Учебно-методический комплекс по дисциплине дпп. Р. 01 Практикум по анализу литературного произведения (уд-04. 13-008)

Вид материала

Содержание

«лирические субъекты. субъектная организация стихотворения»
«эпические субъекты. рассказчик и повествователь
Рассказчик, повествователь и образ автора в повести М. Тарковского «С высоты»
Точка зрения рассказчика
«эпические субъекты. проблема «точки зрения»
Проблема «точки зрения» в повести М. Тарковского «С высоты»

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8

Письменная работа № 2.

«ЛИРИЧЕСКИЕ СУБЪЕКТЫ. СУБЪЕКТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ СТИХОТВОРЕНИЯ»

Цель: формировать умение разграничивать разные «голоса» в лирическом стихотворении, соотносить их с «голосом» автора, доказывать свою точку зрения анализом.

Задание: осмыслить специфику и эстетическую функцию субъектной организации лирического стихотворения.

Тексты для анализа:

1. А. С. Пушкин. Коварность

2. А. С. Пушкин. Поэт и толпа.

3. А. С. Пушкин. Бесы

4. М. Ю. Лермонтов. Челнок

5. М. Ю. Лермонтов. «Для чего я не родился…»

6. М. Ю. Лермонтов. Гусар.

7. М. Ю. Лермонтов. Бородино

8. М. Ю. Лермонтов. Сосед

9. М. Ю. Лермонтов. «Когда волнуется желтеющая нива…»

10. М. Ю. Лермонтов. «Я не хочу, чтоб свет узнал…»

11. М. Ю. Лермонтов. И скучно и грустно

12. М. Ю. Лермонтов. Тамара

13. М. Ю. Лермонтов. Листок

14. Ф. Глинка. Две дороги

15. Я. Полонский. Дорога

16. Я. Полонский. Колокольчики

17. Я. Полонский. «Подойди ко мне, старушка…»

18. А. Плещеев. В лесу.

19. Н. Гумилев. Крыса

20. Н. Гумилев. Маскарад

21. Н. Гумилев. Корабль

22. Н. Гумилев. Китайская девушка

23. А. Блок. «Ночью сумрачной и дикой…»

24. А. Блок. «Молчи, как встарь, скрывая свет…»

25. А. Блок. «Я вышел в ночь – узнать, понять…»

26. А. Блок. «Смолкали и говор, и шутки…»

27. А. Блок. Незнакомка («По вечерам над ресторанами…»)

28. М. Цветаева. Глаза

29. М. Цветаева. «Ваш нежный рот – сплошное целованье…»

30. М. Цветаева. «Простите любви – она нищая!»

Выполняя предложенное задание, необходимо соотнести контекст лирического субъекта и авторский контекст. Кроме того, во всех предложенных произведениях наблюдается присутствие и других (кроме лирического субъекта и авторской) точек зрения. Необходимо осмыслить, чьи «голоса» слышны в стихотворении и как вводится в текст новое звучание.

Письменная работа № 3

«ЭПИЧЕСКИЕ СУБЪЕКТЫ. РАССКАЗЧИК И ПОВЕСТВОВАТЕЛЬ»

Цель: совершенствование навыков анализа образа-голоса в эпическом произведении.

Задание: охарактеризовать повествователя (рассказчика) в предложенном произведении, специфику его речи, обосновать эстетическую необходимость подобной речи повествователя (рассказчика), определить авторское отношение к повествователю (рассказчику).

Тексты для анализа:

И. С. Тургенев. Ермолай и мельничиха.
И. С. Тургенев. Малиновая вода.
И. С. Тургенев. Уездный лекарь.
И. С. Тургенев. Льгов.
И. С. Тургенев. Бежин луг.
И. С. Тургенев. Бурмистр.
И. С. Тургенев. Контора.
И. С. Тургенев. Бирюк.
И. С. Тургенев. Лебедянь.
И. С. Тургенев. Смерть.
И. С. Тургенев. Певцы.
И. С. Тургенев. Свидание.
И. С. Тургенев. Гамлет Щигровского уезда.
И. С. Тургенев. Стучит!
И. С. Тургенев. Лес и степь.
В. М. Шукшин. Суд.
В. М. Шукшин. Письмо.
В. М. Шукшин. Ораторский прием.
В. М. Шукшин. Мой зять украл машину дров!
В. М. Шукшин. Беседы при ясной луне.
В. М. Шукшин. Страдания молодого Ваганова.
В. М. Шукшин. Выбираю деревню на жительство.
В. М. Шукшин. Алеша Бесконвойный.
В. М. Шукшин. Ночью в бойлерной.
В. М. Шукшин. Жил человек…
В. М. Шукшин. Пьедестал.
В. М. Шукшин. Осенью.
В. М. Шукшин. Версия.
В. М. Шукшин. Наказ.
В. М. Шукшин. Мнение.

На постижение специфики образа рассказчика или повествователя в большей или меньшей степени направлена работа на всех практических занятиях дисциплин «Литературоведение. Введение в литературоведение», «Литературное произведение: теория и практика анализа», практикума «Анализ художественного произведения». Тем не менее, студенты часто допускают ошибки, отождествляя автора и рассказчика, затрудняются понять отношение автора к рассказчику. Каждому субъекту речи (персонифицированному или неперсонифицированному повествователю, образу автора) свойственна присущая ему стилистическая манера.

Задачей студентов при выполнении работы является характеристика субъекта и его речи.

В качестве образца предлагается анализ субъектов речи в повести М. Тарковского «С высоты».

Рассказчик, повествователь и образ автора в повести М. Тарковского «С высоты»

Субъекты высказывания всегда являются особой формой художественного воспроизведения человека. При анализе эпического (или лиро-эпического) произведения важно учитывать характер повествователя, а также смену субъектов повествования, связанную с понятием точки зрения, кому и с какой целью доверяет писатель те или иные мысли, тем более, кому «поручает» поведать историю, т.е. выступить своеобразным посредником между автором и читателем, с одной стороны, и автором и художественным миром – с другой. Традиционно выделяют несколько основных субъектов повествования: повествователь, рассказчик и образ автора.

Стилистическая имитация автобиографии наблюдается в начале повести: «Я родился 25 декабря 1959 года в поселке Никифорове Туруханского района Красноярского края в семье заготовителя Виктора Никифорова»^²⁷. Такая экспозиция, с одной стороны, предполагает установку автора на объективность: в центре изображения становится как будто реальный человек с реальной личной историей, а с другой - определяет главный тон повествования, основой которого являются воспоминания о прошлом рассказчика, Сергея Никифорова. Выбор рассказчика не случаен. Внимание автора привлекают люди со сложной душевной организацией, для создания характеров которых писатели традиционно используют такой художественный прием, как «диалектика души», кроме того, в историях почти всех рассказчиков и (или) главных героев Тарковского ощутимы отголоски личных переживаний и биографических ситуаций писателя. В связи с этим очень тонка грань между воспоминаниями рассказчика и лирическими отступлениями, субъектом высказывания в которых является образ автора. Как и в большинстве других произведений, в центре внимания повести «С высоты» находится образ охотника, раскрытие которого позволяет автору выразить свое представление об идеале, почти утраченном в современной литературе. Творчество Тарковского основано на принципах классического искусства. В прозе писателя объектом симпатии являются не идеальные люди: им свойственны недостатки и ошибки, они подвержены пьянству и разгулу, их судьба складывается не просто, но они никогда не нарушают основных этических норм, у них есть жизненные принципы, основанные на вечных постулатах, утверждающие необходимость почти утраченной в наши дни связи с природой. Повествование повести организовано таким образом, что читатели чувствуют солидарность автора с этими героями, которая проявляется и в восхищении природой, и в философских отступлениях, и в осуждении тех персонажей, для кого основополагающие этические принципы не имеют ценности.

В повести «С высоты» мы наблюдаем сложность осмысления чередования двух точек зрения: рассказчика и образа автора. Она заключается в том, что оба субъекта повествования близки в своем этическом и эстетическом мировосприятии. На наш взгляд, очевидная смена интонации наблюдается при изложении воспоминаний Сергея Никифорова (голос-субъект в этом случае рассказчик, объектом изображения являются факты частной жизни, повествование сюжетно, преобладают глагольные формы прошедшего времени и семантическим центром становится аспект памяти) и лирико-философских размышлений, субъектом высказывания которых является образ автора (объектом осмысления становятся «вечные» вопросы, высказывания приобретают форму обобщений, в них преобладает лирическое начало, используются глагольные формы настоящего и будущего времени). Рассмотрим, как меняются эти точки зрения в первой главе повести.

Точка зрения рассказчика

Точка зрения образа автора

Помню томительное ожидание ледохода. Енисей уже подняло. Лед вспухший, в трещинах через широкую зеленую заберегу уже не перекинешь доску, отец переезжает ее на ветке, в которой навалены гусиные профиля, фанерные, крашеные темно-зеленой краской, с колышками для втыкания в снег.

Никак не идет этот лед, все опостылело, никуда не выйдешь – Енисей весь живой, забереги широченные, ночью то и дело раскатисто грохает лед, а в лесу по пояс рыхлого снега.

Так как основой высказываний рассказчика являются воспоминания о лично пережитом прошлом, его речь насыщена большим количеством бытовых деталей, которые значимы в тексте: мир в восприятии Сергея обытовляется. Насыщенное бытовыми подробностями повествование рассказчика становится предельно объективным, конкретным и материальным. Характер деталей в речи образа автора иной. Он обращает внимание на оттенки состояний природы и переживаний людей, и особенность деталей в его речи заключается в том, что они служат не конкретизации и выделению одного предмета из числа подобных, а напротив, выявлению общих, постоянных признаков: всегда, каждый год Енисей весной кажется живым, наступающая и проявляющаяся на реке весна (раскатисто грохает лед) не чувствуется в лесу, где «по пояс рыхлого снега». Так, с помощью этой детали высказывается почти народная мудрость и наблюдательность образа автора. Как уже отмечалось, речь этого субъекта повествования тяготеет к обобщенности, используются словосочетания и предложения, подтверждающие эту обобщенность: «как это часто бывает», «разве за неделю узнаешь человека», «душа, как известно, - не сеть, на вешала не кинешь и веничком не вытрусишь». Последняя фраза является результатом осмысления и обобщения автором народной мудрости: «Не ставь на быстерь – плесенью забьет». Эту пословицу неоднократно повторял дед рассказчика, и в контексте повествования она способствует в один из ключевых моментов рефлексии главного героя. Интересно, что при воспроизведении размышлений героя автор как бы стирает грань между рассказчиком и образом автора, она настолько тонка, что, несмотря на сюжетную связь с жизнью Сергея и воспоминания об убитом брате, который «действительно всю жизнь искал «быстерь» … все шел туда, где, ему казалось, жизнь кипит и душа поет, и так оно и вышло, забило душу плесенью»^²⁸. В этих размышлениях явно «слышен» голос автора. В приведенном отрывке старший брат рассказчика приобретает черты не только персонажа, но и определенного социального типа, шире – символа судьбы мятущейся, не нашедшей себя, деградировавшей души. Подобного рода обобщения – это «привилегия» автора, поэтому определить, кому именно принадлежат подобные размышления – рассказчику или образу автора – сложно, ведь они не оформлены грамматической формой первого лица, свойственной для речи рассказчика. Подобных эпизодов в тексте несколько. Когда Сергей заболел и на несколько месяцев был лишен возможности заниматься своим обычным делом, он приобщается к чтению. В выводах о роли литературы пересекаются «частные» размышления Сергея и обладающие функциями обобщения мысли автора: «Меня поразили слова Толстого о том, что болезнь необходимое условие жизни, поразили его переживания боли и страха смерти, такие по-человечески понятные и схожие с моими, и в общности, в преемственности подобных переживаний мне открылся смысл земного существования – я увидел в этом вечность. Тогда я понял, что главное в книге – опыт души. Выздоравливая, я знал, что, сколько бы я теперь ни беззаботничал, сколько бы ни галдел и ни хохотал с мужиками, наверстывая упущенное, - я уже не променяю на телесное благополучие тот пережитый мною трепет души перед лицом смерти – он всегда будет со мной» [27]. Тяготеет к «всеобщности» восхищение Сергея русской классикой в момент, когда его повесть «Игнат Кузнецов» не была напечатана. Способность героя «с восторгом и стыдом» ощущать «ясную солнечную мощь» русской литературы свидетельствует о необыкновенной восприимчивости его к прекрасному.

Сопоставляя особенности речи образа автора и рассказчика, можно прийти к выводу, что Сергей Никифоров – один из немногих героев Тарковского, почти лишенный недостатков. В данном эпизоде Сергей становится своего рода alter ego автора, доверившего сокровенное переживание своему герою. Хотя главной темой заявлено воспоминание (это подтверждается и эпиграфом, осмысление функции которого будет представлено нами ниже), все же основу повествования составляет не рассказ-воспоминание о том, что было, а рефлексия главного героя, который, в отличие от автора, гораздо более строг к себе. Следовательно, эпический сюжет, несомненно играющий важную роль в организации повести, имеет как бы вспомогательное значение, на первом плане – лирическое осмысление автором мира через призму восприятия рассказчика и образа автора. Сергей переживает из-за того, что вовремя не сделал чего-то главного, он берет вину за смерть брата на себя: «А я все думал, что было бы, если бы я тогда в клубе побил Валерку». Автор же с помощью композиционных приемов предопределяет судьбу Валерки: история двух братьев рассказывается параллельно: развитие и нравственный рост Сергея осуществляется на фоне деградации Валерки, которая с особенной силой проявилась после возвращения из армии. Воспоминания о совместном взрослении братьев наполнены эмоциями: «В какие только переделки не попадали мы с братом!», совместные шалости, охота, труд изначально объединяли их, но уже в раннем возрасте «Валерка ничего не боялся, и в его храбрости было что-то отчаянное, казалось, он даже притягивал опасность», его интересовало не охотничье ремесло, а более современная поселковая жизнь. Сергей всему учился у отца-охотника: «и на Енисее, и в тайге, и в конторе – везде я был рядом с ним», тогда как брат «летом пропадал на самоходках, где у него завелась уйма знакомых». У рассказчика уже с детства формируется эстетический вкус и читательская позиция, произведения школьной программы, по настоянию матери, он читал заранее, поэтому «впечатления от той или иной книги были у меня собственные и не испорченные школьной скукой», в дальнейшей жизни героя это повлияет и на потребность в чтении, и на писательскую деятельность героя. Главным увлечением Валерки стала музыка, но обладая безупречным вкусом, умением тронуть самых суровых стариков знанием народной песни, он растратил свой талант на клубную тусовку, скандалы и драки, пьянство, воровство, что неизбежно привело его к трагедии. С образом Валерки в повести связана идея необходимости развития, преемственности, внутреннего стержня.

В структуре повести большое значение имеют образы деревенских жителей – родственников и соседей рассказчика. Они важны не только для того, чтобы создать портреты определенных психологических типов, но и – что нам представляется существенно важным – для раскрытия образа рассказчика, который вспоминает своих знакомых и с психологической точностью использует различные приемы для характеристики каждого. Безусловно, этим психологическим мастерством наделяет рассказчика автор, Михаил Тарковский, чутко улавливающий оттенки человеческих переживаний. Важно отметить следующее: несмотря на то, что для раскрытия образов автор использует определенный набор художественных средств (портрет, психологическая деталь, сопоставление и противопоставление), каждый образ создается оригинально, нет особой схемы, следуя которой раскрывается характер.

Первым в повести «появляется» Витас, «вихрастый литовец с вешнушчатыми веками, вечно собирающий всяческие механизмы». Деятельностный характер Витаса создается с помощью обилия наречий и глагольных форм. Семантика наречий, ритм рассказа об этом персонаже способствуют выражению авторской иронии.

В начале повести представлено трогательное и вместе с тем грустное описание деда Карпа, так схожего со своим жилищем: «Сразу за нашим домом стояла кособокая, седая от ветров и дождей изба деда Карпа, благообразного остяка, заходившего к нам после бани в байковой клетчатой рубашке и шароварах». Рассказчик вспоминает, как дед Карп по утрам манил своего кобеля, и читатель слышит тоску в том, как он «манил монотонно, протяжно».

Сложность семейных отношений двух соседских семей – деда Карпа и тети Груни с одной стороны и Степановых – с другой, раскрывается с помощью одной детали: и дед Карп, и дед Прокопьич наводили на людей ружье. Но если дед Карп комичен в пьяной погоне с ружьем за женой, то воспоминание о Прокопьиче, который приревновал постояльца «к своей кривой трясоголовой старухе и застрелил навылет в грудь», пронизано трагизмом, читатели испытывают одновременно несколько чувств: жалости к простреленному пареньку, из груди которого «с хрипом выходит воздух», недоумения, брезгливости: «Кроме того, доносился еще какой-то странный мягкий звук. «Сучка кровь слизыват», - с недетским пониманием дела прошипел Валерка».

Значение деда и отца в жизни главного героя очень велико. Это подтверждается и близостью во взглядах всех троих, и в общем деле, и в уважении, которое передает читателю рассказчик. Воспоминания о деде в повести немногословны и конкретны, как и сам дед. Рассказчик запомнил деда сидящим, в свитере, на высокой железной кровати, с палкой в руках, прямым, худощавым, время от времени что-нибудь рассказывающим, слова которого останутся в памяти на всю жизнь.

Воспоминания об отце отличаются большим количеством деталей: как он с веселыми глазами ринулся под угор с веревками и багром спасать упавшего в воду Витаса, как, работая приемщиком пушнины, по-хозяйски вываливал ее на стол, как играл на баяне и пел песню, как «прежде чем закурить, он долго и порывисто усаживался», постоянные прибаутки-диалоги с соседом дядей Петей, как однажды у отца «страшно свело ноги», как переживал за свое дело, слушал мать и еще много других деталей, свидетельствующих о роли отца в жизни рассказчика.

Не менее важным представлен и образ матери, красивой, «ладной, с ямочками на круглом лице, с какой-то очень упрямой осанкой», рядом с которой «редкозубый обветренный отец казался непутевым и обтрепанным». Внешний контраст отца и матери соответствует контрасту внутреннему: строгости отца противопоставлена в повести нежность и заботливость матери, которая повлияла на творческий и чуткий характер Сергея.

На основании представленный наблюдений над повествовательной структурой повести, можно сделать вывод, что в произведении очень тесно взаимопереплетены голоса персонафицированного повествователя (рассказчика), нейтрального повествователя и образа автора.

Письменная работа № 4

«ЭПИЧЕСКИЕ СУБЪЕКТЫ. ПРОБЛЕМА «ТОЧКИ ЗРЕНИЯ»

Цель: совершенствование навыков анализа художественного произведения, осмысление проблемы «точки зрения» как одной из основных форм композиции речевой организации в литературе XIX-XX веков.

Задание: в произведении, предложенном к письменной работе № 3, определить смену «точек зрения», способы включения «чужой речи» (речи персонажей) в речь повествователя (рассказчика): диалог, прямая речь, косвенная речь, несобственно-прямая речь.

Содержание письменной работы № 4 непосредственно связано с предыдущим заданием. Частично проблему «точки зрения» студенты затрагивали при характеристике основных субъектов речи, так как во всех предложенных для анализа произведениях наблюдаются разные «первичные субъекты речи». Для постижения проблемы «точки зрения» важно учитывать как смену голосов рассказчик – повествователь – образ автора, так и «точки зрения» персонажей, которые реализуются в тексте с помощью разных приемов: прямой речи, диалога, косвенной речи, несобственно-прямой речи.

В качестве примера обратимся к повести М. Тарковского «С высоты».

Проблема «точки зрения» в повести М. Тарковского «С высоты»

В своей прозе М. Тарковский следует классической традиции создания человеческих типов. Можно говорить о типичности рассказчика Сергея Никифорова, с психологической точностью воссоздаются и другие типичные образы.

Основные приемы создания людских типажей традиционны: портрет, поступки, оценки других персонажей, авторская оценка и, конечно, одним из основных способов создания характера является речь. Именно через осмысление речи возможно понять «точку зрения» того или иного персонажа. Автор использует различные способы воспроизведения чужого слова: прямую речь, диалоги, косвенную речь, несобственно-прямую речь. У несобственно-прямой речи в тексте как бы двойное авторство – повествователя и героя, что «активно способствует возникновению авторского и читательского сопереживания герою. Мысли и переживания повествователя, героя и читателя как бы сливаются, и, таким образом, внутренний мир персонажа становится близким и понятным»^²⁹. Несобственно-прямая речь позволяет передать опосредованно через речь рассказчика мысли и слова других персонажей, а также отражает оттенки их внутренних переживаний, например: «Валерка, будто понимая мои чувства, был со мною особенно приветлив».

Рассмотрим, как использует Тарковский этот прием.

Все, что говорил дед, было близко и понятно герою, поэтому истории, услышанные от деда, Сергей передает с помощью несобственно-прямой речи: «В его времена соболя почти не было и охотились на белку. Охотники ходили в тайгу звеньями по четыре человека, продукты и палатку с печкой тащили собаки», - в этом проявляется абсолютное доверие словам деда. Использование в одном абзаце несобственно-прямой речи деда и отца служит выражению одной из важных идей в творчестве Тарковского – преемственности поколений. Уважение к деду усиливается благодаря включению в текст несобственно-прямой речи отца: «Дед изрядно потаскал отца по тайге, отец им гордился, ему нравилась охотничья старина, и, зная все дедовы истории наизусть, он специально для нас заводил того на рассказы и сам их слушал».

По контрасту с образом главного героя создается образ Куликова, единственного персонажа, в адрес которого автор позволяет рассказчику резкие отрицательные суждения. Этот персонаж лишен даже имени, в повести он появляется как «некто Куликов». В аспекте нашей проблемы образ Куликова интересен тем, что он тоже является субъектом речи: рассказчик цитирует известные в районе стихи, подкупающие «какой-то свежестью, пониманием природы», однако по мере знакомства с Куликовым читатели вместе с главным героем понимают, что автором, то есть истинным субъектом и стихотворения «Фарватер», и повести «Тесовая бродь» являются другие люди. Куликов, таким образом, представлен в повести мнимым субъектом, лжесубъектом. Отрицательное отношение автора к этому персонажу чувствуется с первых строк появления его в повести: нами уже отмечалось местоимение «некто», ирония по отношению к нему граничит с сарказмом и резкой сатирой. Читателю предлагается следующая портретная характеристика Куликова: «рослый, очень свойский мордатый парень, ухитрявшийся удивительным образом сочетать в своей жизни написание стихов с общественной и коммерческой деятельностью». Не лишено иронии наблюдение за тем, как в баре «поэт на всю катушку наслаждался правами денежного клиента и, как гость цивилизации, показывал нам пример вольности манер и даже проявлял излишнюю бесцеремонность в обращении с Иванычем». Жалок Куликов в подлой мести главному герою: «Подошел катер, меня под конвоем провели в кубрик, где на диване восседал затянутый в кожу Куликов с пистолетом на толстой ляжке», играющий роль грозного инспектора рыбоохраны. Составленный по норме протокол вечером пьяный Куликов демонтративно («при мне») порвал и отправил моториста за изъятой сетью. Но и к этому человеку в какой-то момент рассказчик меняет отношение. Когда они остались на некоторое время наедине, Куликов «раскрылся совсем с другой стороны». Автор использует косвенную речь с целью попытаться понять и оправдать его: «Он был сильно пьян и говорил, что вот вам-то хорошо, вы мужики, вы при деле, а он всю жизнь «между гребаных», он и рад бы, как мы, да «в руках мыши…» (скажем так, занимались любовью), и весь его гонор и вредность именно из-за этого, так что не обращайте, ребята, внимания…». Именно в этом эпизоде Куликов проявляется как субъект речи, далекой от литературной нормы и человеческой искренности. «Он, конечно же, меня помнил [несобственно-прямая речь], но «зла не держал», и я тоже на него зла не держал». Параллельное утверждение о том, что оба друг на друга «зла не держали» отличается интонационно. Неискренность Куликова автору удается передать с помощью синтаксическогго оформления: дословное воспроизведение этих слов в контексте несобственно-прямой речи осуществляется с помощью кавычек. В том, что это, как и вся жизнь Куликова, фальшь, читатели окончательно убеждаются, когда узнают о том, что он опубликовал под своим именем повесть Сергея Никифорова, «только с другими именами и некоторыми изменениями в опасных для Куликова местах». Имея опыт, расчет, должность и отсутствие нравственных принципов, такие люди добиваются успеха. В размышлениях о случившемся лирический пафос сменяется публицистическим, в них очевидно философско-сатирическое обличение: «Меня доводил до бешенства не столько успех Куликова, которым ему так хотелось дополнить свои издательские удачи, сколько общая неуязвимость такого рода людей – он шел к своей цели и ни набитая рожа, ни мнение о нем в родном Туруханском районе его остановить не могли. Ему было на все это наплевать».

Основной конфликт в произведении разворачивается вокруг повести рассказчика «Игнат Кузнецов». Сергей подробно излагает ее содержание, так как Игнат Кузнецов воплощает в себе лучшие, по его мнению, человеческие качества. Кроме того, Тарковский доверяет своему рассказчику роль не только автора, но и главного субъекта речи новой, «сочиненной им самим» повести: «Повествование велось от первого лица, и я, то есть автор, выступал в качестве хорошего знакомого Игната». Таким образом, Сергей Никифоров становится как бы двойным рассказчиком (контраст с мнимым автором Куликовым только усиливается).

Образ Сергея Никифорова выполняет несколько художественных функций: он является главным героем и рассказчиком повести Михаила Тарковского «С высоты», охота постепенно перестает быть главным делом его жизни, уступая место писательской деятельности (признаки героя), кроме того, он пишет повесть «Игнат Кузнецов», в которой отводит себе роль рассказчика.

Фрагменты повести об Игнате, а также пересказ ее содержания занимают значительное место в повести «С высоты». Необходимо отметить, что воспроизводя содержание и фрагменты записей своего героя «Игната Кузнецова», автор вновь применяет несобственно-прямую речь, специфика которой заключается в том, что Сергей Никифоров использует своеобразный прием «автоцитации» (он – автор и рассказчик повести). Кроме того, в придуманной героем повести так же, как и в повести «С высоты», взаимодействуют две точки зрения – образа автора и рассказчика, - причем носителем обеих является Сергей Никифоров. Интересно, что образы автора обеих повестей как бы сливаются в один и связаны с выражением контекста первичного автора, Михаила Тарковского.

Игнат Кузнецов, главный герой одноименной повести в повести, является воплощением идеала, который писатель утверждает посредством Сергея Никифорова. Он как бы аккумулирует все лучшее, что присуще обоим авторам – непосредственному автору Михаилу Тарковскому и автору-художественному образу Сергею Никифорову. Игнат, как и оба его создателя, не родился писателем, но умение по-особому видеть мир свойственно ему с детства: «Как многие охотники, сами выбравшие себе профессию, Игнат в детстве прочел прорву книг об охоте, тайге и животных и, живя полнокровнейшей настоящей жизнью, умудрялся смотреть на нее чуть-чуть сбоку, глазами писателя, что ли, и самого себя в каком-то смысле ощущал героем книги»; «Как многие охотники, он вел дневник, куда постепенно вслед за обычными записями … проникали разные случаи и размышления». В повести «С высоты» подобное развитие писательского дара типизируется: автор как будто утверждает, что многие охотники (например, рассказчик Сергей Никифоров, а также герой его повести) испытывают острую потребность поделиться своими мыслями, которые со временем перерастают в значительные произведения.

Выбор автором профессии главного героя не случаен. Как отмечает М. П. Абашева, «тексты о литературе и писателях воспринимаются сегодня в качестве особого дискурса, существенно важного сообщения, направленного не только от автора к читателю, но – в условиях принципиального переустройства кодов культуры – от художника к прошлому и будущему, к литературе и жизни»^³⁰. В современной литературе творчество Михаила Тарковского, так же, как и творчество Сергея Никифорова и Игната Кузнецова в их художественных мирах, ценится очень высоко, потому что им свойственна власть над словом, они умеют создавать эстетическое пространство, в котором хочется жить. В этом проявляется эстетически-биографическая близость всех трех авторов. Заехавшего в деревню журналиста записки Игната тронули до глубины души. Когда он, не в силах сдержать эмоции, читает свои стихи по местной радиостанции «на весь Туруханский район и пол-Эвенкии, равные десяти Франциям», уходят в сторону бытовые проблемы и бывалые матерщинники прекращают ругаться. Рассказы Сергея Никифорова первым прочитал его друг Игорь и оценил «сдержанно-серьезно»: «Все свое. Все родное». И потом весь вечер, встречаясь со мной взглядом, повторял, постукивая себя по сердцу: «Вот они, твои рассказы, все здесь». Повесть про Игната Кузнецова, украденная и опубликованная под фамилией Куликова, «несмотря на свое идиотское название [«Тесовая бродь»]» «смотрелась в журнале прекрасно», хотя успех ее в прессе автор скромно связывает с общим упадком литературы. Мы не можем судить о влиянии личной биографии Тарковского и ее фактов на формирование образов, однако мировоззренческая позиция всех трех писателей очевидна. Самокритичность, скромность, трепетное и почтительное отношение к слову – качества, которые их объединяют. В отличие от Куликова, они не стремятся к славе, тем более любой ценой. Особенно категоричен в этом Игнат Кузнецов, которому «неловко было высовываться своей персоной, ставить себя в особое положение, как бы пытаясь извлечь новую, журнальную выгоду из своей судьбы, самой, на взгляд Игната, обычной». По настоянию журналиста он решается опубликовать свои записки, но только под псевдонимом. И в этом контраст позиций основных субъектов (авторской позиции) и Куликова усиливается в несколько раз. Если последний выступает в повести мнимым субъектом, то Игнат Кузнецов, напротив, становится субъектом анонимным, частная история которого становится понятной и созвучной любому человеку. В этом проявляется лирическое звучание прозы Тарковского. Как в любом лирическом произведении, частное преодолевает значение конкретного и индивидуального и становится максимально обобщенным, всеобщим.

В субъектной структуре повести образ Игната Кузнецова играет еще одну важную роль: его «задумчивые слова» «Ничего не остается, кроме воспоминаний…» автор использует в качестве эпиграфа. Своеобразная автоцитация выполняет в произведении двоякую функцию: во-первых, раскрывает основную тему произведения (эта функция многократно усиливается начальным местом повести в книге “Замороженное время», таким образом предопределяя читательское восприятие); во-вторых, эпиграф предполагает некоторую авторскую интригу: читатели не знают, кто такой Игнат Кузнецов и почему его слова настолько значимы для осмысления повести.

Контекст автора, то есть М. Тарковского, объемлет, как и в любом другом художественном произведении, контексты всех субъектов высказывания, которые одновременно являются объектом эстетического изображения. Именно по авторскому замыслу контекст главного героя и основного рассказчика, Сергея Никифорова, пересекается с контекстом другого субъекта, более близкого автору и выражающему авторскую позицию. Рассказчик является субъектом высказывания точек зрения ряда других персонажей повести: отца (в воспроизведении дневниковых записей отца, рассказа о заглохшем моторе), деда (используется несобственно-прямая речь для воссоздания рассказа деда об охоте, эвенках и пр.), брата Валерки и др. Но наиболее интересен Сергей Никифоров как «автор» Игната Кузнецова, рассказчика одноименной повести. Близость позиций Сергея Никифорова и доверенного ему Михаилом Тарковским образа автора повести «Игнат Кузнецов» усложняет субъектное своеобразие повести «С высоты»: наблюдается соединение разных контекстов: образа автора повести «С высоты», главного героя и рассказчика этой повести, «созданного» им образа автора повести «Игнат Кузнецов» и Игната как самостоятельного персонажа повести в повести. Подобная композиционная сложность, однако, не усложняет понимания авторского контекста, а напротив, способствует лучшему усвоению основных идей, которые писатель повторяет с помощью разных интонаций, используя для этого различные точки зрения. Кроме того, она способствует очень тонкой авторской игре, увлекающей читателя. Подобная игра кажется нам эстетически более ценной, нежели традиционные приемы сюжетной занимательности.

Смена точек зрения объясняется, с одной стороны, специфической речевой манерой каждого субъекта, а с другой утверждает взаимовлияние, взаимопересечение каждой, что свидетельствует о «всеобщем» характере высказываний и, как следствие, о преобладании лирического начала в повествовательной структуре повести.

Blog

Учебно-методический комплекс по дисциплине дпп. Р. 01 Практикум по анализу литературного произведения (уд-04. 13-008)

Содержание