Geum.ru

Нагорный Карабах: факты против лжи. От автора от

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   39

Цензура в областной газете сохранялась вплоть до 1 августа 1990 года, когда вступил в силу новый Закон ССР «О печати», не допускавший предварительную цензуру. Этот прогрессивный и по нынешним временам закон, принятый после многолетних проволочек 12 июня 1990 года, позволил «Советскому Карабаху» в считанные дни восстановить свой статус рупора карабахского освободительного движения. К вящему неудовольствию как бакинских властей, так и политотдела внутренних войск МВД СССР.

Оргкомитет во главе с В.Поляничко лелеял надежду, что областная газета не пройдет регистрацию (что новый закон о печати предписывал сделать всем СМИ до 1 января 1991 года) в Госкомитете по печати АзССР.

Однако и тут коллектив нашел выход. Учитывая, что подавляющее большинство подписчиков «Советского Карабаха» жили за пределами НКАО, и не только в Армянской ССР, но и в других республиках и различных регионах страны, газета де-юре подпадала под определение «всесоюзного средства массовой информации», которые проходили регистрацию в Москве, в Госкомпечати СССР.

Этим вопросом как раз пришлось заниматься автору этой книги, который на тот момент был уже московским корреспондентом газеты, имевшим официальную аккредитацию в пресс-центре МИД СССР. Надо сказать, что в отделе периодических изданий Госкомпечати СССР оказались вполне нормальные люди. В конце концов, газета получила регистрацию как общесоюзное СМИ и смогло продолжать свою деятельность. Хотя для этого потребовались и многочисленные хождения в Госкомпечать СССР с привлеченным юристом, и разные дополнительные документы.

Сотрудник, который занимался нашим делом и по странному совпадению носил ту же, что и военный комендант НКАО фамилию – Сафонов, уже позже показывал мне целый ворох телеграмм и факсов, поступивших в Госкомпечать СССР от «республиканского Оргкомитета по НКАО» в декабре 1990 – январе 1991 года. В этих телеграммах В. Поляничко и его подчиненные изливали всю свою желчь сначала в связи с возможной регистрацией «Советского Карабаха», а потом – по уже свершившемуся факту этой регистрации…

Таким образом, «Советский Карабах» стал единственным СМИ областного уровня, которому в течение большей части периода чрезвычайного положения удалось сохранить свою самостоятельность. После отмены цензуры оргкомитета и военная комендатура пыталась «урезонить» журналистов, направляя на них иски в городской суд, но в силу их «высосанности из пальца» и неграмотности, подавляющее большинство дел было выиграно редакцией.

Последовали и попытки Генпрокурора АзССР Исмета Гаибова (в 1988 году был прокурором Сумгаита и после сумгаитской резни пошел на повышение) подать в суд на редакцию, чтобы, дойдя до верховных республиканских судебных инстанций, закрыть-таки газету. Но многого он не успел, ибо первое и последнее заседание суда по этому иску состоялось в Степанакерте в дни августовского путча. Редакцией «Советского Карабаха» к делу был подключен и Союз журналистов СССР, куда для экспертной оценки загодя была послана практически полная подшивка газеты за август 1990 - июль 1991 гг.

19 августа 1991 года, когда в блокадном Карабахе бесчинствовали внутренние войска и азербайджанский ОМОН, стало известно о путче в Москве. Там, как известно, был образован «старший брат» оргкомитета-комендатуры - Государственный Комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). В. Поляничко и его команда еще днем 19-го на радостях срочно вылетели в Баку для консультаций: как думали ненадолго, но оказалось навсегда.

В тот же день, 19-го в редакцию «Советского Карабаха» поступил приказ за подписью военного коменданта района чрезвычайного положения полковника В.Жукова: увеличить тираж на 1 тысячу экземпляров и опубликовать документы ГКЧП.

Удивительным образом, но даже в условиях перманентного террора и репрессий редакции газеты удалось «заволокитить» приказ, который уже через два дня стал совершенно неактуален в силу произошедших в Москве событий и провала путча. После провала путча последовало самоубийство министра внутренних дел СССР Б. Пуго и страшная паника в соседнем с редакцией здании обкома, где располагалась военная комендатура.

Так, начальник ее политотдела полковник А.Полозов направил в редакцию записку, в которой сообщал: «Распоряжение об опубликовании постановлений ГКЧП, засланное в редакцию газеты 19 августа, комендант района чрезвычайного положения полковник В. М. Жуков не подписывал. Его подпись была сфальсифицирована. По данному факту проводится служебное расследование»39.

Между прочим, смелый отказ редакции «Советского Карабаха» от публикации приказов ГКЧП вскоре принес и вполне материальные дивиденды. В сентябре, вернувшись в Москву из поездки в блокадный Карабах (на традиционный тогда вопрос о том, где был во время путча, не без сарказма отшучивался: «В Карабахе отсиживался»), автор этой книги попал на прием к заместителю «ельцинской» Госкомпечати Михаилу Федотову. Которому и вручил письмо от редакционного совета областной газеты, подборку номеров «Советского Карабаха» за август и копии приказов военного коменданта района чрезвычайного положения. В письме высказывалась просьба содействовать отправке в Степанакерт вагона с газетной бумагой, которую, по согласованию с Ереваном, должен был отгрузить из полагающихся Армянской ССР фондов Соликамский целлюлозно-бумажный комбинат. Но почему-то не отгружал.

Надо сказать, что все связанное с противостоянием ГКЧП по понятным причинам тогда проходило на «ура». Зампред Госкомпечати был просто в восторге от неподдающегося «Советского Карабаха» и немедленно сделал какие-то начальственные звонки, направив московского корреспондента карабахской газеты в подведомственное снабженческое учреждение. Последнее, к моему удивлению, оказалось буквально на соседней с моим домом улице; приняли же меня по звонку сверху быстро и по-деловому.

Вагон с газетной бумагой из Соликамска прибыл в Степанакерт где-то 20 ноября 1991 года. Это был последний или предпоследний из составов, что изредка, по специальным договоренностям сторон (ведь и у Баку была необходимость что-то направлять через армянскую территорию в Нахичеванскую АССР), еще пересекали административную границу НКАО. 22 ноября все пути были окончательно закрыты: Союз ССР был на грани распада, провозгласивший независимость Азербайджан готовился объявить о ликвидации НКАО и начале военного похода на Нагорный Карабах, боевые действия уже шли по границам края. Этого вагона бумаги хватило и на печать газеты до конца года, и на возобновление ее выпуска после прорыва блокады в мае 1992 года…

В отличие от областной газеты областные радио и телевидение были надолго выведены из строя. Радио возобновило вещание лишь после провала августовского путча 1991 года и поспешного бегства Поляничко и всего оргкомитета в Баку. А телевидение возобновило свою деятельность и того позже…

А в сентябре 1990 года настоящий переполох в стане политуправления внутренних войск произвел комендант степанакертского телерадиоцентра подполковник Александр Ищук. По окончании срока своей командировки из Новосибирска в район чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов он дал подробное интервью карабахским журналистам и записал интервью, которое затем было показано по Армянскому телевидению. Это выступление было перепечатано областной газетой «Советский Карабах» и главными армянскими республиканскими газетами

Александр Ищук рассказал, как карабахских журналистов незаконно отстранили от эфира, чтобы передать радиотелецентр пропагандистам из Баку, фактически обвинив военную комендатуру в нарушении законов.

«В январе с введением режима чрезвычайного положения в Нагорном Карабахе стало ясно, что средства массовой информации – это мощное оружие. Кто владеет ими, тот имеет возможность влиять на сознание людей. Видимо, исходя из этой предпосылки в январе этого года с введением режима чрезвычайного положения телевидение области прекратило свое существование»40.

Спустя несколько месяцев в номере за март 1991 года журнала «Журналист», органа Союза журналистов СССР, выйдет очерк Александра Ищука «Не хочу быть марионеткой. (Из дневника коменданта Степанакертского телерадиоцентра)». В нем он рассказал немало интересных эпизодов, свидетелями которых стал. В том числе дал оценку работе местных журналистов и подпольщиков.

«В Академии мы изучали по курсу «Партполитработа» организацию и ведение спецпропаганды в условиях войны: листовки, звуко-, радио-, телевещание. Это с противником. Но кто мог тогда сказать, что эту работу будем вести со своим населением. А та сторона работает профессионально – то и дело появляются листовки; радио Еревана говорит по-русски на наши войска и по-армянски обращается к населению.

…Те, кто следит за нашими радиопередачами не могли допустить в эфир от нас голос армянки – заглушили. Так нам еще раз дали понять, кто хозяин в доме, и кто мы здесь.

…Сегодня радиопередачи не глушили – результат нашего контроля за прохождением трансляции. Но в обед после нас вышла на полчаса подпольная станция, которая вылила по ушату грязи на Горбачева, Муталибова, Поляничко, на комендатуру»41.

В том же материале содержалась и трезвая оценка значения и последствий происходившего тогда в Нагорном Карабахе для всего Союза ССР: «Страна, ее будущее видятся в пятнах районов ЧП, во власти военных комендантов. За два года здесь (в Карабахе – прим. автора) прошли обкатку офицеры внутренних войск. Получен опыт, освоена тактика. Теперь дело за малым – объявляй режим ЧП и властвуй!»42

В ходе информационной войны обе стороны активно использовали листовки и прочую агитационную литературу, причем и в этом случае бакинские и военные пропагандисты работали весьма грубо и топорно, явно проигрывая карабахским подпольщикам.

Спецпропагандисты составляли и распространяли по областному центру листовки, подписанные от имени комитета «Арцах» или «Друзей народа». В листовках содержались призывы сотрудничать с азербайджанскими властями, поносились карабахские лидеры, как формальные, так и неформальные, обливались грязью народные депутаты от НКАО. Всe эти бумаги были состряпаны настолько грубо, что вызывали у населения эффект, прямо противоположный тому, которого добивались их составители.

Было очевидно даже, что состряпаны они отнюдь не местными жителями. Например, в листовке про одного из карабахских активистов было сказано: такой-то «со своей женой-жидовкой». Однако в НКАО, где по официальным данным переписи населения СССР 1989 года насчитывалось… аж 9 (!) граждан еврейской национальности, никогда не было ни антисемитизма, ни сопутствующих этому явлению определений лиц данной национальности.

Напротив, листовки на армянском, предназначенные исключительно для местного населения, писались местными же жителями и содержали конкретную информацию, интересующую практически каждого жителя карабахских городов и сел.

А выпускавшиеся карабахским подпольем листовки на русском языке, адресованные населению от лица реально не существовавшего комитета «Офицеры за перестройку», были написаны профессионально и содержали факты и предположения из области существующих реалий. Эти листовки читались и солдатами из контингента внутренних войск, и офицерами, среди которых действительно имелись сочувствовавшие карабахцам и сотрудничавшие с подпольщиками люди. А огульные отрицания существования в принципе чего-либо подобного со стороны высокопоставленных политработников лишь усиливали веру граждан и военнослужащих в реальность существования Комитета, заставляли их прислушиваться к советам и мыслям, содержавшимся в листовках.

Некоторые листовки, также на русском языке, пародировали и выставляли в дурацком свете руководство Оргкомитета и военной комендатуры. В них приводились факты коррумпированности последних, - сообщалось, например, о не соразмерных никакому разумному жалованию денежных переводах, отправляемых многими офицерами и даже рядовыми в разные регионы СССР. Эти листовки также попадали в руки военнослужащих и заставляли их задумываться о навязанной им роли карательной силы шовинистического режима Баку.


Формирование образа врага


В период силового подавления национально-освободительного движения карабахских армян политическое руководство СССР, Азербайджанской ССР, политорганы МВД СССР и АзССР, Советской Армии, средства массовой информации АзССР и СССР вели грязную пропагандистскую кампанию, имевшую целью формирование образ врага в лице армянского народа. Эта беспрецедентная кампания клеветы в адрес одного из народов страны была предпринята в целях внушить к нему чувство неприязни со стороны других народов и граждан СССР в целом, облегчив, тем самым осуществление преступной политики, проводимой Баку и Кремлем в отношении армян Нагорного Карабаха.

Ведь как признавались сами офицеры комендатуры, «приказ однозначен – сохранить Карабах за Азербайджаном»43.

Подобного рода пропаганда имела многоуровневый характер и варьировалась в зависимости от объекта своей направленности. На уровне всесоюзном в этом направлении работали центральные и ведомственные (газеты МВД, Советской Армии) средства массовой информации. В Азербайджанской ССР эту функцию весьма органично взяли на себя местные СМИ, которые и без того соревновались друг с другом в антиармянских выпадах и измышлениях.

На уровне района чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов АзССР соответствующую пропаганду среди военнослужащих внутренних войск МВД СССР и Советской Армии вели в основном политорганы, а также наезжающие пропагандисты из ЦК КП Азербайджана и КГБ АзССР.

На политзанятиях военнослужащих целенаправленно «обрабатывали», настраивая не только против карабахцев, но и против армян вообще, что преследовало цель подготовить личный состав и к предстоящим карательным операциям против Армянской ССР, где к власти окончательно пришли антикоммунистические силы.

Рядовой войсковой части 5471 внутренних войск МВД СССР Александр Волошин, покинувший свой пост в Степанакерте с оружием и радиостанцией 12 августа 1991 года и скрывшийся, объяснял в сделанном им специальном заявлении причину своего поступка. Он, в частности, сказал: «Нас здесь фактически держат в роли карателей… Здесь нам постоянно твердят, что мы защищаем азербайджанский народ от армянских боевиков, но, как я сам разобрался, это не так». Заявление А. Волошина было зачитано по подпольному радио и передано для печати в газету «Советский Карабах», но не было опубликовано, дабы не создавать лишних проблем беглецу.

Другой оставивший свою часть, рядовой Вильнюсского специального полка внутренних войск Александр Енчин, рассказывал в интервью журналу «Столица»: «Как только мы приехали в Степанакерт, - сразу начались антиармянская пропаганда и инструктаж. Нам говорили: армяне – сплошные уголовники, террористы, поголовные наркоманы и прочее. Каждый день до нас доводили ложную информацию о том, что армяне напали на тот или иной пост, бомбили тот или иной объект. И, наоборот, вопреки реальности в течение всего времени моего пребывания в Степанакерте, с июля до ноября (1990 года – прим. автора), не было ни одного случая, чтобы нас информировали о нападениях, совершаемых азербайджанцами. Вся пропаганда была строго направлена против армян»44.

Центральные СМИ продолжали пичкать советских граждан страшилками про армянских боевиков, терроризирующих мирных азербайджанцев. Особенно усердствовали органы военной печати: «Красная звезда», издания МВД. При этом доходило до откровенных оскорблений в адрес целого народа.

Так, в номерах 8 и 9 «Военно-исторического журнала» за 1990 год был опубликован материал «Дашнаки», основанный на материалах Департамента полиции царской России за 1908 год. Напомним, что это было время, когда после известных событий 1905-1906 гг. армяне рассматривались самодержавием как «ненадежный элемент» со всеми вытекающими последствиями. «Краснознаменный» журнал, тем самым, вольно или невольно поставил себя в один ряд с, казалось бы, ненавидимой коммунистами «царской охранкой».

В этом материале, напряженность в Закавказье ненавязчиво, устами анонимного жандармского подполковника «объяснялась» некоторыми присущими армянам особенностями. Они-де «отчасти уподобились притаившейся и свернувшейся в кольцо змее, выжидающей случая ужалить кого-либо из окружающих»; имеют «черную душу»; их отличает «двуличность: преклонение и лесть перед сильным, и в то же время старание принести ему чем-либо вред»; они являются элементом «чуждым» и «неблагодарным» к русским и так далее. В предисловии к публикации говорилось, что она «представляет интерес для читателей».

Публикация в «Военно-историческом журнале» была типичным примером пропаганды и агитации расовой и национальной вражды с точки зрения законодательства СССР. Однако наивно было полагать, что главный редактор журнала или автор подготовки публикации В. Копылов могли бы понести хоть какое-то наказание за свою стряпню.

Антиармянская истерия в армии и особенно внутренних войсках была столь раскручена, что доходило порой до курьезов. Так, на учредительном съезде Компартии РСФСР в июне 1990 года на пост ее первого секретаря баллотировался бывший второй секретарь ЦК КП Армении Олег Лобов. Начальник политотдела Приволжского управления внутренних войск МВД СССР С. Кавун задал Лобову вопрос: «Есть ли у вас моральное право баллотироваться после гибели стольких российских парней в Армении при прямом попустительстве местных властей, в том числе и вашем?»

На что Лобов прямо и вполне честно ответил: «Для сведения: на территории Армении за два года погиб в вооруженных конфликтах один офицер. Это было 27 мая». Политработник внутренних войск «отпарировал» очень показательно: «Я могу вас поправить, но я не буду поправлять. Из газет все знают, сколько погибло…»45

Дезинформацией занималась и комендатура района чрезвычайного положения НКАО и прилегающих районов АзССР в подготавливаемых ею «сообщениях военного коменданта» - сводках происшествий. Последние были обязательны для публикации в областной газете «Советский Карабах» как в период действия военной цензуры, так и после ее отмены, и часто носили откровенно подстрекательский характер. Например, после упоминавшегося расстрела неизвестным наряда внутренних войск в Степанакерте 24 мая 1990 года в подготовленном на следующий день сообщении военного коменданта голословно утверждалось: «Бандитствующие элементы армянской национальности совершили ряд преступных акций по отношению к войсковым нарядам внутренних войск»46.

Буквально через несколько дней после гибели рядового внутренних войск в Степанакерте и драматических событий в Ереване, где погибли 23 гражданских лица и офицер, последовало сообщение «Азеринформа» об обращении к М. Горбачеву из Баку «общего собрания военнослужащих внутренних войск комендатуры района чрезвычайного положения».

Стиль обращения непонятно как собранного в Баку «общего собрания военнослужащих», расквартированных в «НКАО и вокруг нее», был соответствующим:

«Опять на улицах Степанакерта звучат выстрелы, опять по вине армянских террористов льется кровь наших товарищей… Бандитская пуля армянских террористов оборвала жизнь нашего бывшего сослуживца… Погиб в мирное время от рук подлых убийц… Нас глубоко возмущает бездействие руководства Армянской ССР, спокойно взирающего на бесчинства, творимые террористами»47.

Эти примеры наглядно демонстрируют, как в условиях чрезвычайного положения политорганами внутренних войск МВД СССР и Советской Армии сознательно искажалась информация, распускались заведомо лживые слухи и нагнеталась слепая ненависть к ставшему неугодным одному из «братских народов» СССР.

В угоду политическим устремлениям не только представители Баку, но и политработники и военные журналисты преднамеренно задним числом искажали обстоятельства гибели военнослужащих в зоне конфликта.

Так, в редактируемой А. Прохановым газете «День»48 было опубликовано открытое письмо подполковника запаса М. Дубравки бывшему министру внутренних дел В. Бакатину, озаглавленное «Чья вина?». В нем, в частности, упоминалось о гибели троих рядовых и капитана внутренних войск в январе 1990-го в Ханларском районе АзССР. В январе-феврале 1990 г. многократно сообщалось, что они были убиты азербайджанскими «народнофронтовцами». Отставной подполковник же заявлял, что в армянских селах Азад и Камо, куда погибшие были посланы для защиты мирных жителей, было «полно вооруженных так называемых бойцов самоохраны», но солдаты были все же посланы в армянские села и «погибли от рук экстремистов». Повтор эпитета «армянский» в сочетании с умалчиванием национальной принадлежности убивших военнослужащих «экстремистов» был призван поддержать официозный заказ на разоблачение пресловутых армянских боевиков.

Подобного рода цинизм возмущал многих офицеров внутренних войск, однако их мнение можно было почерпнуть разве что из местной прессы. Так, в сентябре 1990 года комендант армяно-карабахского села Геташен капитан Курбан Гасанов (чеченец по национальности) сказал в интервью газете «Советский Карабах»: «В январе в азербайджанском селе Гаджикент были зверски убиты капитан Осетров и трое его солдат. Им отрубили головы, а из обезглавленных тел развели костер. Многочисленные подразделения собрали деньги для установления на месте преступления обелиска в память о погибших товарищах. Однако памятника до сих пор нет. Зато установлен памятник азербайджанским боевикам, надругавшимся над телами убитых»49.

Тот же капитан Гасанов привел пример того, как грубо и топорно действовали пропагандисты из МВД при «проверке паспортного режима» азербайджанским ОМОНом в селе Геташен 29 августа 1990 года: «Азербайджанцы говорили, что пришли разоружить геташенцев. Но поскольку оружия они не нашли, то вынуждены были взять у нас радиостанцию, заснять ее на пленку и заявить на всю страну, что отобрали ее у армян. Между тем это была наша военная радиостанция, установленная на месте посадки вертолетов. Почему никто не спросил меня, ведь я, черт бы их побрал, комендант этого района?!»50

Заместитель коменданта Шаумянского района Нагорного Карабаха Иосиф Железко сказал в интервью корреспонденту «Советского Карабаха»: «Баку выискивает новые способы для дестабилизации обстановки. Именно эту цель преследует создание оргбюро в Шаумянском районе»51.