Geum.ru

Столбовой Марины Михайловны Миасское, 2010 год Введение Вряду духовных ценностей, созданных человеком, одно из ведущих мест занимает художественная литература

Вид материалаЛитература
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

НИКОЛАЙ РУБЦОВ

(1936-1971)


Звезда полей


Звезда полей во мгле заледенелой,

Остановившись, смотрит в полынью.

Уж на часах двенадцать прозвенело,

И сон окутал родину мою…

Звезда полей! В минуты потрясений

Я вспоминал, как тихо за холмом

Она горит над золотом осенним,

Она горит над зимним серебром...

Звезда полей горит, не угасая.

Для всех тревожных жителей земли.

Своим лучом приветливым касаясь

Всех городов, поднявшихся вдали.

Но только здесь, во мгле заледенелой,

Она восходит ярче и полней,

И счастлив я, пока на свете белом

Горит, горит звезда моих полей...


1964


Николай Рубцов – поэт редкого, самобытного дарования, рано погибший – воплотил в своем творчестве трагедию современного человека, утерявшего корни, и мучительно пытающегося вновь их обрести. «Звезда полей» - стихотворение для Рубцова почти программное, это его своеобразный символ веры.

«Звезда» горит «не угасая», вечно («над золотом осенним», «над зимним серебром») «для всех тревожных жителей земли». Но города, которых она касается «приветливым лучом», располагаются «вдали». Вдали от чего? От того самого места, которое в стихотворении не названо, но обозначено словом «здесь». Можно предположить, что на глубинном уровне в тексте отражается мифологическое представление о Мировом Древе связывающем между собой наш «дольний» мир с его земными заботами и тяготами («В минуты потрясений/Я вспоминал...») – и мир «горний», тот, что придает высший смысл нашему обыденному существованию («И счастлив я, пока на свете белом/Горит, горит звезда моих полей...»). Мировое Древо закреплено в определенном месте, являющемся центром мироздания; стоит Древу пошатнуться – и вселенная лишится опоры, придет в состояние хаоса.

Образная структура текста подтверждает нашу догадку. «Звезда полей» отражается в полынье – и тем самым намечает в воздухе незримую ось между двумя мирами. На часах бьет двенадцать; заканчиваются сутки, начинаются новые, и тут появляется звезда. А ведь согласно древним мифам, установление Мирового Древа как раз знаменует переход к новому времени (наша новогодняя елка, по сути, не что иное, как модель того самого первоначального Древа).

Внешняя простота, песенность стихотворения (отметим перекличку с известным романсом «Гори, гори, моя звезда») не должна заслонять от нас его глубочайший смысл. Вряд ли Рубцов сознательно ориентировался на архаический миф, но всем своим существом он понимал, что родина, родные поля, над которыми звезда «восходит ярче и полней», - это и есть для него центр вселенной, то единственное место на земле, где он может жить в гармонии с собой, с окружающими, с природой – или, попросту, жить «с Богом», как говорили в старину.


АЛЕКСАНДР ПУШКИН

(1799-1837)


* * *


Я вас любил: любовь еще, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно.

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам Бог любимой быть другим.


1829


Перед нами одно из самых проникновенных и загадочных произведений пушкинской любовной лирики. Загадочность этих стихов – в их полной безыскусственности, обнаженной простоте и в то же время невероятной емкости и глубине человеческого эмоционального содержания. Поражает свойственное очень и очень немногим бескорыстие любовного чувства, искреннее желание не просто счастья не любящей автора женщине, но новой, счастливой любви для нее.

Практически все слова употреблены поэтом в своем прямом значении, единственное исключение – глагол «угасла» по отношению к любви, и то это метафорическое употребление не выглядит каким-то «выразительным приемом». Огромную роль играет трехкратное повторение словосочетания «я вас любил..:», а также параллели и повторы однотипных конструкций («БЕЗмолвНО, ББЗнадежНО», «ТО РобОСТЬЮ, ТО РевнОСТЬЮ», «ТАК искренНО, ТАК нежНО»). Эти повторы создают энергию и одновременно элегическую наполненность поэтического монолога, который заканчивается гениальной пушкинской находкой – исповедь сменяется страстным и прощальным пожеланием:

...Как дай вам Бог любимой быть другим

(Кстати, сочетание «дай вам Бог» часто используется в контексте прощания.)

Гармоничной и музыкальной делает эту элегию и пятистопный ямб с пиррихиями, и точные, простые рифмы, и отсутствие переносов, совпадение синтаксической структуры словосочетаний и предложений со стихотворной строкой. Ну и, конечно, совершенно чарующе обыгран любящий и печальный звук «л», а также другие любимые Пушкиным сонорные «р» и «н» (в последнем четверостишии).


АЛЕКСАНДР ПУШКИН

(1799-1837)


* * *


Exegi monumentum


Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит –

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по Всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу.

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я Свободу

И милость к падшим призывал.

Веленью Божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца.

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца.


1836


Это стихотворение – действительно нерукотворный памятник пушкинской поэзии, квинтэссенция его творческой и человеческой сути. Поражает провидческая сила произведения, написанного меньше чем за год до гибели поэта.

Интересно, что Пушкин полностью перенимает композицию и почти дословно повторяет многие фрагменты известного стихотворения Г. Державина «Памятник», которое, в свою очередь, создано по мотивам одноименной оды Горация. Однако если стихи Державина написаны рукой очень талантливого поэта, то пушкинское творение отмечено той высокой волнующей тайной, что свойственна только гению.

Очень важно, что Пушкин связывает бессмертие своего творчества с бессмертием не народа (как у Державина), а поэзии: он будет «славен» до тех пор, пока на земле «жив будет хоть один пиит». Ведь чтобы стихи продолжали волновать человечество, они должны рождаться вновь и вновь; только поэты обеспечивают вечное существование поэзии.

Первое и основное, чем, по мнению Пушкина, он запомнится людям, - это «чувства добрые», та «лелеющая душу гуманность» (по выражению В. Белинского), которой пронизано всё его творчество. Даже прославление свободы, даже «милость к падшим» оказываются на втором месте. И как гордое признание неподкупности и независимости творчества звучит призыв. к музе – повиноваться только Божьему велению.

Торжественный и мерный шестистопный ямб в конце каждой строфы сменяется четырехстенным, что позволяет создать раздумчивую, «итожущую» интонацию. Весомы и немногочисленны эпитеты: памятник – «нерукотворный», глава – «непокорная», лира – «заветная», век – «жестокий»... Величие нерукотворного монумента подчеркивается емким, зримо-выразительным сравнением с Александрийским столпом – гладкой гранитной колонной, воздвигнутой в честь Александра I на Дворцовой площади в Петербурге. В том, что вечно живой останется душа поэта, нас еще больше убеждают глаголы «переживет» и «убежит». Характеристики народов России поражают своей лаконичной точностью: если славянин «гордый», то тунгус «ныне дикой» (это «ныне» говорит об отсутствии какого бы то ни было высокомерия по отношению к другим народам), а калмык – «друг степей». Кстати, в первоначальном варианте у Пушкина стояло «сын степей», но после того, как один из друзей-литераторов обратил его внимание на то, что калмыки по происхождению не степной народ, в тексте появилась окончательная, наиболее точная формулировка.

Величавая приподнятость стихотворения поддерживается лексикой, свойственной «высокому стилю»: славянизмы «глава», «столп», «пиит»; усеченные «доколь», «всяк»; выражения «народная тропа», «заветная лира», «сущий» вместо «существующий»; глаголы «восславил» и «приемли».

Изысканна звуковая инструментовка; так, в первой строфе из гласных преобладают «а» и «о», во второй – «а» и «и», в третьей – «у», в четвертой и пятой – вновь «о» и «a». Обилие сонорных «р» и «л» создает звуковое впечатление торжественного колокольного звона.

Плавное течение стиха прерывают два интонационных «всплеска»: восклицания «нет, весь я не умру…» и «о муза, будь послушна» - и это выдает потаенное волнение поэта, глубину обуревающих его чувств.


АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ

(1910-1971)


* * *


Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе –

Остались там, и не о том же речь.

Что я их мог, но не сумел сберечь, -

Речь не о том, но вce же, всё же, всё же...


1964—1967


Лаконичное и потому особенно пронзительное стихотворение построено как лирический монолог, где настроение колеблется между двумя чувствами: с одной стороны, автор убеждает себя в своей полной невиновности перед павшими на полях Великой Отечественной войны солдатами, с другой же – в последней строке пробивается то покаянное ощущение своей вины, которое свойственно всем совестливым людям. Троекратный повтор частицы «всё же», выражающей сомнение, выводит на поверхность сознания далеко скрытое чувство не утихающей со временем боли. Чувство это иррационально – собственно, как мог Твардовский «сберечь» своих соотечественников? – но именно поэтому глубоко и истинно. «Я» - живой и «другие» - мертвые – вот основной конфликт стихотворения, так и не разрешенный в финале (многоточие означает еще и то, что внутренний монолог не прекращен, что еще не раз лирический герой будет сам с собой вести этот мучительный разговор).

Лексическая простота, чуждающаяся «украшающих» метафор и эпитетов, выдвигает в центр читательского внимания напряженное движение чувства, лишенное каких-либо изобразительных эффектов; Повторы («В том, что другие...»; «В том, что они...»; «...и не о том же речь...»; «Речь не о том...») вносят в сбивчивую речь поэта непрочную словесную опору. Элегический пятистопный ямб и широта синтаксического дыхания (текст содержит одно незаконченное предложение) замечательно соответствуют общему, медитативному настрою стихотворения.


И. БУНИН


Ночь


Ищу я в этом мире сочетанья

Прекрасного и вечного. Вдали

Я вижу ночь: пески среди молчанья

И звездный свет над сумраком земли.

Как письмена, мерцают в тверди синей

Плеяды, Вега, Марс и Орион.

Люблю я их теченье над пустыней

И тайный смысл их царственных имен!

Как ныне я, мирьяды глаз следили

Их древний путь. И в глубине веков

Все, для кого они во тьме светили,

Исчезли в ней, как след среди песков:

Их было много, нежных и любивших,

И девушек, и юношей, и жен,

Ночей и звезд, прозрачно-серебривших

Евфрат и Нил, Мемфис и Вавилон!

Вот снова ночь. Над бледной сталью Понта

Юпитер озаряет небеса,

И в зеркале воды, до горизонта,

Столпом стеклянным светит полоса.

Прибрежья, где бродили тавро-скифы,

Уже не те, - лишь море в летний штиль

Все так же сыплет ласково на рифы

Лазурно-фосфорическую пыль.

Но есть одно, что вечной красотою

Связует нас с отжившими. Была

Такая ж ночь – и к тихому прибою

Со мной на берег девушка пришла.

И не забыть мне этой ночи звездной,

Когда весь мир любил я для одной!

Пусть я живу мечтою бесполезной,

Туманной и обманчивой мечтой, -

Ищу я в этом мире сочетанья

Прекрасного и тайного, как сон.

Люблю ее за счастие слиянья

В одной любви с любовью всех времен!


1901


И.А. Бунин вошел в литературу как поэт и прозаик. Долгое время его проза оценивалась выше его поэзии. Но сам Бунин говорил: «…Я все-таки прежде всего поэт. Поэт! А уж потом только прозаик».

Свой творческий путь Бунин начинает с пейзажной лирики («Перед закатом набежало…», «На окне, серебряном от инея…», «Осень. Чащи леса. Мох сухих болот…»). Вершиной пейзажной лирики является его поэма «Листопад». Но уже в этом произведении звучат философские мотивы.

С середины 900-х гг. Бунин все больше обращается к лирике философской, продолжающей тютчевскую проблематику:

Я человек: как Бог, я обречен

Познать тоску всех стран и всех времен.

Стихотворение «Ночь», написанное в 1901 году, относится к философской лирике.

Здесь ставится проблема взаимоотношения человека и природы, человека и истории, ибо человек обречен в своей жизни познать «тоску всех стран и всех времен». По Бунину, обретение гармонии возможно только через слияние с природой. И уже первая строка стихотворения «Ночь» отражает стремление автора найти гармонию в этом бушующем, жестоком мире:

Ищу я в этом мире сочетания

Прекрасного и вечного.

И хотя в конце стихотворения поэт говорит:

Пусть я живу мечтою бесполезной,

Туманной и обманчивой мечтой, -

но для него весь смысл жизни заключен в поиске этой гармонии.

Таким образом, можно отметить кольцевую композицию стихотворения «Ночь». В поисках «прекрасного и вечного» лирический герой видит ночь, звезды, море. Эти образы – символы олицетворяют вечность и красоту бытия. Глядя на мерцающие плеяды в тверди синей, поэт задумывается о неразрывной связи с отжившими:

Как ныне я, мирьяды глаз следили

Их древний путь. И в глубине веков

Все, для кого они во тьме светили,

Исчезли в ней, как след среди песков:…

«Но одно, что вечной красотою связует нас с отжившими», - это любовь. Именно это чувство, считает поэт, сочетает в себе прекрасное и вечное.

Лирический герой вспоминает одну ночь в своей жизни, которую не забыть никогда, так как рядом была любимая:

И не забыть мне этой ночи звездной,

Когда весь мир любил я для одной!

Стихотворение интересно по своей художественной инструментовке. Поэт использует яркие эпитеты, раскрывая таинственный и загадочный мир природы («тайный смысл», «древний пусть», «звездный свет»). Образности и выразительности стиха способствуют развернутые метафоры («Над бледной сталью Понта Юпитер озаряет небеса», «Лишь море в летний штиль Все так же сыплет ласково на рифы Лазурно-фосфорическую пыль»).

Спокойному, размеренному ритму способствует обратный порядок слов (инверсия): «И не забыть мне этой ночи звездной», «столпом стеклянным светит полоса». Доказывая идею неразрывности времен, поэт использует полисиндетон (многосоюзие):

Их было много, нежных и любивших,

И девушек, и юношей, и жен,

Ночей и звезд, прозрачно-серебривших

Евфрат и Нил, Мемфис и Вавилон!

В поисках гармонии поэт прибегает к сравнению: «ищу я в этом мире сочетанья Прекрасного и тайного, как сон», «как письмена, мерцают в тверди синей Плеяды, Вега, Марс и Орион».

Раскрытию идеи служит и ритмическая организация стиха. Оно написано пятистопным ямбом с пиррихием. Бунин использует перекрестную рифмовку, мужскую и женскую рифму. Поэтому ритм стиха размеренный и плавный, как вечное течение жизни. Бунина по праву можно назвать певцом жизни, и подтверждением этого являются его слова: «Ах, люблю я простор жизни. Жизнь люблю – люблю любовь. Как люблю!».

Вот и стихотворение «Ночь» Бунин заканчивает строками, в которых три раза звучит это слово:

Люблю ее за счастие слиянья

В одной любви с любовью всех времен!

А. БЛОК


Русь


Ты и во сне необычайна.

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю – и за дремотой тайна,

И в тайне – ты почиешь, Русь.

Русь, опоясана реками

И дебрями окружена,

С болотами и журавлями,

И с мутным взором колдуна.

Где разноликие народы

Из края в край, из дола в дол

Ведут ночные хороводы

Под заревом горящих сел.

Где ведуны с ворожеями

Чаруют злаки на полях,

И ведьмы тешатся с чертями

В дорожных снеговых столбах.

Где буйно заметает вьюга

До крыши – утлое жилье,

И девушка на злого друга

Под снегом точит лезвие.

Где все пути и все распутья

Живой клюкой измождены,

И вихрь, свистящий в голых прутьях,

Поет преданья старины…

Так – я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету,

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

Тропу печальную, ночную

Я до погоста протоптал,

И там, на кладбище ночуя,

Подолгу песни распевал.

И сам не понял, не измерил,

Кому я песни посвятил,

В какого бога страстно верил,

Какую девушку любил.

Живую душу укачала,

Русь, на своих просторах, ты,

И вот – она не запятнала

Первоначальной чистоты.

Дремлю и за дремотой тайна,

И в тайне почивает Русь,

Она и в снах необычайна.

Ее одежды не коснусь.


24 сентября 1906


Тема России для большинства русских поэтов является ведущей, но каждый из художников слова вносил в эту тему что-то свое. Для Пушкина Россия – это государство, которое подчиняет себе волю отдельного человека. Для Лермонтова Россия – это «страна рабов, страна господ». Для Тютчева Россия – загадка, которую никак не разгадать.

Блок вносит свое: лирическое и гражданское сливаются у него в единое целое. Судьба России переживается Блоком, как его личная судьба. Чувство боли и тревоги за свою родину никогда не покидало поэта. В одном из писем Станиславскому Блок писал: «Моя тема – тема о России. Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь». Поэтому так широко и ярко раскрыта тема России, ее прошлого и будущего, ее судеб, ее несчастий и ее надежд в творчестве Блока. Горячая и искренняя любовь поэта к отчизне выразилась в циклах «Родина», «На поле Куликовом», в стихотворениях «Русь», «Россия».

«Русь» - одно из первых посвященных Родине стихотворений – появилось в 1906 году и вошло во вторую книгу лирики Блока.

Само название уже определяет тему и носит символический характер. Именно Русь, а не Россия – представлена в стихотворении Блока.

Древняя, дикая, языческая, заколдованная, «Русь, опоясана реками и дебрями окружена».

Стремясь постигнуть дух Руси, поэт в воображении охватывает единым взором старую Русь. Здесь и «ночные хороводы под заревом горящих сел», и «ведуны с ворожеями», и «предания старины», и пути и распутья, изможденные «живой клюкой» (то есть посохом богомольцев и странников).

Стихотворение полно диких и пугающих образов: зарево, нож, ведьмы, кладбище, буйная вьюга. Никакого благолепия: безумная, дикая Русь. Тем загадочнее и таинственнее предстает она в воображении лирического героя.

Несмотря на всю эту дьявольщину в заревах и вихрях, уже в первой строфе чувствуется определенная тональность. Начало стихотворения настраивает на интонацию преклонения, молитвы:

Ты и во сне необычайна.

Твоей одежды не коснусь.

Русь представляется лирическому герою как нечто священное, святое. Она вся – тайна, неразгаданная и не поддающаяся разгадыванию. Выражению этой мысли служит и кольцевая композиция стихотворения: две заключительные строки почти повторяются первые строчки:

Она и в снах необычайна.

Ее одежды не коснусь.

Композиционно стихотворение можно разделить на две части: в первой автор рисует образ древней Руси, а вторая часть – исповедь лирического героя. В этой части отражены душевные метания, заблуждения лирического героя. Это попытка переосмыслить свой жизненный путь:

И сам не понял, не измерил,

Кому я песни посвятил,

В какого бога страстно верил,

Какую девушку любил.

Именно Русь спасла поэта от потери чистоты. И дальше – благодарность за спасение души:

Живую душу укачала,

Русь, на своих просторах ты,

И вот – она не запятнала

Первоначальной чистоты.

Поэт говорит об интуитивном постижении тайны народного духа, духа Руси, которым она жива. Невольно вспоминаются тютчевские строки:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить.

У ней особенная стать.

В Россию можно только верить.

Глубоко верит в нее и А. Блок.

Ярко и необычно стихотворение по своей художественной инструментовке.

В это лирическом произведении образ России лишен конкретных черт, Русь многолика, непонятна; наблюдается уход Блока от действительности в мир природы и фольклора. Поэт, следуя фольклорным традициям, использует сказочные языческие образы: колдуны, ворожеи, ведуны. В стихотворении присутствует один из излюбленных блоковских мотивов – мотив вьюги, а также любимый образ – символ ветра («вихрь, свистящий в голых прутьях, поет преданья старины»). Образ символизирует дикость и необузданность Руси. Поэт видит в родине не только красоту, но и таинственную мощь, такую силу, перед которой не устоять никому.

Создавая образ древней Руси, автор использует яркие эпитеты («ночные хороводы», «мутный взор колдуна», «вихрь свистящий»).

Образности и выразительности способствуют и развернутые метафоры («Русь, опоясана реками/ И дебрями окружена,/ С болотами и журавлями,/ И с мутным взором колдуна»).

Стихотворение насыщено олицетворениями («Вихрь, свистящий в голых прутьях, поет преданья старины», «тропу печальную, ночную, я до погоста протоптал», «живую душу укачала, Русь, на своих просторах ты»).

Все эти тропы позволяют автору создать образ Руси как живой, проникнутой русским национальным духом.

Интересен и синтаксис.

Для большей эмоциональности и выразительности поэт, использует инверсию («страны родимой», «тропу печальную, ночную»), анафору («где разноликие наряды», «где ведуны с ворожеями», «где буйно заметает вьюга»). В стихотворении нет риторических восклицаний и риторических вопросов, так как оно по интонации напоминает молитву. Поэт призывает к смиренному служению России.

Выражению этой идеи служит и ритмическая организация стиха. Оно написано четырехстопным ямбом с пиррихием. Блок использует перекрестную рифмовку, мужскую и женскую рифму. Поэтому ритм стиха размеренный и плавный.

Поэт любит Россию и принимает ее такой, какая она есть:

Так – я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету,

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

Я думаю, если бы Русь была другою, он не воспел бы ее в своих стихах. Ему нужно было любить ее именно нищую, дикую, загадочную и несчастную, потому что таким он ощущал и себя, потому что он всегда любил отчаянно – сквозь ненависть, самопрезрение и боль.

В сущности, он славил Россию за то, за что другие ее проклинали. В этом великая сила Блока.

С. ЕСЕНИН