Авторские права на роман "Крик в ночи" принадлежат Владимиру Ридигеру

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   35

- Его здесь нет.

- Кого?

- Да моего приятеля. Давайте мы сперва сами перекусим, я позвоню ему из автомата, а потом он к нам присоединится. Давайте?

- Как скажете...

Быстро проглотив суп с индюшачьими ляжками, Крылышкин, не дождавшись второго, принялся за холодную закуску, часто подливая себе водку со словами: "Сейчас я пойду и ему позвоню", затем, окончательно обмякнув, приступил к поглощению душистой свиной отбивной и, совсем насытившись, с отупевшей от счастья физиономией, уставился на черный виноград в шоколаде.

- Давненько я так... - промолвил он и задремал.

Филдс без видимого интереса присматривался к посетителям. Что все это напоминает? Какой-то уродливый социальный срез на кабацком уровне? Или слет разномастных стервятников, почуявших запах жареного? Вон слышна восточная речь, там - украинская, оттуда - молдаванская, здесь - иврит, даже почти родная английская слышна (с американскими "мяукающими" гласными). И русская доносится, но только как-то вяло и смазано. Вавилон! Общее, в необузданном порыве, единение в предвкушении свободного предпринимательства...

- Как я, однако, отяжелел, - вдруг очнулся Крылышкин. - Вы не обратили внимания, здесь человек такой, с огромной круглой головой, околачивается?

- Сдается мне, здесь голова у всех идет кругом...

И действительно, неожиданно перед ними возник удивительный, необычный человек, однако то, что, как правило, принято называть головой, на самом деле даже близко не соответствовало общепринятым нормам. Просто это была самая настоящая полная луна, горестно повисшая над худосочными плечами.

- Знакомьтесь, - представил Крылышкин, - Это и есть мой друг-физик, как тебя...

- Что "как"?

- Ну, фамилия твоя...

- Кому она понадобилась?

- Я ж тебя знакомлю.

- Вот с этим типом? Он что - работодатель?

- Обедодатель. Теперь дошло?

- А! Честное слово, я так и подумал!


- Что ты подумал?

- Как всегда, формулы помню, а вот фамилию - хоть ты тресни меня об стол, - забываю напрочь!

- Не страшно, - успокоил Филдс. - Когда-нибудь между формул и найдете.

- Вспомнил!

- Ну?!

- Нет, опять забыл...

"Ему бы налить надо," - подсказал Крылышкин.

Друг-физик, подобно Крылышкину, налетел на стол, сметая блюда одно за другим. Рюмка с водкой, как у тренированного фокусника, опустошавшись, тут же наполнялась вновь, и это происходило так быстро, ловко и умело, что Филдс просто залюбовался столь высоким мастерством.

- Видите, какая у меня голова? - спросил физик, - Шарообразная! Это и предрешило всю мою неспокойную судьбу.

- Но каким образом? - не выдержал Филдс. - Как форма головы влияет на судьбу человека?

- Длинная история, - признался физик. - Но суть такова. Сидел я как-то, будучи маленьким, летом у открытого окна. Отгремела гроза и мне было интересно наблюдать, как согласно известному закону Ньютона, последние капли дождя, не в состоянии справиться с земным тяготением, шмякаются на подоконник. В этих каплях свет разлагался на цветовую гамму, которая, согласно другому закону, имеет восемь цветов: красный, оранжевый, желтый...

- Постойте, - сказал Филдс. - Но где же ваша голова?

- Оставалась, как обычно, при мне. Затем произошло нечто удивительное и необъяснимое - возникла еще одна голова!

- А ваша первая?

- Что вы меня путаете? Первая при мне, вторая - за окном.

- И какая из них ваша?

- Та, которая всем интересуется

- А та, которая за окном?

- Заинтересовалась моей.

- Но если они интересуются обе, значит, вы - двухголовый?

- Да что он меня путает?! - взмолился физик Крылышкину.

"Надо б ему еще подлить", - шепнул тот Филдсу.

- В общем и целом, - заключил физик, приняв очередную порцию, - такое природное явление известно науке как шаровая молния. Постойте, постойте. Хотите совсем запутать - не получится! Лучше ответьте , почему шаровая молния так заинтересовалась моей головой? А? Молчите? В этом состоит суть моего тогдашнего открытия!

- Кажется, я догадался! - воскликнул Крылышкин. - Только у людей сходятся противоположности, а в науке все наоборот - сходятся одинаковые формы, что у твоей головы, что у той молнии. Шарообразность - вот где собака зарыта.

- И как это повлияло на вашу судьбу? - спросил Филдс.

- Так и повлияло: сначала я отлежался в больнице, а затем, когда уже окончательно понял, что моя голова и шаровая молния схожи по форме и характеру, решил посвятить себя этому явлению. Стал работать в общесоюзном НИИ, организовал опытную лабораторию, где удалось создать шаровую молнию, близкую по размеру моей голове. А в период перестройки ни моя голова, ни шаровая молния оказались никому не нужными - завалящий, невостребованный товар...

Филдс наполнил ему стопку:

- Зря вы так...

Физик показал на Крылышкина:

- Вот, он, - кто он теперь? А я? Или вы? Или тысячи таких, как мы? Очумелые, мы высыпали на улицу: смотрите - на дворе демократия, перестройка! Радость и гордость нам застилают глаза! Еще немного - и все расплачутся от счастья! Еще немного - и расплакались...

- От горя, - вставил Крылышкин. - Что скажете, Дмитрий Филдин, американский летчик?

Ресторан гудел, взрывался то криками, то хохотом, то откровенной безудержной руганью. "Наверно, побывав здесь, можно много чего найти для пера и бумаги, - думал Джон Филдс. - А если кинуть мои писательские наблюдения куда подальше, да и смыться раз и навсегда от Сомова и Вездесущинского?! Но как же мои ноги?.. Разве они уже в состоянии ходить? Здесь что-то не клеится... Эти люди вдруг словно замерли, сон подходит к концу, пора просыпаться, просыпаться..."

- А вы чем занимаетесь? - спросил Физик американца. - Ведь все мы заняты не своим делом...

- Питаюсь и кормлю, - ответил Филдс. - Моя пища сугубо созерцательная. Простите за цинизм, но чтобы созерцать - необходимо подкармливать.

"Опять нашли дурацкие сновидения! - думал Филдс. - Сейчас и эти люди канут в никуда, я очнусь и... снова Сомов, снова Вездесущинский. И снова инвалидная коляска!.."

- Давайте почаще встречаться, - предложил Крылышкин. - Здесь все так вкусно и уютно.

- А сколько пищи для созерцания! - поддакнул Физик.

Джон Филдс хотел было растрогаться, но... остановился:

- Как же вагон метрополитена, шаровые молнии?

Собеседники сникли, замолчали. Тягостно и безысходно, виновато улыбаясь и неуверенно оглядываясь по сторонам. Ресторанный шум на мгновение стих, затем с новой силой возобновился, все больше нарастая, переходя в нестерпимо громкую разноголосицу и полифонию... Пора! Пора!..


* * *

Мягкие блики солнца, отраженные чуть ребристой гладью бассейна, плясали на испещренном морщинами лице старого смуглого господина, развалившегося в глубоком шезлонге. Его одутловатое, почти окаменевшее, без эмоций лицо ничего не выражало кроме разве что беспредельной, безмерной усталости, да, пожалуй, и пресыщенности всем, чем только можно себе представить.

- Линда, - попросил он, - брось мне в стакан пару кубиков льда и приготовь, пожалуйста, свой фирменный коктейль.

- Тебе помягче или покрепче?

- Покрепче. И не забудь положить молодой инжир с лимонной долькой, но только так, для запаха.

"Сэм стал совершенно несносным, уйдя в отставку, - подумала Линда. - И капризным, как избалованный ребенок".

- Только чтобы лимонная долька была с кусочком мякоти, а молодой инжир - с лепесточком абрикоса, - добавил Уикли.

"Значит, старик подумывает о постели, - решила Линда. - Кусочки и лепесточки - верный тому признак".

- Мне раздеваться или подождать? - отрешенно спросила она.

- Знаю, детка, тебе не терпится... А будь на моем месте Филдс, как бы ты поступила? Профессионально расстегнула ширинку и, не успей он сосчитать до двух, залезла бы ему в штаны?

- Его здесь нет, - ответила Линда. - Но, если тебе так интересно, мне не пришлось бы тратить время на ширинку и прочее: я не успела открыть рот, как очутилась бы в постели.

- Это один из больших талантов Филдса, - затаскивать чужих девок в свою кровать.

- Девок?! - переспросила Линда.

- А почему, собственно, и не так?

- Спасибо, Сэм. Филдсу такое вряд ли пришло на ум.

- Да что он знает, твой Филдс?! - воскликнул Уикли. - Что он понимает в жизни вообще?! Он и не подозревает, из какой помойки я тебя вытащил! Мне противно вспомнить, чем ты занималась в этом вонючем Чайна Тауне, сколько китайских гангстеров через тебя прошло!

Линда съежилась, холодные мурашки пробежали по спине:

- Ты мне делаешь больно, Сэм.

- Я дал тебе университетское образование, вывел в люди, - продолжал Уикли. - Ты поступила на службу в Лэнгли и, следует заметить, далеко продвинулась. А все благодаря кому? Мне, детка, мне... Слишком короткая память может доставить человеку массу неудобств.

- Это угроза?

- Предупреждение, не более того.

Линда почувствовала головокружение, но быстро взяла себя в руки.

- Вот, держи свой коктейль, - весело произнесла она. - Сосчитай лепестки, успокойся и думай о прекрасном.

Легкий приморский бриз прошелестел в полусонной листве.

- Вот и отлично, - сказал Уикли. - Мне часто недостает простого человеческого понимания. Твоего... понимания.

Отпив глоток, он блаженно откинулся в шезлонге:

- Что можно сказать о теперешней России?.. Не только здравая экономика приносит хорошие деньги, но и большой бедлам тоже. Там интересно получилось: сработал известный принцип российских коммунистов - давайте сначала послужим важному делу, а уж потом разберемся, праведное оно или не очень.

- Ты считаешь, что игры в демократию ни к чему хорошему там не приведут?

- По крайней мере в том, что касается экономики. Демократия в России - страшная разрушительная сила.

- А в политике?

- Назови царя хоть трижды президентом - суть не изменится. Эти карманные "оппозиционные" парламенты, которые финансируются из царской казны, эти.так называемые "независимые" суды, бутафорские институты по изучению общественного мнения и многое другое, столь схожее... ну, если подумать, с Латинской Америкой. Вообще, старая совковая технология - "не подмажешь, не поедешь" - давно сидит у всего Запада в печенках. Сколько поколений должно смениться, прежде чем Россия станет трезвой и прагматичной? Одному Богу известно...

Линда подумала: "Может, обойдется без постели?"

- А теперь в кроватку, детка, в кроватку!

- Погоди, Сэм, - сказала она. - Ты ведь когда-то обещал, что с Джоном все будет в порядке.

- Да, обещал. И свое обещание сдержал.

- Что с ним? Где он? Почему ты скрываешь от меня правду?

Уикли размял пухлую сигару, поднес к ней зажигалку и... остановился.

- О чем ты хочешь знать? - удивился он. - Вопрос закрыт раз и навсегда.

- Что значит "раз и навсегда"?! - не выдержала Линда. - Почему он, словно замурованный, столько лет сидит в этой России, почему от него нет вестей и, если действительно нет, то что означает его молчание? Да жив ли он, наконец?..

Линда обратила внимание, как дрожит бокал в руке Сэма.

- Хочешь знать правду?.. - медленно произнес он и, глотнув коктейль, закурил сигару. - Видишь ли, детка, твой бывший возлюбленный, несмотря на его очевидный профессионализм, неисправимый романтик и фантазер, авантюрист и, представь себе, как это ни смешно, правдоискатель. При нашей-то работе! Здесь, в Штатах, ему не интересно: родители умерли, крепкие привязанности (в силу его характера) напрочь отсутствуют, продвижение по служебной лестнице бесперспективно, так как в России он давным-давно раскрыт... да-да, не делай удивленное лицо...Значит, остается одно: почетная пенсия перевербованного бывшего агента ЦРУ плюс какая-нибудь тихая, ну, скажем, писательская деятельность.

- Ты хочешь, чтобы я поверила?

- А как хочешь ты?

Линда не могла понять, где полуправда, где правда, а где ложь, слишком похожая на правду. Уикли знает намного больше, чем сказал, в этом нет никаких сомнений, но он упрется и будет молчать, поскольку дело касается именно Филдса.

Внезапно тихая гладь бассейна покрылась рябью, прощальные солнечные блики заплясали на лицах наших героев, скрывая подспудные мысли и помыслы, владевшие ими. В бассейне зажглась подсветка, сумерки спустились в сад, и Сэм, тяжело поднявшись с шезлонга, галантно предложил Линде руку:

- Перекусим в спальне?

- Пожалуй...

Миновав холл, они прошли мимо кабинета.

- Детка, - вспомнил он, - будь так любезна, просмотри сегодняшнюю почту, там, в кабине, а я подожду в спальне.

Это "подожду в спальне" означало, что Сэм перед занятием любовью примет какую-то возбуждающую пилюлю, после чего, с грехом пополам исполнив мужскую роль, повернется к ней спиной и громко засопит. Таков удел многих женщин, так или иначе зависимых от сильных мира сего. Самая отвратительная и унизительная зависимость - постельная, подумала Линда. Быстро и невнимательно просматривая почту, она ненароком выдвинула ящик письменного стола и... замерла: там, среди вороха бумаг, лежал пистолет Сэма. Что-то невразумительное, необъяснимое сработало в подсознании, она почти механически взяла пистолет и положила в карман купального халата; вопрос "зачем?" вертелся в голове, но оставался без ответа...

- Сегодня ты задумчива и бледна, - улыбнулся с подушек Сэм. - Такая ты меня завораживаешь и притягиваешь, интригуешь и влечешь... Иди ко мне, детка, не стой как изваяние...

- Мне что-то дурно, нездоровится...

- Это пройдет. Тебе будет хорошо, вот увидишь...

- Я... хочу выпить, - не убедительно промямлила Линда.

- Ты в этом уверена? - в голосе Сэма послышались нотки раздражения и нетерпения. - Да будет тебе, право. Ну?..

- Извини, Сэм, мне действительно плохо.

Выбежав в душ, она остановилась перед зеркалом и замерла: мертвенная бледность собственного лица заставила ее вздрогнуть, овальные круги под глазами привели в смятение. Ее стошнило.

- Черт побери, Линда! - донесся голос Уикли. - Может, вызвать врача?

Она попробовала совладать с собой, что стоило немалых усилий, и медленно вошла в спальню. Сэм спешил ей навстречу:

- Боже правый! Детка, ты в порядке?! Вот... глотни чистого джина... молодчина, сделай еще глоток... А теперь приляг. И не трепещи, словно осенний лист. Такое случается. Я, кстати, позавчера после бассейна ощутил похожую слабость и ничего, выпил коньяк, выкурил сигару, - как рукой сняло!..

Линда прикрыла глаза и почувствовала руки старика, лапающие ее тело; всей тяжестью навалившись на нее, он задышал часто и прерывисто...


* * *

- Пора! - сказал Вездесущинский медсестре, взглянув на часы. - Пора!

Он посмотрел на спящего Филдса и покачал головой:

- Кома, знаете ли, дело нешуточное...

Девушка ловко перетянула жгутом плечо больного и стала медленно вводить в вену раствор глюкозы с новым импортным препаратом.

- Можно быстрее... Как откроет глаза - тут же выходим из вены.

В палату заглянул Сомов:

- Что он?

- Пока еще спит. Сейчас очнется, - сказал доцент.

- Во сне что-нибудь говорил?

- Ни слова. Диктофон работает впустую.

- Что это может означать?

- То, что патология пациента претерпела некоторые, я бы сказал, качественные изменения.

- В чем они состоят?

- В том, батенька, что отныне наш уважаемый Дмитрий Филдин, впадая в коматозные состояния, будет просто... молчать.

Сомов раздраженно спросил:

- Это ваше личное предположение?

- Это факт, который перед глазами, - сухо ответил Вездесущинский. - Хотим мы того или не хотим.

Уставившись на Филдса, Сомов произнес:

- Если так, значит мой интерес к данному феномену... сойдет на нет.

- Однако мой интерес, - вставил психотерапевт, - так просто не закончится.

- Бог вам в помощь... - бросил Сомов, направляясь к двери.

Джон Филдс слышал разговор Сомова и Вездесущинского, незаметно для присутствующих выйдя из коматозного состояния, Он шевельнулся, когда за Сомовым закрылась дверь. Кажется, есть основания полагать, что интерес к нему Сомова небескорыстен, был, по крайней мере.Но в чем же интерес?..

Сестра обратилась к доценту:

- Глядите, Валериан Тимирзяевич - Филдин проснулся!

- Вижу, вижу... - улыбнулся психотерапевт. - Вы нас сегодня, уважаемый, поставили в тупик.

- Правда? Каким образом?

Вездесущинский сморщился и сказал:

- Заснули, но во время сна ничего не... открыли. В общем, молчали, если так можно выразиться, намертво..

- Чем же я теперь могу помочь?

Доцент торопливо произнес:

- Рассказать мне все, что вам приснилось.

- С какой стати, Тимирзяй Валерианович? У вас более чем обширный материал в виде моих предыдущих бредней.

- Правильно. Однако он уже далеко не свеж, следовательно, не столь актуален. Совковые комиксы давно устарели, эти байки про майора Пронина, КГБ и прочее вряд ли сегодня способны вызвать маломальский интерес...

- Простите, чей... интерес?

Вездесущинский вдруг замялся и как-то исподлобья покосился на Филдса:

- Как "чей"? Ну-у, общественности, специалистов... да ваших будущих читателей, наконец.

- А мне почему-то представлялось, - заметил Филдс, - что совковые комиксы интересны исключительно тем, что несут в себе как бы предупреждение грядущим поколениям - не повторять прежних ошибок, не погружаться в трясину шпиономании и подобных массовых психозов.

- Да будет вам резонерствовать! - воскликнул Вездесущинский. - История, как известно, движется по спирали: следующий виток точь в точь повторяет предыдущий, пусть в другом обществе, при другом строе, в другом веке...

Больной от бессилия тяжело вздохнул, хотел что-то возразить, но промолчал.

- По причине исключительности моего заболевания, - попросил он доцента, - сделайте одолжение, оставьте меня одного.

- Конечно, конечно, - заторопился психотерапевт, - вам просто необходим отдых! Сейчас я уйду, а вы расслабьтесь, думайте о вашем писательском творчестве, собирайте важные мысли, группируйте их в слова, предложения, главы, оттачивайте фонетику, морфологию, синтаксис, подыскивайте меткие фразы , летучие выражения...

- Валериан Тимирзяеви! - взмолилась медсестра. - Вы опоздаете на массаж.

Вездесущинский в недоумении уставился на медсестру:

- Правильно, Катенька... Мои ораторские способности могут лишить меня важной процедуры. Всего доброго, Дмитрий Филдин, наш неунывающий передовой ум!

Уже в дверях Вездесущинский недвусмысленно предупредил:

- Советую припомнить ваш последний сон...

Филдс понимал, что потеря интереса к нему со стороны "аппарата", как выразился Сомов, может привести к самым негативны последствиям, правда, к каким именно - мог только предполагать. Его нынешнее положение - никчемного человека - стало чем-то напоминать ему судьбы героев последнего сна: Крылышкина и друга-физика. Что он может сделать? В состоянии ли переломить обстоятельства, перекроить собственную жизнь? Все было б намного проще, если бы не ноги... В Штатах инвалиды тем более никому не нужны. А в России? Коммунистическая мораль "человек человеку друг, товарищ и брат" легко отброшена бывшими партократами, на каждом перекрестке кричащими о преимуществах свободы и демократии... Надо что-то делать, необходимо бороться, чтобы выжить. Сперва, однако, следует понять, почему новые хозяева теряют к нему интерес. Видимо, на какое-то время придется стать эдакой заштатной Шахиризадой, рассказывающей все более фантастичные небылицы своим благодетелям и, насколько возможно, усыпив их бдительность, протянуть время. А затем вырваться из плена сложившихся обстоятельств...

Он попросил медсестру Катю принести побольше периодической прессы, художественной последней литературы, наиболее читаемой в народе, телевизионные программы на неделю и... принялся за дело. А вещие сны в коматозном состоянии, полагал больной, станут хорошим подспорьем в интенсивном творческом труде, - кассеты по-прежнему в его распоряжении, перо и бумага всегда под рукой, значит, "за работу, товаищи!" (ленинское историческое восклицание).

...И вот, вскоре навестив больного, Сомов и Вездесущинский просто остолбенели от увиденного: больничная койка буквально завалена горами полиграфической продукции, которую быстро просматривает и расшвыривает по сторонам Дмитрий Филдин - восходящая звезда постсовкового бестселлера.

- Браво! - в один голос закричали они.

Больной снисходительно устало улыбнулся и со словами "дело - превыше всего" впал в коматозное состояние...


* * *


... Эту тихую улочку Филдс вспомнил из предыдущих сновидений: кажется, на третьем этаже старого заброшенного особняка должен жить Анастасий Евлампиевич, он же Хмырь. Надо бы подняться, три раза постучать в дверь и безошибочно сказать длинный сложный пароль, но... что-то удерживает. Что? Уважение к собственной ностальгии или что-то другое?

Джон Филдс вошел в полутемный подъезд и тут же раздался голос: "Вы к кому?" "На третий этаж, - ответил Филдс. - Меня ждут". "Ваши документы!". "Уже проверены" - сказал вошедший. "Проходите" - разрешил невидимый голос.

Лестничные пролеты были застелены коврами ручной работы; от здоровенных охранников, стоящих на каждой площадке, веяло очень дорогими духами фирмы "Кентукки" производства серпуховского подпольного комбината. Чуть слышимая приятная музыка заполняла тишину этого знакомого и неузнаваемого подъезда.