Geum.ru

Гомола Даниилова(Дан. 14. 27)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13

В Бузулуке Василий Константинович Димитриев и его жена Ольга Гавриловна ухаживали за ним, КГБ посещал их каждую неделю. Рассказывают, что спасаясь от пристальной опеки ГПУ епископ Серафим, обычно заранее предчувствуя очередную проверку, перед самым появлением уполномоченных, обливал себя водкой, которую всегда имел специально для этой цели, При этом он начинал петь песни, притворяясь пьяным, так, что представители власти, поглядев на него, всякий раз удалялись. Махали на него рукой, говоря: «Это пьянчужка, какой он архиерей!» В конце концов его и вовсе оставили в покое, решив, что он алкоголик и как епископ уже не будет себя проявлять, т.е. заниматься духовными делами.

Но именно этими делами занимался Епископ Серафим. Хотя не было возможности служить открыто Божественную Литургию, но он всегда ходил по домам с дарами и причащал людей. Для этого у него была сшита сумка с двойным дном. Внизу между первым и вторым дном у него лежали дары, чаша и все, что нужно для служения. Сверху он набивал сумку игрушками, чтобы люди не могли заподозрить, что там что-то серьезное.

На первую Пасху он пригласил всех духовных чад. Там была одна монахиня, которая вела очень аскетический образ жизни и клала по 12000 поклонов в сутки, Господь открыл Владыке Серафиме, что жить осталось ей недолго, и что убиваться так уже не надо. Он сказал ей об этом в иносказательной форме: «Матушка, — говорит он ей, — заявление уже подано, место вам уготовано, сидите и чай попивайте». А так как люди подозревали его в связях с КГБ, то она подумала, что он написал заявление в милицию, что место ей в тюрьме уже готово, только сиди да чай попивай и жди, когда за тобой придут. Эти слова ее обескуражили. Она встала, ударила кулаком о стол и сказала: «Хватит, накормил нас шутками». Он очень изменился в лице и совсем серьезно трижды сказал: «В ад, в ад, в ад». У нее в это же мгновение начался приступ болезни печени, с ней стало невозможно сидеть за столом, так как изо рта был сильный запах. Это усиливалось с каждым днем. Люди говорили ей: «Матушка, смирись перед Владыкой». Но она не хотела смиряться. И только через полторы недели, когда состояние ее ухудшилось, она попросила людей, чтобы они пошли к Владыке и попросили за нее прощения и молитв о ней. Владыка приветствовал это, так как это было уже расположение к покаянию. Он сказал: «Я то уже давно простил, а как Бог простит — не знаю». Прошло еще две недели, она смирилась и решила пойти сама. Упала на ноги и сказала: «Владыка святый, простите меня окаянную, что своими трудами возгордилась». Он ей сказал: «Бог простит, и я прощаю, матушка, но той славы вы уже не получите. За то, что вы возгордились, славу вы потеряли, но за смирение Господь вернет вам все, но не в такой степени». Она горько плакала, но он сказал: «Ничем я не могу вам помочь, матушка».

Рукополагал и постригал Владыка Серафим только через долгое испытание. «Лучше меньше, но лучше», — говорил он. Так у него был духовный сын Амфир, которого он решил возвести в сан епископа. Перед Великим Постом он сказал ему: «Не против вы будете, если мы на вас иго Христа возложим, в сан епископа возведем после Пасхи, но с условием, если вы выполните испытание, которое я возложу на вас на время всего Великого Поста?» Он должен весь Великий Пост просидеть в затворе (в бане). Он очень быстро согласился, подумав, что это очень легкое испытание, читать книги святых отцов и молиться. Он быстро попросил благословения. И так после прощенного воскресения он ушел в затвор. Владыка, как обычно, на второй неделе Поста, должен был уехать с дарами по разным местам причащать людей. К отцу Амфиру стали стучать люди и искушать его, чтобы он вышел. «Что ты, дурень, сел в эту баню? Он поехал по приходу и всех твоих людей переманит, скажет, что Амфир плохой и люди будут ходить к нему, а ты прождешь тут в бане, и ничего у тебя не будет». Амфир принял эти бесовские мысли и на четвертой неделе Поста — крестопоклонной, он вышел из затвора, не дождавшись Пасхи. Только утром он вышел, а вечером приехал Владыка Серафим с прихода. Еще дорогой Господь сообщил ему, что Амфир вышел из затвора, и он сказал: «Эх, Амфир, я дорогой уже за тебя плакал, зачем ты этих людей послушал?» Он ответил: «Простите, Владыка, помолитесь за меня». Но Владыка сказал: «Слово — олово, сказал — отрезал. Ты нарушил слово. Хиротонии не будет». На Пасху приехала мантийная монахиня и рассказала Владыке Серафиме о своем видении. Открылось ей небо, а по небу шли митрополиты, патриархи, епископы, и все шли по четыре человека ко Господу, а в одном ряду только три человека, а четвертого нету. А она спрашивает: «Где же четвертый?» И ей открылось, что четвертым должен был быть Амфир.

В 1965 Владыка Серафим и Петроградский Владыка Александр (Пружанский) хиротонисали о.Алфея, который проживал в городе Барнауле и принял сан священника от Владыки Меладия. Он имел жену, детей. Дети умерли в раннем возрасте, одна девочка Таисия осталась. В 45 лет, когда он овдовел, Владыка Серафим предложил ему рукоположение в сан епископа. Посоветовавшись с одной духовной монахиней, он принял это предложение. Владыки Серафим и Александр прислали письмо Алфею с просьбой, чтобы он приехал для рукоположения, Владыка Серафим пришел его встречать к поезду. Он одел рваную одежду, но заметил, что за ним следит КГБ. И тогда он, встретив Алфея (Александра), сказал: «Саня, а может по пол-литровочке выпьем?» Но Александр никогда не употреблял водки, и ему это было странно, как это так — на улице два священника будут пить водку? Но это был критический момент. Владыка покупает бутылку водки, садится на какие-то бревна, выпивает ее, кричит на всю улицу, потом водка сделала свое дело — он сильно опьянел, так как был поздний день и ничего не вкушал. Владыке Алфею пришлось два квартала тащить его на плечах, как маленького ребенка. Когда они приехали домой и выспались, Владыка Серафим сказал: «А ты не знаешь, Саня, что нам обоим было бы? Нам обоим по пять лет уготовлялось».

Многие подозревали еп.Серафима в пьянстве. Но все, кто посещал его в момент служения им литургии полностью изменили свое суждение о нем и отношение к нему. Еп.Серафим служил службу с огромным воодушевлением и со слезами на глазах, Владыка Серафим долго проверял и испытывал Александра прежде чем возвести его в сан епископа. Он боялся, чтобы посторонние люди не проникли в Церковь, и он, заметив нерешительность Александра, через месяц отправил его домой, не возведя его в сан епископа. Но через три месяца он снова прислал ему вызов и сказал: «За неимением материала, придется тебя, Александра Михайловича, возвести в сан епископа. Если бы был выбор, я бы тебя не поставил, но как нет выбора, ты будешь как камера хранения благодати, чтобы на ком-то сохранилась эта преемственность благодати до своего часа, до своего времени. А когда Господь пошлет именно такого человека — энергичного и нужного для Церкви, то преемственность не будет прервана, а будет сохранена». Таким образом, Владыка Алфей был возведен в сан епископа.

Против еп. Серафима распускалось немало злых слухов. Помимо обвинений в пьянстве, о нем говорили, что он колдун, Монахиня Е. лично знала еп.Серафима. Она вспоминает как еп.Серафим сетовал (жаловался) ей: «Ну вот, дожили до времен — и колдуном меня считают и пьяницей». Поношения еп. Серафим принял в полную меру.

В Барнауле в последнее время еп. Серафима окружали из духовенства двое: еп.Алфей (он жил также в Барнауле) и священник Александр Шабельник). За несколько дней до своей смерти Епископ Серафим при письменном согласии еп. Алфея возвел о.Геннадия Секача в сан епископа. После хиротонии, Владыка Серафим сказал: «Владыка Геннадий, я скоро отойду к Господу, но у меня нет облачения, так как я всю жизнь был в изгнании». Геннадий ответил, что он привезет облачение самолетом через неделю. На что Владыка Серафим сказал, что он не успеет. И действительно, как только Геннадий прилетел домой на Новый Афон, его тут же застала телеграмма, что Владыка Серафим скончался. Его пророчество исполнилось.

Епископ Серафим умер 3/16 мая 1971, на 97-ом году жизни. Когда Владыка Геннадий узнал об этом, он сразу уехал от Адлера до Куйбышева самолетом, и потом еще 200 километров до места, где Серафим лежал в квартире. Жена о. Александра, который отпевал еп.Серафима по архиерейскому чину, свидетельствовала о том, что тело покойного было благоуханное, наполняя всех радостью.

И сам Владыка Геннадий, провожавший Епископа Серафима в последний путь, вспоминал позднее: «Сани с гробом ехали по снегу, неожиданно кони остановились и не хотели двигаться дальше. Тогда мы все снова запели молитвы, по окончании которых кони сами снова пошли. Всю дорогу от тела Епископа Серафима, лежащего в гробу, шло дивное благоухание. Я даже на время положил свой платок в ноги покойного».

Катакомбные священники хотели похоронить Епископа Серафима в пятом квартале кладбища, который был царский. Но все патриаршее священство восстало. Они говорили: «Он не будет похоронен не только на пятом квартале, но и вообще на кладбище». И называли его «еретиком». Но Владыка Геннадий дал председателю райисполкома 100 рублей, и он дал приказ похоронить его в пятом квартале. Однако местные священники злобствовали, не пускали машину на кладбище. А после похорон послали донос.

Иконка преп. Серафима Саровского (уже сильно выцветшая) прибита на кресте могилы еп.Серафима на Барнаульском кладбище. Те, кто был на его могиле, говорят, что молиться на могиле еп. Серафима как-то особенно легко. Епископ Серафим явился своим духовным чадам после своей смерти.

По одному источнику, еп.Серафим стал великим схимником с именем Антоний.

(Источники: Епископ В., Игумен Г., Священник В., Монахиня Е., Монахиня Е., Послушница Л., Чтец Григорий Myхортов)


Житие схимитрополита Геннадия (Секача) - архиерея Катакомбной Церкви

Схимитрополит Геннадий, в миру Григорий Яковлевич Секач, родился в 1897 в селе Акулино в Белоруссии, в купеческой семье. Отец умер, когда мальчику было три года. Дядя его Анфим служил в одном из монастырей иеромонахом. Мать его Анастасия была великой почитательницей св.Иоанна Кронштадтского, и очень часто бывала у него в Петербурге и распространяла его книги. Когда она приехала к нему первый раз, то св. Иоанн сказал ей: «Из твоей плоти выйдет большой святитель, который очень много потрудится для укрепления Церкви в последнее время». Это слово исполнилось на Владыке Геннадии.

После смерти матери, в семье осталось восемь человек детей. Мальчика Григория взяла на воспитание тетя — бывшая игуменья Павла. Он воспитывался при монастыре до двадцати лет. В двадцать лет перед ним стал выбор: либо монашеского пути, либо мирского. Вместе со своим другом Григорий решил пойти за советом старцу в Почаев. Старец спросил: «Молодые люди, почему вы сюда пришли?» Они ответили, что хотят узнать, какой Господь благословит им жизненный путь. Старец промолчал, и пригласил их к столу, чтобы покормить молодых людей. Когда они сели за стол, он налил им первое блюдо, борщ. Но борщ недельной давности, не пригодный к еде. Друг не притронулся, а Григорий съел все. Старец подошел и спросил: «Гриша, может еще добавки?» Друг его содрогнулся, услышав это. А Геннадий ответил: «Как благословите». Тогда старец пошел и налил ему хорошего борща. Когда они стали и поблагодарили Бога, старец сказал: «Гриша, если ты женишься, жизнь твоя будет монашеская. И умрешь не ниже архиерея». А тому другу, который не захотел вкушать, сказал: «Иди и женись». Слова старца запали Григорию в душу. Еще один прозорливый схимник в Полесье сказал ему после долгой молитвы: «Будешь архиереем». А затем прибавил: «Будешь и выше, а дальше не знаю». (Старец Святополк)

В 1924 во время гонения на христиан, его игуменья Павла была сослана, и там скончалась в изгнании. Григорий дал приют Архиепископу Симеону Мозерскому, который бежал от обновленцев. Григорий дал взятки властям, чтобы покрыть владыку. В подвале по ночам служили: 5 часов — вечерню, 3 ночи — полунощницу, часы, Литургию.

В 1929 Григорий похоронил расстрелянного Архимандрита А. За это на сороковой день он был арестован, заточен сначала в Соловках, а потом на 10 лет в Кировской области, где строилась заполярная электростанция. В тюрьме он много помогал больным и страждущим, помогал солдатам стирать белье. Папиросы и сахар раздавал нуждающимся. Сам себя ограничивал во всем. Когда он был на Соловках, начальство решило потопить в баржах людей. Что они и сделали. Но Григорию удалось спастись. Он сел на последнюю баржу, на которой было начальство, и поэтому ее не утопили. Тогда, когда они прибыли на землю, всем оставшимся заключенным дали отравленную ядом рыбу. Каждый заключенный, проходя через контрольный пункт, должен был дохнуть на солдата, съел ли он рыбу. Его же конвоиры, зная его доброе сердце и готовность прийти на помощь, сами предупредили, что рыба отравленная. Он не вкушал рыбы, но, чтобы от него тоже был запах, намазал ей свое лицо. После этого, всех их отпустили, с уверенностью, что люди умрут в течение двенадцати часов.

Когда отпустили, Григорий без документов вернулся в свою Белоруссию и пошел к знакомому служащему архиепископу Антонию, и тот посоветовал ему жениться на одной девушке, Анне, чтобы этим прикрыть свое нелегальное житие. Это помогло ему получить паспорт. Господь послал ему пять человек детей, двое мальчиков, двое девочек, и один мальчик умер до родов.

Спустя некоторое время, жена стала просить его, чтобы они жили как брат и сестра. Он пошел за советом к старцу, и старец велел ему оставить дом и детей жене и постричься в монахи. Что он и сделал, приняв, имя Геннадий.

Перед войной он попал ещё раз в тюрьму, в камеру смертников в Гомеле, где познакомился с Катакомбным Епископом Серафимом (Поздеевым), который впоследствии рукоположил его в епископа.

Свои первые рукоположения он получил, по сведениям его ближайших учеников, епископом Леонтием (Филипповичем) Житомирским (Украинской Автономной Церкви), впоследствии Чилийским (Русской Зарубежной Церкви), в 1943.

У о.Григория было очень много похождений еще во время войны — при немцах. Обилие этих похождений объясняется очень сложной ситуацией, в которой он оказался, приняв сан в это смутное для Белоруссии время. С одной стороны его в любой момент могли схватить и убить немцы, а с другой — партизаны. Геннадию приходилось балансировать все время на грани этой двойной опасности. Говорят, пришлось ему встретиться и с партизанским главарем Ковпаком. Партизаны схватили Григория и притащили к самому Ковпаку. В этой ситуации можно было ожидать только расстрела. Но неожиданно Ковпак оказался каким-то дальним родственником Григория (он даже вспомнил, как они вместе сидели на какой-то свадьбе). Это спасло Григорию жизнь.

После войны, всю свою энергию он решил отдать на построение монастыря. Властям не нравилось то, что он занимался большой благотворительной деятельностью и много проповедовал и помогал сиротам. Люди видели в нем отца. Это породило зависть среди священства. Его несколько раз вызвали к уполномоченному и делали предупреждение.

По одному источнику, до хрущевских гонений Геннадий был игуменом какого-то официального монастыря в Белоруссии. Он находился в юрисдикции патриархийного митрополита Питирима Минского и Белорусского (впоследствии он занял Крутицкую и Коломенскую кафедру). При Хрущеве этот монастырь был закрыт. Геннадий со своими людьми перешел молиться в какое-то место, которое он называл «колодец». Там служили не официально.

По другому источнику, примерно до 1959 о.Геннадий и о.Феодосий (Гуменников) и послушник Григорий (все три впоследствии стали епископами в Катакомбной Церкви) служили в действующем храме в селе Новоропск Брянской области. Потом они уехали на Новый Афон. Там был действующий официальный монастырь. В нем они некоторое время мыли и служили. Потом власти закрыли этот монастырь. С этого момента Геннадий, Феодосий и Григорий стали служить нелегально.

Хотя о.Григорий служил в Патриархии, но серьезные причины, как необходимость регистрироваться у советских властей, молиться за них и поминать их, заставило его уйти в Катакомбную Церковь. По другому источнику он был изгнан из патриархии в 1962 за воспитание детей.

После перехода в Катакомбную Церковь они организовали маленький монастырь в городе Порее Черниговской области. Община состояла из тридцати человек. Была построена маленькая домашняя церковь. Власти скоро узнали об этом, и на него начались гонения. Не раз вызывали его в милицию и требовали отказаться от Христа. Но Геннадий был тверд и не хотел подписывать никаких бумаг. Начальник был поражен: «Таких у нас только трое, а остальные все наши».

В 1965 он был изгнан оттуда, переселился на Новый Афон и там снова начал организовать монастырь. Обычно о.Феодосий спускался с гор, чтобы совершать службы в доме-приходе в Ткварчели в Абхазии. Имея в Ткварчели эту катакомбную церковь в своем доме, о.Геннадий и его люди потом купили дом на Иверской горе.

На Иверской горе жить было трудно. Сильные холода чередовались с сильной жарой. У одной монахини был осел и она на нем подвозила к жилью хлеб и все необходимое. Однажды, в 1969 он поднялся на Новый Афон, где чрезвычайно изумительно служил Страсти Христовы. На следующий день он попросил монахиню взять осла и купить что-нибудь к Пасхе. Она достала продуктов, погрузила на осла, и от этой ноши ослабло седло. Нужно было подтянуть его. И когда подтягивала, как-то случайно задела за шерсть. «От этого, — говорила она, — ишак меня лягнул копытом, и я полетела в глубокую пропасть. Пролетела метров пятьсот, думая: “Господи, как я глупо умираю! Меня даже похоронить не смогут, костей не соберут”. Вдруг какая-то сила меня подхватывает и сажает на дерево как верхом, так что и очки мои не разбились, только тапки упали в пропасть. Мимо ехали люди, и вытащили меня веревками. В это время спускается Владыка, и спрашивает:

— Ну что, космонавт. Все на месте?

— Простите, Владыка, все на месте вашими святыми молитвами.

Я собиралась ему все рассказать, а он все уже знает».

Когда надо было идти в горы совершать требы, Геннадий шел сам. Его отговаривал от этих походов, жалея его возраст и тучное телосложение. Уходя на требы в горы, Геннадий брал себе в помощь Григория. Когда Геннадий падал, тот с трудом поднимал его тучное тело.

В 1967 его снова арестовали. По одному источнику, Геннадия арестовали (в этот раз или позже) по требованию митрополита Илии Сухумского, нынешнего Патриарха Грузинской официальной Церкви. Однажды митрополит Илия пригласил Владыку через одного человека — своего соседа для разговора в г.Сухуми. Но Владыка отказался, говоря: «Скажи своему архиерею, что я не хочу и не буду им подчиняться». И поэтому Илия возбудил дело против его, обвиняя Геннадия в том, что он, якобы самозванец, не хочет принять регистрацию, а общину имеет. Это позволило властям ополчиться на Владыку Геннадия и изгнать его с места жительства. Илия ему предлагал приход и церковь. «Служи как тебе надо, только подчинись мне», — сказал он. Владыка Геннадий не пошел ни на какие уступки, и сказал: «Как же так, ты хочешь, чтобы я предал всех и поклонил голову тебе. Это значит, что мне придется все продать».

Но Владыка Геннадий попал под амнистию и был выпущен. Придя снова на Афон, он стал продолжать свою деятельность, постригать монахов, собирать всех желающих, кто хочет спасаться, не взирая ни на возраст, ни на состояние, ни на положение. Властям это очень не понравилось, и они в 1969 насильно выгнали его с Афона. Тогда он купил два дома в городе Ткварчели, и там продолжил строить свой монастырь, также он старался найти достойного архиепископа Катакомбной Церкви.

Если кто-то болел, он очень внимательно относился к ним. Сам ухаживал, сам помогал. Иногда подойдет и вроде в шутку бросит травку, и эта травка уже делала свое дело. Через полчаса уже человек не чувствовал боли такой, получал исцеление. Однажды в 1970, когда инокиня Елена заболела, Владыка при освящении воды на Крещение Господне вылил на болящую грудь кружку святой воды. И до сегодняшнего дня Бог миловал ее его молитвами, и все обошлось без операции. А болезнь была серьезная: мастит, угрожающий перейти в злокачественную опухоль.

У него был удивительная особенность говорить с людьми совершенно разными, различных возрастов, наклонностей и профессий, с верующими и неверующими. И всем им, как вспоминают очевидцы, было с ним очень увлекательно просто и интересно говорить. Эта способность вообще отличает, к сожалению, уже ушедшее от нас старчество.

Однажды, в городе Светлограде, жители стали клеветать на него. Инокиня Е. пыталась образумить их. Был день ангела Владыки, и после окончания службы все стали поздравлять его. Когда инокиня Е. подошла к нему, он ей говорит: «Если ты будешь заступаться за меня, я тебе рот зашью». И тогда инокиня Е. вспомнила, что она вчера заступалась за него. А он уже знал об этом.

В 1970 по Промыслу Божию, он узнает, что в Барнауле нелегально проживает Епископ Серафим (Поздеев). В 1971 он предпринимает туда путешествие. Уже в 1968 он предсказывал, что скоро благословлять он будет двумя руками. Когда инокиня Е. возразила, говоря, что покойный батюшка Александр двадцать лет безуспешно искал катакомбного епископа, то он ответил: «Ты сама увидишь».

Итак в мае 1971 он получил хиротонию от епископа Серафима в Барнауле с письменным согласием еп. Алфея. Причем сам епископ Серафим предсказывал своей хозяйке, у которой он стоял на квартире, что скоро к нему приедет великий человек, которого он ждал всю жизнь. Ибо, хотя были другие епископы, но он говорил: «Господи, я умираю в большой заботе, потому что эти люди мало что сделают для Церкви». В то время еп. Серафима окружали из духовенства двое — еп. Алфей и священник Александр (Шабельник), но во время поставления Геннадия в епископа, кроме еп.Серафима в комнате никого больше не было.

Отсутствие этих людей в момент постановления объясняется следующим образом. Они (еп.Алфей и другие) узнав, что к ним едет Геннадий попрятались, испугавшись его. До этого они (видимо) с ним никогда не встречались и имели основания бояться его, как незнакомого и направленного человека. Во всяком случае, когда спустя несколько дней, Геннадий вторично приехал в Барнаул уже на похороны еп. Серафима, эти люди встретились и приняли Геннадия, как епископа. Значит еп. Серафим после отъезда Геннадия сообщил им о произведенной им хиротонии Геннадия во епископа и те признали ее. Владыка Геннадий сразу вернулся на похороны Владыки, и сделал огромные усилия, чтобы похоронить его, так как власти не разрешали делать это, поскольку у него не было документов. Лишь за большие деньги ему удалось купить место для погребения.