Издательский Дом «Риф-плюс»

Вид материалаДокументы

Содержание


Железный Феликс как символ реставрации Советской власти
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   50




Железный Феликс

как символ реставрации

Советской власти40



«Хороший коммунист в то же время есть и хороший чекист»

(В.И. Ленин)


С чего реально начинается новая эпоха? С новых символов – гимнов, флагов, названий, памятников… Ко­гда восстанавливаются старые символы, наступает эпоха реставрации, причем, усилия по реставрации прежних порядков нередко носят скандальный характер.

Принятое Госдумой 4 декабря с.г. постановление, в котором было реализовано предложение лидера агра­риев, нашего земляка – Николая Харитонова – восстано­вить памятник Ф.Э. Дзержинскому на Лубянской пло­щади в Москве – стоит в том же ряду, что и скандаль­ный отказ Думы осудить антисемитские пассажи гене­рала Макашова, хотя и «переплевывает» вышеназванный эпизод по части абсурда и цинизма.

По-видимому, товарищ Харитонов и солидарное с ним думское большинство уверены, что подобная акция придаст им популярности и обеспечит существенное приращение левого электората. В конце-концов, для чего-то затеян вес этот сыр-бор? Можно даже предполо­жить, что депутату-аграрию после очередного проезда через Лубянку просто шлея под хвост попала. Но голосо­вали-то вполне разумные люди, которые не могут не знать, что именно по предложению Дзержинского со­ветское правительство организовало в 1918 году «крас­ный террор». Приведем здесь печально известное поста­новление СНК: «Совет Народных Комиссаров, заслу­шав доклад Председателя Всероссийской Чрезвы­чайной Комис­сии по борьбе с контрреволюцией, спе­куляцией и преступлением по должности о деятель­ности этой комиссии, находит, что при данной ситуа­ции обеспе­чение тыла путем террора является пря­мой необхо­димостью; что для усиления деятельности Всерос­сийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контр­революцией, спекуляцией и преступлением по долж­ности и внесения в нее большей планомерности необ­ходимо направить туда возможно большее число от­ветственных партийных товарищей; что необхо­димо обеспечить защиту Советской республики от классо­вых врагов путем изолирования их в концен­траци­онных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организа­циям, заговорам и мятежам; что необходимо опубли­ковать имена всех расстрелянных, а также основания при­менения к ним этой меры».

Восстановить памятник инициатору террора и соз­дателю концентрационных лагерей в России как символ борьбы с преступностью и беспризорностью – право же, это выше всякого понимания!

Причина, по которой члены КПРФ и сочувствую­щие им товарищи-депутаты поддержали абсурдное по форме и циничное по содержанию предложение Харито­нова, состоит, по-видимому, в том, что, как убежденно говорил вождь мирового пролетариата: «Хороший ком­мунист в то же время есть и хороший чекист». Лучше, как говорится, не скажешь!

Было бы непростительной ошибкой и легкомыс­лием относиться к думским упражнениям коммунистов на темы отечественной символики как к очередному вы­ражению идеологических симпатий думского большин­ства к памятникам времени, когда «всем было хорошо», и как к симптомам идейного дряхления его выразителей (а се­нильные психозы всегда рисуют прошлое в розо­вых тонах – тоска по невозвратной молодости имеет право на понимание и сочувствие).

Дело в том, что знаки – символы групповой при­надлежности  далеко не нейтральны в своей социальной роли и могут иметь серьезное, а подчас и сокрушитель­ное значение. Бритые головы скинхедов не только при­влекают внимание необычностью формы прически  они способны объединять группы молодых людей на улич­ные подвиги и террор в отношении случайных прохо­жих. Воспоминания о таких встречах могут потом долго быть источником ночных кошмаров и беспокойства о судьбах близких, которые по своим жизненным обстоя­тельствам вынуждены мириться с возможностью встреч с блестящими под луной молодежными лысинами.

Согласиться с тем, что в свете ночных огней на Лу­бянке снова будет мерцать тусклым блеском бронза «же­лезного Феликса», было бы не только безответственным благодушием к тоске идеологических перестарков по временам их далекой (а для кого и не очень далекой) младости, когда «и Луна была больше, и светила она ярче…», но и преступным попустительством попыткам воскрешения прошлого, реанимации которого, будь она успешной, уже никаких оснований для благодушия не оставит. Гордое имя чекиста объединяло сотрудников многочисленных репрессивных органов Советской вла­сти на борьбу с ее врагами, в числе которых мог ока­заться любой – от сельского школьника, собиравшего недожатые колоски на колхозном поле, до… Многоточие оказалось очень длинным, а одна из точек этого периода стынет на той же Лубянке тяжелым камнем памяти, ко­торую в действительности хотят устранить возвратом прежнего бронзового хозяина. Только ли для того, чтобы тру­женики бессонных кабинетов здания напротив могли бы утешить свою ностальгию и с новыми силами взяться за искоренение, например, тех же бритоголовых, а то и вполне волосатых (в большинстве) баркашовцев? И главное – покончить, наконец, с уличной преступностью, угнетающей каждодневную жизнь миллионов сограж­дан. А кто знает, может им, вдохновленным силою брон­зового идола, удастся победить и беловоротничковое казнокрадство, в котором особенно поднаторели осколки прежней партноменклатуры, удачно совершившие «мяг­кую посадку» на различных должностях не проявившей бдительности юной демократии? В последнее верится с трудом. Дело в том, что советские чекисты действи­тельно задавили уличную преступность так, что совет­ский человек мог не бояться гулять по ночным улицам городов и сел. Боялись попасть в поле внимания «родной милиции», но с этим как-то мирились. О бесчисленных островах «архипелага ГУЛАГ» дети и внуки «железного Феликса» всегда четко различали «социально близких» уголовников и действительных врагов режима.

Монополия преступного государства, созданного люмпенизированными интеллигентами леворадикаль­ного идеологического цвета, трогательно дружившими иногда в «царских» местах лишения с уголовниками и бывшими, по сути дела, сами уголовниками, на преступ­ления против граждан и на их собственность тщательно охранялась чекистами. Подобно тому, как боевики ма­фии борются с хаосом уличной преступности, поскольку эта уголовная «мелочь» мешает им заниматься настоя­щим крупным криминальным бизнесом. Мы этого хо­тим?

Действительный смысл постановления, принятого левым большинством Думы, должен быть понят именно в связи с тем, что стоит за невинным, как хотелось бы показать озвучивавшему идею возвращения бронзового идола советской эпохи депутату Харитонову, желанием воодушевить сотрудников правоохранительных органов на борьбу с преступностью. Воодушевить на что? Не­стерпимо медленно просыпающийся от очередной спячки президент потребовал от МВД, ФСБ и Прокура­туры усилить борьбу с политическим радикализмом. По­требовал в тот момент, когда воодушевленная успехами коммунопатриотическая оппозиция оживилась настолько, что перестала стесняться генетически присущего ей ра­дикализма и склонности к полу- и явно криминальным методам борьбы. Безответственность, обусловленная за­тяжной трансформацией правоохранительных органов в органы правового демократического государства и попус­тительством президента (который, кстати, если и рассчи­тывал на благодарность помилованных им осенью 93-го красно-коричневых реваншистов, то совершенно на­прасно), способствовало тому, что враждебное демокра­тии большинство Думы, отсидевшись в комфортно обо­рудованных окопах, готовится перейти в контрнаступле­ние. Не хватает лишь знамени. Знамя – это знак, символ групповой принадлежности поднимающихся в атаку. Оно символизирует реальные цели и ценности сражаю­щихся бойцов, воодушевляет их на подвиги. Это важно тем более, что образ командира, стоящего во главе «ата­кующего класса», явно не тянет. Ну, не уродился Генна­дий Андреевич и все тут! Чего уж скрывать. А потому особенно важно, чтобы освещена (лучше – освящена) была атака привлекательным цветом мифологизирован­ных десятилетиями культпросвета образами горячих го­лов с холодными руками. Может, и пройдет?!

Вот почему обострилась борьба вокруг идолов и капищ Советской власти.

Неудивительно, что в ответ на призыв коммунопат­риотов восстановить «железного Феликса», умеренно левые «яблочники» возобновили тему упразднения Мав­золея. Понять их можно. Только в этом ли подлинная суть дела?

Отвечать абсурдом на абсурд, конечно, можно, но ничего кроме абсурда в результате мы не получим. Так, со своей стороны, мы готовы поддержать депутата Хари­тонова, но с условием: учитывая недобрые ассоциации, вызываемые в сознании россиян именем Лубянка, объя­вить Лубянскую площадь Мемориальной площадью то­талитаризма и поставить на ней статую не только Фе­ликса Дзержинского, но и Малюты Скуратова, Рудольфа Менжинского, Генриха Ягоды, Николая Ежова, Лаврен­тия Берии, да и самого лучшего друга физкультурников – Иосифа Сталина. А заодно и Мавзолей В.И. Ленина. Стремясь же обеспечить возможно более громкий междуна­родный резонанс, туда же поместить и статуи Пиночета, Батисты, Муссолини, Франко и Гитлера. Во избежание произвола в составлении списка кандидатов на увекове­чение необходимо учредить в Думе специальную комис­сию (по традиции ее можно назвать Особым совеща­нием). С целью же более доходчивой популяризации вклада названных (и не названных) борцов с детской беспризорностью снабдить цоколи всех памятников краткими перечнями их наиболее славных дел, а фронтоны зданий, обращенные к Лубянской площади, украсить мо­заичными панно, показывающими эти дела в ярких худо­жественных образах. Известной же службе вернуть ее исходное имя ВЧК (благо, ее работники без смущения продолжают называть себя чекистами), а заодно и преж­ние ее функции. И если будет реализована идея Предсе­дателя Госдумы Селезнева об учреждении пыточной ка­торги, то последнюю, естественно, следует подчинить этому славному учреждению.

Не сомневаемся, что при этом условии господин Явлинский снимет свое предложение о сооружении на той же площади памятника жертвам политических ре­прессий, поскольку нужды в нем уже не будет.

Завершая настоящие заметки, подчеркнем, что де­мократия ни в коем случае не должна позволить себе ув­лечься борьбой символов, подменив ею действительную борьбу за утверждение принципов правового государ­ства. Популисты различных оттенков политического спектра могут невольно открыть ящик Пандоры, и борьба с преступностью «любыми средствами» освятит реанимацию правового беспредела преступного государ­ства большевиков. В такой «борьбе» и правоохранитель­ные органы, едва начавшие преображаться в органы де­мократии, могут вспомнить закваску своего недавнего прошлого, и в этом им поможет видимое из окон кабине­тов близкое и дорогое изображение, снявшее к тому же с профессиональной совести груз рокового северного ва­луна. Демократии же, не давая втянуть себя в обманчиво красивую борьбу символов, следует усилить реальную борьбу за демократизацию правоохранительной сис­темы, за подлинно общественный контроль за ее дея­тельностью и эффективное применение хотя бы уже принятых демократических законов.