Нагорный Карабах: факты против лжи. От автора от

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   39

Слова так и остались на бумаге, а «дорога жизни» была разблокирована лишь после распада СССР, в мае 1992-го, когда силы самообороны НКР штурмом взяли Шушу, и выбив в последующие дни азербайджанские оккупационные силы из Шушинского района НКАО, заняли райцентр Лачин и полностью взяли под контроль дорогу Шуша-Лачин-Горис…

Да и само очередное постановление горбачевского Верховного Совета было заведомо пустым звуком, попыткой переложить ответственность за стабилизацию в регионе с центральных властей на республиканские. В первом пункте Постановления от 5 марта 1990 года, в частности, говорилось: «Принимая во внимание, что Азербайджанская ССР и Армянская ССР несут полную ответственность за обеспечение прав и безопасности граждан всех национальностей на своих территориях, поддержание нормальной жизнедеятельности и общественного порядка, обязать органы государственной власти и управления республик… вступить в переговоры для заключения межреспубликанского договора о восстановлении доверия и согласия между народами, исходя из принципов равноправия, суверенитета и территориальной целостности обеих республик»34.

Тем самым вопрос окончательно загонялся в тупик. Ибо очевидно, что власти Азербайджанской ССР были заинтересованы как раз в дестабилизации ситуации и бесконечности чрезвычайного положения, под покровом которого они осуществляли программу окончательной ликвидации НКАО и самих карабахских армян.

А Еревану предполагалось, полностью игнорируя очевидное волеизъявление карабахских соотечественников, подписать с Баку договор, «исходя из суверенитета и территориальной целостности республик», тем самым:

- во-первых, фактически принять азербайджанскую версию о «территориальных притязаниях и вмешательстве Армении в дела суверенного Азербайджана»;

- а, во-вторых, согласиться с закланием карабахских армян на жертвенный алтарь геноцидных правителей Баку, имея перед глазами резню в Сумгаите и совсем недавнюю – в Баку, погромы и депортации, блокады и набеги, вооруженные атаки и нескрываемое желание окончательно уничтожить армянский Нагорный Карабах и «взяться» за Зангезур.

Вообще, само это постановление в очередной раз продемонстрировало полное неумение М.Горбачева и его ЦК КПСС управлять огромной страной, стало еще одним ударом лопатой по глиняным ногам советского колосса.

…Заблокировав НКАО со стороны АрмССР, военные легко разблокировали дороги из Азербайджана в Нагорный Карабах, куда вновь потянулись колонны с грузами, стройматериалами для азербайджанских населенных пунктов, вещами все новых и новых азербайджанских и турко-месхетинских колонистов-переселенцев.

Весной военные БТРы и грузовики сопровождали стада овец общим поголовьем более миллиона на летние пастбища Лачина и Кельбаджара. В то время как армянские села подсчитывали все новые убытки от набегов одетых в милицейскую форму автоматчиков, и хоронили безоружных сторожей и пастухов.

Политика апартеида, получившая развитие еще в советские десятилетия, стала еще более уродливой. Блокируя Степанакерт, города и села армянского большинства НКАО, власти АзССР создали параллельные структуры, призванные обеспечивать и развивать исключительно населенные азербайджанцами пункты. Появились столь специфические должности, как, например, «заведующий отделом народного образования районов с азербайджанским населением автономной области»35.

Между тем, политика фактической ликвидации автономной области была продолжена и на уровне отдельных районов. Летом-осенью 1990 года отряды внутренних войск и спецназа силой заняли райкомы партии и исполкомы местных советов Гадрутского, Шаумянского, Мартунинского и Аскеранского районов Нагорного Карабаха. А на их место были посажены «районные оргбюро» во главе с присланными из Баку аппаратчиками русской национальности – этакими «мини-поляничками». Эти мероприятия сопровождались столкновениями войск с населением, не обошлось без слезоточивого газа, стрельбы, массовых избиений.

Как это ни показалось бы удивительным во многих других регионах страны, где отношение к райкомам партии, коммунистам было весьма прохладное, в Нагорном Карабахе сотни людей вышли на защиту райкомов и исполкомов. Но ясное дело, не из-за симпатии к компартии, а чтобы защитить «растаскиваемые» после ликвидации областных структур теперь уже и районные органы местной власти.

11 сентября ТАСС сообщил в связи с этим, что «армянские боевики и хулиганствующая молодежь захватили здания райкомов партии в райцентрах Аскеран, Гадрут, Мартуни, превратив их в легальные штабы по борьбе с республиканскими органами власти». Под прикрытием этой демагогии сотни солдат были брошены на разгон занявших здания районных администраций граждан, среди которых были и депутаты. Только в райцентре Аскеран, где административное здание удерживали 70 безоружных граждан, среди которых были и женщины, на его захват были брошены 220 автоматчиков, которые применили газ, дубинки, саперные лопатки и после 4 часов «боя» очистили его для «районного оргбюро».

В начале сентября, накануне и во время захвата внутренними войсками административных зданий в Аскеранском и Мартунинском районах НКАО область была полностью лишена телефонно-телеграфной связи, оказавшись в полной коммуникационной блокаде.

В разгар этих событий народные депутаты СССР от НКАО Зорий Балаян и Вачаган Григорян, председатель областного исполкома (формально распущенного, но реально работавшего несмотря на давление комендатуры) Семен Бабаян, прибыв в Москву, объявили о начале бессрочной голодовки, которую и начали в депутатских номерах своей делегации в гостинице «Москва». Эта акция, к которой присоединились два народных депутата СССР от Армянской ССР - всемирно известный ученый-астрофизик Виктор Амбарцумян и народный артист СССР Сос Саркисян, получила широкий резонанс в мире и заставила Кремль призвать Баку временно ослабить нажим на карабахские органы власти. Однако именно временно, потому что вскоре последовали все новые репрессии и кровавые акции.

Ликвидация районных органов власти в армянских райцентрах края была частью единой программы. В Баку уже были разработаны планы ликвидации всех районных учреждений карабахских райцентров и их перевода в азербайджанские села, где загодя были созданы «территориальные райкомы партии». На базе этих сел планировалось создать новые райцентры, а сами районы перекроить, как это было сделано в 1920-1930 гг. в районах Северного Нагорного Карабаха, оставшихся за пределами Автономной области Нагорного Карабаха.

Именно такое решение и было впоследствии принято (впрочем, оно осталось лишь на бумаге) Верховным Советом Азербайджанской ССР 26 ноября 1991 года, накануне развала СССР. Этим решением НКАО упразднялась. Мардакертский район НКАО делился пополам с присоединением, соответственно, западной части к Кельбаджарскому, а восточной – к Мирбаширскому районам АзССР. Аскеранский район становился Ходжалинским, Мартунинский – Ходжавендским (от населенной азербайджанцами деревни- пригорода райцентра Мартуни) … Ну, и так далее.

Под угрозой оказались и последние ворота автономной области во внешний «неазербайджанский» мир – воздушные.

По требованию Оргкомитета военная комендатура резко ограничила число рейсов из Еревана и в Ереван - до 4-х в день, в то время как реальная потребность составляла не менее 10-12 рейсов. Периодически все рейсы просто отменялись, а на взлетно-посадочную полосу выводились БТРы, так что уже бывшим на подлете к Степанакерту пассажирским Як-40 приходилось возвращаться в Ереван. Участились случаи задержки рейсов, арестов самолетов, задержания экипажей.

Периодически, под угрозой уничтожения, запрещались полеты вертолетов в полностью блокированный Геташен и села соседнего с НКАО Шаумянского района Нагорного Карабаха.

19 мая военные власти арестовали три самолета Ан-2 Управления гражданской авиации АрмССР в аэропорту райцентра НКАО, города Мардакерт. Затем с помощью военно-инженерной техники была перепахана взлетно-посадочная полоса и разрушены строения. Тем самым аэропорт, принимавший рейсы из Еревана и армянского райцентра Сисиан, был выведен из строя. Крупнейший по территории и населению сельский район НКАО лишился единственной связи с «большой землей».

Наконец, в середине ноября 1990 года военная комендатура передала Степанакертский аэропорт под контроль ОМОН МВД АзССР. До зубов вооруженные «милиционеры», среди которых были лица с откровенно уголовным прошлым, превратили процедуру прохождения контроля в аэропорту в сущий ад. Любого карабахца при этом могли оскорбить, избить, ограбить, или еще хуже - арестовать.

«27 декабря они зверски избили экипаж вертолета, который доставил новогодние подарки ереванцев нашим детям. Подарки выбросили, а сам вертолет отправили в Баку... Наивно полагать, что об этом произволе не знает командование внутренних войск или комендатура района чрезвычайного положения. Ведь были случаи, когда внутренние войска, чтобы помешать посадке ереванских самолетов, выкатывали на взлетную полосу бронетранспортер...»36

Граждане и народные депутаты обращались в прокуратуру, военную комендатуру и военную прокуратуру по фактам издевательств над пассажирами и даже случаям изнасилования в аэропорту. Однако никаких виновных никогда не находилось. Режим будто бы взывал к гражданам: дескать, не хотите подобного, убирайтесь навсегда с этой земли. Не случайно местом травли и издевательств были избраны едва ли не единственные ворота Нагорного Карабаха во внешний мир.

Между тем, Кремль пошел и на полное свертывание каких бы то ни было проявлений самостоятельности НКАО в области экономики. Были полностью отменены все договоры, заключенные карабахскими предприятиями со смежниками из Армянской ССР на основе советского законодательства и с подачи Комитета особого управления.

Силовым путем комендатура пыталась насадить восстановление прежних вертикалей экономической зависимости НКАО от Баку.

Это началось сразу же после введения чрезвычайного положения. Уже 1 февраля 1990 года на площадь Ленина в Степанакерте, к превращенному в хорошо охраняемую крепость зданию Обкома, где располагались Оргкомитет и военная комендатура, в сопровождении военнослужащих и бронетехники подъехало несколько грузовиков и рефрижераторов из АзССР. Военные потребовали от директора местного объединения универсальной торговли В. Саркисяна принять грузы, однако он отказался делать это, ссылаясь на отсутствие соответствующих фондов, договоров и заказов. Результат – административный арест на 30 суток. Такие «экономические» методы стали применяться повсеместно, правда, практически безрезультатно.

Зато преуспели в транспортно-экономическом пиратстве. Пользуясь анклавным положением НКАО, власти АзССР с помощью военных стали переадресовывать грузы, исходящие из области. Срывались поставки, вагоны с готовой продукцией, направленной по договорным обязательствам в Армянскую и Грузинскую ССР, разворачивались и направлялись на предприятия и к потребителям АзССР.

Так, например, «Известия» сообщали, что 175 тысяч метров шелковой ткани, отправленных ранее в Тбилиси, оказались в азербайджанском городе Шеки37.

Напомним, что десятилетиями продукция Каршелкокомбината, не имевшего полного цикла производства, направлялась на аналогичный комбинат в Шеки, где выходила уже под маркой шекинского комбината, лишая карабахских ткачей премий и собственной марки. Положение изменилось в 1988-1989 годах, когда Каршелкокомбинат официально заключил договора со швейными предприятиями Еревана и Тбилиси. Таким образом, Центр, ратовавший за «экономическую самостоятельность» предприятий, сначала навязал Нагорному Карабаху КОУ, а потом ликвидировал его и дал Баку «зеленый свет» на возвращение к национал-феодализму в экономических отношениях с НКАО. В это же самое время Горбачев вещал на внешний мир о либерализации советской экономической системы.

Вслед за произвольной переадресовкой грузов последовали и многочисленные приказы и меры, - впрочем, игнорируемые в Карабахе, - о переподчинении, роспуске предприятий и объединений. Так, например, предполагалось распустить областные автотранспортные организации, а соответствующие районные подразделения и колонны подчинить ПАТО соседних с НКАО азербайджанских районов и т.п. В ряде случаев эти меры и решения Баку пытались подкрепить силовыми мерами со стороны военной комендатуры.

А изъятие у местной метеослужбы и вывоз за пределы НКАО всех градобойных 100-мм зенитных орудий вскоре привели к большим потерям урожая, нещадно побиваемого градом. Заметим, что в соседних с НКАО районах с азербайджанским населением, где также был установлен режим чрезвычайного положения, градобойные орудия никто не изымал; их эксплуатация продолжалась под формальным присмотром военнослужащих внутренних войск.

В условиях военного режима замерла и культурная жизнь в области. В соседних с НКАО азербайджанских районах формально действовал такой же режим чрезвычайного положения. Однако там проходили массовые собрания, торжества, даже митинги, на стадионах игрались футбольные матчи, работали кинотеатры. В НКАО и Шаумянском районе с подачи азербайджанского Оргкомитета любые подобные мероприятия были запрещены; стадионы пустовали, кинотеатры были закрыты. В Степанакерте военными был закрыт даже областной армянский театр им. М. Горького. Все эти меры также нельзя было рассматривать иначе, как еще одно средство создания невыносимых условий жизни для карабахцев.

Ведь в Пакте о гражданских и политических правах от 1966 года, ратифицированного Советским Союзом в 1973 году, говорилось: «Во время чрезвычайного положения… участвующие в настоящем пакте государства могут принимать меры в отступление от своих обязательств по настоящему пакту только в той степени, в которой это требуется остротой положения, при условии, что такие меры не являются несовместимыми с их другими обязательствами по международному праву и не влекут за собой дискриминации исключительно на основе расы, цвета кожи, пола, языка, религии или социального происхождения»38.


Информационная блокада


Одним из методов сокрытия происходящего в НКАО под личиной чрезвычайного положения стала информационная блокада вокруг происходящего в Нагорном Карабахе. Если раньше она распространялась на центральные СМИ, то после введения в автономной области режима чрезвычайного положения она распространилась и на местные средства информации.

Областное телевидение лишили выхода в эфир под предлогом неподчинения коллектива областного Комитета телерадиовещания распоряжению руководству Гостелерадио АзССР. Председателя комитета Григора Согомоняна уволили приказом военного коменданта район ЧП.

Программы армянского телевидения из Еревана в течение более чем месяца вообще не транслировались на область; затем формально вещание возобновили, но так, что изображения на экранах практически было не различить, а звук передавался с шумовыми помехами. Это было следствием «работы» контролировавшейся Оргкомитетом радио- телепередающей станции в Шуше.

Радиотелецентр в Степанакерте был занят военными, областное радио оккупировано политотделом комендатуры, и там распоряжались охраняемые военными пропагандисты из ЦК КП Азербайджана и КГБ АзССР. Местное радиовещание превратилось в рупор официальной азербайджанской пропаганды; ежедневно радиосеть обрушивала на местных жителей ругань и оскорбления в адрес избранных ими народных депутатов, угрозы вроде того, что «кто не хочет жить по законам Азербайджанской ССР, может убираться восвояси».

В мае 1990 года приказом военного коменданта из сетки вещания областного радиоузла были исключены передачи из Армянской ССР как на армянском, так и на русском языках. В недрах Оргкомитета вынашивалась и идея о поголовном изъятии у населения, под страхом штрафов и арестов, радиоприемников (как это делалось в СССР в годы Великой Отечественной войны), - для полного недопущения в регион «вражеской пропаганды» из Еревана. Напомним, что все это происходило в единой стране – Советском Союзе, на пятом году провозглашения курса на демократию, экономическую самостоятельность и свободу слова.

Правда, следует отметить, что очень вскоре в Степанакерте и районных центрах были налажены подпольные радиовещательные центры, которые с помощью несложных технических устройств выходили в сетевое вещание с заранее подготовленными текстами весьма едкого содержания по адресу Оргкомитета и военной комендатуры. Поделать с этим что-либо последняя не могла, так как подключение каждый раз производилось из разных точек, да и установить, откуда именно исходили подпольные передачи, было практически невозможно.

Оргкомитетом при помощи военной комендатуры активно использовались технические возможности политуправления ВВ МВД СССР. В частности, боевые разведывательно-дозорные машины (БРДМ) с громкоговорителями. Такие машины курсировали по Степанакерту, райцентрам и сельской местности, изрыгая всевозможные приказы, агитацию самого низкого пошиба, угрозы, посулы и тому подобное.

В областной газете «Советский Карабах» была введена драконова цензура, так что газета на время практически потеряла возможность информировать читателя о реальных событиях, анализировать их.

31 января 1990 года военный комендант района ЧП В.Сафонов издал приказ за номером 19. Этот приказ предписывал подчинить редактора и редколлегию газеты «Советский Карабах» лично В.Сафонову и начальнику политотдела комендатуры; тираж газеты печатать только в Степанакерте и распространять только в области и запретить вывоз за границы области оригиналов, матриц, пленок и стереотипов полос. Коллектив редакции не подчинился этому приказу, как противоречащему Конституции СССР и Указу от 15 января, являющемуся расширительным и произвольным толкованием комендатурой своих полномочий.

28 февраля военным комендантом В.Сафоновым был издан другой противоправный приказ (№ 44), требующий изменить гриф газеты: вместо «орган областной парторганизации и Советов Народных депутатов НКАО» писать «газета областной партийной организации». После отказа редакционного коллектива сделать это, газета три недели не выходила и понесла значительные материальные убытки.

Автор книги в описываемый период работал корреспондентом по особым поручениям газеты «Советский Карабах». Практически все мое рабочее время уходило на составление жалоб, заявлений и обращений от имени редколлегии и коллектива редакции газеты и областного Союза журналистов в самые разные инстанции. От министра внутренних дел СССР, Верховного Совета СССР, Союза журналистов СССР до военных прокуратур Степанакертского гарнизона и Закавказского военного округа.

Все жалобы и заявления, направленные на имя военного прокурора Степанакертского гарнизона подполковника юстиции И. Лазуткина, последним направлялись «для рассмотрения по существу» военному коменданту В. Сафонову, то есть тому лицу, на которое и жаловался коллектив редакции.

Однако обращения в московские инстанции иной раз имели положительное воздействие на ситуацию, особенно когда они становились достоянием гласности. Сыграло определенную роль и обращение к коллегам-журналистам, в том числе и иностранным. В частности, ни в Баку, ни в Москве никто явно не ожидал столь бурной реакции, которая последовала в ответ на арест редактора русского издания «Советского Карабах» Аркадия Гукасяна со стороны международной организации «Репортеры без границ». Вынужденно Гукасяна выпустили до окончания 30-суточного срока заключения.

Положительную роль сыграли и контакты с нарождавшейся тогда независимой прессой. В частности, автору удалось опубликовать летом 1990-го в первой независимой правозащитной газете «Экспресс-хроника» ряд материалов о произволе военных властей в НКАО, перепечатанных потом в ряде зарубежных русскоязычных изданий. Огласке были преданы и многие незаконные приказы и распоряжения военного коменданта В.Сафонова и других его «коллег».

А среди этих документов были настоящие перлы.

Так, в апреле 1990 года генерал-майор В.Сафонов утвердил «служебные обязанности коменданта газеты «Советский Карабах». Среди прочего военный комендант газеты был обязан:

- координировать деятельность редакции газеты по освещению национальных проблем;

- знать о перемещении корреспондентов по территории района чрезвычайного положения и за его пределы;

- не допускать совместной работы корреспондентов газеты и других изданий, в том числе иностранных, без разрешения коменданта района чрезвычайного положения;

- привлекать к труду работников, уклоняющихся от выполнения своих обязанностей (!) и т.п.

Моральный террор в отношении редакции областной газеты выражался и в периодических явлениях в редакции разного рода «политотдельщиков», которые грозили и пугали: «над вами сгущаются черные тучи», «редактора могут арестовать» и т.п. Однако проявленная коллективом редакции твердость постепенно свела всю эту нездоровую активность к минимуму.

Была установлена предварительная военная цензура. Военный цензор, как правило, приходил в редакцию, где требовал ознакомления с материалами. Вечером он являлся в типографию и контролировал гранки. Безжалостно вычеркивалось все, что не устраивало Оргкомитет: сообщения о нападениях и скотокрадстве, действительные или кажущиеся выпады против властей АзССР, малейшее упоминание о блокаде. Само это слово стало «персоной нон грата» на страницах газеты, а вскоре цензоры стали вычеркивать из текстов и слово «изоляция» применительно к ситуации в области.

Труднее было бороться с армянским изданием. Из военных цензоров никто не владел армянским языком; знавшие же его прикомандированные из Баку в Оргкомитет переводчики-азербайджанцы не могли перемещаться за пределами здания обкома иначе как под усиленным нарядом охраны.

24 июня 1990 года в газете «Труд» была опубликовано интервью с заместителем начальника политуправления внутренних войск МВД СССР генерал-майором Е.Нечаевым. В этом интервью, высокопарно названным «К штыку приравняли перо?» высокопоставленный политрук голословно отрицал все безобразия, чинимые военной хунтой в отношении СМИ и журналистов в НКАО.

В ответ, на основании имевшихся оригиналов и копий незаконных приказов и распоряжений военного коменданта и иных чинов комендатуры, в редакции «Советского Карабаха» был подготовлен подробный документ, изобличающий политработника в сокрытии истинной картины и откровенном вранье. Этот документ с приложенными копиями приказов и распоряжений военного коменданта района ЧП был размножен и разослан нами во многие СМИ, и, прежде всего, главному редактору газеты «Труд». Позже знакомый офицер внутренних войск в Москве рассказал мне, что знакомство с редакционным документом произвело на генерала Нечаева эффект разорвавшейся бомбы.