Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос

Вид материалаДокументы

Содержание


Национальный зодиак
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   49
небоскребов - чтоб выровнять слой жизни с горами

тропиков и севера, с эвкалиптами, секвойями (посред-

ством небоскребов), со слонами и китами (посредством

танков и подводных лодок), с птицами - посредством

самолетов.


Труд здесь красит человека, тогда как в Индии -

лишь частично, а то и уродует. Тут надо вдуматься в

изобильно наличное - в этом подвиг, от человека

ожидающийся: не мешать собою, своим тупым дви-

жением, а вслушиваться, - тогда как в средней по-

лосе человек призван к дерзанию, выйти за пределы

себя <на труд, на подвиг и на смерть>: на Арктику

походом, на мерзлоту, на великие стройки, ударные

стройки и т.д.


Из человека в английском Космосе угля и тумана выводится

новая порода людей (вообще идея выведения новых пород су-

ществ созданием искусственных условий - англосаксонская,

ср. Свифт: <лилипуты>, <йэху>, <гуингмы>; Дарвин - теории

естественного и искусственного отбора: Уэллс - <морлоки> и

<элои>. люди будущего). Сэр Клиффорд <становился почти це-

ликом существом с твердой деятельной скорлупой (efficient

shell) снаружи (of on exterior - букв. - со стороны внешнего

мира) и с мягкой внутренностью (pulpy interior - внутрен-

ность - как чувствительная пульпа, осязание) - одним из

удивительных крабов и омаров (crabs and lobsters) современ-

ного индустриального и финансового мира беспозвоночных

(invertebrates) ракообразного типа с оболочками из стали, подо-

бно машинам, и внутренними телами из мягкой пульпы> D.H.

Lawrence Lady Chatterley's lover. Privately printed / 1930, p. 129.


То есть в средней полосе и к северу Земли человек

призван к восполнению недостатка жизни - как по-

сланец юга, теплокровное животное, солнце в сердце,

в себе несущее - чтоб льды растапливало. На юге от

человека изыскуется самоохлаждение - с помощью

омовения (вода), дыхания (йога, прана), созерцания све-

та (буддхи). На севере же человеку пристало разогре-

вание с помощью энергетики: угля, нефти = извлечения

земного огня, света-электричества; с помощью горячи-

тельных напитков и страстей - распалялись интересы,

цели и эгоизмы, чтоб подвигать человека на дело вовне

себя, чтоб выходил из себя (отсюда апология <погони

за счастьем>: Гельвеций, Стендаль - и за <успехом>:

Америка), зацеплять его, и изнутри наизнанку чтоб вы-

ворачивался, распластывался, распоясывался. А на юге

нужно умерение, сдержанность, отрешение, йога само-

обуздания, жертвы Брахмы, Пуруши или Христа за лю-

дей. Обеспечив себя этим образом заранее <искуплен-

ного греха>, порешило человечество двинуться на север

и строить цивилизацию в средней полосе мира (в Ев-

ропе, Америке) и там предаваться оргиям целеустрем-

ленной эгоистической активности: промышленности,

практике, войнам, грызне - сплошной экстравертно-

сти, преобразованию среды и условий для улучшения

человеческой натуры. И христианство и всякого рода

морализм был нахлобучен сдерживающей смиритель-

ной рубашкой - как церковь и храм: и заведен ритм

недели (= недеяния) - чтоб чтили субботу и воскре-

сенье, то есть хоть как-то ограничивали бы прожорли-

вую деятельность праздниками - святою праздностью -

и продевались бы созерцанию, теории, а не практике -

трудом (как и Бог сам на день седьмый творения - вот

вам пример).


Вот почему христианское миссионерство у перво-

бытных народов в тропиках: в Африке, деже в Индии -

излишне: не туда суется, там оно не нужно, ибо не их

учить удержанию от излишне распоясавшейся активно-

сти <я>.


Цивилизация - практика, тогда как теория (от греч.

<теорео> - созерцаю, умозрю) расцветает в проме-

жутке между избытком природы и избытком цивили-

зации: в субтропиках Индии, в Элладе, в Европе в срав-

нении с Америкой и т.д.


Земледелие - согбение, поклон, поза молитвы, пре-

клонение вертикали человеческой гордыни: задранный


нос опущен книзу и замкнута фигура в полукруг, в

колесо: не грудь колесом, а спина - горбом. Грудь

колесом нужна - для рассекания воздуха: как у же-

ребца, и зоб у птиц - для продвижения вперед и

выше (так и самолету, чтоб воздушные потоки его под-

няли над землей, надо приспустить крыло - задрать

грудь для обтекания).


При земледелии взгляд уставлен вниз, на борозду,

в землю, в прах, откуда я и куда возвращуся. Это -

школа смирения, т.е. бытия с миром в душе.


В то же время - это почерпание (через взгляд) силы

от Земли (как Антей); торфа, угля поддать горючему

взгляду, что Землю светом ума, плана и замысла своего

пронзает в совокуплении, чем и является возделывание

земли, ее вспашка, сеяние и жатва - а именно: соитием

цивилизации (искусства) с природой (естеством); здесь

они смыкаются - в сельском хозяйстве, в агрикультуре.

Сельское хозяйство! На землю осел, сел - и съел

(въелся, зарылся лицом, пастью, горстями, руками-плуга-

ми загребущими - замкнулся - хозяин!).


А в Индии, если сел - так в позу лотоса (основная

поза - асана созерцания) садись устойчиво: плоскость

зада и скрещенных бедер к плоскости земли, что зна-

чит оттолкновение на невоздушной подушке (земледе-

лец же мало того, что стоит цепкими ногами с когтями

пальцев, но еще и острием сохи-плуга вонзается), отказ

от земли, а может, напротив: срастание с нею, слеп-

ление, склеивание, как двух пластинок, перенятие ее

силы, оттягивание ее на себя - через наибольшую

плоскость соприкосновения, чтобы в меня сила земли

перелилась, и тогда я уподобляюсь ее растению, собой

ее продолжаю, силу жизненную постигаю, ибо ее ими-

тирую: прорастание - и сам раскрываюсь навстречу

пространству и верху - как цветок.


В земледелии ж человек от верха мира и про-

странства отвернут, изогнут колесом - в пружину

себя собрал, чтоб силу, из земли в меня через рост

мой по ногам некогда перетекшую, передом - рука-

ми - в нее же вонзить. Здесь площадь соприкосно-

вения уменьшается: ибо от меня, малого, надо на

Землю, большую, обратно воздействовать, так что ко-

лющим, враждебным острием ногтя, руки, сохи, плу-

га, лопаты, мотыги - а не мирной, доверчивой пло-

скостью зада и бедер - к земле обращен человек.

То есть земледелие - четвереньки; ну да, человек


здесь вновь четвероногое: на двух ногах стоит, а ру-

ками к земле, их продолжив сохой, плугом, опять

возвращается, припадает.


Так что земледелец не так уж мирен: он непрерыв-

ный Земли насильник и изувер. Горожанин уж заби-

рает выше - воздух травит: промышленник - глубже:

недра шахтами бурит. Однако земледелец, как сущест-

во переднего края меж цивилизацией и природой, эта

крайняя плоть человечества - бытию посвящена и им

освящена, ибо прямо желание Земли чувствует, на него

настроен и волю бытия исполняет, так что где не надо

самой Земле дополнить Эрос неба, дождя и раститель-

ных корней осязанием, ощупываньем, чесоткой земле-

делия - там оно и не пойдет, как оно с трудом идет

в лесных, сероземных почвах или на севере - где

космос мерзлотой в поры Земли вонзился: и зато как

успешно в долине Нила, где поверхность Земли совер-

шенно гола и ничем ее Космос не щекочет, не балует -

тут и насели муравьи-людишки, и давай здесь иррига-

цию, пирамиды, плотины возводить. В Сахаре-пустыне

Земля удовлетворена прямым вонзанием жгучих лучей

солнца, и более, значит, ей ничего не надо. На севере

жало бытия Землю мерзлотой и льдами насквозь про-

хватило и глубже. Недаром там мужик - Дед-Мороз

повелевает - Красный нос! (субститут - заместитель

фаллоса) и глядит:


И нет ли где трещины-щели,

И нет ли где голой земли...


(Некрасов)


т.е. - хорошо ли ее задраил? - и

Тепло ли тебе, молодица?

(== Земля. - Г.Г.)


Ибо при замерзании то же ощущение блаженства,

растворения, умиротворения и истаивания, вознесения в

бытие, сладкого слияния со всеединым, что и в тропиче-

ски-индийской нирване: так прибирает Бытие душу раба

своего, снеговым саваном прибранную, принаряженную:


В самом чистом, в самом нежном саване

Сладко ли спать тебе, матрос?

(Блок)


9.11.68 г.


НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЗОДИАК:

ЖИВОТНЫЕ - МОДЕЛИ МИРА


27.Х11.87 г. Ведущий. Имеет смысл присо-

вокупить сюда мои размышления над тем, какую бога-

тую символику таят в себе образы различных живо-

тных, отчего и почитаются они за священные (тотемы!):

ведь в них представляется целый Космос. Толкования

эти я проделывал в ходе анализа литературных произ-

ведений: русского поэта Тютчева, эстонского прозаика

Таммсааре и киргизского писателя Чингиза Айтматова.


Лебедь и Орел

(Натурфилософский романс на стихотворение

Ф.И. Тютчева <Лебедь>)


Пускай орел за облаками

Встречает молнии полет

И неподвижными очами

В себя впивает солнца свет.


Но нет завиднее удела,

О лебедь чистый, твоего -

И чистой, как ты сам, одело

Тебя стихией божество.


Она, между двойною бездной,

Лелеет твой всезрящий сон -

И полной славой тверди звездной

Ты отовсюду окружен.


Впервые у Тютчева появилось тело, существо живо-

тное - но какое! Лебедь - птица света. И она, <лебедь

белая>, - начало женское: связана с водой - <плывет>.

Лебедь - русское космическое священное животное,

чья плоть (земля) соткана из света, воздуха и воды.


Однако <да> в логике русской мысли не может быть

сказано, не оттолкнувшись через некое <нет>. Для жерт-

воприношения <нет>-у, для <сведения на нет> здесь взят

Орел - птица чужеродного Космоса. За что же он от-

вергается как не свой, не родной? Орел - темен, пло-

тен, земен, есть летучий камень и, хотя прямо в свет


солнца взирает, но <очами неподвижными>, зеркальны-

ми... Впивает свет, но не светлеет сам. В Орле мир явлен

своими твердыми конечностями в стихиях: огнем и зем-

лей (<огнем и мечом> - почти). Лебедь же -всеобщая

размытость, воплощенная переходность, отсыл каждой

стихии от себя в другую: <нет, не я здесь, - словно го-

ворит земля, - а воздух и свет>. <Нет, не я здесь, -

словно говорит воздух, - но вода, свет, земля>. И т.д.

Это - <божественная стыдливость> (а <божественная

стыдливость страданья> у Тютчева - категория русско-

го мира), - и недаром русская красавица - <лебедь бе-

лая> - очи долу потупя держит, стесняясь своей красо-

ты и светоносности, ее прикрывая.


Но птица эта столь универсальная, что даже двупо-

лая: можно сказать и в мужском, и в женском роде:

<лебедь чистый> (у Тютчева), <лебедь белая> - в на-

родной поэзии. Даже пол здесь размыт: не поймешь -

мужик или баба.


В отличие от Орла, который не отражает свет тём-

ной плотию своей, лебедь сам есть сгусток света, от-

вердение света в чистом пространстве, сам светоносен.

Вот идеальный русский Космос! - недаром его поэт

создает <из пламя и света рожденное слово> (Лермон-

тов). Вот идеальная плоть по-русски: кристалл, чистая

прозрачность (опять от <зрак>: <прозрачность> есть

свойство протяженных тел с точки <зрения> света).


И свет здесь не вещественный (огонь, <молния>,

<солнце> - то, что зрит Орел), но чистый: <чистая

стихия>, и скорее свет звездный за него представи-

тельствует, чем солнце.


Орел - односторонен: лишь <за облаками>. Лебедь

же - <между двойною бездной>: как двойное бытие

рассеченных туманом гор (в стихотворении Тютчева

<Утро в горах>), <на пороге как бы двойного бытия> -

занимает русскую точку в пространстве. И его естест-

венное законное дело - <всезрящий сон>. Это птица -

провидица, чей, верно, глас - <пророчески-прощальный>.

Орел - птица божьего гнева: перунов, грома и молнии.

Лебедь - птица милости. И звучность имени <Ле-

бедь> - насквозь родная: мягкие согласные, связанные

через <е> - горизонтально-долевое вытягиванье мини-

атюрного космоса рта при слегка сплюснутом, нахло-

бученном нёбе.


К.В. Пигарев в примечании к стихотворению сооб-

щает: <Как указывал Ю.Н. Тынянов, "сопоставление


(символическое) орла с лебедем было излюбленным в

европейской поэзии, причем в этом символическом со-

стязании побеждал орел. У Тютчева победа за лебе-

дем... " Действительно, в стихах В. Гюго, Ламартина, А.

Шлегеля, Цедлица орел являлся символом борьбы и

мятежности, а лебедь - покоя и созерцательности>.


Конь морской


(Натурфилософский романс на стихотворение

Ф.И. Тютчева)


О рьяный конь, о конь морской,

С бледно-зеленой гривой,

То смирный, ласково-ручной,

То бешено-игривый!

Ты буйным вихрем вскормлен был

В широком Божьем поле;

Тебя он прядать научил,

Играть, скакать по воле!


Люблю тебя, когда стремглав,

В своей надменной силе,

Густую гриву растрепав

И весь в пару и в мыле,

К брегам направив буйный бег,

С веселым ржаньем мчишься,

Копыта кинешь в звонкий брег

И - в брызги разлетишься!..


Перед нами водяное божество, русский кентавр. Из

чего составлен? Греческие водяные божества: нереиды,

Протей, дельфины, тритоны - выплывают из глуби,

более связаны с толщей, с телом воды. Русский же

поэт видит на море коня - того, кто еле касается

низа, а летит как птица - воздушен - то есть Парус!

Недаром он - сын вихря, ветра: <Ты буйным вихрем

вскормлен был // В широком Божьем поле>. Море ос-

воено - через поле: ширь, степь - как равнина рус-

ская.


Ф.И. Тютчев. Лирика. - Наука, М.: 1965. Т. 1. -


С. 344.

f)


Горьковский Буревестник потому так привился, что реали-

зует тот же образный архетип, что у Тютчева и Лермонтова

(<Парус>). Море - <седая равнина> (убеленное по-русски). На

нем - Ветер. Буревестник - <между тучами и морем>, как и

Лебедь и челн - <между двойною бездной>. Он сам - световая

птица черного солнца - <черной молнии подобный>.


А мышление о море степью и у Горького есть: <Бу-

ря на море и гроза в степи - я не знаю более гран-

диозных явлений природы>..


И движение на нем - далевое, горизонтальное (эл-

линские ж - из глуби приходят и вглубь уходят: вер-

тикален их вектор). Тело в коне - водяное ( <с блед-

но-зеленой гривой>), но душа - ветровая. Воздух и

морская вода здесь - варианты основного противопо-

ложения: свет (небо) - земля, как родителей всего.


Нрав Коня морского - <то-то>: не однородно-ста-

бильный:


То смирный стоишь под стрелами врагов,

То мчишься по бранному полю...


(Таков и Илья Муромец: то сиднем сидит 33 года,

то богатырем гуляет). Нет устойчивого положения, са-

мостояния, а разнесен на крайности - на пороговые

состояния. И его <я> - нет в точке, в данный момент:

оно - <пророчески-прощальное>; то ли память о преж-

нем <то>, то ли ожидание будущего <то>. Это <я> по

природе своей - отсыльное: не самодовлеющий сгу-

сток, а распыленность.


И эта истина состава его существа сказывается в

том, что его смерть есть распыление, рассеяние: <в

брызги разлетится>. Бог его вихрем создавал - и те-

перь вновь из него вихрь выходит (<брызги> - водяная

пыль). Природа себе же на игру создает прекрасные

существа - и губит их, себя же украшая. Потому такая

смерть - совсем не смерть и не ужасна, а есть твор-

ческий акт, рождение красоты, явление пышного цвета:


Люблю я пышное природы увяданье...


И русский поэт когда любит Коня? Когда он стрем-

глав мчится навстречу погибели. Для того так живо

описана плоть и одеяние Коня морского - чтобы

явить, разодеть его в великолепное убранство для <свя-

щенной жертвы>: так и Поэт - у Пушкина, призван-

ный к священной жертве, радостно стремится навстре-

чу бездне, где высшая вспышка, и чудный рассвет.


Само создание русским мифотворцем именно Коня

морского - многоглаголюще. Медный всадник и водя-

ная стихия мирового потопа - опять сопряжение коня

с водой. Всадник же - вихрь. Петр - <божья гроза>,

<движенья быстры>...


Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?


Копыта кинешь в звонкий брег

И - в брызги разлетишься!


И сюжет <Медного всадника> - это восстание сти-

хии Воды, праматери всего, - на затвердевшего = во-

зомнившего быть самостью - Коня, казнение чада-


Свинья и Овца


Совершая свое <Интеллектуальное путешествие в

эстонский космос> в декабре 1976 года (по ходу

чтения романа А. Таммсааре <Варгамяэ>), я дивовался

новой для меня в этом мире иерархии животных. Ка-

бан и свинья тут - основные тотемные животные и

материал для сравнений с человеком. <Труднее всего

Юссю приходилось с ложками. Никак не удавалось

вырезать их похожими на нижнюю челюсть свиньи,

как хотелось хозяину. А ложка непременно должна

быть вроде свиной челюсти, это Варгамяэ Андрее

знает твердо>.


Тогда в процессе еды я - как кабан: обретаю его

силу и упорство, квадратная челюстная хватка на меня

переходит в ходе литургии еды с этой <лжицы> -

челюсти свиной.


<Свиньи уже на дороге, на выгоне им нечем пожи-

виться. Брюха у них пусты, свисают, как кузнечные

мехи. Завидев хозяйку, они подымают жалобный визг,

будто они вовсе не свиньи, а заколдованные дети. И

хозяйка разговаривает с ними, как с детьми, ведь у

ней еще нет своих> (с. 62).


Как розна шкала ценностей! Свинья - это грязно-

<трефное> животное в космосе семитски-исламском,

презрительное - в среднеевропейском (уравнение: <ты -

свинья> звучит оскорбительно в германстве и росссий-

стве), для прибалта-северянина положительное сущест-


Таммсааре А. Варгамяэ. - Таллинн, Ээсти раамат,

1975. - С. 78.


во, с кем безобидно можно сравнивать и человека и

деток любимых...


И в пословицах эстонских: <Свинья сказала: "Коли

у меня есть клочок голой земли с мою шкуру, то я

прокормлю себя и своих поросят ">. Свинья - образец

матери и мера поведения - дама, <приятная во всех

отношениях>, в Космосе народа земледельца. В посло-

вице этой приведены друг ко другу свинья и земля =

домашнее скотоводство и земледелие: свинья глядится

в землю, земля - в шкуру свиньи, как в зеркало.


Антиподна Свинье - Овца. Овца для народа зем-

ледела и помора - таинственное, как бы чужекосмос-

ное тут животное, в отличие от свиньи, которая свой-

ска и понятна. <Ужаснее всего было (на восприятие

детей Варгамяэ. - Г.Г.), когда закалывали именно овец, -

все происходило так таинственно и тихо. К тому же

овца как бы святая тварь. Никто никогда не вгонял в

нее беса (имеется в виду евангельская притча о том,

как бесов вогнали в стадо свиней и они бросились с