И. В. Фоменко, Л. П. Фоменко. Художественный мир и мир, в котором живет

Вид материалаДокументы

Содержание


И.с.приходько. розы. вербы и ячменный колос а.блока
Ячменные и пшеничные колосья
Роза - также пасхальный символ: красная роза
Мальчики да девочки
Единый, светлый, немного грустный
Пока такой же нищий не будешь
Этот злак, что сгорел, не умрет.
Как зерна, злую землю рой И выходи на свет .
Рожь вокруг волновалась . и шелест стеблей
И никто не слыхал, как, пред бурей ночной, прозвучал поцелуй.
Где ведуны с ворожеями
И проходишь ты в думах и грезах
Смотрел от века бог лукавый
В младые сумерки твои
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   24

И.С.ПРИХОДЬКО. РОЗЫ. ВЕРБЫ И ЯЧМЕННЫЙ КОЛОС А.БЛОКА


г. Владимир


Вербы - это весенняя таль,

И чего-то нам светлого жаль,

Значит теплится где-то свеча, (110)

И молитва моя горяча,

И целую тебя я с плеча.

Этот колос ячменный - поля,

И заливистый крик журавля,

Это значит, мне ждать у плетня,

До заката горячего дня.

Значит - ты вспоминаешь меня.

Розы - страшен мне цвет этих роз.

Это - рыжая ночь твоих кос?

Это - музыка тайных измен?

Это - сердце в плену у Кармен?

30 марта 1914 года

Е.Г. Эткинд, разъясняя предметный ряд этого стихотворения, говорит «о трех сувенирах (sic!): пучке вербы, ячменном колосе, засушенной (sic!) розе». Он объясняет это сочетание как «попытку связать любовь к женщине с неизменной у Блока любовью к России»: «Сквозь вербу виднеется сельская церковь («теплится где-то свеча, И молитва моя...»), сквозь ячменный колос - поля, плетень, свидание с русской деревенской девкой (sic!), а вот розы напоминают об ином, от России далеком, поэтому... «страшен мне цвет этих роз», - здесь продолжена тема, возникшая в I: 3 («И сердце захлестнется кровью. Смывая память об отчизне...») и развивается в II: 2/5 («память об иной отчизне...»)»1.

В своей трактовке Е. Эткинд опирается на А. Горелова, который также усматривает конфликт между составляющими этого букета: вербы, символизирующие «лазурь светлой молитвы», и розы, выражающие демоническую страсть и уводящие «от отчизны»2. Но в отличие от Е. Эткинда А. Горелов связывает эту символику с Вербным Воскресеньем и с жизненным контекстом.

Попытка объяснить символику Блока абстрактно, безотносительно к переживаемым в данный момент событиям и чувствам, не раз заводила исследователей в тупик. В год и месяц создания исследуемого стихотворения - 6 марта 1914 года - Блок делает знаменательную запись: "Во всяком произведении искусства (даже в маленьком стихотворении) больше не искусства, чем искусства. Искусство <...> радиоактировать все самое тяжелое, самое грубое, самое натуральное: мысли, тенденции, "переживания", чувства, быт"3.

Хорошо известно, что стихотворения цикла "Кармен" создавались Блоком как живое, спонтанное выражение этапов влюбленности поэта в исполнительницу оперной партии Кармен Л.А. Андрееву-Дельмас и преподносились одно за другим предмету поклонения. Записные книжки поэта фиксируют развитие этого романа по дням, и дням записи со ответствуют даты создания того или иного стихотворения. Если издать стихотворения этого цикла с предваряющими и поясняющими их запи(111)сями, то получим то, что Блок хотел сделать со "Стихами о Прекрасной Даме" в конце своей жизни, воссоздав в Дневнике жизненную канву событий и переживаний, символизированных в ранней лирике. Образцом в этом ему служила "Vita Nuova" Данте.

30 марта 1914 г. в Записных книжках значится запись о получении от Дельмас необычного для любовного объяснения, но вполне традиционного в Вербное Воскресенье букета: "Розы, ячмень, верба и красное письмо". В этот день написано стихотворение, о котором идёт речь. Для Блока важны значения этих, связанных с христианскими праздниками символов.

Верба дала название шестой неделе Великого поста и завершающим ее праздникам - Вербной Субботе и Вербному Воскресенью, которые становятся как бы прообразом Светлого Христова Воскресенья. Суббота - воскрешенье Лазаря, а Воскресенье - въезд Иисуса Христа в Иерусалим "на осляти": народ радостно приветствует Его и устилает Ему путь пальмовыми ветвями. Иначе этот день называется праздником Вайи, т.е. пальмовых ветвей. Красивые ветви "дерев широколиственных и верб речных", согласно законам о праздниках, изложенным в Книге Левит (23: 40), имеют сакральное значение и широко используются в праздничных ритуалах иудеев.

В славянских странах и на Руси символическим аналогом вайи и вербы иерусалимской стала обычная речная верба, или, как ее называют, краснотал, тальник4. К тому же верба обладает уникальным свойством распускаться - выпускать пушистые почки - к Вербному Воскресенью, как бы в ознаменование праздника.

Ячменные и пшеничные колосья связаны прежде всего с праздником Воскресенья Христова, поскольку хлебный злак (колос) является символом Христа. В Евангелии притча об умершем и воскресшем к новой жизни зерне разъясняет таинственный смысл крестной смерти в Воскресенья Спасителя: "если пшеничное зерно, падши в землю не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Ин. 12: 24). Колосья и зерна злаков дарят в Вербное Воскресенье также с целью материализации этого символа, их сеют в ящик. чтобы к Пасхе они проросли. Неделя - необходимый срок для того, чтобы выросла молодая яркозеленая травка, в которую традиционно укладывают крашеные яйца на христианскую Пасху.

Роза - также пасхальный символ: красная роза символизирует Христа, крестную муку распятия, кровь, пролитую во искупление грешного человечества Этот символ, восходящий к католичеству, принят и в православии.

Таким образом, все три символа в стихотворении Блока связаны прежде всего с праздниками, в которые он получает этот букет. Названными праздниками обусловлены и связи рассматриваемых символов с образами свечи и весны. Этот вербно-пасхальный символический комплекс входит и в другие стихотворения Блока. Например, в стихо(112)творении 1903 г. "Вербная Суббота "И свечки и вербы встречают зарю; или в хорошо известном

Мальчики да девочки

Свечечки да вербочки

Понесли домой

Огонечки теплятся,

Прохожие крестятся

И пахнет весной (1906)

В контексте творчества Блока смыслы элементов, составляющих этот комплекс, естественно, расширяются и обогащаются, однако сохраняют свое значение и первоначальные связи с праздничной символикой.

В блоковском тексте образ свечи - не абстрактный знак находящейся где-то церкви, характерной детали русского пейзажа, как считает Б. Эткинд. Это свеча, поставленная к празднику в знак молитвенной любви к дорогому человеку. "Значит, теплится где-то свеча...". В слове теплится (арх. горит) читается не только мерцающий огонек свечи, но и теплота чувства.

Весна обладает у Блока большой частотностью и особой емкостью и многозначностью. Помимо традиционно поэтическою употребления этого слова в значении пробуждения природы в годовом цикле юного возраста человека, пробуждения первого чувства, бурного проявления природных и жизненных сил, весна связана у Блока с мистическим представлением о вечности, независимым от земной смены времен года. Он может говорить о Весне Вечности, о Вечной Весне как выражении Вечной Женственности, и о весне, которую тщетно будут ждать, которая никогда не настанет или, наоборот, не будет нужна ("Ненужная весна"), придет в болезненное противоречие со смертью души, с невозможностью ее Воскресенья.

В стихотворении "Вербы - это весенняя таль..." образ весны соединяет в себе и весну в природе, и ликование о готовящемся воскресении Бoга и - метафорически - человека (воскрешение Лазаря), и пробужденье и половодье чувств, захвативших героя, и весеннюю грозу Ее Страсти, делая образ весны емким, раздвигая привычные его границы.

Христианская символика хлебного злака в ее особом для русского сознания старообрядческом преломлении становится у Блока одной из ведущих мифологем. В воспоминаниях о Блоке Е.П. Иванов пишет, что в своих беседах в октябре 1905 г. они обращались к образу "Христа в полях грядущего"5. Под воздействием этого образа Блок создает стихотворение "Вот Он, Христос - в цепях и розах...." и посвящает его В.П. Иванову. Образ Христа здесь соотнесен с хлебным злаком:

Единый, светлый, немного грустный

За ним восходит хлебный злак

Мысль о "нищете духа", заключенная в евангельской притче о зерне, определяет мифологию этого стихотворения. (113)

Пока такой же нищий не будешь,

Не ляжешь, истоптан, в глухой овраг,

Обо всем не забудешь и всего не разлюбишься.

И не поблекнешь, как мертвый злак.

Этот же образ встречаем в стихотворении «Полюби эту вечность болот...» 0905); Этот злак, что сгорел, не умрет. А в стихотворении «Я ухо приложил к земле...» (1907) образ колоса/зерна развернут:

Помни, слабый колос

Под их секирой упадет...

<...>

Как зерна, злую землю рой И выходи на свет .

<...>

Пройдет весна над этой новью.

Вспоенная твоею кровью

Созреет новая любовь.

Колос семантически слит с полем, которое в песенно-поэтической традиции воспринимается как неотъемлемая часть пейзажа России, ее беспредельных просторов. Земной простор получает в стихотворении дополнительное - небесное - измерение через звуковой образ «Заливистый крик журавля». Природная космография Блока занимает свое устойчивое место в его поэтической мифологии и заслуживает специального исследования.

В мировой мифологии, фольклоре и поэтической традиции злаковое поле (по преимуществу ржаное) - ложе любви. Например, в песне «Коробейники» Некрасова, настроение которой подсказало Блоку образы драмы «Песня Судьбы» (1908): «Расступись ты, рожь высокая, Тайну свято сохрани». Это значение восходит к древнему акту симпатической магии: совокупление при валянии на поле как бы оплодотворяет землю, обеспечивает ее плодоносность.

В стихотворении Блока содержание образов колосящегося поля и ожидания под вечер («Это значит - я жду у плетня До заката горячего дня») включает и это значение. О том, что эти мифологические смыслы не чужды Блоку, свидетельствует другое, более раннее стихотворение Блока(1898);

Рожь вокруг волновалась . и шелест стеблей

Заглушал упоительный звук их речей...

<....>

И ночной ветерок пробегал среди ржи,

По высоким колосьям и травам межи.

<...>

И никто не слыхал, как, пред бурей ночной, прозвучал поцелуй.

Блок не мог знать перевод С. Маршака из Р. Бориса:

И какая вам забота,

Если у межи (114)

Целовался с кем-то кто-то

Вечером во ржи.

Не знал он и стихов оригинала. По крайней мере, у Блока нет ни одного упоминания имени великого шотландского поэта. В основе сходства поэтической ситуации - общий миф.

Кроме указанных смыслов, злаковое поле в фольклорно-мифологической традиции - место разгула нечистой силы. Для Блока это значение было конкретным личным переживанием, связанным с «глубинным» бобловским поверьем о «мчащейся» «по ржи», о котором он дважды упоминает в Дневнике 1901-1902 гг. (VII 38, 48) и на которое ссылается в статье «Стихия и культура» (V 357) Эта семантика смыкается с предыдущей в толковании поля как полного чар, опасного колдовского места в стихотворении «Русь» (1906).

Где ведуны с ворожеями

Чаруют злаки на полях...

Наконец розы - старинный символ любви, испытанный мировой поэтической традицией. Я не ставлю своей задачей рассмотреть здесь всю уникальную множественность смыслов и значений этой королевы символов в человеческой культуре, многие из которых восприняты и претворены Блоком6. Назову лишь минимально необходимый ряд значений розы (красной розы, у Е. Эткинда - почему-то «засушенной»). красота, изысканность, страсть, огонь любви, дионисийски стихийный, сжигающий и обновляющий, способный погубить и воскресить. Для цикла «Кармен» в целом имеет значение и мистическая символика розы, восходящая к Владимиру Соловьеву, как знака небесной божественности, Вечной Женственности:

И проходишь ты в думах и грезах,

Как царица 6лаженных времен,

С головой, утопающей в розах,

Погруженная в сказочный сон.

За розами в стихах, посвященных Кармен-Дельмас, стоят живые розы, которые сопровождали нарастание этого романа Розу (вместо акации, как в новелле Мериме) бросает Кармен Хозе в спектакле Мариинского театра, на который неизменно ходил Блок весной 1914 г. Однажды она, как говорит семейное предание, бросила эту розу со сцены в зрительный зал - Блоку7. В истории этого романа розы были своеобразным языком любви. В Записных книжках Блок фиксирует Даты получения и отправки роз: розы ей - 24 и 28 марта; «Розы, ячмень, верба и красное письмо» от нее - 30 марта; «Цветы от нее» - 5 апреля; «Она передала семь роз для мамы» - 23 апреля, «ей розы» - 28 апреля. О магнетической силе роз как дара любви Блок сказал в стихотворении 1901 г., которое так и назвал - «При посылке роз»

Смотрел от века бог лукавый

На эти душные цветы

Их вековечною отравой

Дыши и упивайся ты.

(115)

С их страстной, с их истомной ленью

В младые сумерки твои

И пламенной и льстивой тенью

Войдут мечтания мои.

Неотвратимы и могучи,

И без свиданий, и без встреч,

Они тебя из душной тучи

Живою молньей будут жечь.

Таким образом, к глубине христианских значений трех рассмотренных символов - вербы, колоса и розы - в стихотворении Блока подключаются фольклорные, литературно-поэтические и биографические смыслы. В стихах «Кармен», говорящих о любви, о весне, о пламени полыхнувшем на уже, казалось бы, остывшем пепелище души, о чуде воскресенья из мертвых, о знании смерти и воле к жизни, эти древние символы наполняются конкретным жизненным содержанием и расширяют свои значения за счет исключительно богатой традиции их бытования в культурном и художественном сознании человечества. Эти три символа оказываются в конечном счете ключевыми для всего цикла: вербы воплощают тему весны, розы - тему любви, ячменный колос -тему смерти и воскресенья. (116)