Пестрая сказка
| Вид материала | Сказка |
СодержаниеПринцесса на конопле |
- Финист Ясный Сокол», «Снегурочка» Сборник русских народных сказок, пословиц и поговорок,, 9.97kb.
- Викторина рассчитана на знание детей сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 50.98kb.
- Викторина рассчитана на знание учащимися сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 216.37kb.
- «Это не сказка, а присказка, сказка будет впереди», 155.09kb.
- Сказки, 769.86kb.
- Сказки, 599.59kb.
- Сценарий часа общения для учащихся 1-2 классов «Сказка ложь, да в ней намек, добрым, 211.98kb.
- 1. Сказка о хлебобулочном изделии > Сказка о пенсионере, зарабатывающем на жизнь рыбным, 8.47kb.
- Программа развития доу «Сказка», 706.12kb.
- Урок исследование. 9 класс. Тема : Чичиков в гостях у Коробочки, 79.92kb.
- Если не было с тобой, то это не означает, что такого не бывает вовсе, - возразил я, нежно целуя жену в плечо.
- И все твои истории заканчиваются хэппи-эндом, - продолжала неторопливо рассуждать Надежда. - Будто в мире нет боли, страданий, сомнений, непонимания…
- Ну, сомнений и непонимания достаточно и в моих сказках. Они – двигатель. А о боли и страданиях столько уже написано! Да и сейчас о них пишут все, кому не лень. Нужно же кому-то писать сказки со счастливым концом. Почему бы не мне? Тем более это у меня, кажется, неплохо получается.
- От скромности ты точно не умрешь, - усмехнулась жена, крепче прижимаясь ко мне.
- Ладно, слушай еще… Очередную сказку со счастливым концом…
ПРИНЦЕССА НА КОНОПЛЕ
В то сентябрьское утро солнце светило, как в июле: ярко и жарко. Солнечные зайчики отчаянно прыгали, отскакивая от турникета.
На пропускном пункте военного института встретились два курсанта. У каждого из них в руках было по большой сумке и плечики с костюмом.
- Привет! По какому поводу костюмчик из дома притащил? – поинтересовался один курсант у другого.
- Женюсь, - озадаченно ответил тот. – А ты?
- Значит, товарищи по несчастью, - и крепко пожал однокурснику руку.
- Что, тоже женишься?
- Женюсь. Между прочим, на дочери декана факультета института легкой промышленности, - похвастался курсант, небрежно перекидывая костюм через плечо.
- Ну-ну… Декан-то хоть какого факультета?
- Не помню. Голубицкий его фамилия, - не оборачиваясь, обронил курсант и поднял с пола тяжелую сумку.
- Что? А ну повтори! - удивлению его собеседника не было предела.
- Я женюсь на Саше Голубицкой, - повторил курсант уверенно и спокойно, как ни в чем не бывало.
- Не может быть!
- Это почему же не может быть?
- Потому что это я на ней женюсь. И уже заявление подали.
- Так и мы заявление подали,- курсант уже собрался полезть в драку, но вдруг передумал драться. – Ну, Сашка дает!
Они оба сели на ступеньку пункта, положив свадебные костюмы на колени.
- Ну, и как мы Сашку между собой делить будем?
- А никак! За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь!
- Молодец!
- Так не я придумал!
- Все равно молодец! – они снова пожали друг другу руки.
Так Саша Голубицкая осталась на выданье, хотя в двух ЗАГСАх лежали заявления с ее подписью о вступлении в брак.
А ей очень хотелось замуж…
Новый жених Саши Голубицкой тоже был курсантом: учащимся летной академии. Родом он был из Колумбии. Как его занесло в Украину, одному Богу было известно. Он был метисом: наполовину индеец, наполовину испанец, невысокого роста, поджарый, породистый, скуластый, с пронзительными карими глазами. Это была любовь с первого взгляда. У Саши всякая любовь была с первого взгляда. Казалось, Паскуале тоже был без ума от славянской красавицы. И вопреки недовольству родных все же женился на Саше.
И стала Александра Голубицкая Алессандрой Мирандо.
Когда Паскуале Мирандо окончил Академию, кстати, с отличием, он увез молодую жену в свой родной город Медельин. В этом удивительном городе температура круглый год колеблется в районе двадцати четырех градусов тепла, и здесь уже полстолетия проводится один самых красочных в мире фестивалей цветов, который открывается грандиозным шествием всадников.
Саше очень понравились и приятная среднегодовая температура, и мощеные старинные улочки с выглядывающими из-за домов церквушками, и июльский фестиваль цветов Фиерия-де-Лас-Флорес, на который она попала сразу после приезда в Медельин. Ослепленная ярким колумбийским солнцем, Саша не сразу заметила, что и сам Медельин, и все его жители живут по своим неписанным законам. Этот город не зря считается одним из самых опасных городов мира: здесь, кажется, что даже мостовая вымощена не булыжником, а брикетами гашиша, посыпана кокаином и обильно полита кровью.
Судя по всему, Паскуале Мирандо военным быть не собирался. Но диплом летной академии для него явно не был лишним: Паскуале все время куда-то летал за штурвалом небольшого семейного самолета. Саша в это время скучала в огромной квартире, непонятно как приобретенной и которая непонятно, на какие деньги содержалась. При этом каждое утро в дверь квартиры неизменно звонила уборщица, а затем приходила кухарка. В конце концов, до Саши дошло, что семейный бизнес Мирандо, как и у многих других жителей Медельина, непосредственно и очень тесно связан с торговлей наркотиками.
- Все, давай спать,- прервал я свой неторопливый рассказ, - у меня глаза уже слипаются.
- Ну, вот,- возмутилась Надежда, - как всегда, на самом интересном месте.
- То ли еще будет, - успокоил я жену.
- А что еще будет? – схитрила жена, но я не поддался на ее провокацию:
- Вот завтра и узнаешь.
Собственно говоря, я и сам еще не знал, что будет с моими героями дальше. Потому и решил взять небольшой тайм-аут до следующей ночи. Но я не стал разочаровывать любимую жену. Я стараюсь держать ее постоянно в некотором напряжении, чтобы с годами не улетучивался романтизм в отношениях. В отличие от многих мужчин, я не утратил дух авантюризма. Уверен, что если мы и перестали лазить в окна к любимым женщинам, то это не потому, что нам этого не хочется, просто их окна теперь очень высоко. На шестнадцатый этаж проще спуститься с крыши. Но мы не ищем легких путей.
Я проснулся до того, как прозвенел будильник. Надя еще спала, нежно обняв подушку. Я погладил ее по щеке, поправил растрепанные веером волосы, поцеловал в любопытно выглядывающее из-под одеяла плечо. Надя никак не отреагировала на все мои проявления чувств. Продолжала крепко спать. Наверное, подушка ей была дороже, чем я и все мои нежные чувства. Или… Или ей просто хотелось спать. Наконец, зазвонил будильник. Надя открыла глаза, уставилась на круглый циферблат, наконец, осознала увиденное на нем время и тут же решительно нажала кнопку отключения будильника. Тот покорно замолк. Правда, ненадолго. Предусмотрительно мною был куплен будильник, который звонил на протяжении сорока минут каждые пять минут, несмотря на все совершаемые насилия над ним. Повторный звонок заставил Надю снова открыть глаза. Она печально вздохнула и села в постели. Зажмурилась от солнца, нагло проникающего сквозь жалюзи на лоджии. И снова вздохнула. Подниматься ей явно не хотелось. После очередного вздоха, Надя решительно спустила ноги с кровати, окончательно выключила будильник и нетвердой походкой не совсем еще проснувшегося человека пошла в ванную комнату. Я с доброй улыбкой наблюдал за женой. Сейчас она умоется, выпьет ударную дозу кофе, стряхнет с себя остатки сна и из мягкой и женственной Нади, только что вынырнувшей из теплой постели и из «домика», превратится в жесткую и решительную Надежду Ивановну. Ага… Вот она выходит из кухни. Значит, кофе уже выпит. Посмотрела на себя в зеркало, отточенным жестом накрасила губы, поправила непослушные волосы (сколько их не поправляй, все равно они живут своей собственной жизнью), облачилась в классический костюм с претензией на оригинальность… Разве такой женщине интересны сказки?
Надя вернулась с работы поздно. Швырнула ключи от машины на комод, небрежно сбросила шубу, которую я все же успел подхватить, устало присев на краешек дивана в гостиной, с трудом стянула с себя высокие сапоги…И тут же вновь превратилась в уютную домашнюю Надю: нежную мать и любящую жену, для которой я уже приготовил и ужин, и продолжение сказки…
Было невыносимо скучно сидеть целыми днями одной в огромной квартире. От единственного русскоязычного телевизионного канала уже тошнило, тем более, что это был далеко не самый лучший канал, а испанский язык Саша еще не понимала настолько, чтобы смотреть местное телевидение. Привезенные из дома книги уже все прочитаны, некоторые неоднократно. Саша нашла в какой-то из улочек неподалеку от дома книжный магазин, но книг на русском языке в нем, как назло, не оказалось – ни одной. Продавец развел руками и пообещал обязательно завезти. Но, как известно, дорога ложка к обеду. Единственным развлечением были приемы, на которые Паскуале водил Сашу во время своих редких возвращений домой. В такие дни Саша уже с самого утра чувствовала необычайное возбуждение. Она тщательно продумывала наряд, долго выбирала украшения, сама с удовольствием возилась с прической. Деньги, которые муж щедро давал на, как он сам говорил, «женские слабости»: платья, драгоценности, заколки и прочее, с лихвой хватало на то, чтобы Саша всегда выглядела королевой. Голь на выдумку хитра. Саша не привыкла к роскоши, поэтому ей любых денег хватило бы на то, чтобы выглядеть хорошо. Она искренне считала, что Паскуале ее просто балует. Когда Саша выходила за него замуж, то не ожидала от этого брака такого достатка, а от мужа такой щедрости.
Ее внешность была необычной для здешних южных широт: светло-русые волосы выгорели на солнце, и Саша неожиданно для себя стала естественной пепельной блондинкой. Кожа ее, напротив, потемнела под безжалостными лучами колумбийского солонца, и загорелое лицо в сочетании со светлыми волосами придавали внешности Саши шарм, которого раньше у нее не наблюдалось и который очень ценился среди местных мачо.
В этот вечер Саша надела платье цвета бордо с отделкой из черных цветов. Прически сегодня она решила не делать: светлые волосы небрежно лежали на плечах.
Паскуале целый вечер где-то пропадал. Она пыталась найти его хотя бы взглядом среди многочисленных гостей на приеме, но только он появлялся, как тут же снова исчезал. Саша скучала, подперев колонну. Вдруг возле нее, как из-под земли вырос высокий мужчина. Словно навис над ней и что-то быстро сказал по-испански почти в самое ухо. Саше все же удалось разобрать, что мужчина спрашивает ее, умеет ли она танцевать танго, которое как раз призывно звучало в исполнении оркестра. Саша отрицательно покачала головой, но мужчина настойчиво сказал теперь очень медленно:
- Тогда доверьтесь мне, - и, не дожидаясь ответа, решительно взял ее за руку и повел в круг. Она покорно пошла за ним.
Мужчина танцевал, как Бог. В танце ему действительно можно было смело довериться. Он то крепко держал Сашу за талию, дыша ей в лицо легким перегаром дорогого виски, то, точно рассчитывая траекторию его полета, бросал ее на расстояние вытянутой руки… Сначала Саша очень боялась, что он не сможет поймать ее, такую нескладную, но она неизменно оказывалась вновь в его крепких руках. Он бросал ее, затем ловил, снова бросал, и снова ловил… Он раскручивал ее вокруг себя и вокруг нее же, опрокидывал на свою руку, резко поднимал… С таким партнером можно было не уметь танцевать вовсе. Он все делал сам - за двоих.
Паскуале не спеша подошел к плотному кольцу зрителей вокруг площадки для танцев.
- Что там происходит? – равнодушно поинтересовался он у чьей-то спины.
- Антониас вернулся, - обронил кто-то через плечо. - Танцует с прекрасной блондинкой.
Паскуале небрежно локтями наметил себе путь и с трудом протиснулся, чтобы увидеть происходящее в кругу. Оркестр только что доиграл последний аккорд танго, и Паскуале увидел, что на руке его компаньона Антониаса Сервантеса тоже уже в последнем па лежит раскрасневшаяся от танца прекрасная как никогда Алессандра. Его Алессандра! Паскуале поспешно изобразил улыбку на своем лице и первым громко зааплодировал…
Антониас был давним компаньоном Паскуале. Они были знакомы с детства. Единственное облачко, которое омрачило их отношения, давно скрылось с горизонта. Когда-то Паскуале отбил у Антониаса его любимую женщину. Паскуале и сам удивился, как ему это удалось, ведь по его собственному убеждению он нравился женщинам намного меньше друга. Антониас Сервантес не был особо красив: довольно редкие черные волосы, большие залысины на высоком крутом лбу, короткая небрежная щетина, высокий рост скрывал уже заметную, несмотря на молодость, полноту, но в каждом его шаге, в каждом взгляде почти всегда прищуренных карих глаз, в каждой фразе, оброненной сквозь зубы, в улыбке и в ухмылке, сквозила безудержная, безграничная сексуальность. Паскуале считал, что этому научиться невозможно. Сексуальность – это то, что сидит глубоко внутри человека. Она может быть меньшей или большей, она может расти или уменьшаться, но научиться ее играть или изображать все равно не получится, как ни старайся. Сам Паскуале пытался в общении с женщинами компенсировать отсутствие сексуальности дорогими подарками и нежными словами. Обычно помогало. И в этот раз, наверное, помогло. И как-то раз Антониас застал прекрасную Маргариту в постели у Паскуале. Этого не должно было произойти, просто Антониас вернулся с плантации на день раньше, чем договаривались. Паскуале ни в коем случае не хотел обидеть компаньона. Это получилось само собой. Захотелось попробовать силы. И вот… Самое ужасно было то, что застав свою любимую женщину в объятиях друга, Антониас ничего ему по этому поводу не сказал. Даже не повернулся в его сторону. Маргарите Антониас, напротив, сухо указал на дверь:
- Прощай! – спокойно сказал, тихо и обреченно. Та расплакалась, но возражать не посмела. Оделась и ушла. Паскуале хотел было что-то сказать в свое оправдание, но Антониас резким жестом и одной фразой пресек его робкую попытку:
- Я ничего не видел.
И больше к этой теме они не возвращались.
- Браво! Браво! – почти прокричал Паскуале, чтобы все вокруг услышали, как он гордиться и своей женой, и своим другом, и порадовались по поводу его великодушия. – Наконец-то, - обратился Паскуале к Антониасу, входя в круг. – Рад тебя видеть! – Антониас осторожно поднял Сашу и сразу же выпустил ее из своих объятий. А зрители вслед за Паскуале бурно зааплодировали одновременно и прекрасной танцевальной паре, и спектаклю, устроенному Паскуале.
Все дело было в том, что в то время, когда Паскуале учился летать, женился, а затем вернулся на родину, Антониас сидел в тюрьме, кстати, по поводу их общих дел. О том, что Паскуале женился, Антониас, конечно, слышал, но с женою его знаком не был. Как и любому колумбийскому мужчине, ему нравились светловолосые женщины славянского типа из-за их экзотичности, потому, увидев Сашу, в одиночестве подпирающую колонну, он, естественно, не смог пройти мимо.
Паскуале обнял свою Алессандру за талию и поцеловал в обнаженное плечо.
- Знакомься, это моя жена.
Антониас галантно поцеловал руку девушки, а когда, наконец, оторвался от ее руки, то внимательно посмотрел на Сашу сквозь свой обычный прищур. И… душа Саши на мгновение ушла в пятки. Саше пришлось совершить невероятное насилие над собой, чтобы вернуть заблудшую душу на место. Саша искренне любила всех мужчин, встречавшихся на ее пути, включая мужа, но так уж случилось, что отчаянно мечтая о замужестве в принципе, Саша даже не попыталась искать того единственного, который … ну, который… И вот теперь этот единственный стоял перед ней. Она еще не могла его полюбить, потому что совсем не знала, но непонятно каким образом почувствовала, что в его образе сама судьба пришла за ней, и … очень этого испугалась. Антониас же, напротив, равнодушно отвернулся от Саши, дружески обнял за плечи Паскуале, и они вдвоем двинулись пропустить по бокальчику виски по поводу досрочного освобождения Антониаса, оставив озадаченную Сашу одну стоять посреди зала. Правда, Саша опомнилась почти сразу: вдруг почувствовав в себе необычайные силы, она неожиданно сама для себя гордо подняла голову и решительно направилась в бар вслед за мужчинами. В конце концов, может, у них здесь так и принято, но лично она не позволит, чтобы с ней так поступали: бросить ее посреди зала в гордом одиночестве на глазах у изумленной публики!
Саша присела на краешек барного табурета неподалеку от весело разговаривающих и ничего не замечающих вокруг Паскуале и Антониаса и заказала себе «Мартини». Почти залпом выпила, не растягивая удовольствия. Громко заказала еще. И мужчины, наконец, обратили на нее внимание.
- Дорогая, может, хватит? Ты же совсем не умеешь пить, - дружелюбно обронил Паскуале.
- Ты привел меня сюда для того, чтобы читать нотации? Или для того, чтобы я нашла себе здесь другую пару? Я же не знаю, может быть, таким образом ты хочешь от меня избавиться, - спокойно выпалила Саша на русском языке, потому нисколько не стесняясь присутствия Антониаса.
- Ну, что ты, - обезоруживающе улыбнулся Паскуале, - что ты такое говоришь. Просто мы не виделись с Антониасом несколько лет. - Паскуале говорил медленно на испанском языке, чтобы то, что он говорит, понял и Антониас. – За это время столько всего произошло. – Антониас в подтверждение слов Паскуале кивнул головой.
Теперь они виделись часто. Антониас приходил даже в отсутствие Паскуале. Оставлял для компаньона какие-то бумаги: клал их на столе в кабинете, от которого у него был ключ. Саша, молча, открывала Антониасу дверь и нарочито величественно удалялась в угол гостиной, чтобы наблюдать издалека, как он достает из кармана ключ, открывает дверь, заходит в кабинет, затем через какое-то время выходит из кабинета и проходит через гостиную мимо нее, не оборачиваясь и не заговаривая.
Она не выдержала первой. Когда Антониас в очередной раз вышел из кабинета и направился к входной двери, она окликнула его:
- Может, кофе? С булочками.
Он удивленно обернулся:
- С булочками? – Антониас и вправду очень проголодался: он не ел с самого утра. – Можно и кофе, - улыбнулся он, сделав пару шагов навстречу Саше.
Они долго сидели в столовой: пили кофе и разговаривали. Саша на ломаном испанском рассказывала Антониасу о своем родном городе, о детстве, о друзьях и родителях, которые остались далеко-далеко. Она рассказала ему даже забавную историю, как пыталась выйти замуж сразу за двоих курсантов.
- Что, так хотелось замуж? – дружелюбно рассмеялся Антониас.
- Очень! – призналась Саша, наливая ему очередную порцию кофе.
Солнце уже закатилось за соседние дома, когда Антониас засобирался уходить.
- Скучно сидеть целыми днями одной, - доверительно пожаловалась ему Саша. Может, работать пойти? Так я на испанском плохо пока говорю…
Антониас опять рассмеялся:
- Работать? О чем ты! Работать тебе – это при доходах Паскуале! Абсурд!
- А ведь я догадываюсь об источниках его доходов, - вздохнула Саша.
- Было бы странно, если бы не догадалась. Здесь многие занимаются этим бизнесом. Им занимались мой отец и отец Паскуале. Теперь вот занимаемся мы. Что в этом плохого?
Саша подняла голову и посмотрела в прищуренные глаза Антониаса. Сказала жестко, с придыханием:
- Из-за вашего бизнеса во всем мире умирают люди. Страшно умирают. Остаются дети-сироты, разрушенные семьи…
- Это их выбор… - удивился Антониас. – Как умирать и когда умирать. Разве Паскуале или я, мы заставляем кого-нибудь употреблять наркотики? Нет! Но кому-то они нужны, и только потому мы их поставляем. Предложение исключительно в ответ на спрос. Да, за это неплохо платят, но заметь, не мы это придумали. Мы только выполняем свою работу.
- Грязную работу! – оборвала его излияния Саша.
- Быть может, и грязную, но работу! И быть может именно потому, что она грязная, за нее столь неплохо платят.
- Каждый раз, когда я беру у Паскуале деньги, мне неприятно до них дотрагиваться, потому что я знаю их природу.
- А ты помнишь, что деньги не пахнут… - и снова прищурился.
Он сидел перед ней в дорогом черном костюме от Армани поверх белоснежной сорочки навыпуск, опрятный, благоухающий дорогим французским одеколоном: профессор, а не наркоделец. В манжетах блестят запонки с бриллиантами, на шее изящная цепочка из белого золота…
Она не удержалась, чтобы спросить:
- Ты где-то учился?
Антониас усмехнулся:
- Ну, прямо Пинкертон! В Колубмийском университете. В США. Юридический.
- Ого!
- А ты думала!
- Вот откуда ты знаешь о спросе и предложении….
- И оттуда тоже, - вздохнул он.
Они стали друзьями… Паскуале нисколько не удивился дружбе, возникшей между его женой и Антониасом. Нужно же Саше с кем-то общаться! Почему бы и не с Антониасом? Тем более, после случая с Маргаритой Паскуале был уверен в Антониасе настолько, что совершенно не переживал по поводу того, что просто дружба может перерасти в нечто большое. А напрасно. То есть сам Антониас, наверное, действительно никогда бы не переступил через дружбу, вернее, через свои представления о ней, но…
Саша и Антониас сидели на диване в гостиной и непринужденно болтали. Прошло уже месяцев восемь с тех пор, как Саша впервые окликнула Антониаса, спешащего как можно быстрее пересечь гостиную, с предложением выпить чашечку кофе. Сейчас перед ними стояла начатая бутылка вина и два наполненных бокала. Вдруг Сашина рука невольно потянулась к колену Антониаса, которое находилось в непростительной близости от нее. Непослушная рука легла на колено и сжала его до боли. Антониас поднял глаза. И куда делся их обычный прищур? Покачал головой: нет!
- Ты боишься! Боишься Паскуале!
Запрещенный прием сработал молниеносно.
- Я боюсь? Да я никого и ничего в этой жизни не боюсь! – это было правдой. Он действительно давно уже в этой жизни никого и ничего не боялся. Никого и ничего! И, наверное, потому он решительно взял Сашу за подбородок и крепко-крепко поцеловал в губы. А дальше…
Ему было очень хорошо, так хорошо, что он даже не задумывался о последствиях происшедшего… Он хотел эту женщину с той самой минуты, как увидел, и полюбил, как только немного ближе ее узнал. Это так несправедливо, что Паскуале встретил ее раньше! С другой стороны, если бы Паскуале не встретил Сашу в далекой-далекой стране, он Антониас, тоже имел бы весьма призрачный шанс узнать, что такое Любовь.
Сейчас его Любовь спала, свернувшись калачиком, у него под боком, обессиленная борьбой с ним и, прежде всего, с собой. Он склонился над ней и тихо прошептал:
- Мне пора.
Она сразу же проснулась. Улыбнулась широко, открыто, с удовольствием и сладко-сладко потянулась в постели.
- Уже?
Он кивнул и стал собирать разбросанную по всей комнате в пылу страсти одежду. Будучи по своей сути ближе всего к мачо, Антониас, тем не менее, одевался совсем не как мачо. Только изредка его можно было увидеть в джинсах: разве что на плантациях или на отдыхе. В городе он всегда был в классическом костюме, белоснежной сорочке, часто с идеально завязанным галстуком, или без него, и тогда в расстегнутом вороте сорочки была видна мощная шея, туго обвитая цепочкой. Часто манера одеваться вступала в конфликт с его сутью, да и родом занятий тоже. К примеру, костюм от Армани или Бриони никак не предполагал ношение холодного оружия. Когда-то именно это обстоятельство не дало Антониасу возможности спастись, и он загремел в тюрьму. Но костюмы носить не перестал…
Саша уже оделась, ловко поправила постель и наблюдала, как Антониас застегивает чуть смятую сорочку, надевает пиджак… Он ушел, а запах его одеколона продолжал витать в воздухе спальни. Пришлось даже распахнуть окно…
Осознание того, что произошло, пришло к Антониасу уже в машине. Он сам сел за руль, подвинув водителя, чтобы отвлечься от распиравших голову мыслей. Не получилось. Мысли продолжали бешено колотить в черепную коробку, так, что даже голова заболела. Со стороны его поступок мог выглядеть как отмщение Паскуале за тот давний случай с Маргаритой. Но нет! Для Паскуале отношения с Маргаритой были игрой, а он, Антониас, действительно любит Сашу. Любит! Слово-то какое! Его привязанность к Маргарите не шла ни в какое сравнение с тем глубоким чувством, которое Антониас испытывал по отношению к Саше. Он никогда не говорил женщинам о любви. Конечно, он любил мать, сестру, но даже им никогда не признавался в своих нежных чувствах. Только старая сука пуделиха, жившая у него уже лет пятнадцать, порою слышала от хозяина:
- Что, моя любимая… - и в ответ на теплые слова преданно лизала ему руку.
Оказывается, нет ничего страшного в том, чтобы безоглядно отдаться на откуп вихрю, который принято называть Любовью. Нет ничего страшного…По крайней мере, в тот момент, когда отдаешься. А потом? Как он все же будет смотреть в глаза Паскуале? Ведь Саша не просто любимая женщина Паскуале, она его жена! В своих собственных глазах Антониас выглядел отъявленным негодяем и законченным мерзавцем. Поэтому он твердо решил, что это было в первый и в последний раз.
Когда Антониас через пару дней пришел в дом Паскуале с очередной порцией документов, то попытался перед Сашей изобразить равнодушие и даже холодность. Нужно сказать, что получалось у него это довольно натурально. Саша сначала удивленно приподняла бровь, потом все же раскусила Антониаса: хмыкнула, поняв причины его поведения, недоуменно пожала плечами и вдруг легко приняла его правила игры. Так они поиграли в дружбу еще несколько недель: пили кофе и вино, что-то обсуждали…
По телевизору показывали новости. Диктор с воодушевлением рассказывала, как полиция «накрыла» большой завод по производству кокаина. Антониас внимательно смотрел сюжет, а Саша в это время не менее внимательно наблюдала за Антониасом. Тут же вслед за детективом показали драму: сюжет из наркологической клиники, мол, вот до чего доводят людей наркотики!
- Видел? – она кивнула головой в сторону телевизора.
- Ты о чем? – спросил равнодушно.
- Только не делай вид, что ты не понимаешь. Ваши наркотики такое с людьми делают! – она подошла к Антониасу совсем близко и заглянула ему в глаза: - Ладно, людей вы не боитесь, но Бога?
- Послушай, дорогая, на что ты будешь жить и главное, как ты будешь жить, если твой муж и я, если мы не будем их продавать?
- Как-нибудь с голоду не сдохну!
- Ну, зачем же так резко… С голоду, наверное, не умрешь. На испанском ты говоришь уже сносно…. В основном, кстати, благодаря нашему с тобой общению. Ты же хотела работать… - покрутил в руках блюдце. – Будешь официанткой или моделью… Правда, для модели ты старовата… - она, молча, слушала, несмотря на его откровенные попытки ее задеть. - Паскуале, наверное, пойдет служить в армию, а я … я двину в адвокаты. Ну, хоть не зря учился! Не зря тратил родительские деньги!
- Не юродствуй! Тебе это не идет, – сказала так серьезно, так холодно, что он замер с блюдцем в руках. – Как можно давать жизни одним и тут же параллельно забирать эти самые жизни у других?! - Он вздохнул, блюдце выпало из рук и с грохотом разбилось. Что-то в ее словах его насторожило, задело, зацепило, но он пока не мог понять, что именно. Для Антониаса наркобизнес всегда был игрой. От отца ему досталось приличное состояние. Такое, что он мог преспокойно заниматься адвокатской деятельностью без ущерба для привычного ему образа жизни. Антониасу нравилось заниматься тем, чем он занимался, не потому, что это приносило огромные деньги (столько потратить он все равно был не в состоянии). Его привлекают всегда присутствующая в его бизнесе опасность и то напряжение, в котором он постоянно находится благодаря этой самой опасности. Даже тот факт, что ему пришлось некоторое время провести в тюрьме, не особо расстроил его, ведь это тоже было частью его бизнеса. Да и в тюрьму он попал совершенно случайно: Антониаса просто подставили. При осмотрительном поведении тюрьма наркодельцам не грозит. Попробуй докажи! Потому и посадили его совсем по другой статье, благодаря чему он провел в тюрьме всего каких-то три года. Всего-то! Антониас улыбнулся. – Тебе смешно? – удивилась Саша. И слезы брызнули из ее глаз.
- Ну, что ты, что ты, девочка… - Антониасу пришлось приблизиться к ней, чтобы хоть как-то ее успокоить, и он невольно перешел ту границу, которую не переступал последние несколько недель, помня, что тот раз был первым и последним. – Нашла из-за чего плакать. – Пришлось даже поцеловать ее в висок. Саше удалось перехватить его губы. И понеслась душа в рай…
Ее голова устало покоилась на его груди. В глазах по-прежнему стояли слезы.
- Чего ты боишься? – спросил он ее, накручивая на палец пепельный локон.
Она горько усмехнулась:
- Что вас обоих, вместе или по отдельности загребет полиция. И если полиция загребет тебя, я этого не переживу. Я боюсь, что дети будут расти без отца. Я боюсь, что они будут прокляты, потому что из-за их отца умирают люди… - она помолчала. - Я… я беременна, - наконец, призналась она.
Он не сразу понял. Тяжело вздохнул, пробормотал:
- Ну, вот… - наконец, до него дошел смысл сказанного ею. - Беременна? – она утвердительно кивнула, и только тогда он решился задать следующий вопрос: - От кого? – но этот вопрос она посчитала нужным оставить без ответа. На самом деле это не имело никакого значения, хотя сама она, конечно, знала…
- Я боюсь… - повторила она. – Я теперь всего боюсь. Понимаешь? – подняла на него действительно испуганные глаза.
Он пока еще ничего не понимал, но смутное ощущение того, что его жизнь скоро должна измениться, причем коренным образом, уже появилось.
- Так… - он осторожно высвободился из ее объятий и поднялся с постели. Очень медленно оделся, а потом так же медленно, растягивая слова, сказал: - Я подумаю. Я подумаю над твоими словами. – Уже с порога спросил: - Паскуале в курcе? – и поймав на этот раз отрицательный кивок ее головы, вышел из спальни. Вовремя, потому что через минут пятнадцать к дому неожиданно подкатил автомобиль самого Паскуале.
Саша по-прежнему лежала в постели. Она сказала Паскуале, что плохо себя чувствует, и он сразу оставил ее в покое. Его явно что-то беспокоило. Он нашел в баре бутылку виски и налил себе полный бокал. Побродил по гостиной и вернулся в спальню. Под ногами что-то хрустнуло. Паскуале наклонился и с удивлением поднял с пола бриллиантовую запонку. Саша, узнав издалека поднятый мужем с пола предмет, отвернулась к стене, сделав вид, что спит. Паскуале ничего не сказал и положил запонку в карман брюк.
- Я подумал, – они сидели в небольшом ресторанчике напротив его дома, куда он ее срочно вызвал, воспользовавшись внезапным отъездом Паскуале на плантацию. – Я очень хорошо подумал. Ты не должна ничего бояться! Поэтому слушай меня внимательно. Это билет на самолет, - Антониас протянул ей запечатанный конверт. - Ты сейчас же ловишь прямо на улице такси и едешь в аэропорт. Вылет через два с половиной часа. Успеешь. Дальше: на твое имя в одном из швейцарских банков открыт счет. Именной. Деньги ты сможешь снять только сама и при наличии документов. Я не хотел рисковать. Запоминай номер счета и адрес банка. Запоминай! Ничего не записывай! – одернул Антониас Сашу, когда она потянулась за записной книжкой.- Запомнила? - Саша кивнула. И, наконец, карточка текущего счета в банке – на твое имя. Запоминай код. Умница. Все, беги. Удачи! – он бегло поцеловал ее в губы и отвернулся. – Беги, говорю тебе! – прикрикнул Антониас на Сашу, которая продолжала сидеть, не шевелясь.
- А ты?
- Бесполезно. Теперь меня найдут везде, - улыбнулся Антониас. – Помни обо мне. Хорошо? Если будет сын, назови его Антониасом. И не важно, от кого он.
- От тебя! – рыдала Саша, по-детски размазывая слезы пополам с тушью по щекам.
- Тем более, - вздохнул Антониас. Он подошел к Саше и рукавом белоснежной сорочки вытер ей лицо. - Я его уже люблю. Все! Пора! А то самолет улетит без тебя! – Он снова поцеловал ее, теперь уже в лоб.
- Я люблю тебя! – он в ответ только кивнул головой, а Саша, не оборачиваясь, выбежала на улицу. Подняла руку, и возле нее сразу остановилось такси.
Она сидела уже в самолете, когда резко и настойчиво зазвонил ее мобильный телефон. Автоматически нажала кнопку:
- Алло!
Вкрадчивый голос Паскуале вывел ее из состояния прострации:
- Ты где, дорогая?
Вместо ответа она сама задала вопрос:
- Что с Антониасом?
- Его больше нет. Он хотел выйти из игры, - зачем-то пояснил Паскуале.
- Прощай! – только и смогла выдавить из себя Саша. Она вынула из телефона sim-карту и с трудом разломала ее на две части. В этот момент самолет, наконец, оторвался от земли.