Вертится колесо времени, раскручивается клубок событий, тысячелетия человеческой истории полны грандиозными деяниями, могучими движениями армий и народов
| Вид материала | Документы |
- Online Computer Library Center 6 эк в России 8 программа, 151.85kb.
- Калачакра (санскр. Kalacakra букв. "Колесо времени": kala время, cakra колесо, круг), 56.48kb.
- Вопросы и задания: Вспомни, где тебе встречалось колесо?, 137.12kb.
- Семинарские занятия(36 часов), 1113.75kb.
- Учебно-методический комплекс «История» Раздел «Интерпретация истории», 87.54kb.
- Курс «история вычислительной техники». Требования к выполнению реферативных работ, 49.31kb.
- Шаманы Древней Мексики: их мысли о жизни, смерти и Вселенной «Скоро Бесконечность поглотит, 960.35kb.
- 1. Понятие и строение человеческой деятельности, 117.05kb.
- Контрольная работа по отечественной истории Тема: Россия в начале Нового времени. XVII, 568.3kb.
- Ные народы Севера, с древнейших времен проживающие на территории нашей островной Сахалинской, 229.42kb.
ГТРОПТИВЫЕ РАСКОЛЬНИЦЫ
223
Необычное поведение боярыни вызвало осуждение царя Алексея Михайловича и
придворных. Стали следить, кто из раскольников бывает у нее в доме, и
подкупленные дворовые люди доносили во дворец, что боярыня "со осужденным
Аввакумом водится. Он де ее научил противитися царю". В Приказе тайных дел на
Ф.П. Морозову завели дело, в котором говорилось
А про тех раскольников и про иных, и как живет она. . в той же прелести, и на
святую церковь непристойными словами поносит, и не покоряется, и святых тайн, по
новоисправленным служебникам которые священники служат, от них не причащается, и
хулы страшные износит... И про то все ведают сообчницы ее погибели, дворовые ее
жонки...
На церковном Соборе 1666-1667 годов раскольников отлучили от церкви и объявили
вне закона Стрельцы и воеводы чинили над ними расправу, Аввакума и его
единомышленников сослали в Пу-стозерск... А в доме боярыни Морозовой продолжала
пребывать тайная раскольничья община, которую возглавляла старица Мелания,
отличавшаяся не меньшей приверженностью к старой вере, чем сам протопоп. Боярыня
Морозова во всем подчинилась этой наставнице, наладилась переписка с
Пустозерском, и протопоп при-
Например, строгое подчинение "старшим" - наставнику или наставнице * В то время
это было обычным явлением.
Боярыня Морозова С картины В И Сурикова
224
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
ГТРОПТИВЫЕ РАСКОЛЬНИЦЫ
225
ill1! ' ¦
слал Федосье Прокофьевне "Книгу бесед" и другие свои богословские и полемические
сочинения. Ртищевы не раз пытались образумить свою родственницу, уповая на ее
материнские чувства:
Великому государю не повинуешься... За твое прекословие приидет на тя и на дом
твой огнепальная ярость царева, и повелит дом твой разграбити. Тогда многи
скорби сама подъимещи, и сына своего нища сотворища своим немилосердием.
К тому времени боярыня Морозова в придворных кругах считалась "заблудшей овцой"
и для царского окружения была "не в пример и не в образец". Однако думные бояре
не решались создать прецедент, и на первых порах царь ограничился экономическими
санкциями. Он повелел отобрать лучшие ее вотчины, и боярыня, испугавшись полного
разорения, поддалась уговорам своего дяди Ф.М. Ртищева, который играл при дворе
видную роль, и пообещала принять троеперстие. После этого имения были ей
возвращены, но Аввакум обличил малодушие боярыни, да так крепко, что она "дни с
три бысть вне ума и расслабленна". Затем прокляла "ересь никонианскую... и
оздоровела, и паки утверди-лася крепче и первого".
Для царя Федосья Прокофьевна и ее сестра были не рядовыми противницами его
помыслов и церковной реформы, ведь их роды были очень влиятельными во время
правления первых двух царей из династии Романовых. Алексей Михайлович хорошо
знал, что дом свой боярыня превратила в оплот и пристанище раскольников, молится
по-старому, состоит в переписке с Аввакумом. Однако обрушить на нее свой гнев
царь пока не решался по многим причинам, в частности, не надеялся на поддержку
Боярской Думы.
Особые надежды в "увещевании" строптивой боярыни царь возлагал на ее
родственников. Ее дядя Ф.М. Ртищев со своей дочерью Анной не раз бывал у Федосьи
Прокофьевны, убеждал и уговаривал ее, но в ответ она говорила:
Поистине, дядюшка, вы прельщаете дьяволом, а потому ублажаете отступника, книги
его, содержащие римские и иные ереси, восхваляйте! Православным же подобает книг
его отвращаться и всех его нововедомых преданий гнушаться, а самого его
проклинати всячески! *
На Ф.П. Морозову не возымели действия и просьбы родственников "оставить распрю,
перекреститься тремя перстами, не прекословить великому государю и всем
архиереям" - хотя бы ради благополучия единственного сына. Потом за нее взялось
духовенство. В 1664 году по цареву повелению к боярыне приходили и вели
"богословский диспут" архимандрит Чудовского монастыря Иоаким и ключарь того же
монастыря Петр. Боярыня приняла гостей, но в споре "крепко свидетельствовала и
зело их посрамила".
Так сказано у автора "Повести о боярыне Морозовой"
К сентябрю 1668 года у Федосьи Прокофьевны окончательно укрепилось намерение
постричься в монахини, и она обратилась с просьбой к своей духовной матери -
инокине Меланье - помочь ей в этом. Рассудительная духовная мать стала убеждать
боярыню отказаться от этого, приводила разумные доводы. В частности, она
говорила, что "невозможно этого в дому утаить, а если узнают у царя - многим
людям многие скорби будут по случаю розысков и допросов". На время Федосья
Прокофьевна удержалась от пострига, но в марте 1669 года умерла царица Марья, ее
"заступница", и это, видимо, ускорило переход боярыни в "иноческий чин". Она
тайно приняла постриг, удалилась от вотчинных дел, перестала ездить во дворец...
В январе 1671 года царь Алексей Михайлович вступил во второй брак - с молодой
красавицей Натальей Кирилловной Нарышкиной. Федосья Прокофьевна в числе первых
боярынь должна была присутствовать на свадьбе и "титлу цареву говорить,
благоверным его назвать, руку целовать и вместе со всеми благословиться у
архиерея". Но она решила "лучше острадати, нежели с ними сооб-щитися", и
отказалась идти во дворец "на царскую радость", сославшись на болезнь ног. Царь
не один раз посылал за ней, и твердый отказ боярыни принял как оскорбление.
В 1671 году, после разгрома восстания С. Разина, гонения на сторонников старой
веры усилились. В Москве был сожжен старец Ав-раамий, в Мезени повесили
юродивого Федора и москвича Луку Лаврентьевича, "сапожника чином" - ученика
протопопа Аввакума, в Пустозерске его "соузникам" - старцу Епифанию, отцу Лазарю
и дьякону Федору за их писания и речи "велено языки реза-ти, а за крест руки
сетчи"... Надвигался царский гнев и на Федо-сью Прокофьевну. Сначала к ней
отправили боярина И.Б. Троекурова, но его визит остался без последствий. Затем
царь направил другого гонца - мужа ее сестры князя П.С. Урусова, который заявил,
что царь сильно гневается и требует, чтобы она покорилась всем нововведениям. А
если не послушается, то "быти бедам великим"... В ночь на 16 ноября 1671 года за
боярыней пришли Чу-довский архимандрит Иоаким и думный дьяк Илларион Иванов из
Стрелецкого приказа. Царские посланцы объявили не пожелавшей встать боярыне
указ: "Понеже не умела еси жити в покорении, но в прекословии своем утвердилася
еси, сего ради царское повеление постиже на тя, еже отгнати тя от дому твоего.
Полно тебе жить на высоте! Сниди долу! Восстав, иди отсюду!".
Боярыню посадили в кресла и понесли из комнат, вместе с ней пошла и сестра ее -
княгиня Е.П. Урусова. Их поместили под стражу в людской подклети, наложив на
ноги "железа конская", и приставили стражу из дворовых людей. Через два дня
женщин доставили в Чудов монастырь, где церковные иерархи опять пыта-
226
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
лись увещевать раскольниц, но сестры "во всем мужество показали". Глубокой ночью
их вернули домой под стражу слуг в ту же холодную подклеть. А утром сестер
разлучили, заковав их в цепи "со стулом" (тяжелым обрубком дерева).
Боярыню Ф.П. Морозову посадили в темницу Печерского монастыря, располагавшегося
на Арбате, под надзор стрельцов, а княгиню Е.П. Урусову в цепях отвели в
Алексеевский монастырь Белого города. Было приказано водить ее в церковь, но
княгиня так сопротивлялась, что ее приходилось волочить на рогожных носилках. Но
она и тут притворялась расслабленной, будто не могла ни рукой, ни ногой двинуть,
и сама на носилки не ложилась. Разлученный с матерью, внезапно заболел "от
многия печали" сын боярыни Морозовой. К единственному наследнику знатного рода
царь послал своих лекарей, которые и залечили его до смерти. Охранявшие узницу
стрельцы долго слышали, как она голосила надгробные причитания. Со смертью
молодого Морозова боярский дом был разграблен и совсем запустел: их вотчины,
имения, табуны лошадей и стада коров царь роздал боярам; золотые и серебряные
вещи, дорогие меха продали, а деньги взяли в казну. В стене одной из комнат в
доме боярыни нашли дорогой клад, спрятанный, видимо, еще ее предками. Слуга Иван
припрятал для опальной своей хозяйки несколько золотых изделий, но был предан
своей женой.
Протопоп Аввакум из пустозерской ссылки продолжал посылать письма своим
единомышленницам, восхвалял их мужество в мученичестве и даже смерть, угрожавшую
им, рисовал как желанные врата царства небесного. Поддержку боярыне оказывали и
другие раскольники, а княгиня Урусова вела оживленную переписку со своими
детьми. Пятнадцатилетнему сыну, который под влиянием отца начал было забывать
мать, она пишет:
Ох, любезный мой друг, Басенка, или ты забыл меня... И я ныне молю о тебе,
любезный мой... обрадуй ты душу мою и свою душу помилуй во веки, поживи ты
усердно Христу, стой в вере истинной старой, а к новому не прикасайся, не погуби
душу свою. .
Царь и патриарх решили избавиться от узниц, смущавших Москву. И вот закованная в
цепи боярыня предстала перед патриархом Питиримом. Она не хотела стоять перед
патриархом, и ее поддерживали сотник и стрельцы; по-прежнему упорно отказывалась
она от новой веры, несмотря на все уговоры. Когда боярыня увидела, что патриарх
хочет помазать ее священным маслом, она встала на ноги и приготовилась, "яко
борец".
На другой день боярыню Ф.П Морозову, княгиню Е.П. Урусову и их "сопричастницу"
Марью Данилову, задержанную на Дону, пытали на Ямском дворе. Руководивший пыткой
князь И.А. Воро-
ГТРОПТИВЫЕ РАСКОЛЬНИЦЫ
227
тынский снова пытался образумить боярыню: "Что сотворила еси? От какие славы и в
какое бесчестие прииде!.. Се же тебе бысть, яко приимыла еси в дом Киприяна и
Феодора юродивых и прочих таковых, и их учения держася, царя прогневала еси!".
Бояры-, ню пытали дыбой, "обнажив по концех ее сосец... и повесиша на тряску,
висела полчаса, и ремнем руки до жил протерли". Но и на дыбе она продолжала
укорять своих гонителей за "лукавое их отступление". Затем несчастных женщин с
вывернутыми руками бросили раздетыми на снег и другие казни над ними творили:
"плаху мерзлую на перси клали и устрашая к огню подносили, хотя сжечь". Марью
Данилову били плетями. За ночь на Болоте за Москвой-рекой для них приготовили
сруб, а наутро хотели предать сожжению, да "бояре не потянули", ведь княгиня
Е.П. Урусова и боярыня Ф.П. Морозова были из знатных семейств, и публичная казнь
могла превратиться в опасную для правительства демонстрацию.
Узниц сослали в Боровск, где посадили в земляной острог. Поначалу жизнь их была
сносной, и через подкупленную стражу даже продолжалась их переписка с
единомышленниками. К ним приходили послания от Аввакума с наставлениями и
утешениями, но о послаблении караула узнали в Москве и послали в Боровск дьяка
Федора Кузмищева из Стрелецкого приказа и подьячего того же приказа Павла
Бессонова со стрельцами. Они быстро провели "дознание", сурово наказали
виновных, а у узниц отобрали одежду, постельные принадлежности и запасы еды. В
1675 году сестер перевели в заново вырытую земляную яму, более глубокую, а
значит, и более сырую. Инокиню Иустину сожгли, а Марью Данилову перевели в
острог, где сидели уголовники.
С этого времени всякое сообщение с внешним миром для сестер прекратилось. Они
сидели в темноте, задыхаясь от зловоний; сорочек ни переменить, ни мыть было
нельзя. В верхней их одежде, которую от холода нельзя было снять, развелись вши,
не дававшие узницам сна ни днем, ни ночью. Пищу им давали "зело малу и скудну" -
пять-шесть сухариков на день без воды. А "когда пити дадут, тогда есть не
спрашивай". Только караульные стрельцы иногда из жалости бросали в яму "яблоко
или огурчик". Ле-ствиц сестрам не оставили, и они, навязав из тряпиц 50 узлов,
по тем узлам и совершали свои молитвы. Через два месяца от голода умерла княгиня
Е.П. Урусова, а в начале ноября скончалась боярыня Ф.П. Морозова.
228
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
ВОЗМУЩЕНИЕ ПРОТИВ КОРОЛЯ И ГОСУДАРСТВА
Это дело, случившееся в годы правления короля Людовика XIV, было одним из самых
громких в свое время, хотя сейчас о нем знают только специалисты-историки. Принц
Людовик де Роган принадлежал к одному из самых знатных семейств Франции -
первому после королевского дома, хотя чаще всего его звали просто "шевалье де
Роган". Богатый, ловкий и красивый, он состоял при дворе в должности главного
начальника королевской охоты, был душой общества, выделялся своим остроумием,
задавал тон всему и имел много поклонников. Но страшная расточительность довела
его до бедности, злоупотребление удовольствиями жизни расстроили здоровье. Он не
знал в наслаждениях меры и дошел до того, что мог удовлетворять свой пресыщенный
вкус только циничным развратом. Свои дела шевалье де Роган запустил до того, что
с 1672 года даже самые близкие друзья отвернулись от него, забыв и его
происхождение, и прежний блеск.
За несколько лет до этого король устроил охоту, не предуведомив об этом своего
обер-егермейстера. Де Роган, взбешенный таким невниманием, в присутствии короля
и вельмож сломал свой
охотничий нож, отказавшись тем самым от высокой должности, и ускакал. Его
поступок всем присутствующим показался чудовищно дерзким, и ожидалось, что за
ним последует королевский гнев, однако этого не произошло.
Шевалье де Роган уехал в провинцию, жил там уединенно и ждал случая, чтобы
отомстить королю. В конце июня 1674 года он возвратился в Париж с самыми
безумными проектами. По дороге шевалье заезжал в Версаль представиться королю,
но был принят очень дурно. Это стало первой причиной его скверного настроения, а
вторая - у шевалье явно ощущался недостаток средств Де Роган лишился всего:
денег, Бастилия королевской милости, надеж-
рОЗМУЩЕНИЕ ПРОТИВ КОРОЛЯ И ГОСУДАРСТВА 229
ды - и оказался в таком положении, когда энергичные люди становятся еще сильнее,
а бесхарактерные помышляют о самоубийстве.
При въезде в Париж карету шевалье остановил его старинный знакомый Латреомон,
дворянин из Нормандии. Немного проехав вместе, они остановились около монастыря
Пиклюс, располагавшегося в конце Сент-Антуанской улицы, и вошли в дом известного
философа ван ден Эндена, покинувшего из-за преследований свою родину - Голландию
- и поселившегося в Париже, где он основал школу, в которой учил языкам и
политическим наукам. Он еще верил в желание французского короля поддержать
Голландию, однако, как республиканец и сторонник безусловной свободы совести,
понимал, что не будет пользоваться расположением французского короля.
Подружившись с Латреомоном, человеком храбрым, энергичным и тоже недовольным
королем, и переговорив с ним несколько раз, ван ден Энден написал де Монтере,
губернатору испанских Нидерландов, письмо, прося о свидании, чтобы сговориться
насчет совместных действий против французского короля.
Сначала дела заговорщиков складывались удачно: во Франции раздавался ропот
негодования из-за невыносимых налогов, все предметы потребления были обложены
пошлинами, и увеличению налогов из-за расточительности короля конца не
предвиделось. Ван ден Энден постепенно устроил так, что Голландия вошла в
коалицию с нормандскими дворянами, недовольными политикой Франции и
намеревавшимися провозгласить Нормандию независимой республикой.
Правитель испанских колоний де Монтере требовал, чтобы вождем восстания
назначили кого-нибудь из французов, и Латреомон предложил жаждавшего мести
шевалье де Рогана. Правда, тот сначала колебался, но на свидании в доме ден
Эндена он наконец дал свое согласие. У каждого из них в этом деле были свои
цели. Латреомон видел в задуманном предприятии единственное средство быстро
разбогатеть, ден Энден мечтал увидеть Нормандию республикой... Но он был
иностранец и служил своей стране, а шевалье де Роган и Латреомон, принимая
участие в заговоре, становились изменниками. Первый предавал отечество, чтобы
удовлетворить личное самолюбие, второй развязывал гражданскую войну, чтобы
грабить и победителей, и побежденных.
В заговор вошел нормандский дворянин Вильгельм де Прео, племянник Латреомона,
вступивший в дело отчасти по бесхарактерности, отчасти из послушания дяде. Из-за
любви к Прео в заговоре оказалась и Анна Луиза де Capo, вдова маркиза де Вилла-
ра. Де Прео и маркиза не выезжали из Нормандии, так как для успеха всего
предприятия их присутствие было необходимо там.
230
100 ВЕЛИКИХ УЗНИКОВ
Де Прео должен был привлечь нормандское дворянство к участию в заговоре, а
маркиза - поддерживать мужество в молодом заговорщике. Так организовался союз
между голландцами и французами, недовольными Людовиком XIV. Однако, как это
часто бывает, не обошлось без предателя. Один из учеников ден Энде-на, успешно
посещавший лекции философа, втерся к учителю в доверие, узнал о заговоре, и
письмом сообщил обо всем королю. Ничего не подозревавший шевалье де Роган через
два дня после получения королем письма приехал в Версаль, чтобы присутствовать
на приеме папского нунция. Здесь он и был арестован.
По другой версии, заговор был раскрыт после Сеневского сражения, когда в руки
французов попал экипаж графа де Монтере, в котором и нашли переписку, касавшуюся
заговора. Майор королевской гвардии Бриссак взял шевалье де Рогана в Версальской
церкви, а Латреомону удалось сначала скрыться, но потом и его взяли под стражу.
При аресте он не выказал ни страха, ни смущения, только попросил у своего
давнего друга Бриссака позволения сходить в кабинет. Выйдя оттуда, Латреомон
стал целиться в майора из пистолета. Тот крикнул ему: "Стреляй!", желая
показать, что не боится. Один из солдат принял это восклицание за приказ и
выстрелил в Латреомона. Но и тот успел выстрелить, однако в Бриссака не попал, а
убил одного из стражей. Падая, Латреомон пробормотал: "Право, я умру по-
солдатски". Раненого перенесли на кровать, призвали лекаря и духовника, который
приобщил его Святых тайн. Однако как раненого ни допрашивали, он никак не хотел
сознаваться в заговоре; ему пригрозили пыткой, и тогда, чтобы его оставили в
покое, Латреомон объявил: он напишет все, что хочет сказать. Ожидая важных
сведений, стражники дали ему бумагу, на которой он написал только следующее: "Я
ничего не имею вам сказать и не сказал, что я был виновен. Страха я никогда не
знал, и вашими угрозами вы ничего от меня не добьетесь".
На другой день Латреомон умер, а еще через день были арестованы и заключены в
Бастилию ден Энден, Вильгельм де Прео и маркиза де Виллар. Ван ден Эндена, с
которым король приказал обходиться с наибольшей суровостью, на приманку о
королевском прощении поймать было нельзя, так как с самого первого дня он был
уверен, что его казнят, и поэтому не рассчитывал ни на какую милость. Одним из
доказательств вины заговорщиков послужила копия договора, заключенная ими с де
Монтере, по которому тот обещал заплатить им 100 000 ливров Он также обязывался
предоставить им пансион в Испании и в последних строках договора желал де Рогану
успеха в исполнении "сего великодушного намерения, которое... он приял для
общего блага и спокойствия целой Европы".
ВОЗМУЩЕНИЕ ПРОТИВ КОРОЛЯ И ГОСУДАРСТВА
231
Кавалер де Прео на допросах не назвал ни одного участника заговора, а маркиза де
Виллар признала только восемь писем, которые писала своему возлюбленному.
Сначала на все вопросы шевалье де Роган отвечал, что не понимает, о чем идет
речь и что ему нет дела до мнимых обвинений и разоблачений. Смерть Латреомона
могла бы спасти жизнь шевалье, так как свидетельств его сношений с ден Энденом,