А. О. Маковельский история логики книга

Вид материала

Книга

Подобный материал:

• Маковельский история логики, 2810.53kb.
• Отличия человеческой логики от математической логики, 139.86kb.
• А. Б. Зубов история религий книга, 11109.77kb.
• А. Б. Зубов история религий книга, 293.44kb.
• С. Н. Труфанов "наука логики", 2350.97kb.
• А. Ф. Лосев история античной эстетики софисты. Сократ. Платон история античной эстетики,, 11197.2kb.
• Введение в диагностику, 383.22kb.
• Функции алгебры логики, 47.25kb.
• 1. Введение в алгебру логики Прямое произведение множеств. Соответствия и функции., 38.38kb.
• Василий Никитич Татищев (1686-1750) в своем труде «История Российская с самых древнейших, 28.01kb.

333

Имена, которые обозначают вещи, называются существитель-ными (substantifs) или абсолютными (absolus), как, например, «земля», «солнце». Равным образом такими же именами обозна­чаются модусы, как, например, «теплота», «справедливость», «мудрость». Имена же, которые обозначают видоизменения ве­щей, называются прилагательными (adjectifs) или относитель­ными (connotatifs), как, например, слова «круглый», «справедли­вый», «мудрый».

Но наш ум часто разделяет самую субстанцию в ее сущности на две идеи, из которых одну рассматривает как субъект, а дру­гую как модус Так, человек рассматривается как субъект чело­вечности, как «имеющий человечность» (habens humanitatem). Таким образом, получаются так называемые абстрактные суб­станции, как, например, «человечность», «телесность», «разум­ность».

Таким образом, «Логика Пор-Рояля» сводит все объекты на­шего мышления к трем наивысшим категориям: к субстанции (например, «тело»), модусу (например, «круглота») и модифи­кации вещи (например, «круглое тело»).

Установив это учение о трех категориях объектов нашего мышления, «Логика Пор-Рояля» считает необходимым дать кри­тику аристотелевского учения о десяти категориях.

Десять категорий Аристотеля относятся также к рассмотре­нию идей по их объектам, так как это различные классы, к ко­торым Аристотель хотел свести все объекты наших мыслей, вклю­чая все субстанции под первую категорию, а все акциденции под девять остальных. Учение Аристотеля о категориях, согласно оценке, даваемой ему «Логикой Пор-Рояля», не только беспо­лезно, не только не служит образованию суждений, что является целью истинной логики, но, напротив, сильно вредит ему по двум причинам.

Во-первых, вред заключается в том, что на аристотелевскую таблицу категорий смотрят как на нечто твердо установленное, тогда как она является совершенно произвольной. Таблице кате­горий Аристотеля «Логика Пор-Рояля» противопоставляет фи­лософию Декарта, согласно которой во всех вещах мира следует видеть семь основных родов, перечисленных в следующем латин­ском двустишии:

Mens, mensura, quies, motus,

positura, figura Sunt cum materia cunetarum

exordia rerum

Другими словами, согласно философии Декарта, можно дать отчет о всей природе, рассматривая только эти семь объектов: 1) mens (дух, или мыслящая субстанция), 2) materia (тело, или протяженная субстанция), 3) mensura (величина), 4) positura

334

(расположение частиц материи относительно друг друга), 5) figu-га (фигура тел), 6) motus (их движение) и 7) quies (их покой).

Таким образом, здесь мы имеем более развернутую таблицу категорий, из которых первые две являются субстанциями, ос­тальные пять — модусами.

Вторую причину вредности аристотелевского учения о десяти категориях, которая делает это учение опасным, авторы «Логики Пор-Рояля» усматривают в том, что оно приучает людей доволь­ствоваться словами и воображать, будто они знают все, тогда как на самом деле они знают только слова, которые не образуют в уме никакой ясной и раздельной идеи Этот недостаток был присущ, например, Луллию и его последователям.

Примыкая к логике стоиков, «Логика Пор-Рояля» признает идеи двоякого рода- идеи вещей и идеи знаков. Когда рассмат­ривается объект сам по себе, то идея о нем есть идея вещи. Ког­да же на какой-либо объект смотрят как на представителя дру­гого объекта, то идея его есть идея знака.

Из различных возможных делений знаков «Логика Пор-Роя­ля» считает наиболее полезными следующие три деления.

I. Есть знаки вполне достоверные (как, например дыхание
есть знак жизни животного) и есть знаки вероятные (как, напри­
мер, бледность есть только вероятный знак беременной женщи­
ны). Большинство смелых, но не основательных суждений проис­
ходит от того, что смешивают эти два вида знаков.

II. Есть знаки, связанные с самими вещами, как, например,
выражение лица, являющееся признаком переживаемой эмоции,
связано с ней или симптомы болезней связаны с болезнями, зна­
ками которых они являются. Но другие знаки не имеют такой
прямой связи с вещами, которые они обозначают.

Это деление знаков позволяет установить следующие макси­мы (правила):

1. Нельзя умозаключать точно ни от присутствия знака к при­
сутствию означаемой им вещи, ни от отсутствия знака к отсутст­
вию вещи.

2. Возможно, чтобы одна вещь скрывала в себе другую, ибо
одна и та же вещь может быть в одно и то же время и вещью и
знаком: она может как вещь скрывать то, что она открывает как
знак.

III. Следующее деление знаков — на естественные (как, на­
пример, изображенные знаки, которые или могут иметь некото­
рое отдаленное отношение к представляемой вещи или не иметь
никакого отношения) и искусственные.

Слова суть условно установленные знаки мыслей.

Исследуя различие идей по иХ простоте и сложности, «Логика Пор-Рояля» прежде всего выясняет природу абстракции.

Мы можем рассматривать модус, не обращая внимания на субстанцию, модусом которой он является. Равным образом мы

335

можем модусы, которые вместе находятся в одной субстанции, рассматривать каждый в отдельности (например, отдельно дли­ну, ширину и глубину). Умственная операция, заключающаяся в рассмотрении модуса отдельно от субстанции или сосуществую­щих в одной субстанции модусов, каждого в отдельноещ назы­вается абстракцией. Но не следует считать абстракцией тот слу­чай, если мы рассматриваем одну какую-либо часть вещи без других ее частей, где эти части реально разделены.

Третий способ познания вещей посредством абстракции бы­вает в тех случаях, когда одна вещь имеет различные аттрибуты и мы думаем об одном из них, не думая о другом, хотя между ними есть только умственное различие. Так, например, я думаю о декартовском: «Я мыслю, следовательно, я существую» — и могу при этом обращать внимание только на вещь, которая мыс­лит, не обращая внимания на то, что это я, хотя во мне «я» и «то, что мыслит» — одно и то же. И, таким образом, идея, которую я получу о мыслящем существе, будет в состоянии представлять не только меня, но и всех других мыслящих существ. Точно так же, нарисовав на бумаге треугольник, если я буду рассматри­вать его со всеми его случайными особенностями, то буду иметь идею только одного этого треугольника, но если я не стану обра­щать внимания на эти частные обстоятельства и примусь мыс­лить только о фигуре, ограниченной тремя равными линиями, то образованная мною идея будет представлять все равносторонние треугольники. Если я пойду еще дальше и не стану останавли­вать свое внимание на равенстве линий и буду рассматривать только то, что эта фигура ограничена тремя прямыми линиями, то тогда я образую идею, которая будет представлять все виды треугольников. Если, далее, не останавливаясь на числе линий, я рассматриваю только поверхность, ограниченную прямыми ли­ниями, то идея, которую я образую, будет представлять все пря­молинейные фигуры. Идя таким образом дальше, шаг за шагом, я могу дойти до самого общего понятия протяженности.

Из сказанного видно, что все абстракции представляют собой лестницу, в которой низшая ступень заключает в себе высшую с какой-нибудь частной детерминацией, а высшая ступень, буду­чи менее детерминированной, представляет бблыпее число вещей' Исходя из этого учения об абстракции и детерминации, «Ло­гика Пор-Рояля» рассматривает деление идей на общие, частные и единичные.

Хотя все идеи, существующие в нас, сами по себе суть еди- ( ничные, тем не менее через посредство абстракций мы получаем разные виды идей, из которых одни представляют нам только одну вещь, а другие — множество их.

Идеи, которые представляют только одну вещь, называются единичными (singuliers), или индивидуальными, и то, что они представляют, называется индивидами. Идеи же, которые

336

представляют множество вещей, называются всеобщими, общими, родовыми (universelles, communes, generates).

Имена, обозначающие индивидуальные идеи, называются собственными именами (например, Сократ, Рим); имена, обоз­начающие общие идеи, называются общими и нарицательными именами (например, человек, город).

Общие слова бывают двоякого рода: 1) однозначные, которые связаны с общими идеями (например, человек, лошадь); 2) дву­смысленные, когда один и тот же комплекс звуков связывается с различными идеями. Однако двусмысленная общность бывает двух родов: различные идеи, связанные с одним и тем же словом, или не имеют никакого естественното отношения друг к другу или имеют то или иное отношение (отношение или причины, или следствия, или знака, или сходства). В последнем случае эти двусмысленные слова называются аналогичными (например, здо­ровый воздух, здоровая пища, здоровое животное).

Общие однозначные слова связаны и с общими идеями. В об­щих идеях следует различать содержание и объем. Содержание идеи — ее атрибуты, которые не могут быть опущены без разру­шения идеи. Объем идеи — те предметы, на которые простирает­ся идея. При ограничении объема идеи она еще не разрушается, но получается частная идея.

Далее «Логика Пор-Рояля» переходит к изложению учения о предикабилиях (о пяти «родах сказуемого»). Держась правиль­ного взгляда, что это учение вовсе не есть учение о родах сказуе­мых, а является учением об основных терминах, применяемых при логическом определении и логическом делении, авторы «Ло­гики Пор-Рояля» не употребляют слова «предикабилии», а дают главе, посвященной этому вопросу, заглавие: «О пяти родах уни­версальных идей». Данный вопрос излагается здесь в духе кар­тезианской философии и формулируется в ее терминах, но по су­ществу никаких изменений здесь в традиционное учение о пре­дикабилиях не вносится. Этими универсалиями являются: 1) ро­ды, 2) виды, 3) дифференции (различия), 4) собственные признаки и 5") случайные признаки.

Каждый вид может быть выражен или одним словом (как, например, «тело», «дух») или двумя словами — соединением рода и дифференции. Последний способ обозначения вида есть то, что называется дефиницией (как, например, протяженная субстан­ция, мыслящая субстанция).

I Когда мы нашли дифференцию, которая образует вид, т. е. нашли главный существенный атрибут данного вида, который отличает его от всех остальных видов, и, рассматривая ближе его природу, находим в ней еще некоторый атрибут, необходимо связанный с этим первым атрибутом, то такой атрибут, кото­рый 'присущ этому виду и только ему, называется его собствен­ным признаком.

337

При более широком понимании собственного признака он име­ет четыре типа: 1) то, что присуще всему виду и только ему, и притом всегда; 2) то, что присуще всему виду, но не только ему одному (например, делимость есть собственный признак про­странства, но делимо и время); 3) то, что присуще только дан­ному виду, но не всему ему (например, быть врачом или филосо­фом присуще только человеку, но не всякий человек — врач и философ); 4) то, что присуще всему данному виду и только ему, но не всегда (например, седина присуща людям лишь в ста­рости).

Затем «Логика Пор-Рояля» переходит к учению о сложных терминах. Иногда с одним термином соединяют разные другие термины, и это соединение образует в нашем уме целостную идею, о которой часто можно утверждать или отрицать то, чего нельзя утверждать или отрицать о каждом из этих терминов в отдельности Самое замечательное в этих сложных терминах заключается в том, что добавление к основному термину может быть двоякое экспликация и детерминация Это добавление называется просто только экспликацией (разьяснением), когда оно лишь развивает то, что уже заключалось в понятии идеи пер­вого термина, или по меньшей мере то, что ему присуще как один из его случайных признаков (например, человек, который есть животное разумное; или человек смертный, или человек, который по природе своей желает быть счастливым) Эти добавления суть только объяснения, так как они нисколько не изменяют идеи, выражаемой словом «человек». Все добавления, которые при соединяются к именам, обозначающим индивиды, принадлежат к этому виду, так как индивидуальные термины берутся всегда во всем своем объеме, включая все, чем они могут быть

Другого рода добавления, называемые детерминацией, харак­теризуются тем, что прибавляются к общему слову, ограничива­ют его значение (например, «ученые люди»). И эти добавления иногда таковы, что они превращают общее слово в индивидуаль­ное.

Далее, можно различать два вида сложных терминов- те сложные термины, в которых их сложность выражена, и те, слож­ность которых подразумевается Когда во Франции в данное вре­мя (т. е. во время написания «Логики Пор-Рояля») говорят «ко­роль», то термин этот по смыслу сложный, ибо под этим подра­зумевается царствующий король Франции Людовик XIV. Одни и те же слова в одной связи могут являться по своему смыслу сложными терминами, а в другом контексте — простыми.

В качестве особого вида терминов «Логика Пор-Рояля» выде­ляет термины «ошибочно двусмысленные», для которых приво­дится следующий пример' термин «истинная религия» по своему смыслу означает только одну единственную религию, но католики так называют свою религию, магометане — свою и т. д Сравни-

338

тельные термины тоже могут быть «ошибочно двусмысленны­ми», как, например, такие «Величайший геометр Франции» или «самый ученый человек» и т. д. Хотя такой человек только один, но этот термин относят к нескольким, так как мнения об этом расходятся, хотя по истине такой термин может быть приложен только к одному лицу. Равным образом «ошибочно двусмыслен­ным» термином являются слова. «Учение такого-то автора о та­ком-то предмете», ибо хотя на самом деле, например, учение Аристотеля о природе души должно иметь один определенный смысл, однако разные ученые понимают его различно. Так, Пом-понаций считает, что, по учению Аристотеля, душа человека смертна, а другие понимают это учение в данном вопросе иначе. Отсюда получается, что слова этого рода часто могут означать не то, что следует. Например, предположим, чго Филипп на са­мом деле не был отцом Александра Македонского, когда термин «сын Филиппа», будучи приложен ошибочно к Александру, будет обозначать лицо, которое на самом деле не было сыном Филип­па, хотя и считалось таковым.

В «Логике Пор-Рояля» центральное место занимает вопрос о ясности и раздельности идей в противоположность их неясности и случайности. Этот вопрос «Логика Пор-Рояля» трактует идеа­листически Идея ясна, когда она производит на нас живое впечатление, но ясная идея может не быть раздельной. Тем не менее можно сказать, что всякая идея раздельна постольку, по­скольку она ясна, и что спутанность идеи проистекает от ее не­ясности. Например, мы испытываем боль. Само чувство боли ис­пытывается живо, и постольку оно является и раздельным. Но смутным при этом может быть локализация боли, и это же явля­ется неясным.

Следуя Декарту, авторы «Логики Пор-Рояля» признают яс­ными и раздельными идеи о самом себе и о всех состояниях на­шего сознания, как, например, идеи о том, что значит судить, умозаключать, сомневаться, желать, воображать, чувствовать. К ясным идеям они относят также идеи протяженной субстанции и того, что ей присуще (фигура, движение, покой) Также ясно мы понимаем бытие, существование, длительность, порядок, чис­ло Все эти идеи настолько сами по себе ясны, что часто, когда желают их еще более разъяснить, этим только их затемняют.

Темными и случайными идеями авторы «Логики Пор-Рояля», как и все сторонники картезианской философии, считают идеи о чувственных качествах, о цветах, звуках, запахах, вкусах, тепле, холоде и т. п., равно как о голоде, жажде, телесной боли. Смут­ность этих идей, по учению картезианской философии, происхо­дит от того, что мы свои собственные ощущения переносим в вещи внешнего мира. Так, говорят, что огонь тепел, снег холоден, сахар сладок. Таким образом, в этом вопросе «Логика Пор-Роя­ля» становится на позиции субъективного идеализма и ссылается

339

на древних скептиков и Аврелия Августина. Однако позиция «Логики Пор-Рояля» в данном вопросе не является последова­тельным субъективным идеализмом, но, подобно позиции Декар­та, она в конечном счете дуалистична.

Одной из причин неясности и смутности в наших мыслях и в наших разговорах является связь идей со словами. Мы часто больше внимания обращаем на слова, чем на вещи. Хотя люди часто имеют различные идеи об одних и тех же вещах, они, одна­ко, пользуются одними и теми же словами для выражения их (например, различные лица вкладывают разное содержание в понятие, выражаемое словом «добродетель»). Более того, одни и те же люди в различные периоды своей жизни смотрят на одни и те же вещи весьма различно и тем не менее употребляют одни и те же слова для обозначения этих вещей. В качестве примера двусмысленного употребления слов «Логика Пор-Рояля» приво­дит слово «ощущение»: так, слово «видеть» употребляют как для обозначения определенного факта сознания (зрительного ощу­щения), так и для обозначения соответствующих физиологиче­ских процессов в наших глазах и мозгу.

Таким образом, «Логика Пор-Рояля» дуалистически отрыва­ет психический процесс ощущения от его физиологической осно­вы, от процессов в органах чувств и центральной нервной систе­ме, продуктом и функцией которых является ощущение.

Переходя к учению о дефиниции, «Логика Пор-Рояля» раз­вивает положение о необходимости выработки языка науки. Наи­лучшее средство избежать той смутности в мыслях, которая по­рождается их связью со словами,— создать новый язык и новые слова, которые были бы связаны только с теми идеями, которые они должны представлять соответственно нашему желанию. Од­нако для этого нет необходимости составлять новые по звукам слова, так как можно пользоваться теми, которые уже находят­ся в употреблении, только нужно сделать так, чтобы они для нас не имели никакого другого значения, кроме желаемого.

Для установления такого единственного значения слова при­меняется словесная дефиниция. Авторы различают дефиницию словесную, или номинальную, и реальную дефиницию. В послед­ней (например, «человек есть разумное животное») к опреде­ляемому термину («человек») присоединяют его идею («разум­ное животное»), тогда как в словесной дефиниции имеется в виду только значение самого словесного выражения (знака).

Но ту словесную дефиницию, о которой мы здесь говорим и которая нужна для точности в науках, не следует смешивать с той, которая говорит о значении слова в языке по обычному упот­реблению или по его этимологии. Словесные дефиниции произ­вольны, тогда как реальные дефиниции не являются таковыми. Дело в том, что каждому звуковому комплексу по его природе безразлично, какую идею обозначать, и я могу пользоваться им

340

для своей цели, как мне угодно; важно лишь, чтобы я прилагал этот словесный знак к одной вещи и не смешивал разные вещи под одним словом. Поэтому словесные дефиниции нельзя оспа­ривать, ибо они произвольны.

Иначе обстоит дело с реальными дефинициями, так как они могут быть ложными. Реальная дефиниция должна быть еще доказана, если она не ясна сама по себе как аксиома. Словесные же дефиниции ни в каком доказательстве не нуждаются.

В вопросе о дефинициях встречаются две большие ошибки.

Первая заключается в том, что смешивают словесные дефини­ции с реальными и приписывают первым то, что присуще вто­рым. Так, дав ложные дефиниции не имен, а вещей, хотят затем, чтобы их рассматривали как принципы, которым нельзя проти­воречить.

Вторая ошибка заключается в том, что избегают словесных дефиниций, чтобы скрыть неясность употребляемых терминов. Вследствие этого многие диспуты превращаются в чисто словес­ные прения. Итак, большая польза словесных дефиниций заклю­чается в том, что благодаря их применению дается точное поня­тие, о чем идет дело. Другая польза словесных дефиниций состо­ит в том, что часто нельзя иметь раздельную идею о какой-ни­будь вещи, иначе как употребляя много слов ее обозначения. Неудобства повторять постонно этот длинный ряд слов, особен­но в научных книгах, устраняется благодаря словесным дефини­циям, при помощи которых этот длинный ряд слов заменяется одним термином.

Как пользоваться словесными дефинициями?

Во-первых, не следует стараться давать определение всем словам, так как часто было бы бесполезно, а иногда и просто невозможно. Бесполезно это делать, так как если идея ясна и раздельна, то все, слыша данное слово, образуют эту идею. Ведь цель дефиниции, заключающаяся в том, чтобы связать слово с ясной и раздельной идеей, здесь уже достигнута.

Невозможно дать дефиницию всем словам, так как для того, чтобы дать определение какому-нибудь слову, нужны другие слова, а для определения этих слов понадобятся опять слова и так далее до бесконечности.

Во-вторых, не следует изменять дефиниций, которые уже да­ны. Так, в математике мы имеем уже установившиеся дефиниции и не стоит их изменять.

В-третьих, когда приходится давать дефиницию, следует по возможности пользоваться общеупотребительными словами в их обычном значении. Что обозначают слова? Люди часто не заме­чают всего значения слова, т. е. часто слова обозначают более, чем кажется, и, желая объяснить значение слова, мы не учиты­ваем всего того впечатления, которое производит это слово. Дело в том, что обозначать — значит не что иное, как вызывать в уме

341

идею, связанную с данным звуковым комплексом. Но часто бы­вает, что слово, кроме главной идеи, которая считается собст­венным значением его, вызывает несколько других добавочных идей. Например, кто-нибудь говорит: «Вы лжете»; собственно это значит. «Вы думаете иное, чем говорите», но обычно эти сло­ва, кроме указанного смысла, вызывают еще идеи презрения и нанесения обиды.

Иногда эти добавочные идеи не связаны со словами в обыч­ном употреблении их, но связаны только у тех, кто пользуется этими словами в данном случае. Таковы идеи, вызываемые то­ном голоса, выражением лица, жестами и другими естественны­ми знаками, которые связывают с нашими словами множество идей, видоизменяющих, увеличивающих или уменьшающих зна­чение сказанных слов. Бывают добавочные идеи, связанные и с самими словами, это — добавочные идеи, которые вызываются у всех произносящих или выслушивающих данные слова. Так, одни слова неприятны и ненавистны, другие приятны; одни скром­ны, другие бесстыдны. Вот почему одни и те же мысли кажутся нам более живыми, когда они выражены образно, чем когда они высказаны просто, ибо в первом случае, кроме главной идеи, они выражают чувства говорящего. Удовольствие состоит более в том, чтобы чувствовать, чем приобретать познания.

Есть еще один вид идей — идеи «добавочные». Например, про­износится слово «это» при указании на какую-либо вещь. Но слово «это» само по себе слишком обще и слишком смутно. И по­этому в этом случае наш ум идет дальше к раздельным идеям, относящимся к указываемому предмету. Таким образом, случает­ся, что, понимая точное значение, соответствующее слову, мы не останавливаемся на нем, когда оно слишком смутно и слишком обще, но простираем свой взгляд дальше и принимаемся рас­сматривать в объекте другие его атрибуты и, таким образом, на­чинаем понимать его посредством более раздельных идей.

Что касается учения о суждении, то «Логика Пор-Рояля» кри­тикует предшествовавшие ей системы логики, начиная с Аристо­теля, за то, что они ограничивались изучением лишь немногих видов суждений, тогда как в действительности имеется значи­тельно большее многообразие суждений. В частности, «Логика Пор-Рояля» указывает на познавательное значение таких видов суждений, как выделяющие суждения (например, только некото­рые S суть Р) и исключающие суждения (например, все S, кро­ме одного, суть Р). Говорится и о разнообразии сложных сужде­ний, выражаемых предложениями, связанными различного рода союзами.

О так называемых неопределенных суждениях «Логика Пор-Рояля» высказывает мнение, что их следует считать общими, если они встречаются в науках, и частными, если они высказаны о фактах или в рассказах.

342

«Логика Пор-Рояля» требует не смешивать словесную и ре­альную дефиницию. Словесная дефиниция произвольна и зави­сит от нас, реальная же дефиниция не зависит от нас, выражая то, что заключается в истинной идее вещи.

Реальные дефиниции, по учению «Логики Пор-Рояля», быва­ют двоякого рода: дефиниции в собственном смысле слова, выра­жающие природу вещи указанием на ее существенные признаки (род и дифференцию), и описания, которые дают познание о вещи, указывая на ее собственные акциденции, дающие возмож­ность отличить данное понятие от всех других, но не раскрываю­щие его сущность.

Учению об умозаключении посвящена третья часть «Логики Пор-Рояля». Обычно эта часть (правила умозаключения) счи­талась самой важной в логике, и поэтому только ее разрабаты­вали с большой тщательностью. Авторы «Логики Пор-Рояля» сомневаются, действительно ли эта часть логики так полезна, как воображают. Они указывают, что большая часть ошибок у людей происходит скорее от того, что они рассуждают, исходя из ложных принципов, чем от того, что они рассуждают, плохо следуя своим принципам.

Необходимость умозаключений основана на той особенности человеческого ума, что он не всегда может решить вопрос об ис­тинности или ложности суждений путем простого рассмотрения двух понятий (субъекта и предиката), составляющих данное суждение. Когда простого рассмотрения этих двух понятий недо­статочно, чтобы судить, должно ли одно из них о другом утвер­ждать или отрицать, тогда необходимо прибегнуть к третьему понятию, посредствующему между субъектом и предикатом об­суждаемого суждения. В этом заключается природа умозаклю­чений.

В умозаключении решается вопрос об истинности или лож­ности какого-либо суждения; субъект этого суждения получает название «малого термина» («le petit terme»), а предикат — на­звание «большого термина» («le grand terme»), так как субъект обычно имеет меньший объем, чем предикат. То третье понятие, к которому мы прибегаем, чтобы установить, какая связь — по­ложительная или отрицательная — существует между меньшим и большим терминами, называется «средним термином». В умо­заключение входят две посылки (praemissae) — большая (maje-ure) и меньшая (mineure) — и заключение. Но не всегда обе по­сылки бывают выражены явно. В таком случае мы имеем умо­заключение, которое называется «энтимемой». Энтимема есть подлинный полный силлогизм в уме; этот силлогизм является лишь несовершенным, т. е. неполно выраженным, ибо одна из посылок подразумевается.

В умозаключении должно быть по меньшей мере три сужде­ния. Но их может быть и больше, Умозаключения, состоящие из

343

многих суждений, в которых каждое последующее зависит от предыдущего, называется «соритом». Сориты являются самыми обычными рассуждениями в математике. Сорит можно свести к ряду (цепи) силлогизмов.

В «Логике Пор-Рояля» дается следующее деление силлогиз­мов на виды. Прежде всего силлогизмы делятся на простые (simples) и соединительные (conjonetifs). Простыми являются те силлогизмы, в которых средний термин в посылках соединяется лишь с одним из крайних терминов. Следовательно, сюда отно­сится категорический силлогизм. Соединительными называются те силлогизмы, в которых средний термин соединяется с обоими крайними.

Так, в условных силлогизмах в большей посылке (условной) средний термин бывает всегда соединен с обоими крайними тер­минами.

Простые силлогизмы, т. е. те, в которых средний термин сое­динен отдельно с каждым из терминов умозаключения, бывают, в свою очередь, двух видов: некомплексные (incomplexes) и комплексные (complexes).

Некомплексные силлогизмы — те, в которых каждый термин соединен целиком со средним. В комплексных силлогизмах сое­диняется в посылке со средним термином лишь часть субъекта или предиката заключения. В умозаключения этого второго типа всегда входит сложное предложение. Вот пример (не из «Логики Пор-Рояля»):

Закон предписывает страховать служащих, Петров — служащий.

Следовательно, закон предписывает страховать Петрова

Из приведенного нами примера видно, что так называемые комплексные силлогизмы в сущности вовсе не являются силло­гизмами, но в то же время они являются вполне правильными умозаключениями.

Таким образом, в этом своем учении «Логика Пор-Рояля» открывает несиллогистические дедуктивные умозаключения, по­добно тому, как в том же XVII в. Франциск Бэкон разработал учение о несиллогистических индуктивных умозаключениях. В системах логики XVII в. преодолевается прежняя узкая теория выводов, признававшая достоверными выводами только силло­гистические умозаключения. Недостатком систем логики XVII в. было то, что индуктивная и дедуктивная системы логики развива­лись обособленно, индукция и дедукция противопоставлялись друг другу, не видели их единства и неразрывной связи.

В XVII в. с новыми логическими идеями выступил бельгий­ский логик и философ Арнольд Гейлинкс (1626—1669). Гей-линкс был виднейшим представителем окказионализма, призна­вавшего в вопросе об отношении души и тела теорию психико-физического параллелизма.

В своем труде «Logica Ftmdamentis suis, a quibus hactenus collapsa fuerat restituta» (издан в 1662 г.), он использует схему логических доказательств по образцу Евклида. Гейлинкс сфор­мулировал серию теорем из области исчисления суждений.

Крупнейшим философом XVII в. был голландский мыслитель Бенедикт Спиноза (1632—1677).

Для Спинозы, так же как для Декарта, математика является идеалом научного знания. Это проявляется у него в самой форме изложения главного его произведения «Этика» («Ethica ordime geometrico demonstrata», 1677). Рационализм Декарта в спино­зизме усиливается и доходит до веры во всемогущество разума: по мнению Спинозы, одним разумом может быть познано реши­тельно все в силу рациональности самой действительности. Этим объясняется придаваемая Спинозой своему главному произве­дению форма Евклидовой геометрии. Спиноза начинает с опре­делений, дополняет их аксиомами, (или постулатами), затем сле­дуют теоремы или положения и, наконец, демонстрации или доказательства, посредством которых последующие положения выводятся из предыдущих, а последние —из самоочевидных ис­тин. Сюда присоединяются еще королларии (выводы, непосред­ственно вытекающие из теорем) и схолии (более подробные объяснения доказательств).

Спиноза имел предшественников в отношении геометрическо­го метода (ordo geometricum) своей этики еще в средние века, например Алана из Лилля.

Философия Спинозы, изложенная этим методом (ordine geo­metrico) , есть материализм за ширмой платоновского одеяния. В основе этого метода лежит метафизическая идея о вечной, не­изменной истине, навеки нерушимой, как мир платоновских идей.

Следуя Декарту, Спиноза развивает учение о единстве на­учного метода. Человеческая природа не особое государство в государстве. Как каждый предмет природы она познается через приложение общих законов природы. Спинозовский единый уни­версальный научный метод есть рационалистический математи­ческий метод, а в области психологии он выливается в несколь­ко упрощенную трактовку аффектов и поведения человека, как если бы дело шло о линиях или плоскостях.