Ериалы опроса первых сорока свидетелей в Москве, нам предстоит более внимательно оценить дальнейшие возможности нашей работы как в России, так и за ее пределами
| Вид материала | Документы |
СодержаниеВ. грицань. В. грицань. А. ларин. Ф. ашгериева. Ф. ашгериева. И. гериханов. И. гериханов. И. гериханов. 284Опрос свидетельницы Савдат Имаевой |
- Ись по головокружительной дороге вниз на просторы бенгальской равнины, мы закончим, 270.43kb.
- Ш. Ф. Мухамедьяров к кому обращается муэдзин в москве, 353.82kb.
- Этап опроса свидетелей Международного неправительственного трибунала по делу о преступлениях, 11442.46kb.
- Доклад на V съезде торгово-промышленной палаты российской федерации 8 декабря 2006, 241.53kb.
- Доклад на V съезде торгово-промышленной палаты российской федерации 8 декабря 2006, 242.39kb.
- «Заставка», 203.89kb.
- Реабилитация особого ребенка: как изменить настоящее и обеспечить достойное будущее, 1590.75kb.
- С. В. Лавров: Председательство России в "восьмерке", безусловно, входит в число важнейших, 130.77kb.
- Классный час Учитель Ильина Евгения Валерьевна, 69.93kb.
- Роман Дименштейн, Елена Заблоцкис, Павел Кантор, Ирина Ларикова, 1522.31kb.
276
чеченского села (оно на самом юге Ичкерии) в период этой русско-чеченской войны ничем не отличается от судеб сотен других сел, которые стерты с лица земли авиацией и артилле-рией Вооруженных Сил Российской Федерации.
Высокогорное селение Харсиной накануне войны оставалось единственным населенным пунктом Ичкерии, которое не имело транспортного сообщения с республикой из-за отсутствия дороги. Отделенное от районного центра Шатой 22-мя километрами без-дорожья, это село жило исключительно результатами своей хо-зяйственной деятельности. Для молодежи здесь не было никакой перспективы, и в селе оставались лишь немощные старцы да женщины с детьми. Во время бомбежки Грозного в село потяну-лись беженцы, число которых в двадцать-тридцать раз превысило население Харсиноя. Простая человеческая логика и инстинкт самосохранения подсказывали беженцам и сельчанам, что именно в этом захолустье, не представляющем никакого интереса с точки зрения военной тактики, можно лучше всего сохранить свои жизни и жизни своих детей. Но, увы, нынешняя российская во-енная авантюра не знает никакой логики, кроме той, которая пропитана кровью, вероломством и цинизмом.
В мае 1995 года, находясь на расстоянии 65-ти километров от линии фронта, местные жители проводили ежегодные работы по прокладке полотна дороги до района, чтобы завезти хотя бы про-дукты для беженцев. Руководство федеральными войсками в Чеч-не было поставлено в известность, что будут делать дорогу. 13 мая 1995 года во время обеденного перерыва по скоплению сельчан (там было четырнадцать человек) был нанесен ракетно-бомбовый удар такой интенсивности и плотности, что ни один квадратный сантиметр не остался без свинца. Восемнадцать самолетов груп-пами по шесть штурмовиков в течение пяти часов непрерывно атаковали абсолютно безоружных трудяг, среди которых были и две женщины. Результатом удара стали двое убитых и шестеро раненых. Когда мы пришли на помощь пострадавшим, нам просто не верилось, что в этом квадрате остались живые существа. Ваза-ин Сайдаш, 1975 года рождения, и Дудушев Ваха, 1974 года рож-дения, раненные иглами бомб и осколками ракет, на наших глазах были расстреляны из скорострельной пушки пикирующим СУ-25. Это была акция кощунственной жестокости по отношению к мирным жителям.
31 мая 1995 года уже по самому селу с 17.30 восемь штурмови-ков в течение 45 минут наносили ракетно-бомбовый удар с приме-нением глубинных, вакуумных и игольчатых бомб. С какой целью применялись глубинные бомбы, непонятно. В селении нет ни одно-го дома из кирпича или бетона, все дома из дерева и глины. Они как спичечные коробки разлетались от вакуумных бомб. А игольча-
277
тые бомбы и ракеты, чередуясь с пулеметными очередями, довершали дело.
Было убито двадцать восемь человек:
• Юнаев Амус, 92 года, его жена Ракиат, 85 лет, их внуки Арби, Альви и Петимат — шести, восьми и одиннадцати лет.
• Ефьяев Аважин, 28 лет, прибежавший на помощь Юнаевым, разделил судьбу невинно убиенных в этот день.
• Семь человек из семьи Исуповых, среди которых: Султан, 1931 года рождения; Гуша, 1936 года; Алхазур Султанович 1966 года рождения; Петимат Султановна, 1975 года рождения; Элина Султановна, 1981 года рождения; Седа, жена Алхазура, 17-ти лет (она ждала ребенка).
• Восьми жертвам не было и семи лет — это Дараев Тимур Саид-Аминович, 1992 года рождения; Ибалаева Таиса Вахаевна, 1991 года рождения и другие.
• Шабазова Раиса четырнадцати лет.
• Бабушка Гичикаева Тайбат.
• Остальные шестеро убитых оставили шестнадцать сирот на попечение своим старым родителям.
Их похоронили в течение последующих трех ночей, потому что в светлое время дня постоянно летали штурмовики и вертолеты, наносившие ракетно-бомбовые удары по селению.
Жители села с детьми и стариками вынуждены были уйти в лес. Несколько суток они находились в лесу. Им нечем было питаться, так как они не смогли с собой ничего взять.
С того дня селения Харсиной нет как такового — одни руины да воронки от бомб. Жители села прошли пешком по лесу почти 60 километров и рассеялись в тылу российских войск. Многие из спасшихся тогда умерли от какой-то непонятной болезни.
Спустя год после налета авиации Дейнекина на женщин и детей, через два месяца после подписания 31 марта президентом Российской Федерации Указа о прекращении военных действий в Чечне ястребы из военного Главка разработали план окружения Бамута. Это село совсем в другом направлении — ближе к Ингушетии.
Окружение Бамута было проведено танковыми колоннами с трех сторон. Российские военные решили зайти и с тыла — через ущелье. Всего в операции было задействовано более двух тысяч единиц бронетехники и двадцать тысяч солдат и офицеров. И это против ста засевших там боевиков. Селение, каждый километр земли, сжигали "Ураганом", уничтожали "Градом". До войны это было райское, красивое место. Теперь здесь выжжено все. Российские солдаты-контрактники боятся леса, боятся нападения оттуда, и поэтому они сжигают леса, уничтожают все на своем пути.
Когда бомбили Харсиной, я находилась в районе Шатоя. Оттуда было видно бомбежку. Село находится за горой, и было видно,
278
как туда пикируют бомбардировщики. Через некоторое время от-туда привезли раненых. Ни один человек из них не остался в жи-вых. Даже девочка, у которой пулеметной очередью были про-стрелены ноги, тоже умерла. Там оказывали помощь врачи из организации "Врачи без границ", но никто не выжил. Возможно, они были чем-то отравлены, может быть, применялись ядовитые вещества. У нас быстро хоронят, и нельзя проводить экспертизу. А здесь она была необходима. Нужно было узнать, отчего погибли эти не все тяжелораненые люди.
После 12 мая 1996 года, когда российские войска снова вошли в Харсиной, там оставались только чабаны — семь парней, которые ухаживали за своим хозяйством. Некоторые дома к этому времени даже восстановили. Дома из глины и дерева восстановить нетрудно. Просто ставят коробку и заделывают дыры глиной.
И вот 12 мая, когда российские войска зашли в селение, сжи-гая все на своем пути, там было семь парней. Некоторые из них успели убежать, но один парень остался. Ему было лет двадцать семь, я его знала. Это был удивительный парень, искренне, глубо-ко верующий в Аллаха. Его звали Никаев Даим, он ухаживал за мечетью. В селе была маленькая мечеть, выстроенная сельчанами. Даим был как будто помешан, до того он верил в Аллаха. Он не захотел уйти с ребятами. Он сказал: "Что они со мной сделают?". И когда российские войска подошли, он вышел навстречу солда-там и офицерам и сказал: "Пожалуйста, не заходите в мечеть — нельзя осквернять мечеть. Людям другой веры у нас нельзя захо-дить в мечеть". Они его безжалостно расстреляли. Но прежде чем расстрелять, они издевались над этим парнем.
Расстреляны были и шесть других ребят из селения — их поймали по дороге. В райцентре знали, что в этом селе оста-лось семь человек. Они предупреждали российские войска, что в этом селе живут чабаны, и просили не трогать их, не уби-вать. Когда из райцентра Шатой связались по рации с россий-скими войсками, офицеры сказали: "Да, мы расстреляли одно-го из них — он был какой-то сумасшедший". Если он искренне и глубоко верит в Бога, значит, он сумасшедший? Этого парня люди смогли похоронить, а трупы остальных шестерых рос-сийские солдаты так и не выдали.
В. ГРИЦАНЬ. Пожалуйста, расскажите о ваших погибших род-ственниках.
Ф. АППЕРИЕВА. О родных говорить очень трудно, я стараюсь не говорить об этом. Я лучше все запишу и предоставлю вам доку-менты. Я хочу рассказать о беспределе российской армии на блокпостах. Я, женщина, не могу выносить этот беспредел, муж-чинам же это намного труднее, потому что их унижают, издева-
279
ются над ними, постоянно оскорбляют. Я эти случаи наблюдаю почти каждый день по нескольку раз. Я расскажу о том, что произошло со мной и с моими братьями. Это было 17 апреля 1998 года. Мы ехали из райцентра Урус-Мартан в Грозный, так как мы, живем там. Утром мы уехали в гости к родственникам и вечером возвращались. Было около шести вечера. В апреле вечер наступает рано, и при въезде в Грозный стоят усиленные блокпосты. Нас остановили контрактники. Когда чеченская милиция стоит вместе с ними, они не так издеваются, потому что много свидетелей. А если свидетелей нет, они творят беспредел. Мы подъехали по-следними, когда на блокпосту никого, кроме контрактников, омо-новцев и спецназовцев не было.
Они нас остановили, проверили паспорта, мой в том числе. Затем, не предъявляя никаких претензий, сказали: "Следуйте за. нами!". Мы спрашиваем: "Зачем?". Они говорят: "Без слов, следуйте за нами!" Мы были на автомашине "Нива". Пришлось нам поехать за ними. Приехали в комендатуру, которая расположена у водохранилища, где нет жилых кварталов. Было шесть часов вечера, темно. Никто не видел, что нас забрали. Когда нас при-везли в комендатуру, приехавшие с нами подозвали еще несколько контрактников. Они все были в косынках, такие наглые, обращение с нами было пренебрежительное. Я им говорю; "Зачем вы нас задержали? Что вы от нас хотите? У меня ма-ленький ребенок. Сейчас уже вечер, родители будут переживать". Брат мне говорит: "Молчи! Не говори ничего! Они могут, сделать все, что им в голову взбредет, потому что нет свидете-лей". Действительно, они могли расстрелять нас, закопать, такие случаи происходили в Грозном постоянно.
Затем они полностью проверили машину, сняли обшивки, про-веряли и с собаками. Ничего не нашли. Проверили по спискам — также ничего. Мы говорим: "Зачем вы нас держите?". А контракт-ник нагло говорит: "Вы и ваш брат из террористической группы Шамиля Басаева". Я только по телевизору видела Шамиля Басаева. До 10 часов вечера нас держали там. Стреляли вокруг машины, где мы стояли, запугивая нас. Затем вызвали брата, видимо, поговори-ли. Брат сказал, что у него с собой миллион, предложил им эти деньги. Они говорят: "Нет, вас трое и нам нужно три миллиона. У вас, — говорят, — тейпы, тукумы, родственники. Вы можете собрать эти деньги". Они забрали у нас документы и сказали: "Если завтра до пяти часов не привезете деньги, то у вас будут очень большие неприятности, большие проблемы".
Нас отпустили около одиннадцати часов вечера. Я не хотела давать им три миллиона, я хотела найти правду, хотела пойти туда со свидетелями из правительства. Утром я с братом поехала в миссию ОБСЕ, которая находится по Дагестанской улице, 28. Тима Гульде-
280
мана там не было, но там был испанец, фамилию его я не помню. Я рассказала все, что произошло с нами. Он сказал мне: "Я, конечно, сожалею, но ничем помочь не могу. Мы бессильны". Я говорю: "А зачем вы тогда сюда приехали, если вы бессильны? Вы же должны регистрировать каждый факт убийства мирного человека. Вы должны ездить на место преступления. Если вы не можете ничего сделать, то хотя бы наблюдайте, как нас уничтожают".
Я поняла, что здесь мне не помогут, и поехала к так называемо-му марионеточному правительству Завгаева.
Кстати, в то же утро 18 апреля в б часов из нашего поселка Новые Алды забрали шестерых ребят. Контрактники приезжали часто и на этот раз забрали мирных людей. В их числе — троих Касаевых. У одного из них открытая форма туберкулеза. Его, бо-льного человека (это видно: он желтый, харкает кровью), били прикладом. Забрали еще двоих из семьи Кавраевых и Юсупова. Все они жили в одном квартале, в то утро находились дома.
С несколькими женщинами, которые тоже пришли в миссию ОБСЕ, я отправилась в правительство. Женщины пришли выяснять судьбу ребят, у меня был свой вопрос. Там создан Комитет по на-сильственно удерживаемым, во главе с Магомедом Баматгериевым. Мы пошли к нему на прием и объяснили, что произошло с нами: что забрали ребят, что это мирные люди, что среди них больные. Мы все это объяснили. Он говорит: "Я ничего не могу сделать. Мы просто сидим здесь, в этом здании, и ничего не можем сделать, потому что российские власти к нашему мнению не прислушива-ются. Поднимитесь на пятый этаж и поговорите там, выступите по телевидению". Мы поняли, что правды нам не дождаться. Брат собрал деньги и отдал российским контрактникам, которые нас задержали. Делать было нечего, подвергалась опасности вся се-мья. А ребята те прошли фильтрационный лагерь ГПАП-I. Их вы-купили оттуда. Этот случай — лишь один эпизод, свидетельствующий о тех унижениях и насилии, которым мы подвергаемся.
Моей девочке четыре года. Когда мы находились в селении Вашиндарой, недалеко от которого был мост через реку Аргун, мы каждый день наблюдали ракетно-бомбовый обстрел моста. Во время бомбежек было такое чувство, что вот-вот на тебя упадет бомба. Это невозможно представить пока сам не ощутишь весь этот ужас. Моя девочка даже не могла кричать, во время бомбежек я де-ржала ее на руках и чувствовала, как у нее билось сердце — вот-вот вырвется из груди. До сих пор она не может слышать шум самоле-та, вертолета. При виде самолета у нее начинается истерика. Когда это у нее пройдет? Когда она перестанет бояться самолетов? Чем я смогу вылечить ее? Когда мой ребенок забудет весь этот ужас?
Я читала сочинения наших детей на тему войны, их дала мне подруга, которая работает в Первом лицее русского языка. Я чи-
281
тала их и долго плакала. Ученик четвертого класса пишет: "Я проклинаю тех, кто убил мечту моего брата. Мой младший брат хотел стать летчиком. Но теперь он не может слышать шум самолета". Ребенок проклинает! Он будет проклинать всю Россию. Для него теперь враг — это Россия, и мы не сможем ему доказать, что виноваты лишь отдельные лица или отдельный человек.
У нас постоянно проходят митинги против войны, люди требуют вывода войск. Это несанкционированные митинги. Но неужели при творимом в Чечне беспределе мы, безоружные люди, не имеем права собраться там, где мы хотим, и протестовать? У нас нет оружия. Да и как оно у нас может быть, если через каждые пять метров нас проверяют. 25 октября 1995 года в республику, вернулся Доку Завгаев, а 27 декабря был митинг. Я была в это время в 9-й городской больнице. Этот митинг обстреляли. В городе началась паника. В больницу начали привозить раненых и убитых на митинге людей. Один мужчина был из селения Ведено. Это был старик лет шестидесяти пяти. У него не было руки и бы-ло ранение в голову. Он скончался. Еще несколько человек тоже скончались. Очень много было раненых женщин.
4 февраля 1996 года тоже был большой митинг. Площадь была переполнена людьми. Требовали вывода войск и ничего больше. А по телевидению и в средствах массовой информации говорили, что это провокация, что у людей гранатометы, стрелковое оружие. Но я тоже это видела — ни одного выстрела со стороны митинга! Люди на митинге радовались, думали, если весь народ поднялся, то это как-то поможет. Все были счастливы, что из всех сел, из всех районов приехали люди, они буквально прорвались через блокпосты. Около десяти тысяч человек собрались. Люди не уходили. Поставили палатки у президентского дворца, сделали городок.
Этот митинг продолжался около двух недель. Люди там жили. Это было как раз время святого месяца, когда держат пост. И вот этих людей каждый вечер обстреливали. Вертолеты летали на са-мой низкой высоте — пугали людей. 11 февраля 1996 года я, мой отец и наш сосед были на площади. В тот день митинг был обстрелян из гранатометов. Митинг был окружен со всех сторон — туда не пускали и не выпускали. Мы как-то прошли через блокпост. Два выстрела из гранатомета при нас были произведены со стороны Совета Министров прямо по толпе, по безоружным людям, которые просто просили вывести войска. Я видела, что несколько человек было ранено, и их сразу увезли. С противоположной стороны, со стороны базара тоже был произведен выстрел и там тоже были жертвы. Еще было около сорока или пятидесяти раненых.
В. ГРИЦАНЬ. Какие еще вам известны факты преступлений против мирных жителей?
282
Ф. АШГЕРИЕВА. 6 мая 1996 года я поехала в селение Комсо-мольское, там у меня живут родственники. Я хотела их вывезти, потому что это селение оцепили и был предъявлен ультиматум. Это Урус-Мартановский район. Селение находится в двадцати километрах от Гойского. Жителям был предъявлен следующий ультиматум: если до ночи боевики не сдадут оружия (было назва-но определенное количество) и не сдадутся, российские военные с двух часов ночи начнут бомбовый, ракетный и артиллерийский обстрел Они сказали, что уничтожат селение. Ультиматум был предъявлен днем, и мы надеялись, что обстрел начнется только ночью. Я уговорила родных уехать.
Я, дядя и тетя выехали по дороге в сторону Урус-Мартана. Было около трех часов дня, когда начался артобстрел. Буквально метрах в двадцати от нас взорвался снаряд, нашу машину волной подбросило. К счастью, никто из нас не пострадал.
Со всех сторон — со стороны Алхазурова, Гойского, Атаги начал-ся артобстрел села. Люди надеялись, что это будет ночью, собирали пожитки, продукты, намеревались вывезти детей. И тут начался артобстрел. Погибли только мирные жители.
Я еще хотела рассказать об обстреле Урус-Мартана. 7 мая я как раз поехала в селение в Урус-Мартановском районе, и мы удиви-лись тому, что пять вертолетов на низкой высоте кружились над блокпостами. Это было на перекрестке Башлам, не доезжая Урус-Мартана. На автобусе мы пересекли этот перекресток и поехали в Урус-Мартан, чтобы узнать, что же произошло в Комсомольском, живы ли родственники.
Пять вертолетов на очень низкой высоте кружили над полем. Мы наблюдали за ними и молили Бога, чтобы они не обстреляли наш автобус. Уже подъезжая к Урус-Мартану, мы увидели, как по нему стреляли ракетами. Ни одного выстрела со стороны Урус-Мартана мы не слышали, только выстрелы с вертолетов.
На въезде в Урус-Мартан постоянно стоят бензовозы, там была заправочная станция и продавали бензин. Прямо по этим машинам с бензином и нанесли ракетный удар. Мы подъехали и видели, как люди горели, их невозможно было вытащить из машин, потому что бензин разлился... Все вокруг горело. Я была свидетельницей того, что там было очень много жертв, но я не считала их, я была неспособна считать, у меня была исте-рика. Я видела горевших людей.
На перекрестке около селения Гехи тоже продается бензин, там стоят обычно бензовозы. По этому месту был нанесен ракетный удар этими же вертолетами и в то же время.
По центру Урус-Мартана, где крытый рынок, тоже был нанесен удар и там были жертвы. Я видела, как все горело, и люди рассказали, что было много жертв.
283
По улице Пионерской в Урус-Мартане жила семья Арсеми-ковых. 12 мая в результате ракетно-бомбового удара, которым точно попал по их дому, было ранено восемь женщин, и погиб 20-летний Хасмагомед Арсемиков.
А. ЛАРИН. В своем рассказе о том, что бомбили село, где вы жили, вы сказали, что были использованы глубинные и вакуум-ные бомбы. На каком основании вы утверждаете, что были ис-пользованы именно эти бомбы? Проводилась ли экспертиза?
Ф. АШГЕРИЕВА. После бомбежки селения туда поехала миссия ОБСЕ, и они проводили съемки.
И. ГЕРИХАНОВ. Скажите, во время налета самолетов на Хар-синой велись ли в близлежащих районах боевые действия? Были ли в районе Харсиноя и близлежащих районах какие-либо укреп-ления, стратегически важные объекты формирований Дудаева?
Ф. АШГЕРИЕВА. Боевые действия не велись, они были у Чири--Юрта, за 60-70 километров от Харсиноя. Формирований Дудаева в Харсиное не было. Что касается района, я не знаю.
И. ГЕРИХАНОВ. Кто-нибудь живет сегодня в Харсиное?
Ф. АШГЕРИЕВА. Село полностью сожжено. Там остановились русские танки, поставили палаточный городок.
И. ГЕРИХАНОВ. Какие еще из известных вам сел были стерты с лица земли?
Ф. АШГЕРИЕВА. Это селение Гойское. Я видела своими глаза-ми — там не осталось ни одной стены. Селение Старый Ачхой — я проезжала его. Селение Орехово. Селение Зоны — это по дороге в Шатой — полностью стерто с лица земли. Представьте: дорога идет по ущелью, а вдоль ущелья стоят аккуратные красивые домики. Не сохранилось ни одного! Сейчас там стоят только вагончики. В этом селении погибло очень много мирных жителей.
И. ГЕРИХАНОВ. Скажите, вы лично разговаривали с кем-либо, кто был выпущен из фильтрационного лагеря?
Ф. АШГЕРИЕВА. Я разговаривала с поэтом Апти Бисултановым. Его задержали, сверившись с имевшимися на блокпостах списками, и в течение десяти часов он находился в фильтрпункте. Он не рас-сказывал мне, женщине, о тех издевательствах, которые над ним совершали. Он показал мне только руки. У него были черные ног-ти. Его били прикладами автоматов, говорили: "Больше не будешь писать! Говоришь, что ты поэт, так вот больше никогда писать не будешь!".
284
Опрос свидетельницы Савдат Имаевой
Журналистка, руководитель президентского канала телевидения ЧР
Обстрел машин на трассе Ростов — Баку (ок-тябрь 1994 г.) российскими вертолетами.
События в Чечне 26 ноября 1994 г. Бомбежки Грозного и сел Чечни (декабрь 1994 - январь 1996 г.).
Список мирных жителей, погибших в одном из кварталов Грозного.
Массовые преступления против мирных жи-телей.*
Я находилась в республике до 9 июля 1995 года, потом бывала там несколько раз. От чеченского поэта Апти Бисултанова с наро-чным из Грозного я получила записку. Он пишет: "Все нас в этом мире предали, и никому мы не нужны. Народ продолжают убивать. Но мы еще живы...". Мне хочется выразить признательность всем людям доброй воли, кто неравнодушен к нашей судьбе.
Я хочу рассказать об актах агрессии Российской Федерации против независимой Чеченской Республики. 9 октября 1994 года я наблюдала, как на трассе Ростов — Баку в районе поста ГАИ два "крокодила" (вертолеты) пересекли трассу, они почти неза-метно пересекли трассу — летели вдоль лесополосы. По трассе ехали машины, я тоже ехала в "Жигулях". Затем со стороны поста послышались разрывы, и мы увидели столб пламени, чер-ные клубы дыма. Мы видели сожженный бензовоз. Там погибли двое мужчин.
26 ноября я находилась с детьми и моим мужем Усманом Имаевым, Генеральным прокурором Ичкерии, в Грозном, в рай-оне Грознефтяной. Весь день мы слышали грохот орудий. Нам некуда было прятаться, мы живем на первом этаже. Детей я заставляла пригибаться, не подниматься выше уровня оконного проема. Летали самолеты. Грохот стоял страшный. В этом рай-оне было большое скопление бронетехники. А 27 ноября я вме-сте с оператором проводила съемку подбитых танков, сгоревших трупов. Были свидетели, которые подтвердили, что чеченские ополченцы, дислоцировавшиеся в гарнизоне возле Вороновского моста, подбили штурмовик.
После 26 ноября уже практически ежедневно прилетали штурмовики. Они очень любили пикировать в центре города. Когда они проносились над домами, казалось, что весь дом ва-лится на тебя. Они очень любили развлекаться в центре города, пугать людей и наносили бомбовые удары.
30 ноября от авианалета погиб брат моей подруги Юнусов, 1958 года рождения. Он находился во время бомбежки автобуса
* 9,10,32,45.