конституционное государство вообще, которое мы будем изучать? Не уподобимся ли мы, говоря о правовом государстве вообще, тому средневековому схоласту, который запротестовал против того, что ему постоянно приходится есть только яблоки, сливы, груши и т.д., а никак не удается вкусить плода? Мы, конечно, не повторим этой ошибки, характерной для средневекового схоластического мышления; мы не примем категорий нашего мышления, орудий нашего познания, — наших общих понятий за конкретную действительность и не станем утверждать, что есть какое-то конституционное государство вообще. Напротив, мы должны иметь в виду только все единичные государства, т.е. Англию, Францию, Бельгию и т.д.; все конкретные примеры для иллюстрации наших положений мы, конечно, будем брать только из государственного устройства и деятельности этих индивидуальных государств. Но все они правовые или конституционные государства, и всем им, как таковым, присущи общие черты. Именно благодаря существованию этих общих черт мы можем при изучении их пользоваться сравнительным методом. Изучать конституционное государство вообще — это и значит следовать сравнительному методу. Известные черты и свойства присущи конституционному государству неслучайно, они необходимо присвоены всем конституционным государствам не только уже существующим, но и тем, которые могут и должны возникнуть. Именно потому, что эти черты составляют необходимое и неотъемлемое свойство каждого конституционного государства, мы имеем право говорить, что мы изучаем правовое или конституционное государство вообще. Ценность научного изучения в том и заключается, что оно применимо не к одному только конкретному предмету, а ко всем предметам из изучаемой категории или серии предметов.

Конечно, мы могли бы изучать и каждое отдельное правовое или конституционное государство, например, Англию или Францию. Мы могли бы не только познакомиться описательно с учреждениями каждого из них, но и придать более научный характер этому изучению, направляя его на постоянные и необходимые соотношения между явлениями. Так, например, для научного изучения конституционных учреждений Англии мы проследили бы их постепенное развитие, задерживающее или ускоряющее влияние их друг на друга и взаимную связь между ними. Хотя мы изучили бы развитие или современное состояние конституционных учреждений данного одного государства, т.е. Англии, тем не менее и при такой постановке вопроса предметом нашего изучения были бы тоже конституционные учреждения вообще. Мы изучили бы их или в их необходимом развитии в прошлом, или в их необходимых взаимоотношениях в настоящем. Эти две формы научного изучения конституционных учреждений составляют содержание двух научных дисциплин — истории политических учреждений и особого государственного права. Обе эти науки имеют своих представителей, давших солидные исследования в своей области. Так, историю государственных учреждений Англии разрабатывали английские ученые Тод и Гардинер, немецкий ученый Рудольф Гнейст и французский — Бутми. Исследования по истории государственных учреждений Англии, знакомя с развитием этой классической конституционной страны, помогают и догматическому изучению государственного права конституционных стран. История конституционного развития других стран не может сравниться в этом отношении с историей Англии, так как конституционные учреждения в них или недостаточно долго существуют, или в развитии их не наблюдается той же последовательности и преемственности, как в Англии. Наиболее поучительна история конституции С.-А. Соединенных Штатов; из работ по этой истории заслуживают особого внимания исследования немецкого ученого Гольста. Но и знакомство с эволюцией конституционных учреждений в более молодых конституционных государствах представляет глубокий интерес. Поэтому книга Сеньобоса «Политическая история современной Европы. Эволюция партий и политических форм» пользуется вполне заслуженным успехом. На русский язык она несколько раз переведена, а лучший перевод (изд. товарищ. «Знание») в 1907 г. вышел в четвертом издании.

Еще большее значение для систематического изучения государственного права имеет так называемое особое государственное право, задача которого — исследование государственного права отдельных государств. Углубляясь в государственный строй и в организацию государственных учреждений какого-нибудь одного государства, оно дает возможность вникнуть в государственно-правовые отношения в их конкретной форме. Исследования этого рода имеют громадное значение в литературе государственного права. Как на наиболее выдающиеся сочинения по особому государственному праву укажем для Англии на книги Дайси «Основы государственного права Англии», Энсона «Английский парламент», Беджота «Государственный строй Англии» и Hatschek'a «Englisches Staatsrecht», 2 тома; для Германии на книги Laband'a «Das Staatsrecht des Deutschen Reiches», 4 тома в 4-м издании, Меуеr'а «Lehrbuch des Deutschen Staatsrecht», 6-e издание, и для Америки на книгу Брайса «Американская республика», 3 тома.

Но в данном курсе мы должны отказаться от изучения государственного права по системе, принятой в исследованиях по особому государственному праву. Такое изучение представляет и большой интерес, и большие неудобства: с одной стороны, оно потребовало бы углубления в детали организации одних определенных учреждений, а с другой, — оно не дало бы нам возможности познакомиться с другими учреждениями. Так, например, если бы мы взялись за изучение английских конституционных учреждений как наиболее древних и полно развитых, то мы, конечно, получили бы наиболее цельное и законченное представление о народном представительстве, его правах и деятельности, а также о парламентском министерстве и кабинетной системе. Но мы ничего не узнали бы о писанной конституции, так как писанной конституции в современном смысле слова в Англии нет, а конституция Англии слагается из целого ряда отдельных парламентских постановлений, прецедентов, обычаев и т.п. Далее, мы ничего не узнали бы о декларации прав человека и гражданина ввиду того, что Англия знала другие формы гарантии свободы личности, как Habeas corpus act, петиция о правах и билль о правах⁵[2]; наконец, мы не получили бы никакого представления о федеральном строе и федеральных учреждениях. Из всего этого ясно, что при детальном изучении конституционных учреждений одного или двух государств мы далеко не могли бы познакомиться с конституционным строем и с конституционным правом во всем его объеме и во всем многообразии его индивидуальных форм.

Но больше всего нас должны интересовать государственный строй и государственные учреждения России. Может быть, мы могли бы, сделав центром особое государственное право России, попутно изучать и вопросы общего государственного права? Однако такая система изучения русского государственного права была бы наименее целесообразна. Законодательством 1905 и 1906 гг. в России создано народное представительство, и государственный строй ее преобразован. Но конституционные формы и новые государственные учреждения еще не настолько долго у нас существуют, чтобы доставить материал для их оценки. У нас не накопилось еще достаточно фактов для того, чтобы судить, что представляют из себя наши конституционные учреждения. Только будущее покажет их фактическое значение, и даже только будущее окончательно определит подробности их организации и функций. Пока мы даже не можем быть уверены, что мы правильно толкуем наши новые законодательные положения, так как на практике, при их применении, они могут быть истолкованы в ином смысле. Все это заставляет нас придти к заключению, что мы не можем конструировать наше государственное право, восходя от частного к общему. Напротив, мы должны исходить из общих принципов, которые установлены теорией на основании государственно-правовой практики в более развитых конституционных государствах, и затем делать выводы и относительно наших государственных учреждений. Решать частные вопросы нашего государственного права невозможно, не руководствуясь общими теоретическими принципами. Появившиеся до сих пор обработки нового русского государственного права убеждают нас в правильности этой точки зрения. Так, в книге Лазаревского «Лекции по русскому государственному праву» в общем принят именно этот метод.

Общее государственное право неоднократно разрабатывалось в научной литературе. В шестидесятых и семидесятых годах большое значение имела книга Блюнчли «Общее государственное право», переведенная и по-русски. Из новейших сочинений надо назвать книги Еллинека: «Право современного государства», том 1, «Общее учение о государстве»; Дюги «Конституционное право. Общая теория государства» и Эсмена «Основные начала государственного права». В своем курсе мы и будем следовать системе и методам, принятым при изложении общего государственного права. Вопрос может возникать только относительно того, как объединить общее государственное право с русским. Эсмен и Дюги делят свои книги на две части, к первой части они относят вопросы более общего, во вторую — более специального характера; в первой части обсуждение вопросов французского государственного права занимает меньше места, чем во второй, посвященной по преимуществу французскому государственному праву, которое освещается при помощи сравнительного материала. Но можно усомниться в целесообразности этой системы хотя бы потому, что эти авторы относят к первой и второй части не одни и те же вопросы. Кроме того, такая система, доступная для вполне сложившегося французского государственного права, может оказаться неудобной при изложении русского государственного права по той же причине, по которой русское государственное право трудно излагать теперь как особое государственное право. Все это заставляет нас излагать вопросы русского государственного права параллельно в связи с каждым отдельным вопросом общего государственного права. Это и служит нам основанием для того, чтобы назвать наш курс «Общим и русским государственным правом».

Blog

Содержание

Глава II. МЕТОДЫ ИЗУЧЕНИЯ ГОСУДАРСТВА