А. О. Маковельский история логики книга

Вид материала

Книга

Подобный материал:

• Маковельский история логики, 2810.53kb.
• Отличия человеческой логики от математической логики, 139.86kb.
• А. Б. Зубов история религий книга, 11109.77kb.
• А. Б. Зубов история религий книга, 293.44kb.
• С. Н. Труфанов "наука логики", 2350.97kb.
• А. Ф. Лосев история античной эстетики софисты. Сократ. Платон история античной эстетики,, 11197.2kb.
• Введение в диагностику, 383.22kb.
• Функции алгебры логики, 47.25kb.
• 1. Введение в алгебру логики Прямое произведение множеств. Соответствия и функции., 38.38kb.
• Василий Никитич Татищев (1686-1750) в своем труде «История Российская с самых древнейших, 28.01kb.

354

анатомизированием (dissectio atque anatomia mundi). Он видит в Демокрите основоположника той философии, которая требует изучения сложных вещей и явлений путем их расчленения, разло­жения на простейшие части.

То новое, что дает Бэкон в своей теории индукции, сводится в основном к двум положениям. Во-первых, желая устранить случайный характер выводов, получаемых по индукции, он реко­мендует систематически собирать факты и составлять таблицы, стремясь к возможной полноте обзора фактов. Во-вторых, он требует, чтобы главное внимание было обращено на отрицатель­ные инстанции, ибо, как бы много положительных фактов ни было собрано для защиты какого-либо общего положения, доста­точно одного отрицательного примера, чтобы это общее положе­ние было опровергнуто.

Бэкон подчеркивает особо важное значение отрицательных инстанций. Надо их отыскивать, идти им навстречу. Единствен­ный надежный путь опытного знания, по Бэкону, лежит через отрицательные инстанции. Именно возможность отрицательных инстанций и делает опытное знание делом сложным и трудным. Бэкон говорит, что одним из могущественных «идолов человече­ского рода» является склонность людей видеть в природе больше порядка, чем в ней есть. И в силу этого человеческий ум вообще более подчиняется влиянию положительных инстанций, нежели отрицательных.

Самому Бэкону была ясна недостаточность его индуктивного метода и те трудности, с какими было сопряжено его примене­ние. В самом деле, для составления таблиц по методу Бэкона необходимо собрать чрезвычайно обширный материал, и притом никогда не может быть гарантии, что мы исчерпали все возмож­ные случаи.

Таким образом, процесс бэконовской индукции чрезвычайно длительный, не дающий вполне надежных результатов. Поэтому у Бэкона возникла мысль о дальнейшем усовершенствовании его истинной индукции и он пришел к «идее прерогативных инстан­ций». Это — важнейшее открытие, которым Бэкон обогатил нау­ку логики. Он ставит вопрос, нельзя ли процесс истинной индук­ции сократить и при этом получить выводы не менее, а еще более надежные. Бэкон делает открытие, что бывают случаи прерога-тивные, имеющие то преимущество, что в них исследуемое явле­ние выступает в столь чистом и несмешанном виде, что представ­ляется возможность быстро и легко различить случайное от су­щественного. Прерогативные инстанции дают возможность при­менить ускоренную индукцию, поскольку в этом случае отпадает необходимость составлять громоздкие таблицы и исходить из сравнения представленных в них многочисленных случаев. Не­многочисленные Прерогативные инстанции вполне достаточны для надежного вывода.

355

Бэкон насчитывает 27 видов прерогативных инстанций. Пере­числение их носит несистематический, беспорядочный характер, и приводимые прерогативные инстанции неравноценны. Среди них много таких, которые вовсе не могут претендовать на при­знание их прерогативными. Вместе с тем в даваемом Бэконом перечне прерогативных инстанций имеются весьма ценные.

Наибольшее значение имеют следующие бэконовские преро­гативные инстанции: единичные (instantiae solitariae), переходя­щие (instantiae migrantes) и инстанции креста (instantiae cru-cis). Единичные инстанции, по учению Бэкона, бывают двух ви­дов: во-первых, сюда относятся предметы, сходные между собой только в исследуемом свойстве и не имеющие никаких других общих свойств за исключением исследуемого, и, во-вторых, пред­меты, которые, наоборот, подобны другим предметам во всем за исключением исследуемого свойства.

Таким образом, бэконовские единичные прерогативные ин­станции предвосхищают миллевские методы единственного сход­ства и единственного различия. Переходящие инстанции мы име­ем тогда, когда исследуемое свойство то возникает, то исчезает, ослабевает и усиливается. Этот вид прерогативных инстанций предвосхищает миллевский метод сопутствующих изменений. Инстанциями креста Бэкон называет такие случаи, когда иссле­дователь стоит как бы на перекрестке двух дорог и ему предсто­ит сделать выбор, по какой же из них пойти. Инстанция креста — это такой опыт, который имеет решающее значение для приня­тия одного из альтернативных положений и отбрасывания друго- го. Решение вопроса в этом случае зависит от постановки надле­жащего эксперимента (experimentum crucis). Бэкон приводит ряд примеров подобного эксперимента.

Сам Бэкон пытался на практике применить свой метод истин­ной индукции и избрал предметом своего исследования явления тепла и холода. Он пришел к выводу, что «формой» (причиной) теплоты является вибрирующее движение мельчайших частиц материи и это движение передается от одних тел (более теплых) другим (менее теплым). Желая экспериментально изучить, ка­ким образом холод действует на органическое тело, Бэкон стал набивать снегом куриц, простудился и умер.

Увлекаясь экспериментами, Бэкон не обладал таким дарова­нием экспериментатора, как Галилей и Декарт, и не обогатил естествознание никакими открытиями. Он верил во всемогущест­во научного метода, полагая, что его метод «мало предоставляет проницательности и силе ума», что этот метод почти уравнивает умы и способности, потому что он устанавливает подробно раз­работанные правила, которые остается только методически при­менять.

Бэкон считал, что его метод дает человеческому уму как бы циркуль и линейку, при помощи которых самая неопытная рука

356

может чертить без труда круги и прямые линии. В данном вопро­се его взгляд совпадает со взглядом Декарта, который утверж­дал, что естественный свет разума одинаков у всех людей, пре­восходство же в научном исследовании одних перед другими заключается в том, что те, которые руководствуются знанием правильных логических приемов, лучше управляют своим разу­мом в деле открытия новых истин. Оба они — и Бэкон и Де­карт — одинаково понимают логику как науку о научном методе, применение которого ведет к открытию новых истин.

Выдающееся место Бэкона в истории логики прежде всего определяется тем, что его логика построена на материалистиче­ской основе. Характеризуя философские воззрения Бэкона, Маркс назвал его родоначальником английского материализма, но при этом отмечал, что его учение кишит теологическими непо­следовательностями. Материализм Бэкона был метафизическим, но еще не стал, как у Гоббса, механистическим. Об этом К. Маркс пишет: «У Бэкона, как первого своего творца, материализм таит еще в себе в наивной форме зародыши всестороннего развития. Материя улыбается своим поэтически чувственным блеском все­му человеку» !. Поэтому в философии и логике Бэкона качество не сводится к количеству как у представителей механистическо­го материализма. Но у него это проводится в ущерб значению математики в познании природы.

Идея опытного естествознания у Бэкона не поднимается до идеи математического естествознания. Он даже склонен был от­носиться отрицательно к применению математических методов в физике, считая, что, поскольку физика имеет" дело с качествами, а математика с количеством, ошибочно подходить к физическим явлениям с математическими формулами.

В разработке теории индукции Бэкону принадлежит огром­ная заслуга: он возродил и развил дальше демокритовско-эпи-курейскую теорию индукции, однако он не создал законченной теории научной индукции, заложив лишь ее фундамент. Заслугой Бэкона была борьба за свободу науки, за ее независимость от религии и теологии, от авторитетов всякого рода. Бэкон резко критиковал как догматиков, которые считали, что уже все иссле­довано и остается лишь обращаться к авторитетам, так и агнос­тиков, отрицавших всякую возможность познания. Бэкон убеж­ден в том, что человек способен познать объективную истину, причем он считает, что подлинная наука в его время делает лишь свои первые шаги. Ему не чужда идея развития науки.

Младший современник и друг Франциска Бэкона Томас Гоббс продолжал линию Бэкона в английской философии и соз­дал систему материалистически-механической философии. На­зывая Гоббса систематизатором бэконовского материализма,.

'К. Маркс и Ф Энгельс Сочинения, т 2, стр 142—143

357

Маркс и Энгельс вместе с тем отмечали, что в учении Гоббса со­вершилось дальнейшее развитие материализма в направлении к одностороннему механическому мировоззрению. Как указыва­ли Маркс и Энгельс, в философии Гоббса «чувственность теряет свои яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра. Физическое движение приносится в жертву механиче­скому или математическому движению; геометрия провозглаша­ется главной наукой»2.

Но если таким образом материализм Гоббса стал односто­ронним, лишен того красочного многообразия, какое было у ма-мериализма Бэкона, и носит чисто рассудочный характер, зато, как отмечают К. Маркс и Ф. Энгельс, материализм «с беспо­щадной последовательностью развивает все выводы рассудка»3, в частности уничтожает «теистические предрассудки бэконов-ского материализма»4.

Если Бэкон развил дальше демокритовско-эпикурейскую ло­гику, то Гоббс возродил и развил номиналистическую логику стоиков.

Отметим вкратце основные пункты сходства и различия меж­ду воззрениями Гоббса и Бэкона.

Что касается отношения к религии, то материалистическая философия Гоббса, как отметил К. Маркс, 'последовательнее учения Бэкона, она отрицает существование бога, Гоббс гово­рит, что люди выдумали богов вследствие незнания истинных причин явлений природы. Он объявляет религиозные представ­ления антинаучными и абсурдными. Но это только в теории. А на практике Гоббс требует от каждого гражданина призна­вать господствующую государственную религию, верить в ее догматы, относясь к ним так, как к пилюлям, прописанным вра­чом: глотать их, не разжевывая (ибо если станешь их разжевы­вать, то узнаешь их подлинный вкус — их нелепость). Такое странное отношение к религии у Гоббса объясняется тем, что его материализм, как и материализм Бэкона и вообще англий­ских мыслителей XVII в., квалифицируется классиками марк­сизма как «аристократический» (по выражению Энгельса).

Если в своих воззрениях на материю Фр. Бэкон примыкал к атомистике Демокрита, то, по Гоббсу, частицы, из которых со­стоит материя, не следует мыслить неделимыми. Гоббс отверга­ет аристотелевскую первоматерию, лишенную всякой формы. Он отрицает и пустое пространство, так как, по его учению, всякое бытие есть тело, Гоббс объявляет несостоятельным общее поня­тие материи, считая его абстракцией, которой не соответствует ничто в объективной реальности: реально существуют только отдельные конкретные единичные тела. Объективно телам

2 К. Маркс и Ф Энгельс Сочинения, т 2, стр. 143.

3 Там же.

4 Там же, стр. 144.

358

Присущи только Два свойства: протяженность и движение. Поэто­му основными науками являются геометрия и механика.

Все, что происходит во Вселенной, все изменения в ней, по Гоббсу, сводятся к движению. Действие на расстоянии Гоббс, как и Декарт, отрицает. Движение передается телу каким-либо движущимся телом либо путем непосредственного соприкоснове­ния, либо через среду. Гоббс — строгий детерминист. По его уче­нию, в природе все детерминировано, в том числе и человече­ское поведение и человеческая психика. Ощущение, по Гоббсу, в своей основе есть особый вид движения: когда на органы внеш­них чувств действуют движения каких-либо тел, то эти движения передаются мозгу, далее распространяются к сердцу и, наконец, оттуда идет обратное движение; это обратное движение и есть ощущение.

Таким образом, физиологическую основу ощущения Гоббс понимает как отраженное движение. Если у Декарта впервые встречается понятие рефлекса для объяснения поведения живот­ных, которые мыслятся автоматами, не имеющими психики, то у Гоббса впервые понятие рефлекса применяется для объяснения психических процессов. Сами же по себе качества ощущений (цвета, звуки и т. д.), то мнению Гоббса, являются чисто субъ­ективными; это — изменения, происходящие в самом восприни­мающем субъекте и не отражающие объективной реальности. В признании субъективности качеств ощущений Гоббс идет дальше Галилея, однако не скатывается до субъективного идеа­лизма Беркли, признавая объективное существование вне нас те­лесного мира, который своими воздействиями вызывает ощуще­ние в нас. Но эти ощущения, по Гоббсу, не отражают объектив­ной действительности так, как она есть на самом деле.

Начинаясь, с ощущений, человеческое познание, по учению Гоббса, переходит затем в стадию памяти, содержание памяти и представляет собой опыт. Но опыт не может дать знания, об­ладающего характером всеобщности. Наука, устанавливающая общие положения, возможна лишь благодаря тому, что человек обладает речью. А именно, в целях общения между собой и со­общения другим своих представлений люди стали сочетать с представлениями о предметах определенные знаки. В особенно­сти в роли таких знаков стали выступать слова. При этом одно и то же слово применяется ко многим сходным предметам. Так, благодаря языку в распоряжении людей появились общие для многих сходных вещей знаки и вследствие этого стало возмож­ным знание общего.

Согласно номиналистической концепции Гоббса, в самой объективной действительности нет общего, только слова служат носителями общего, всеобщность только в словах. Но наимено­вания вещей словами есть дело людей. Одни и те же предметы по-разному называются у различных народов. Гоббс полагает,

359

что те или иные группы людей договорились так или иначе на­зывать предметы. Таким образом, имена вещей — выдумка лю­дей. Поскольку всеобщность присуща только словам, наука, ус­танавливающая общие положения, является искусственным изо­бретением людей. Первые истины в науке — произвольны, они всецело зависят от договоренности людей, как именовать те или иные предметы. Такова «теория произвола», на которой Гоббс строит свое учение о научном познании. Подлинный мир — мир единичных тел, тогда как все общее — только создание челове­ческого ума.

По учению Гоббса, наука идет дальше опыта, опыт доставля­ет только материал, который наука перерабатывает во всеобщие необходимые положения. Опыт легко может быть опровергнут новыми данными, наука же устанавливает неопровержимые ис­тины. Наука достигает своей цели — всеобщего необходимого знания путем оперирования общими именами. Мышление есть не что иное, как связывание и разъединение имен, их сложение и вычитание. Мыслить — значит производить исчисление. Так, Гоббс предвосхищает идею математической логики, но эту идею он лишь мимоходом высказывает, не развивая ее.

В своей логике Гоббс придает большое значение определе­нию понятий. Так как, по его учению, имена суть произвольно установленные по договоренности людей обозначения предметов для сообщения друг другу своих представлений о них, то необ­ходимо, чтобы точно и твердо было установлено значение имен. А этому служит логическая операция определения.

Основными процессами мышления Гоббс считает сравнение, сочетание и разделение имен (идей). Суждение, по Гоббсу, есть такое сочетание имен, в котором первое и второе имя суть на­звания одной и той же вещи. В суждении вещь характеризует­ся своими качествами. Если бы мы не могли сочетать имена в предложения, то мы не были бы в состоянии познавать свойст­ва (акциденции) вещей.

По учению Гоббса, истина не есть свойство вещей; она, как и ложь, только в речи. Истины еще нет и в именах, пока они бе­рутся изолированно, каждое само по себе. Только когда имена соединяются в предложение, возникает суждение,, свойство ко­торого— быть истинным или ложным. Так, если мы возьмем суждение: «Если кто-либо человек, то он живое существо», то оно истинно, потому что в нем предмету, именуемому «человек», дается еще другое соответствующее ему имя более широкого объема. Имена могут быть большего и меньшего объема соот­ветственно тому, обозначают ли они более или менее широкий круг сходных предметов. Роды и виды относятся только к име­нам, только имена могут быть общими, и, следовательно, им может быть присуща большая или меньшая общность, боль­ший или меньший объем. Роды и виды", будучи не более чем

330

именами, не имеют, по Гоббсу, того познавательного значения, которое им присывали Платон и Аристотель: в них не раскры­вается сущность вещей. В этом Гоббс согласен с древними стои­ками, с их критикой логики Платона и Аристотеля. - В логике Гоббса, как и в логике стоиков, на первый план вы­двигаются условные суждения. Поскольку основной задачей на­учного знания ставится позиание причинной связи, условные суждения признаются наиболее подходящей для этого логиче­ской формой. Гоббс об этом пишет, что люди науки «могут бо­лее надежно умозаключить при помощи гипотетических предло­жений, чем при помощи предложений категорических»5. Так же, как стоики, Гоббс признает тесную, неразрывную связь между мышлением и языком, вследствие чего у него имена отождест­вляются с понятиями, а предложения с суждениями.

Логика Гоббса состоит из учения об именах (понятиях, иде­ях), предложениях (суждениях), умозаключениях (силлогиз­мах), истине и лжи и о научном методе.

В основе логики Гоббса, как в древности у стоиков и эпику­рейцев, лежит теория знаков. Согласно этой теории, знаки быва­ют естественные (так, тучи являются знаком наступающего дож­дя) и искусственные, создаваемые самим человеком. Знаками последнего рода являются слова человеческой речи. Для Гоббса понятия человеческого ума суть не что иное, как имена.

Подобно тому как в древности у Демокрита логика входила в цикл физических сочинений, Гоббс включает логику в «учение о теле» в качестве первого его раздела.

Что касается логического закона тождества, то он выступает у Гоббса в качестве условия научной точности в виде требова­ния, чтобы в рассуждении каждое слово всегда употреблялось в одном определенном значении. Гоббс считает выполнение этого требования первым условием достижения истины.

Гоббс говорит, что для научного употребления годятся толь­ко имена, имеющие постоянное определенное значение. В своей классификации имен Гоббс устанавливает особый класс «непо­стоянных» имен. Это — имена, которые имеют разное значение у различных людей и в разное время. Таковы, например, термины, обозначающие моральные понятия—'Понятия добра и зла, до­бродетелей и пороков.

В зависимости от интересов различных лиц и их вкусов одни и те же поступки одними называются хорошими, другими при­знаются дуряыми. Например, то, что один называет трусостью, другой — благоразумием. Так же обстоит дело и с понятиями о праве. Одни хвалят то, что другие порицают. Гоббс говорит о смутности, сбивчивости и противоречивости моральных, юриди­ческих и политических понятий, об их неустойчивости и измен-

8 Т. Гоббс Избранные сочинения. М — Л, 1926, стр. 30

361

чивости. Он указывает на разноречивость взглядов авторов, кото­рые до него писали по этим вопросам. Он льстит себя надеждой, что ему удалось внести ясность и определенность в эти вопросы созданием «социальной философии», построенной математиче­ским методом. Но Гоббс глубоко ошибался, думая, что возмож­но добиться единогласия в решении общественных вопросов — социальных, правовых и моральных и тем самым уничтожить раздоры и вражду в обществе, если применить строго научный математический метод и к этой области явлений. Ему и в голову не приходила мысль, что феодальное и буржуазное общество со­стоит из антагонистических классов, враждебно противостоящих один другому. Напротив, он учил, что общество состоит не из классов, а из отдельных индивидов, из которых каждый пресле­дует только свои личные интересы.

Закон противоречия и закон исключенного третьего Гоббс признает самоочевидными аксиомами. Эти законы мышления в формулировке Гоббса в сущности говорят о несовместимости положительных и отрицательных имен — понятий, что они вза­имно исключают друг друга и из каждой пары таких имен по­нятий одно всегда применимо к любой вещи.

Гоббс критикует онтологическую формулу закона противоре­чия: «Одна и та же вещь не может одновременно быть и не быть, считая ее темной, абсурдной и смешной, так как смысл этой формулы в сущности таков: все, что есть, существует или не существует.

Закон противоречия и закон исключенного третьего у Гоббса выступают как основные необходимые условия логического ис­ключения. Они указывают, что нельзя слагать (соединять ча­стицей «есть») положительные и отрицательные имена одинако­вого содержания (например, белый и небелый), но следует сде­лать выбор между соответствующими положительным и отри­цательным именами.

Таким образом, у Гоббса законы противоречия и исключен­ного третьего являются законами образования правильных пред­положений (суждений) из имен (понятий).

В своем учении об именах Гоббс дает несколько классифика­ций имен по различным основаниям их деления.

По тому, что обозначается именами, Гоббс делит имена на на­звания тел (например, человек), названия акциденций, т. е. свойств тел (например, движение, разумность и вообще все аб­страктное), названия явлений (например, чувственные качест­ва, а также пространство, время) и, наконец, названия самих имен (названия второго порядка, когда мы говорим об имени как таковом).

Гоббс говорит, что существуют четыре рода имеющих имена вещей (rerum notinatarum): 1) тела (corpora), 2) акциденции (accidentia), 3) явления (phantasmata) и 4) сами имена

362

(nomina ipsa). Это есть то, что можно назвать учением Гоббса о категориях (самых широких классах всего существующего).

По качеству Гоббс делит имена на положительные и отрица­тельные (например, белый и не белый).

Затем Гоббс делит имена по степени общности. Имя может либо обозначать единственный предмет, либо прилагаться к це­лому классу сходных предметов, причем эти классы могут быть более и менее обширными. Роды и виды суть только общие имена более и менее широкого объема. Самые широкие по объе­му имена — «тело», «акциденция», «явление» и «имя». Что же касается общепринятых в логике категорий, то Гоббс считает их просто именами имен.

Слова «каждый», «все», «некоторые» и т. п. Гоббс считает не именами, а частью их, и соответственно тому, какая из этих ча­стей имеется в том или ином имени, он делит имена на единич­ные, партикулярные и универсальные.

Гоббс делит также имена на односмысленные и многосмы-сленные (омонимы), на конкретные и абстрактные, абсолютные и относительные. Приводя эти классификации, он подчеркивает, что во всех этих делениях дается различие не вещей, а имен.

Есть у Гоббса еще деление имен на простые и сложные. Он указывает, что термин «имя» имеет различное значение в грам­матике и логике (подобно тому как, например, слово «парабо­ла» имеет различное значение в математике и риторике). В грамматике каждое имя представляет собой одно слово, тог­да как в логике единое имя может быть выражено многими сло­вами, обозначающими одну вещь. В логике сложное имя обра­зуется из совокупности простых имен. Так, «тело» есть простое имя, «одушевленное тело» — сложное имя, «разумное одушев­ленное тело» — еще более сложное имя. Поскольку имя «чело­век» эквивалентно имени «разумное одушевленное существо», оно тоже представляет собой сложное имя.

Таким образом, сложное имя может быть выражено как мно­гими словами, так и одним словом. Все дело тут в сложности или простоте того, что обозначается тем или иным именем.

Гоббс делит имена еще на первичные и вторичные, относя к первой группе имена вещей (человек, камень), а ко второй — имена имен (род, вид, предложение, умозаключение). Сначала в человеческом уме появляются первичные имена, позже вто­ричные.

Большое внимание в своей логике Гоббс уделяет учению об определении. Указывая, что определение устраняет двусмыслен­ность, он пишет: «Существо определения кроется в отграниче­нии, т. е. в фиксировании значения определяемых имен, в от­граничении его от всех других значений» 6. Гоббс дает следую-

6 Т Гоббс. Избранные сочинения, стр. 60.

363

щее определение определения: «Определение есть суждение, предикат которого расчленяет субъект, когда это возможно, и разъясняет его, когда это невозможно»7.

Назначение определения — сделать представление о вещи ясным и понятным. Высказывания Гоббса об определении про­тиворечивы. С одной стороны, определение должно быть не чем иным, как объяснением имени. В этом плане он высказывается за номинальное определение. И в таком аспекте он допускает и такие определения, которые указывают на род и видовое от­личие. Такого рода определения, по учению Гоббса, отнюдь не раскрывают сущности вещей, а только служат разъяснению оп­ределяемого имени. Притом, не всегда указание на род и вид может служить определением, поскольку род и видовое отличие сами часто нуждаются в разъяснении. С другой стороны, Гоббс требует не номинального, а реального определения, когда гово­рит, что «все, что имеет причину и было произведено, должно быть определено посредством этой причины и способа возник­новения» 8.

В общем, по мнению Гоббса, определения должны быть раз­личными для разного рода понятий. Так, он говорит, что опре­деление расчленяет вещь на ее части и поэтому его предикат ие может быть выражен одним словом. С другой стороны, иногда, по мнению Гоббса, для разъяснения данного имени просто при­бавляется другое слово, имеющее то же самое значение. В этом случае мы имеем чисто номинальное определение. Такое опреде­ление, согласно Гоббсу, может быть дано и самым общим поня­тием.

Гоббс впервые ввел в логику генетическое определение, кото­рое уже было в ходу в геометрии (например, определение круга как фигуры, образующейся при вращении радиуса вокруг цен­тра) . Применяет он и определения путем перечисления частей, из которых состоит вещь.

Учение Гоббса об определении заключало в себе следующую трудность, которую оно не в состоянии было преодолеть. С од­ной стороны, по этому учению, определение совершенно произ­вольно и не подлежит никакому доказательству. С другой сто­роны, всякое определение есть предложение (суждение), кото­рое как таковое, как сложение имен является истинным или лож­ным. Но ведь если оно совершенно произвольно, то не может быть речи об его истинности или ложности. Эта апория возни­кает у Гоббса из его крайней номиналистической точки зрения, отождествляющей имена и понятия. Ведь имена как слова могут быть весьма различны и могут изменяться и создаваться по воле людей, как это бывает, когда ученые создают научную термино­логию или писатель занимается словотворчеством, тогда как

7 Т. Гоббс. Избранные сочинения, стр. 59.

8 Там же, стр. 58—59.