Гомола Даниилова(Дан. 14. 27)
| Вид материала | Документы |
- Совлук Е. В, 74.86kb.
- Понятие сторон в гражданском процессе, 222.46kb.
- Пятая, 569.1kb.
- Ученик 10 класса, 129.33kb.
- Каждому из нас матерью-природой дан разум. Но далеко не всякий из нас пользуется, 2822.32kb.
- Числовые характеристики случайных величин, 50.29kb.
- 9а геометрия, 18.03kb.
- Классный час на тему: «Экология речи», 987.06kb.
- [[ Нравственное воспитание учащихся на уроках русского языка и литературы]], 79.11kb.
- Региональный фестиваль айкидо «Волжские перекаты-2012», 23.65kb.
После похорон Владыка Геннадий пригласил еп.Алфея к себе в Грузию в гости на праздник Покрова Богородицы. Там, в 1971 Алфей и Геннадий рукоположили иеромонаха Феодосия в епископы. И в 1973 Геннадий и Феодосии рукоположили в епископа отца Григория.
Осенью 1971 один большой женский монастырь, находящийся в горах, вошел под духовное покровительство Владыки Геннадия. Одна из монахинь, Серафима, получила от него игуменство. Многие люди не понимали его руководство. Чтобы избежать славы, он принимал на себя юродство, часто употребляя грубые слова, но всегда с духовным, и иногда даже пророческим, смыслом. Это было по благословению одного старца, который сказал ему: «Гриша, надо от людей быть дураком, а перед Богом быть чистым». Так однажды игуменью Серафиму он при всем монастыре назвал «проституткой». Она не понимала почему. Но духовный смысл этого заключался в том, что она приглашала других священнослужителей совершать таинство пострижения в монашество без ведома и благословения своего собственного архиерея, Геннадия. За это Владыка Геннадий снял с нее игуменство, а также снял монашество с тех, которые были пострижены при ней без его благословения. Впоследствии Серафима отказалась от монашества, сбросив с себя мантию с проклятиями.
Он досконально относился к точности в священном служении. Так, когда владыка Феодосий при освящении воды неправильно повернул крест, Владыка Геннадий спросил его: «А что, когда Христос вошел в Иордан, разве Он спиной к тебе повернулся? А что ты делаешь?»
Люди вокруг него жили внешними действиями, за которыми он читал духовное. За едой, например, он мог определить кто такой человек. Ему достаточно было один раз покормить, чтобы определить, что будет с этим человеком. Кого-то он благословлял в монахи, а кого-то жениться.
Так, однажды одна женщина вышла замуж по церковному обряду. Он, узнав об этом, сказал ей: «Если бы я знал об этом, я бы из-под венца тебя вывел. Не нужно было тебе выйти замуж. Твой крест монашеский, не семейный». И действительно, через семь лет брак развалился, его слова исполнились. И впоследствии эта женщина стала инокиней.
На исповеди он указывал людям на их грехи, о которых они забывали или в которых им было трудно каяться. Так одной женщине он рассказал про некого человека, который совершает грех. И только когда Владыка ушел, эту женщину осенило, что это ее грех. Тогда она побежала за ним, и плача стала просить прощения.
Той же женщине, у которой был обычай жарить кровь и приготовлять колбасы, он однажды сказал: «Знаешь, вот я тоже раньше ел кровь, и не каялся. А потом мой архиерей мне сказал:
— Знаешь, Гриша, надо тебя на семь лет отлучить от Церкви.
— А за что?
— За то, что ты кровь кушаешь.
И тогда эта женщина поняла, что это не Гриша кушал, а она кушала, а не покаялась».
Таким образом, на исповеди он рассказывал грехи человеку, но никогда не накладывал на человека епитимию, ни больших, ни маленьких. «Зачем бедного человека бить, если он и так уже разбитый? Теперь человеку сохранить веру, и то с него достаточно. Жизнь такая, что единственный нужный подвиг, сохранить чистоту веры среди всех этих соблазнов».
Однажды две монахини рассказывали о том, что они совершили поступок и не хотели признаваться в нем владыке Геннадию. Как раз приехал некий новый священник, и они думали покаяться у него. С этого момента Геннадий перестал с ними разговаривать. На настойчивые вопросы монахинь он сказал: «Ну и кайтесь перед своим священником, а мне ваши откровения не нужны». Знавшие суть дела, обе монахини были поражены, ибо о случившемся никто кроме них не знал.
Владыка Геннадий за свою жизнь не снимал подрясника. В нем он ходил по городам, поездам, тюрьмам и храмам. А надо вспомнить, какое это было время. Одна схимонахиня вспоминала, что она как-то вместе со старцем Геннадием шла по улице и их остановил милиционер: «Снимите это!» — сказал он, указывая на облачение владыки, который в свою очередь сказал: «А вы снимите это!» — указывая на милицейский мундир. Милиционер возмутился: «Вы что, это моя форма!» «А это моя форма», — ответил владыка, и пошел дальше.
Господь говорил, что не Мне должны служить, а Я пришел послужить людям. И этот образ Христа он всегда старался воплотить в себе. Всегда сам готовил пищу для братии, пек просфоры. Однажды он не мог от долгого стояния даже одеть сапоги. У него было заболевание сердца, ноги отекали. Одна женщина попросила благословение помочь одеть сапоги, а он сказал: «Еще чего не хватало, чтобы женская рука до меня коснулась». А ему было уже 77 лет. Тут же была другая женщина. Она была сильно накрашена, и при прощании он ее поцеловал. И первая женщина подумала: «Вот, сапоги не дал одеть, а другую бабу целует». И только она успела подумать, как владыка Геннадий говорит: «Видишь, какой я. Сапоги не дал одеть, а бабу целую». Женщина в ответ: «Простите, владыка, это я такое подумала». «Да, да, матушка, подумала, подумала. Ой, а чего я тебя матушкой назвал. Видно и правда матушкой будешь». И действительно его слова впоследствии исполнились.
Его часто обвиняли и клеветали на него. В 1967 в Сухуми прятался некий игумен Тихон (который до этого жил в горах). Он натравливал против него верующих и этим ему весьма насолил. Однажды даже созвали собор для разбирательства. Но не нашлось ни одного свидетеля его грехов. Из-за этого все равно многие от него отпали. Предвидя это, он пел песню в храме: «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была...» Под «камышом» подразумевал простых прихожан, а под «деревьями» — священнослужителей, включая иерархов. Но владыка никогда не отчаивался, так как людей много уходило, но много и приходило. Он говорил: «Лучше пять верных, чем пятьдесят неверных, потому что не в количестве моя церковь, а в качестве. Тот по-настоящему любит Христа, кто все перенесет за Него. Это то золото, которое скрыто от глаз человеческих».
Верным людям он помогал и молился за всех, но тех, кто уходил от него без благословения Бог наказывал. Был такой диакон Палладий, родной брат Владыки Алфея. Он без благословения ушел от Владыки Геннадия, и был прикован болезнью к постели на три года. Потом он писал письмо Владыке Геннадию, прося прощения. Через неделю больной перестал мучиться.
У Владыки было много откровений. Так Господь однажды в откровении повелел ему ехать в Почаев, чтобы присоединить Закарпатскую Церковь. А он был очень болен, но нашел силы поехать туда. И это не дало общине духовно умереть, так как Архимандрит Мелетий был уже при смерти и скорбел, что после него община останется без наставника. И Владыка Геннадий как раз рукоположил будущего архиепископа Василия.
Одна монахиня попросилась идти на телеграф, чтобы позвонить своей родственнице. Выйдя за калитку монастыря, она приподняла свое длинное платье, так как ей было стыдно идти в таком одеянии. По возвращении ее оттуда, Владыка Геннадий говорит всем: «Сейчас я покажу, как ходит схимонахиня на телеграф». Подняв свою рясу, и пройдясь по двору, говорит: «Так ходит схимонахиня Михаила на телеграф». И после этого дословно рассказал всем о чем она говорила с родственницей по телефону, не упустив ни одного слова. Она была поражена, как может человек на таком расстоянии знать каждое ее слово. А эта монахиня хотела отойти от епископа. И после этого он сказал, что знает не только все их слова, но и каждую мысль видит.
В горе Владыка очень помогал любому человеку. Если человек приходил в слезах, то он все свое оставлял и шел помогать. Он всегда говорил: «Не люблю венчать, а люблю отпевать». Ему был дан дар отпевания. Даже если на панихиде присутствовали неправославные, то они не могли сдержать своих слез, настолько велика была его сила молитвы за этого покойника.
Однажды, через пять лет до его последнего заточения, Владыка сам шил себе пальто. Инокиня Елена спросила его: «Для чего такая тепленькая ряса?» Он ответил: «Я должен пойти в тюрьму». Никто не понимал, и говорили: «Зачем идти в тюрьму?» Он говорил: «Я должен выстрадать Церковь. Чтобы Она продолжала Свое существование, я должен Ее выстрадать и пойти в тюрьму». Он считал, что как Христос страдал за Свою Церковь, так и каждый священник, и особенно епископ, должен выстрадать свою Церковь. Он говорил, что путь в Царство Небесное лежит только через страдания и скорби и лишения. И действительно, через пять его слова исполнились, и он попал в тюрьму.
В его монастыре была некая монахиня Ангелина. История ее жизни такова. Родители ее были сотрудниками КГБ, в свое время они много расстреляли христиан, и монашествующих и священствующих. И когда во время Второй Мировой Войны немцы застреливали группу людей, в которой была мать Ангелины и сама Ангелина, мать прикрыла свою дочь телом своим, но в этот момент бес из умирающей матери вышел и вошел в девочку, не давая ей покоя до конца жизни. Владыка взял девочку к себе в монастырь, проявлял к ней чуткое внимание, помогал всячески. Но бес не терпел ни смирения, ни любви и заставлял эту монахиню нарушать монастырский порядок. За это она была наказана игуменией Серафимой, но в отместку за это, подстрекаемая соседями атеистами, она написала заявление в КГБ, что послужило поводом для политических действий, направленных против владыки. Итак, в праздник Благовещения 1973, когда иеромонах Досифей служил Литургию, дом был оцеплен в половине седьмого утра. Но о.Досифей не растерялся, и запретил открывать дверь, пока не кончится Литургия, и пока все верные не причастятся. И только после того, как все было прибрано, все стали пред иконой Матери Божией, и под слова молитвы Под твою милость прибегаем, были открыты двери для «органов». Но так как они ничего не нашли, и Владыки не было, они забрали двух монахинь для допроса.
Впоследствии, они объявили всесоюзный розыск Владыки Геннадия, которому пришлось скрыться в городе Элисте. Но через год его нашли, арестовали с обвинением общины без регистрации у государства, и доставили в Грузию. Но он этому радовался.
Следствие длилось полгода. Он был осужден на четыре года и отправлен в дореволюционную тюремную больницу в Тбилиси, поскольку он был очень болен. В этой тюрьме делали страшные уколы, кровь текла ручьем.
Во время Пасхи, поскольку мать начальника тюрьмы была религиозной женщиной, то он разрешил им провести Литургию в отведенной для этого комнате. Тоже позволили и Владыке Геннадию, которому, как служителю культа, разрешили даже оставить бороду и длинные волосы. Только не разрешили носить рясу. Он носил, как и все, пижаму-брюки и курточку. Здесь он встретился с грузинским митрополитом Малхазом и другими архиереями, которые сидели в тюрьме без следствия и суда. Владыка Геннадий объяснил им, что Катакомбная Церковь в миру все еще существует, что их очень обрадовало. И они сказали ему: «Мы уже не сможем отсюда выйти, а ты еще выйдешь отсюда». Он на эти слова сказал: «Я не могу пребывать больше на одном месте. Мне очень трудно. Мне много лет. Где же я умру?» На это Владыка Малхаз ему пророчески сказал: «Умрешь в маленькой хатке, два окна на улицу, возле речки».
Потом все епископы решили возвести его в сан митрополита в этой Тбилисской тюрьме. Когда Геннадий вышел из тюрьмы, очень много было разговоров, что якобы он сам это выдумал и сам себе присвоил этот сан митрополита. Даже его приближенные не поверили этому, думая, что он выбрал это ради славы человеческой. Однажды, сразу после причастия, он вышел из-за престола и сказал: «Вот, я только сейчас вкусил Тело и Кровь Христа, и я с крестом стою у престола, и неужели вы мне не верите? Как я могу лгать в таком состоянии?» И он объяснил, что не было возможности пригласить свидетелей, и не было возможности дать какие-либо подписи или бумаги.
Он просидел в тюрьме два года и восемь месяцев, но благодаря тому, что радиостанция «Голос Америки» сообщила, что он сидит в тюрьме за веру, власти не смогли усложнить его пребывания в тюрьме, и на праздник Покрова 1977 он был выпущен на свободу. С большим трудом он добился паспорта, но был вынужден уехать в Элисту в 1978, где он был схвачен уполномоченными по делам религии. Они предложили ему помогать им в их работе. На что он ответил: «Простите, люди добрые, как же мы можем с вами вместе работать, если вы гоните Христа, а я за Христа? Мы никак не можем друг другу помогать. Но я не хочу с вами враждовать. Мое дело то, что я должен выстрадать свою Церковь».
В Элисте его сильно притесняли, но, несмотря на это, он не жалел ни сил, ни денег, ни здоровья, для того, чтобы всячески поддерживать Владык Григория и Феодосия, скрывать их, и дать им возможность избежать службы в качестве военнообязанных.
Владыка иногда заходил в храмы Московской Патриархии, чтобы либо поклониться мощам, либо привлечь людей в Катакомбную Церковь, но никогда для участия в службах.
Однажды Владыка был вместе с родственницей инокини Елены в Загорске. Подошли к нему два иностранца, которым было дано откровение, по пути в Загорск, что в определенном месте в Лавре они найдут истинного священника. И там они встретили Владыку Геннадия.
Когда он тяжело заболел и думал, что умирает, то попросил постричь его в схиму. Это было в 1979 или 1980. Но Богу было угодно, чтобы он выздоровел. И после этого он еще служил иногда Литургию. Но на его место по его благословению был избран митрополитом Владыка Феодосий (Гуменников), а Владыка Григорий стал архиепископом.
За пять лет до смерти, Владыка Геннадий служил Литургию на праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Вместе с ним служили Владыки Григорий и Владимир (Абрамов). Владыка Геннадий попросил, чтобы ему надели золотой крест. Он подозвал к себе инокиню Елену, которая в это время была чтецом, и спросил: «Что это такое?» «Крест, Владыка святый». «Так вот знай: я умираю с великой скорбью, что некому повесить этот крест золотой». «Как же так?» удивилась Инокиня Е. «Вот ведь служащие: одному тридцать лет, другому пятьдесят восемь, люди же не больные, не старые. Могут продолжать дело». «Ничего ты не понимаешь», ответил Владыка. Ему было открыто Богом, что эти люди отойдут ко Господу. И действительно, в 1987 Владыки Геннадий, Григорий и Владимир все умерли.
У Владыки было огромное количество знакомых. Перед смертью, уже будучи совершенно больным и слабым, он объехал всех своих друзей, находящихся в разных концах страны. Один епископ-тихоновец рассказывал, как он вместе с еп.Владимиром встретил старца Геннадия на вокзале и увидел, что тот совершенно не может двигаться, и было не понятно, как в таком состоянии им были совершены эти последние дальние путешествия. «Мы вместе с еп.Владимиром вели старца Геннадия под руки по вокзалу, а потом по вагону. Причем Владыка мог совершать в 5 минут всего лишь несколько шагов», — вспоминал епископ.
Он же рассказывал и следующий случай, что, будучи на Северном Кавказе в гостях у Владык Геннадия и Григория, как-то раз вместе со своим другом, еп. Владимиром (Абрамовым), решил сходить за грибами в окрестный лес. Они были молоды, подвижны и им томительно было сидеть в доме. «Возвратясь, — вспомнил епископ, — мы вместе с епископом Владимиром, войдя в комнату старцев, увидели их, сидящих на кровати, опершихся двумя руками на посохи, сердито глядящих на нас из-под насупившихся бровей. И тут только я вспомнил, что мы не взяли у них благословения, когда пошли на прогулку».
Прибавим ко всему этому то, что Владыка Геннадий, разъезжая по стране, везде возил с собой гроб. Его он возил для себя лично, но если кто-нибудь рядом умирал, и требовался срочно домовина, он отдавал свою, а потом доставал себе новую. Интересно, что, несмотря на многочисленные аресты и болезни, Владыка до конца жизни имел цветущую внешность. Ее он сохранил даже в гробу, как говорят очевидцы.
Незадолго до смерти Владыка, подойдя к окну своего последнего жилища, сказал, грустно улыбнувшись: «Маленькая хатка, два окна на улицу, возле речки». За несколько дней до его смерти, он позвал к себе инокиню Е. и стал ее угощать пышечками. Когда она наелась досыта, и отказалась, он как бы выгнал ее с грубыми словами. Она попросила за это поцеловать его руку. Никто из окружающих не понял, что произошло. Этим самым он дал понять, что его духовное окормление для нее кончилось и ей надо было искать другого наставника.
В Пасху 1987 шел снег. Это удивило многих, живущих на Кавказе, и оказалось предвестие печального события. Но Владыка Геннадий бодро держался до Радоницы, стараясь помочь каждой душе. Потом, в среду после Радоницы, он занемог и Владыка Феодосий стал его соборовать. После второго помазания, у него отнялась речь и началась агония. Он так и не смог прийти к сознанию, и скоро умер 19 апреля / 2 мая в 7. 30 утра. Когда приехали врачи, то они уже ничего не успели сделать. И пророческие слова владыки Малхаза точно исполнились.
Погребение совершалось ночью, так как днем власти запрещали открыто служить. И хотя он был очень грузный человек, и температура воздуха была высокая, и горело много свечей, тело не издавало никакого запаха в течение трех дней. Это служило доказательством многим праведности Владыки Геннадия.
После смерти Владыки Геннадия многие монахи и монахини чувствуют его предстательство через сонные явления и увещевания. Однажды инокиня Е., после панихиды по Епископу Владимиру, видела во сне Владыку Геннадия идущего из церкви с Владыкой Владимиром. Войдя в дом инокини Е., они увидели там Митрополита Григория. Посовещавшись о чем-то, Владыка Григорий дал инокине Е. кружку и потребовал, чтобы она испила ее. Это было знаком, что что-то неприятное должно было произойти в жизни инокини Е. И через три месяца, действительно было великое неприятное изменение в ее жизни.
Другой раз Владыка Григорий появился инокине Е., и рассказал, как он проходил свои мытарства. Он сам засвидетельствовал, что было очень трудно. Но сильно помогали молитвы Владыки Геннадия...
(Источники: Игумен Г., Священник В., Священник П., Инокиня Е.; Robert Evans, Berichte. Glaube in der 2 Welt, октябрь, 1976, с.6
Приложение №4
Почему я стал на путь борьбы с большевизмом?
(Открытое письмо генерал-лейтенанта А.А.Власова)
Призывая всех русских людей подниматься на борьбу против Сталина и его клики, за построение Новой России без большевиков и капиталистов, я считаю своим долгом объяснить свои действия.
МЕНЯ НИЧЕМ НЕ ОБИДЕЛА СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ.
Я – сын крестьянина, родился в Нижегородской губернии, учился на гроши, добился высшего образования. Я принял народную революцию, вступил в ряды Красной Армии для борьбы за землю для крестьян, за лучшую жизнь для рабочего, за светлое будущее Русского народа. С тех пор моя жизнь была неразрывно связана с жизнью Красной Армии. 24 года непрерывно я прослужил в ее рядах. Я прошел путь от рядового бойца до командующего армией и заместителя командующего фронтом. Я командовал ротой, батальоном, полком, дивизией, корпусом. Я был награжден орденами: Ленина, «Красного Знамени» и медалью «ХХ лет РККА». С 1930 года я был членом ВКП(б).
И вот я теперь выступаю за борьбу против большевизма и зову за собой весь народ, сыном которого я являюсь.
Почему? Этот вопрос возникает у каждого, кто прочитает мое обращение, и на него я должен дать честный ответ. В годы гражданской войны я сражался в рядах Красной Армии потому, что я верил, что революция даст Русскому народу землю, свободу и счастье.
Будучи командиром Красной Армии, я жил среди бойцов и командиров – русских рабочих, крестьян, интеллигенции, одетых в серые шинели. Я знал их мысли, их думы, их заботы и тяготы. Я не порывал связи с семьей, с моей деревней и знал, чем и как живет крестьянин.
И ВОТ Я УВИДЕЛ, ЧТО НИЧЕГО ИЗ ТОГО, ЗА ЧТО БОРОЛСЯ РУССКИЙ НАРОД В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ, ОН В РЕЗУЛЬТАТЕ ПОБЕДЫ БОЛЬШЕВИКОВ НЕ ПОЛУЧИЛ.
Я видел, как тяжело жилось русскому рабочему, как крестьянин был загнан насильно в колхозы, как миллионы русских людей исчезали, арестованные, без суда и следствия. Я видел, что растаптывалось все русское, что на руководящие посты в стране, как и на командные посты в Красной Армии выдвигались подхалимы, люди, которым не были дороги интересы Русского народа.
Система комиссаров разлагала Красную Армию. Безответственность, слежка, шпионаж делали командира игрушкой в руках партийных чиновников в гражданском костюме или военной форме.
С 1938 по 1939 годы я находился в Китае в качестве военного советника Чан-Кай-Ши. Когда я вернулся в СССР, оказалось, что за это время высший командный состав Красной Армии был без всякого повода уничтожен по приказу Сталина. Многие и многие тысячи лучших командиров, включая маршалов, были арестованы и расстреляны, либо заключены в концентрационные лагеря и навеки исчезли. Террор распространился не только на армию, но и на весь народ. Не было семьи, которая так или иначе избежала этой участи. Армия была ослаблена, запуганный народ с ужасом смотрел в будущее, ожидая подготовляемой Сталиным войны.
Предвидя огромные жертвы, которые в этой войне неизбежно придется нести русскому народу, я стремился сделать все от меня зависящее для усиления Красной Армии. 99-я дивизия, которой я командовал, была признана лучшей в Красной Армии. Работой и постоянной заботой о порученной мне воинской части я стремился заглушить чувство возмущения поступками Сталина и его клики.
И вот разразилась война. Она застала меня на посту командира 4 мехкорпуса. (173)
КАК СОЛДАТ И КАК СЫН СВОЕЙ РОДИНЫ. Я СЧИТАЛ СЕБЯ ОБЯЗАННЫМ ЧЕСТНО ВЫПОЛНЯТЬ СВОЙ ДОЛГ.
Мой корпус в Перемышле и Львове принял на себя удар, выдержал его и был готов перейти в наступление, но мои предложения были отвергнуты. Нерешительное, развращенное комиссарским контролем и растерянное управление фронтом привело Красную Армию к ряду тяжелых поражений.
Я отводил войска к Киеву. Там я принял командование 37-й армией и трудный пост начальника гарнизона города Киева.
Я ВИДЕЛ, ЧТО ВОЙНА ПРОИГРЫВАЕТСЯ ПО ДВУМ ПРИЧИНАМ: ИЗ-ЗА НЕЖЕЛАНИЯ РУССКОГО НАРОДА ЗАЩИЩАТЬ БОЛЬШЕВИСТСКУЮ ВЛАСТЬ И СОЗДАННУЮ СИСТЕМУ НАСИЛИЯ И ИЗ-ЗА БЕЗОТВЕТСТВЕННОГО РУКОВОДСТВА АРМИЕЙ, ВМЕШАТЕЛЬСТВА В ЕЕ ДЕЙСТВИЯ БОЛЬШИХ И МАЛЫХ КОМИССАРОВ.
В трудных условиях моя армия справилась с обороной Киева и два месяца успешно защищала столицу Украины. Однако неизлечимые болезни Красной Армии сделали свое дело. Фронт был прорван на участке соседних армий. Киев был окружен. По приказу верховного командования я был должен оставить укрепленный район.