Поэтика слова в Творчестве писателей русской традиционной школы

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Бараков Виктор Николаевич
Гурленова Людмила Викторовна
Общая характеристика работы
Задачи исследования
Теоретической основой
Научная новизна
Методологическая основа исследования
Рабочей гипотезой
На защиту выносятся следующие положения
Теоретическая значимость
Практическое значение
Апробация работы.
Объём диссертации
Второй главе
Глушаков, П.С.
Глушаков, П.С.
Большакова А.Ю.
Соколова Л.В.
Абрамов Ф.А.
Подобный материал:
  1   2   3


На правах рукописи


Глушаков Павел Сергеевич


поэтика слова

в Творчестве писателей русской

традиционной школы


Специальность 10.01.01 – русская литература


А в т о р е ф е р а т

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук


Архангельск

2011


Работа выполнена в Северном (Арктическом) федеральном университете имени М.В. Ломоносова



Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор

Бараков Виктор Николаевич





доктор филологических наук, профессор

Богданова Ольга Владимировна





доктор филологических наук, профессор

Гурленова Людмила Викторовна


Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Алтайский государственный университет»



Защита диссертации состоится 25 ноября 2011 года на заседании объединённого совета по защите докторских и кандидатских диссертаций ДМ 212.191.04 при Северном (Арктическом) федеральном университете по адресу: 164520, г. Северодвинск, ул. Торцева, 6, ауд. 21.


С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова.


Автореферат разослан «____» ___________ 2011 года


Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук,

профессор Э.Я.Фесенко


Общая характеристика работы

Русская традиционная литература представляет собой своеобразное явле-ние, во многом определившее пути развития литературы второй половины XX века1. Между тем, данное явление, по преимуществу, рассматривалось с идейно-нравственной точки зрения, изучалось как этический компонент в синхронных литературных, социологических и публицистических дискус-сиях2. Отсюда определился явственный перекос в статусном и интер-претационном характере феномена, а сам он получил локальные опреде-ления. Вопросы поэтики отходили на второй план, образуя постепенно зияющую лакуну, требующую своего наполнения. Это определяет актуа-льность постановки исследования проблем поэтики писателей традиционной школы.

В истории русской литературной науки сложилась во многих отношениях парадоксальная ситуация: изучение традиционного течения литературы в силу ряда обстоятельств проходило в «зоне фрагментирования» феномена: явление либо диффузировалось, либо приобретало излишнюю иерар-хичность, либо сегментировалось («деревенская проза», «тихая лирика» и т.д.). Это, во-первых, расчленило сам объект изучения («традиция» в литературе понималась как следование канонам и образцам, а не как естественный ход функционирования русской литературной реальности). Во-вторых, упростило явление: изучались идеологемы, социальные смыслы, но не поэтика и художественная символика (отсюда и перекос в сторону публицистичности работ по данной теме, научной некритичности и невыработанности исследовательского инструментария). В-третьих, явление изолировалось по родовому признаку: рассматривалась отдельно «дере-венская» проза и отдельно «тихая» лирика (при том, что даже дефиниция последней указывает на ненаучные компоненты в таком определении). В-четвертых, выстраивалась во многих отношениях ложная (или искажающая) картина литературной действительности: традиционная литература ставилась в непосредственную оппозиционность с иными формами литературной функциональности («деревенская» – «городская» проза, «тихая лирика» – «эстрадная поэзия» и т.д.). В-пятых, по вненаучным причинам из рассмотрения исключались те факты и явления, которые свидетельствовали о диалоге, знакомстве или даже взаимодействии традиционной поэтики с поэтическими системами других видов (модернистской, авангардистской и пр.). Этот взгляд нуждается не только в уточнении, но и анализе и возможном пересмотре. В-шестых, совершенно не изучались явления пере-ходного характера, которые в силу своей динамики и пограничности наиболее ярко демонстрируют строевые, формальные принципы и законы организации структуры художественного мира писателей. В данной работе впервые в отечественном литературоведении в качестве особого предмета рассмотрения представлены стихотворные тексты В.Шукшина (не следует забывать, что ряд писателей-традиционистов выступали в качестве поэтов, затем став по преимуществу прозаиками, что говорит о сложных родо-видовых тенденциях в их поэтической системе: В.И.Белов, В.М.Шукшин и др.). В-седьмых, в качестве генеративного аспекта в концепции традиционности выступает не «образец», «писатель-классик», а общая идея деятельного подхода к слову у писателей этого направления, традиция глубинного отношения к слову как к делу, преображающему мир элементу, к творчеству как служению.

Данное диссертационное исследование ставит своей целью преодолеть все перечисленные недостатки и создать целостную интерпретацию фено-мена поэтики слова в творчестве Василия Шукшина, Фёдора Абрамова, Николая Рубцова, Алексея Прасолова.

Выбор имён определяется не только безусловной художественной значительностью этих художников слова, но и тем обстоятельствам, что творчество и поэтика этих писателей в наибольшей степени отразили в себе не только закономерности, но и противоречия всего хода литературной действительности. Широкое «поле диалога» с зачастую совершенно неожи-данными и кажущимися на первый взгляд чуждыми для этих писателей поэтическими системами (модернистами, поэзией Серебряного Века и др.) интерпретируется нами не как «отталкивание» или «следование», «влияние» или «соприкосновение», но как естественный процесс функционирования в «большой» русской литературной традиции. Традиция в таком понимании есть живой процесс функционирования и соприкосновения с иными формами, оппонирование им, диалог с ними, восприятие их элементов.

Наиболее развитой частью литературной науки о писателях традиционной школы является, без сомнения, шукшиноведение. В последнее десятилетие в шукшиноведении произошли важные изменения. От неминуемых, но скромных тезисов первых шукшинских конференций конца 80-х гг. до Энциклопедического словаря-справочника «Творчество В.М. Шукшина» (в 3-х тт., 2004-2007 гг.) был пройден не столько количественный, но качественный путь: за 20 лет картина шукшинского творчества была структурирована феноменом функционирующей целостности3. Безусловно, приоритетное место и главная заслуга в интенсивной и плодотворной работе по изучению творческого наследия писателя принадлежит филологам Алтайского государственного университета: С.М.Козловой, О.Г.Левашовой, А.А.Чувакину, а несколько позже целой плеяде их коллег и учеников, ставших в определённом смысле «вторым поколением» алтайского шукшиноведения (А.И.Куляпин, Н.В.Халина, В.В.Десятов, О.А.Скубач, О.В.Тевс, Д.В.Марьин и др.). Конечно, нельзя не упомянуть и того существенного вклада, который внесли в формировавшуюся науку о Шукшине учёные второй половины 70-х – 80-х гг.: В.А.Апухтина, В.Ф.Горн, Г.А.Белая, Л.И.Емельянов, а также критики и публицисты тех лет (Л.А.Аннинский, А.П.Ланщиков, В.И.Коробов и др.). Большое значение для молодой науки о писателе имеют работы Л.Т.Бодровой4, Н.И.Стопченко5, В.К.Сигова6, А.Ю.Большаковой7, Д.Гивенса8, К.Г.Алавердян9.

Творчество Н. Рубцова начало изучаться в статье В.В.Кожинова «Николай Рубцов» (1974), а затем и в его одноименной книге (1976). Позже появились статьи В. Дементьева, А. Павловского, А. Пикача, Ю. Селезнева, книга В. Оботурова «Искреннее слово» (1987) и В. Белкова «Неодинокая звезда» (1989), «Жизнь Рубцова» (1993).

В 80-х годах были защищены первые диссертации: А. Науменко (1984), Т. Подкорытовой (1987), И. Ефремовой (1988), М. Кудрявцевой (1988). Существенный вклад в изучение художественного наследия поэта внесли труды В.Зайцева10, В.Баракова11 и А. Кирова12.

Лирика А.Т.Прасолова практически, за редким исключением, в последние десятилетия не рассматривалась. Имя поэта упоминалось «в ряду» других поэтов 60-х гг ХХ века, между тем, такое положение нельзя признать удовлетворительным.

Ситуация с изучением прозы Ф.А.Абрамова иная: его творчество находится в поле зрения ученых, однако основное внимание здесь уделяется эпическим формам прозаика, его романной тетралогии13. Только в последнее дясятилетие благодаря трудам ряда исследователей появляются работы, в которых впервые ставится вопрос о поэтических принципах Абрамова («Слово Федора Абрамова» – 2001; «В мире Федора Абрамова» – 2005). Важной вехой изучения прозы писателя явился сборник статей «Фёдор Абрамов в XXI веке» – 2010 (в особенности, помещенные там работы А.Ю.Большаковой, Н.М.Коняева, Е.Ш.Галимовой и ряда других ученых).14

В результате изучения предшествовавшей данному исследованию научной литературы, можно прийти к следующим выводам: поистине огромная читательская популярность писателей традиционной школы, существенное влияние на нравственную атмосферу времени оставило, до некоторых пор, в тени вопрос о собственно художественной составляющей их творчества. Во многом укоренившееся в исследовательском сознании мнение о «безначальности», «нерукотворности» и «самородности»15 твор-ческого феномена представителей традиционного направления русской литературы нуждается в существенном уточнении. Известно, что самые, на первый взгляд, простые явления кроют в себе сложности интерпрета-ционного порядка; путь от констатации факта к выявлению и форму-лированию закономерностей может, думается, служить тем надёжным инструментом, который позволит преодолеть многие рецепционные сложности и за мнимой «простотой» разглядеть поистине глубокий и многообразный писательский мир.

Настоящая работа ставит своей целью представить литературно-худо-жественное творчество писателей традиционного направления в качестве системной целостности, описать основные функциональные разновидности семантических связей и структур, объединённых своеобразной поэтикой слова, а также выявить значимые элементы в восприятии классической традиции.

Задачи исследования:

1. Выявить истоки историко-литературного и эстетического позиции-онирования писателей-традиционистов в подходе к феномену художественного слова.

2. Проанализировать специфику поэтики художественного слова в теоретических концепциях и художественной практике Шукшина, Рубцова, Абрамова и Прасолова.

3. Описать основные закономерности поэтики диалога (во всех его структурных разновидностях) в творчестве писателей традиционной школы.

Теоретической основой диссертации является идея о том, что сущность поэтических установок в прозе В.Шукшина, Ф.Абрамова, Н.Рубцова и А.Прасолова заключается не только в тематической, образной или идейной структуре их произведений (эти факторы указывают на общность представлений и родстве творческих поисков), а в единстве эстетического и мировоззренческого взгляда на действительность. Это единство обеспечивается общей для писателей традиционной школы поэтикой слова. Общность строевых структурных единиц свидетельствует о неслучайном, регулярном и, следовательно, закономерном проявлении подобного мировидения.

Главным объектом рассмотрения является художественное слово в творчестве писателей традиционной школы (являющееся в концепции представителей этого направления аналогом художественного произве-дения).

Предмет исследования – поэтика слова (семантические и выразительные возможности, а также структурные отношения и связи при взаимодействии с более крупными и общими художественными единицами) в её понимании русскими писателями-традиционистами второй половины ХХ века.

Материалом исследования выступает художественная проза и рабочие записи В.Шукшина и Ф.Абрамова, лирика А.Прасолова и Н.Рубцова (а также Ю.Кузнецова, Н.Тряпкина, В.Казанцева). Привлечение большого объёма черновых, рабочих и дневниковых материалов (частично впервые вводимых в научный оборот) позволяет выявить истоки и генезис рассматриваемых в работе явлений.

Научная новизна настоящего исследования определяется тем, что:

- впервые своеобразие литературно-художественного творчества писа-телей и поэтов традиционной школы рассматривается не изолированно;

- в работе предпринята попытка изучения путей и особенностей усвоения писателями ХХ в. традиций русской классики, понимаемой ими как магистральная традиционная линия развития литературы;

- предпринятое исследование открывает перспективу изучения твор-чества писателей разных эпох в аспекте проблемы межтекстовых связей;

- выявляются общие закономерности в усвоении и претворении законов словесного искусства (поэтика) в творчестве рассматриваемых писателей;

- впервые вводятся понятия «жизнедеятельная установка слова» (применительно к творчеству В.Шукшина), «анафорическое слово» (Н.Рубцов), «поэтическое слово» (Ф.Абрамов), «миростроительное слово» (А.Прасолов);

- впервые выявляются истоки поэтической концепции, претворённой в жизнь анализируемыми авторами; эта концепция понимается как возрождение основной линии русской филологической мысли середины XIX-начала ХХ веков;

- анализируются не только факты сближения и следования, но и критического диалога, а также спора с иными поэтическими системами;

Методологическая основа исследования. В качестве главного был использован сравнительно-типологический метод исследования, опира-ющийся на труды по исторической поэтике, на работы А.Н. Веселовского, В.Я. Проппа. Особое внимание уделено концепциям В.Гумбольдта и А.А.Потебни: каждое явление получает системную интепретацию как звено в общей системе выразительной поэтики. Принципиально важными для логики нашей работы являются понятия «диалога культур» и форм воплощения «чужой речи» не только как средства, но и как предмета изображения, разработанные М.М. Бахтиным в его работах по истории и теории культуры. Герменевтический анализ Г.Г.Шпета применяется для выявления интра-структурных отношений внутри рассматриваемых феноменов. Проблема межтекстовых связей исследована в духе традиций Ю. М. Лотмана и представителей тартуской школы.

Рабочей гипотезой исследования явилось понимание внутреннего мира литературного произведения как восхождения от «отражения» и «изображения» к преобразованию и преображению; соответственно поэтика слова у писателей традиционной школы приобретает четры жизнедеятельной и жизнестроительной установки, в которой строевые системно-структурные элементы соотносятся особым образом с мировоззренческими установками, свойственными русской культурной (ментальной) традиции.

На защиту выносятся следующие положения:
  1. Проза В.Шукшина, Ф.Абрамова, равно как и поэзия Н.Рубцова и А.Прасолова, представялет собой яркий образец русской традиционной литературы второй половины ХХ века и является примером усиления референтных семантических потенций, заложенных в самом, на первый взгляд, простом материале. Поэтика слова в понимании предста-вителей этого направления есть дело; это позволяет свободно оперировать эпохами, людьми, давать или переименовывать имена, признавать или присваивать родство, «переводить» написан-ное/сказанное в претворённое/сделанное, преодолеть безлично-объек-тивное и нейтральное в субъективное / активное / личное. Слово же приводит к диалогу с другим, спору, нравственным поискам, откры-тиям, обидам, агрессии и т.д.
  2. Текст в поэтической системе представителей традиционной школы вторгается в жизнь, оживляет то, что уже/ещё не может поддаться физическому воздействию в силу объективных причин: жизнь становится той метафорической «бесконечной массой» (В.Шукшин), которая пульсирует на наших глазах здесь и сейчас, что подвластно только литературе. Творец-художник оживляет творца в каждом своём читателе, словом творит д е л о.
  3. Творчество В.М.Шукшин, Ф.А.Абрамова, равно как и его современников, поэтов традиционного направления русской литературы второй половины ХХ века Н.М.Рубцова, А.Т.Прасолова, свидетельствует о неслучайности, системности, жизненности и общности поисков жизнедеятельного слова. Эти поиски включают этих писателей в большую плодотворную традицию всей русской классической культуры.

Теоретическая значимость диссертации опеделяется тем, что, сосредотачивая аналитический инструментарий исследования на поэтике слова в различных, но типологически сходных литературных феноменах, мы имеем возможность выявить не только системные и структурные отношения внутри художественного направления, но и обнаружить нерелевантные при ином подходе явления. Сосуществование и взаимодействие в таком ракурсе дополняется диалогом и спором, причём все эти явления не изолируются, а берутся в своей сложности и целостности. Частичная междисциплинарность такого подхода (лингвистика – семантика – герменевтика – литера-туроведение) из инструмента познания превращается в попытку синтези-рования целостного знания о слове, то есть приближается к собственно филологической универсальности.

Практическое значение исследования обусловлено актуальностью самой проблемной темы: широкая популярность и нравственно-художественная значимость рассматриваемых писателей диктует ответ-ственное отношение к интерпретации их литературного наследия. Основные положения диссертации (как в её теоретической составляющей, так и в практических примерах) могут применяться в учебном процессе при чтении курсов русской лиературы ХХ века, в работе спецкурсов и семинарских занятий. Текстологические гипотезы работы лежат в основе новых изданий произведений В.М.Шукшина и Н.М.Рубцова16.

Апробация работы. Основные положения концепции развития и функционирования русской традиционной литературы, её классической традиции и поэтики были изложены в монографии «Очерки творчества В.М.Шукшина и Н.М.Рубцова: классическая традиция и поэтика» (2009) и в 69 статьях, написанных в 2000-2011 годах и опубликованных в РФ, Литве, Латвии, США, Турции, Южной Корее, Испании, Польше, Чехии. Общий объём публикаций по теме – около 45 п.л. Главные постулаты монографии вызвали резонанс в научной среде: появились отзывы, обзоры и рецензии в центральных литературоведческих журналах России («Новое литературное обозрение», «Литературная учеба», «Литература в школе», «Русский язык за рубежом», «Вестник Томского университета», «Филология и человек», «Сибирский филологический журнал»), Чехии (”Slavia”), Латвии („Humanitaro zinatnu vestniesis”)17.

По темам диссертации был сделан ряд докладов на 17 международных, 2 всероссийских и 1 вузовской научных конференциях: «Die russische Literatur im Kontext der Europäischen» (Кильский университет, Германия, апрель 2001), «Filologijas lasijumi» (Даугавпилский университет, Латвия, январь 2000, январь 2001, февраль 2003, май 2005, февраль 2010), «Славистические семинары» (Латвийский университет, февраль 2008, февраль 2009, март 2011), «Русская литература ХХ-ХХI веков: проблемы теории и методологии изучения» (Московский государственный университет, май 2004, май 2006), «Творчество Ф.Абрамова» (Поморский университет, февраль 2000), «Конгресс по славистике» (Сеульский университет, июль 2004, август 2009, июль 2010), «El estudio de la literatura rusa» (Гранадский университет, Испания, сентябрь 2006, август 2008, сентябрь 2010), «Интерпретация художественного текста» (Бийский педагогический университет, март 2000, март 2006, март 2008), «В.Шукшин: жизнь и творчество» (Алтайский университет, июль 2009).

Объём диссертации: 337 страниц. Библиография состоит из 269 названий.

Структура диссертации: работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии. После Введения, в котором обозначены общие принципы диссертации, следует Первая глава исследования «Поэтика слова в концепции литературного творчества писателей-традиционистов». В этой главе в четырёх её разделах рассматривается деятельная компонента феномена поэтики слова в прозе и рабочих записях В.Шукшина, анафорическое слово в системе поэтики Н.Рубцова, образное слово и традиции его функционирования в творчестве Ф.Абрамова, а также черты поэтики миростроительного слова в поэзии А.Прасолова.

Художественная действительность и мир языка, согласно поэтике Василия Шукшина, не «сотворённое», а творимое, – в этом заключается центральное понимание писателем феномена языка как искусства процессуального, творящегося. Усложнение языковых поисков идёт в прозе писателя по нескольким основным направлениям: это семантические наращивания, метафоризация, различные виды контекстирования, а также формальные структурные изменения – анаграммы, графемы и т.д. Тексты Василия Шукшина демонстрируют также широкое «поле» разноуровневых и разновекторных бинарных и тернарных оппозиций, которые проявляются как непосредственно лексически, так и контекстуально, а регулярность таких проявлений говорит о явственном принципе не столько изобразительности, сколько о принципах усложнения поэтического мышления Шукшина, оперирующего предельными и динамическими категориями.

Лапидарные произведения прозаика, включаемые в сложные текстовые и метатекстовые контексты, демонстрируют поистине огромные возможности как в диахронической, так и синхронной интерпретации, они выстраивают свою внутритекстовую поэтическую систему, развивая специфические структурные принципы, степень регулярности которых говорит о неслу-чайных строевых процессах. Текст сигнализирует о поисках, миро-воззренческих изменениях, об усилении словесных матриц; слово включается в перекрёстные контексты: в контекст словосочетания, предложения, всего микротекста прозведения, а затем по принципу дополнительности / оппо-зиции / контраста / ассоциации и т.д. может быть рассмотрено в составе нескольких записей одного тематического, мотивного или структурного поля или же в составе целого сложного синтагматического единства как неотъемлемый элемент релевантного уровня. Именно поэтому такое пристальное, поистине миростроительное, внимание уделяется Шукшиным языку и слову как основе языка. Тут (осознанно или нет) вступают в действие некоторые универсальные механизмы функционирования слова в ткани художественного текста: слово из строевого элемента и лингвистического механизма превращается, во-первых, в творческую порождающую единицу, а, во-вторых, наполняется / наделяется деятельной компонентой, становясь, собственно, движущей силой и образной субстанцией акта творения новых смыслов и систем миропонимания. По мысли В.Гумбольдта, язык есть «не мёртвое произведение, а деятельность. <...> вечно повторяющееся усилие... Самое существование духа можно себе представить только в деятельности и как деятельность»18. Акт называния, отождествления, метафоризации (сравнения), ассоциирования и т.д. есть, таким образом, акт волевого усилия, творчества по отбору того, что, по каким-либо внутренним, мировоз-зренческим установкам, может, а значит должно (вспомним шукшинские императивные конструкции) воплотиться в текст. Отбор этот неслучаен, как – следовательно – неслучайна и читательская реакция на прочитываемый текст: от читателя требуется (долженствование) аналогичное волевое усилие для «получения» полной и адекватной «информации», заложенной в «послании». По теории передачи информации, более сложные и объёмные структуры получают на «выходе» большой объём искажений или прямой потери объёма информации, тогда как по форме системы простые имеют больше шансов к сохранению такого объёма. Форма и жанр позволяют шукшинским рассказам сохранить/сберечь для читателя максимальную «информацию» (при всей, конечно, условности этого термина применительно к произведению художественному), а парадигматика слова «развёртывает» компенсаторные механизмы усложнения. Иными словами, некоторые тексты писателя мы можем просто и сравнительно легко запомнить (даже наизусть, чего сложно требовать, например, применительно к рассказу); затем, знакомясь (в разных вариантах чтения, с разными стратегиями) с другими рассказами, читательское сознание ассоциирует/связывает/сближает разные тексты или элементы этих записей в единый контекст, то есть создаёт единый текст, не разрушая исходных. Это явление по сути поэтическое, когда семантика текста включается в смысловую парадигму культурного поля других текстов и иных авторов.

Одновременно слово в таком понимании есть дело (на это указывает постоянное стремление к активному волевому усилию/долженство-ванию/деланию в поэтике Шукшина): оно позволяет свободно оперировать эпохами, людьми, давать или переименовывать имена, признавать или присваивать родство, «переводить» написанное / сказанное в претворённое / сделанное, преодолеть безлично-объективное нейтральное / «никому-не-принадлежащее» и «никого-не-трогающее» в субъективное / активное / личное и т.п. Заметим в этой связи, что именно со слова, вслушивания в него, с обнаружения личного и волнующего, завязываются мировоззренческие «сюжеты» в новеллистике Шукшина: «забуксовавшие» герои раскрывают то, что уже стёрлось и стало столь «объективным», что потеряло живую связь с человеком, отстранилось от жизни. Именно слово заставляет (в буквальном смысле) героев мыслить, действовать.

Сходные поэтические установки выявляются в так называемом «анафорическом слове» Николая Рубцова (раздел 1.2). Анафора у Рубцова является частью более крупной системы понимания поэтом слова как такового. Слово понимается Н.М.Рубцовым как действие, активное и творческое начало. Процессуальность, подвижность слова соединяется с пониманием его сущности как «вечно повторяющегося усилия» (по В.Гумбольдту). Это «прорыв» от слова к делу в самом широком понимании. Нагнетание слова, одного и того же в особенности, как в анафоричности – это явный сигнализатор тех «точек напряжения», что возникают в выразительном плане художественной системы. Иными словами, анафоры являются суггестированными «вершинами» живой и «пульсирующей» материи языка, поэтической речи, в данном случае. Здесь не столько «выражение», сколько прорыв (аналогичный первичному «акту создания», обозначенному в Библии – «В начале было Слово», из которого и «развивается», собственно, дело, всякая деятельность). Таким образом, «заострённое слово» (не всякое, а «энергетически заряженное» художественными поисками, выделенное самим «актом творчества», как анафора, к примеру) предсказательно по своей сути, так как «оторвалось» от констатации ушедшей реалии и векторно устремлено в новое, ещё даже не совсем логически объяснимое состояние (отсюда многочисленные признания поэтов традиционного напрaвления, что ряд образов до конца не вполне ясен им самим; здесь же знаменательная проблема «поиска» слова, тема ожидания своего слова и т.д.).

На материале дневниковых записей Ф.А.Абрамова в разделе 1.3 показан процесс «запечатления», фиксирования явлений преходящей действительности, которые, будучи «выхвачены из лап преходящего» (Ф.Абрамов), отвоёваны у времени и беспамятства. Записи не «придуманы» или «сочинены»; но одновременно это и не пассивное «стенографирование» (сродственное фольклорным записям в «полевых условиях») словесного «материала». Здесь имеет место творческая деятельность по отбору, отсеиванию, обнаружению и пониманию, а затем объяснению и использованию слова как преображённого произведения.

Первым актом преображения является слушание / вслушивание в звучание слова (иногда даже ещё не слова, а лишь некого «семантического сгустка», приобретающего семасиологическую релевантность): «Косца можно узнать, не глядя на него: по звуку косы. У настоящего косца – размеренный, продолжительный свист, у другого – частый: частит, не в полную меру косит. А вжиканье у того, кто бьёт сплеча, тоже не в полную меру косит» (472)19.

Узнавание, по Ф.Абрамову, многомерный процесс: визуальное и аудиальное здесь равноправны, но не равны; когда человека (косца, в данном случае) видишь – происходит процесс его отождествления с его «внешней оболочкой» (формой), тогда как в процессе его работы (косьба) проявляется его внутренняя сущность, его этические силы. Звучание косы наполняется явственным смыслом, становится потенциальным языком, не дублирующим «обычное» вербальное речевое общение, но дополняющим его. Размеренный и продолжительный звук «говорит» о терпении, настойчивости, трудолюбии человека; «свист» сам по себе ничего не выражает, но лишь в данном конкретном контексте способен стать значимым выразительным средством. «Вжиканье» – непосредственно чувственное отражение в звукоподража-тельной форме неприятия плохой, халтурной работы. Если добрый труд рождал полнокровные и мелодические гармонические звуки (размеренность и продолжительность сближены тут с протяжностью народной песни, песен косцов, например), то неумелый (нарочито или нет) труд тоже вызывает метафорическое переосмысление; художник подмечает междометное слово, которое, согласно теории А.Потебни, является моментальным откликом на определённое состояние души человека. Происходит «рефлексия чувств в звуках»20.

Протяжность противопоставляется прерывистости («частит») как положительный компонент отрицательному, – из «междометия» на наших глазах рождается образ, наполняемый этическим содержанием. Далее уже будут выстроены более сложные (как в формальном, так и нравственном отношении) структуры: уверенный в правоте своих слов и чистоте своих помыслов человек будет говорить спокойно и плавно, тогда как враль и хвастун станет путаться, сбиваться и т.д. И дело здесь не в «оценке» какого-то конкретного человека: сам по себе любой человек может работать как ему будет угодно; дело в том, что косьба в тех условиях, о которых говорит Ф.Абрамов (коллективное хозяйство), является общим делом, и не работающий в полную меру человек не просто «бережёт себя», но пользуется трудом других.

Ф.А.Абрамов делает и проницательные наблюдения казалось бы сугубо бытового порядка: «При выпивке удовлетворяются все органы чувств – обоняние, зрение, вкус, осязание, за исключением слуха. И вот, чтобы удовлетворить слух, чокаются» (473). Замечание это ценно тем, что свидетельствует об открытости размышлений художника казалось бы отвлечённым проблемам эстетического гедонизма. Но суть этой заметки в том, что человеку возвращается право наслаждаться обычными, пусть и не возвышенными, чувствами; отдых от труда – наполняется значимыми компонентами, причём для писателя особенно важны именно звуковые регистры. Это ещё «не слово», но это уже и не «шум», звуки «вообще». Переход из фазы незначимого и незначащего в фазу значений очень интересен Абрамову: «Зал загудел. Зал походил на ребёнка. Он ещё не научился говорить. Он произносил пока первые, нечленораздельные слова» (475). Эта запись уже, собственно, не просто «черновик», но по сути законченное художественное произведение. Во-первых, текст организован аудиально: первое предложение целиком аллитеративно (