Geum.ru

С. Б. Борисов Человек. Текст Культура Социогуманитарные исследования Издание второе, дополненное Шадринск 2007 ббк 71 + 83 + 82. 3(2) + 87 + 60. 5 + 88

Вид материалаДокументы

Содержание


Страшные истории
Страшные рассказы детей
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   41

Страшные истории



Почти полторы сотни лет назад поэт Дмитрий Минаев написал немало стихотворений для детей. В № 4 журнала «Мурзилка» за 1990 год приведены тексты четырех стихотворений Минаева, в их числе и самое знаменитое, название которого стало нарицательным – «Стёпка-Растрёпка». Как-то в Ленинграде, в «русском фонде» Государственной публичной библиотеки им. М. Салтыкова-Щедрина я держал в руках книгу «Стёпка-Растрёпка» 1857 года издания. Читать было жутковато.

Обычно страшные истории, бытующие в детской среде, взрослые считают не заслуживающими внимания, хотя исследователи фольклора более десяти лет держат этот жанр в поле зрения. Так вот, стихи из упомянутой книжки были не чем иным, как «страшными историями».

По настоящее время ученые утверждают, что «страшилки» – это жанр «истинно детского фольклора». Но, на мой взгляд, это просто запугивающе-предостерегающие рассказы взрослых. Обнаружение стихотворных «страшилок» Дм. Минаева, написанных для детей и публиковавшихся на протяжении полувека (я просматривал и стереотипное 7-е издание 1893 г.), как мне кажется, подтверждает мою гипотезу относительно взрослого происхождения детских страшных историй.

Стихотворения Дмитрия Минаева приводятся по книге «Стёпка-Растрёпка» (С.-Петербург – Москва, издание М. Вольфа, 1857).

«Престрашная история о спичках [заголовок]. Была вечерняя пора, / Уехали все со двора; / А дома Катенька одна, / Поет и прыгает она / По комнатам, как стрекоза. / Вдруг ящичек ей на глаза. / Какая милая игрушка! – / Сказала про себя вертушка. / Открыла ящик, спички в нем. / Давай, как мама их зажжем. / Васюк и Машка – кошки – / Тут протянули ножки / И говорят: Катюша, / Ведь запретил папуша; / Мяу, мяу, что ты дуришь! / Оставь, оставь, не то сгоришь! / Не слышит Катя кошек, нет! / Ее лишь тешит спичек свет. / Ах, ярко как они горят!... / Катюша прыгает, поет, / Что дело ладно так идет. / Васюк и Машка – кошки – / Тут поднимают ножки / И говорят: Катюша, / Ведь не велит мамуша! / Мяу, мяу, что ты дуришь! / Оставь, оставь, не то сгоришь! / Ах, Катя, спичек ты не тронь! / Вдруг платье обхватил огонь: / Горит рука, нога, коса / И на головке волоса. / Огонь – проворный молодец – / Горит вся Катя наконец. / Васюк кричит и Маша: / Горит Катюша наша! / Скорее помогите! / Тушить дитя бегите! / Мяу, мяу! Сгорит, беда! / И не останется следа! / Сгорела, бедная, она, / Зола осталася одна, / Да башмачки еще стоят, / Печально на золу глядят. / Не прыгают, не скачут... / Васюк и Маша плачут: / Где бедный папенька, мяу? / Где бедна маменька, мяу? / И плачут горько так об ней, / Что слезы льются, как ручей».

«Сосулька [заголовок]. “Послушай, Петя, мне пора / Идти сейчас же со двора. А ты, дружок, мне обещай, / Пока приду домой, быть пай, Как доброе дитя, играть, / Отнюдь же пальцев не сосать! / А то как раз придет портной / С большими ножницами, злой, / И пальчики тебе он вдруг / Отрежет от обеих рук. / Как только мама из ворот, / А Петя – вуп! – и пальчик в рот. / Крик-крак! – вдруг отворилась дверь, / Портной влетел как лютый зверь, / К Петрушке подбежал и – чик! – / Ему отрезал пальцы вмиг. / Кричит Петруша: ай, ай, ай! / В другой раз слушаться ты знай! / Приходит маменька домой. / Ах, боже! Стыд и срам какой! / Стоит сосулька весь в слезах, / Больших нет пальцев на руках».



«Шадринская новь». 1990, 11 июля.


Страшные рассказы детей


(к вопросу о специфике жанра)


В советской фольклористике за недолгий срок исследования страшилок выработались известные стереотипы, своеобразные «накатанные дорожки». Не претендуя на бесспорность своих критических суждений, мы все же возьмем на себя смелость высказаться относительно некоторых из них.

Постулат первый – о безвредности и даже полезности «страшилок». М. Осорина говорит даже о «психотерапевтической роли страшилок». Возможно, этот миф возник из потребности в «легализации» данного жанра, ибо агрессивный, негуманный характер «страшилок» слишком очевиден. Трудно предположить, что исследователи и собиратели страшных историй не знают ни одного случая, когда ребенок убегал из пионерского лагеря из-за ночных страшных историй или им неизвестны подобные проявления деформации детской психики. По-видимому, сторонники тезиса о «безвредности» и даже «полезности» страшилок полагают, что опираться следует на реакцию большинства. Но разве и в случае безболезненного исчезновения последствий состояния искусственно вызванного страха у большинства можно говорить о позитивном влиянии страшилок на развитие личности? «Обряд» рассказывания страшилок сходен с обрядом инициации – в обоих случаях налицо моральное испытание индивида. Но ведь инициальный обряд безусловно травматичен для отдельного индивида. Инициация имеет своей целью нивелировать всех членов сообщества, подчинить их единым нормам мирочувствования. Ту же цель имеет и «обряд» рассказывания страшных историй. Отметим и особую роль суггестии. Именно элемент внушения делает страшилки особенно опасными для детской психики, так как ни один страх не забывается, он лишь вытесняется в глубины подсознания и становится слабым, но постоянным источником неврозов.

Постулат второй: об исконно детском происхождении страшилок. Он легко разрушается, если мы вспомним стихотворные страшилки полуторастолетней давности из книги «Степка-Растрёпка», сочиненные Дм. Минаевым. В них отчетливо проступает взрослый источник страшилок как рассказов о запретах, нарушениях и страшных карах за их нарушение (гибель в огне, отрезание пальца и др.). Далее, откровенным мифом является непричастность взрослого мира к бытованию страшилок. Как известно, наиболее благоприятным местом их бытования являются так называемые «пионерские лагеря», где до самого засыпания с детьми находится вожатый, представитель (по статусу) вполне «взрослого» мира. Именно вожатые нередко на ходу сочиняют страшные истории и пересказывают с изменениями старые, которые помнят из своего детства.

Далее, мы считаем недостаточными предложенные классификации страшных рассказов. Признаки «концовки» (Г.И. Мамонтова) или конкретного вида сюжета (О.Н. Гречина и М.В. Осорина).

Мы предлагаем свой способ классификации страшных устных рассказов, по которому истории могут быть разделены на две большие группы – сверхъестественные (магические), в которых происходят вещи, противоречащие физическим законам, и истории «противоестественные» (садистические), в которых отрицанию подвергается некий исходный порядок человеческого бытия: жестокость, изуверство персонажей выходит за границы хоть какого-то объяснимого поведения (пирожки из человеческого мяса; выкачивание спинного мозга; высасывание крови в лечебных целях). Именно этот второй тип историй наиболее прочен и долговечен. Сюда же относятся (преимущественно в девичьей аудитории) страшные устные рассказы, связанные с сексуальной беззащитностью женщин. Эти истории, как правило, черпаются из рассказов взрослых и входят в более широкий круг страшного бытового рассказа.

В завершение хотим отметить, что «страшилки» следует рассматривать как жанровую разновидность современного детского страшного рассказа, включающего наряду с уже названным бытовым (в частности, бытовым эротическим) рассказом также былички и городские легенды.


«Дети и народные традиции». 1991.