Пестрая сказка

Вид материалаСказка

Содержание


Красная шляпка
В дверь позвонили. Я лениво поднялся с дивана и, вздыхая, пошел открывать.
Подобный материал:
1   2   3   4
Я умолк. Мне показалось, что Надя уже спит. Но Надя не спала. Она улыбалась. Улыбаюсь хитро и лукаво.

- Что, опять скажешь: «Так не бывает?» - легко поддел я ее. Но она молчала, продолжая улыбаться. – Так все они: и Саша, и Антониас, и Тоша с маленьким сыном живут в соседнем подъезде…Квартира пятьдесят семь. Могу познакомить…

Надя отрицательно покачала головой:

- Не нужно. Пусть эта история так и останется для меня сказкой, - и она уснула с улыбкой на устах.


КРАСНАЯ ШЛЯПКА

Лера часто задумывалась, почему любое проявление ее индивидуальности столь не по душе Людмиле Григорьевне. Впрочем, Людмиле Григорьевне не нравилось проявление индивидуальности все равно у кого: хоть у отличницы Леры, хоть у двоечника Сиранчука, хоть у кошки Маньки, которая жила в подвале школы. Только к классу девятому Лера, наконец, поняла причину недовольства Людмилы Григорьевны. Их классная была обычным продуктом классического советского воспитания и гуманной, но очень настойчивой и, главное, чрезвычайно действенной коммунистической идеологии. Или побочным продуктом? Людмила Григорьевна очень твердо и глубоко усвоила свою задачу: растить новое поколение, которое будет жить при коммунизме. А коммунизм – дело тонкое, даже тоньше Востока. При коммунизме всем должно быть хорошо, причем всем одинаково хорошо. Ну, а чтобы всем было одинаково хорошо, все должны быть одинаковыми или хотя бы похожими друг на друга: одинаковые мысли, одинаковые желания, одинаковые мечты… Нужно сказать, что свою задачу Людмила Григорьевна выполняла очень добросовестно. Любое проявление индивидуальности, открытого высказывание собственного мнения, отличного от мнения дозволенного или спущенного сверху, карались ею строго и беспощадно. Для этого она придумывала разные способы, включая публичное унижение своих подопечных, вызов в школу их родителей, нравоучения, чтение лекций и прочее, и прочее. Слава Богу, что календарь показывал 1986 год и, по стране семимильными шагами ступала, ломая все на своем пути, перестройка. Только потому, раскусив Людмилу Григорьевну, Лера не впала в отчаяние, а решила махнуть на нее рукой. Ломать себя она не собиралась. Ее яркая индивидуальность настолько выпирала наружу, что запихать ее в рамки представлений о жизни и о мире Людмилы Григорьевны было просто невозможно. При всем желании Людмилы Григорьевны… Все дело было в нежелании Леры… Несмотря на свой юный возраст, Лера это отчетливо понимала. Кошке Маньке хорошо: не понравилось ей что-то, презрительно поджала хвост и ушла, или же выпустила коготки и царапнула. Ну, какой с нее спрос? И двоечник Сиранчук может развернуться и уйти. И даже послать может, причем матом. Самое большее: выгонят из школы. Но до ее окончания осталось совсем немного. Придет мама Сиранчука, принесет Людмиле Григорьевне банку кофе, коробку конфет, палку колбасы… Поплачет, конечно, как ей матери-одиночке сложно воспитывать такого оболтуса. И никуда Сиранчук не денется. А вот как быть ей, Лере? Она десять лет учится на одни «пятерки», и впереди ей светит большая золотая медаль. Короче говоря, отличница, спортсменка, комсомолка. Ею «затыкали» олимпиады по всем предметам, и почти со всех она не возвращалась с пустыми руками: хоть какой-нибудь диплом привозила в коллекцию – свою и школы. Бессменный капитан всех команд КВН, комсорг класса, член комитета комсомола школы. И все ей давалось легко. Свои «пятерки» Лера не вымучивала, не высиживала целыми днями и ночами. Домашние задания она делала на переменах между уроками, а дома читала, как губка, впитывая информацию. Может, потому Лера считала, что она имеет полное право иметь свою точку зрения: ну, раз ею «затыкают» все дыры. Рудина у нее язык не поворачивался назвать лишним человеком, Катерина из «Грозы» ни в коем случае не являлась для нее и вообще лучом света в темном царстве, Печорин был героем не только своего времени, но и ее романа, а старик Толстой, Лера в этом была просто уверена, жестоко ошибался, принижая и умаляя роль личности в истории. Но ей мало было все это знать самой. Она считала, что об этом должны знать все. Следовательно, она должна об этом говорить вслух, кричать, трубить… И она говорила, кричала, трубила. Людмила Григорьевна фыркала, дулась, злилась, но за Лерины «пятерки» и активность в общественной жизни, скрепя сердце, все же ее прощала. Однако, каждый раз услышав из уст Леры очередное крамольное высказывание, Людмила Григорьевна никак не могла сдержаться и, поджав губы, всегда цедила Лере что-то типа: «растлеваешь ты, девочка, молодежь» или «жизнь тебя накажет». Но Лера не больно-то боялась наказаний от жизни. Она была уверена, что ее жизнь будет такой, какой она сама захочет. Кроме того, Лера понимала, что Людмила Григорьевна не сама придумала грести всех под одну гребенку. Вся система советского образования сознательно и целенаправленно корректировала людей: чтобы боялись и чтобы не высовывались. Одинаковые люди не только одинаково думают и мечтают, ко всему прочему ими очень удобно управлять.

Лера вздохнула. Слава Богу, все это уже почти в прошлом. Завтра она сдает последний экзамен, и еще через пару дней навсегда покинет клетку под названием «школа». Завтра она, наконец, в последний раз наденет опостылевшую школьную форму.

Она захлопнула учебник и отложила конспект. Перед смертью не надышишься, часто говорила ей мама. Вот уж точно. Лера снова вздохнула. Заканчивается целый этап в ее жизни. Готова ли она к следующему? Не только готова, она уже жаждет вступить во взрослую жизнь.


Первое, что сделала Лера, сдав свой последний выпускной экзамен, она порвала на мелкие кусочки школьную форму. Как только мама ее не уговаривала повременить с этим, ведь форма была красивая, почти новая, с плиссированной юбкой! Элементарно можно платье перешить в модную юбку и еще долго-долго ее носить. Доводы мамы услышаны не были. Лера была непоколебима в своем желании избавиться навсегда от всего, что связывает ее со школой. Форма была только первой ласточкой. Затем куда-то в дебри встроенного в прихожей шкафа пропала золотая медаль. С момента окончания школы Лера так ее и не видела. Нужно сказать, что прием помог. С тех пор она так делала всегда: вступая в новый этап жизни, она самым безжалостным образом зачеркивала предыдущий, вынося из него исключительно личный опыт. И ностальгия ее никогда не мучила.

После школы Лера поступила в университет, и с первой же стипендии купила себе ярко-красную шляпу с большими полями. Почему шляпу, и почему ярко-красную? Просто Лера случайно увидела эту шляпу в универмаге и поняла, что это ЕЕ шляпа! Следом за шляпой были приобретены ярко-красные сапоги, сумка и перчатки. Но главное – это шляпа! Все остальное был уже к ней. Нужно сказать, что приобрести все к шляпе было совсем непросто: тогда из магазинов исчезло даже самое необходимое. Что уж говорить о красных сапогах, сумках и перчатках! И все-таки ей удивительным образом удалось все это купить, а значит, так было нужно и так должно было быть. Наверное, красная шляпа знаменовала собой для Леры начало нового этапа в ее жизни: без Людмилы Григорьевны, школы – тюрьмы для индивидуальности, безжалостно отправленной в мусорное ведро формы, делавшей всех похожими и безликими, и обидного клейма «школьник – значит ребенок». Лере очень хотелось не только быть взрослой, но чтобы и окружающие считали ее таковой.

Лучшая подружка и бывшая одноклассница Леры Саша Голубицкая, увидев шляпу, красующуюся прямо на письменном столе в комнате Леры, захлопала в ладоши: вот это да! Саша бросилась примерять шляпу перед зеркалом и тут же состроила зеркалу недовольную рожицу: шляпа Саше совершенно не шла. А ведь такая классная!

- Это твоя шляпа, - вздохнула Саша, отдавая головной убор его законной по всем параметрам владелице.

Лера как ребенка взяла шляпу на руки и вновь аккуратно водрузила ее на письменный стол.


Теперь ее узнавали издалека по красной шляпе.


Лера и без шляпы была ничего: среднего роста, без лишнего веса, с копной рыжеватых волос, сквозь которые на мир открыто и бесхитростно смотрели большие, непонятного цвета глаза. Но мужчины любили ее не за внешность. Они подсознательно стремились к тому свету, который шел у нее изнутри и который только частично проявлялся во взгляде больших глаз. Может, потому мужчины, не особо задумываясь, делали ей предложение руки, ну, и чуть-чуть сердца, в надежде получить в собственность вместе с Лерой и этот свет, и ее огромную энергию.

«Женщиной вдвойне» называл ее Жора. Он первым захотел приобщиться к энергии, ключом бьющей из Леры, но Лера почему-то не пожелала с ним собой делиться. Даже сама Лера не знала толком почему.

Леониду повезло больше. За него Лера вышла замуж. Как ей завидовала Саша, которая хотела замуж гораздо больше Леры! Но одновременно Саша искренне радовалась за подругу. Она с энтузиазмом помогала Лере готовиться к свадьбе, и даже организовала через отца пошив свадебного платья у одного из преподавателей на факультете моделирования одежды.

Лера была сказочной невестой: юной, романтичной и нежной. Просто Лера была настоящей невестой… Она наивно полагала, что очень любит Леню, но на самом деле она тоже, как и Саша, просто очень хотела замуж. Ей казалось, что, выйдя замуж и приобретя новый социальный статус замужней женщины, она сразу переступит порог взрослости и навсегда освободится от влияния родителей. Примерно так все и случилось. Если не считать того, что Леня оказался не героем ее романа, и ровно через пять лет она без всяких по этому поводу скандалов и выяснений отношений выставила его за дверь. Он пытался прикарманить себе всю ее энергию, а она не могла согласиться с этим. Поделиться – пожалуйста, не жалко, но просто так отдать ни за что ни про что…


Она листала жизнь, как книгу: с каждой новой страницей, новые ощущения, новые состояния. С новыми ощущениями и состояниями приходили новые мысли, и так постепенно происходило обновление личности. Этап за этапом, шляпа за шляпой….


Зазвонил телефон. Лера глазами на звук поискала трубку. Нашла ее под джинсами мужа, лежащими на диване. Спросила себя, что джинсы делают на диване, потому что мужу этот вопрос было задавать бесполезно. Она заранее знала его ответ. Он ответил бы односложно и просто: лежат. А ведь и вправду: лежат… Она сложила джинсы и положила в шкаф на полку мужа. Вечером он будет их искать. И, разумеется на диване, а не на полке. А еще он будет искать свои тапочки, которые оставил утром посреди комнаты. Лера уже поставила их в прихожей на специальную тумбочку для обуви. Конечно, муж выше тапочек, вернее выше того, чтобы поставить их на место. И конечно, посреди комнаты тапочки найти гораздо легче, чем на специальной полке. Она вздохнула: какая ерунда! Ей совсем не трудно поставить на место тапочки и положить в шкаф джинсы, а заодно футболку, майку и свитер. Разумеется, иногда очень хочется, чтобы муж это сделал сам. Но не стоит на это надеяться: все равно не поставит и не положит. Лера давно привыкла воспринимать жизнь такой, какая она есть, и людей - тоже такими, какие они есть. И, значит, каждое утро она будет, молча, убирать тапочки на специальную полку для обуви. Говорить о тапочках мужу - пустое колебание воздуха, все равно, что бороться с ветряными мельницами. Лера не относила себя к числу Дон-Кихотов, и вообще не любила этот роман Сервантеса.


Лера села в угол дивана, на минуту закрыла глаза. Тихо подошла дочь:

- Мама, что с тобой? – так непривычно было видеть Леру, свернувшуюся в клубок и смотрящую невидящим взглядом в стену.

- Предвесення депрессия, - пожаловалась Лера.

- Здравствуйте, пожалуйста! У тебя же все хорошо! У тебя все всегда хорошо! – сплошные восклицательные знаки. От них стало только хуже. И вправду: у нее все хорошо, все всегда хорошо! Потому легкая грусть в ее глазах выглядит трагедией, а фраза «что-то я устала» - катастрофой. Она не имеет права быть слабой только потому, что сама всех приучила к мысли, что она сильная… Ей не может быть плохо, она не должна ни плакать, ни жаловаться… И поэтому…

- Все нормально, - Лера поднялась и пошла на кухню заварить себе кофе. Только сегодня она купила себе кофе с ароматом лесных орехов.

Сейчас она выпьет кофе. И все пройдет. Закипел чайник. Она, не спеша, залила кофе кипятком.

Лера села в глубокое кресло. К ней на руки сразу взобралась кошка, уткнувшись умной мордашкой в грудь. Собака настойчиво просит есть. Лера аккуратно сбросила кошку. Поднялась.

По дороге зачем-то сделала громче радио. Голос диктора ругал все и всех: президента, правительство, оппозицию.

Лера открыла холодильник, покормила пса, который благодарно завилял хвостом. Пожала плечами: что поделать? Так было всегда, так есть и так всегда будет: одни думают о том, что же то или иное событие дает для развития, анализируют логику процесса, другие рассматривают его исключительно с точки зрения, кто кого победил, а третьих одолевает лишь одна мысль: что я с этого смогу поиметь. А большая часть вообще участвует только потому, что им сказали: нужно поучаствовать. Срабатывает фактор толпы: куда все, туда и я. Не задумываясь, не размышляя, не анализируя…


Она устало опустилась на подоконник. Посмотрела в окно. По двору с коляской прогуливалась Тоша, крестница Леры. Одной рукой она толкала перед собой коляску, а другой держала книжку, которую пыталась на ходу читать. Вот Тоша оторвала глаза от книжки и оглянулась. Из открытого окна машины выглядывал только что подъехавший Антониас. Тоша спрятала книгу в коляску и направилась к отцу.

Лера слезла с подоконника. Выпила кофе, не спеша, оделась и отправилась в магазин: покупать себе новую шляпу. Непременно красную…


И снова я лежу на диване и пью прямо из бутылки пиво: «Золотой фазан», причем мое любимое – темное, и лениво перелистываю очередной номер журнал «Натали», который моя жена опять зачем-то купила, и даже не заглянув в него, бросила на полку.

В дверь позвонили. Я лениво поднялся с дивана и, вздыхая, пошел открывать.

На пороге стояла Надя в красной шляпе с большими полями. Я одобрительно хмыкнул, сделав неопределенный жест по поводу ее яркой обновки. Надя благодарно улыбнулась и кивнула головой. Я так редко обращал внимание на то, в чем жена была одета!

Она стояла передо мной в красной шляпе из только что придуманной мною сказки и улыбалась. Я взял у нее из рук сумку и поцеловал, с трудом проникнув под широкополую шляпу, чтобы добраться до губ.

Мы долго целовались, стоя на пороге перед распахнутой дверью, пока, наконец, шляпа не соскользнула с головы Нади и не упала тихо на пол. Но в тот момент мы даже не заметили этого и продолжали целоваться…

Мы вместе придумывали новую сказку, в которой будем жить сегодня. Закончится эта сказка, и мы обязательно придумаем новую.

Вот так и идем мы по жизни, переходя из сказки в сказку. Каждый день - новая сказка. И каждый раз это сказка о любви.



Пестрая сказка Инна Гончарова©2007