Собранием гипотез, чересчур смелых, чтобы претендовать на подлинную

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   50

условным понятием является "горючесть": мы считаем водород горючим, ибо он

горит в атмосфере кислорода, Если бы атмосфера Земли, как атмосферы

больших планет, состояла из метана, мы считали бы водород негорючим газом,

а кислород-горючим. Аналогично обстоит дело с кислотами и основаниями: при

замене воды на другой растворитель вещества, ведущие себя в водной среде

как кислоты, становятся основаниями, слабые кислоты становятся сильными и

т.п. Даже степень "металличности" элемента, то есть степень проявления им

металлических свойств, выражает отношение данного элемента к кислороду.

Кислород, как заметил некогда Берцелиус, является осью, вокруг которой

вращается вся наша химия. Возникновение той "геоцентрической" химии,

которой мы пользуемся, проистекает из наличия на Земле большого количества

кислорода. Если бы земная кора состояла из других элементов, а впадины в

ней заполняли жидкости, отличные от воды, мы имели бы иную классификацию

элементов и их химические свойства оценивали бы совершенно иначе. На

планетах типа Юпитера кислород в роли элемента с отрицательным

электрическим зарядом заменяется азотом; на таких планетах кислород в

связи с его редкостью не может играть серьезной роли. На таких небесных

телах воду заменяет аммиак, возникающий при соединении водорода с азотом,

известь - цианамид кальция, кварц - азотистые соединения кремния и

алюминия и т.п. Даже и метеорология "азотной" планеты должна быть иной, а

вся совокупность этих связей, несомненно, должна коренным образом влиять

на процессы самоорганизации (биоэволюции) в подобной среде, вследствие

чего могут возникать гипотетические (пока что) безбелковые живые

организмы.


VIII. "Простых систем" в действительности нет. Всякая система сложна.

Однако на практике этой сложностью можно пренебречь, коль скоро она не

влияет на то, что нас интересует. В обыкновеннейших часах, состоящих из

циферблата, пружины, волоска, зубчаток, происходят процессы

рекристаллизации, усталости материала, коррозии, протекания электрических

зарядов, расширения или сокращения отдельных частей и т.д. Эти процессы

практически не оказывают влияния на функционирование часов как простого

механизма, предназначенного для измерения. Точно так же мы пренебрегаем

тысячами параметров, которые можно выделить в каждой машине и в каждом

предмете; пренебрегаем, конечно, до поры, до времени, ибо эти параметры,

хотя и не учитываемые нами, но существующие реально, изменяются со

временем настолько, что машина не может более функционировать. Наука

основана на выявлении существенных переменных и одновременном отбрасывании

несущественных. Сложной является машина, в которой очень многими

параметрами пренебречь н_е_л_ь_з_я, ибо они существенным образом участвуют

в ее функционировании. Такой машиной является, например, мозг. Это вовсе

не означает, будто подобная машина, если она является, как мозг,

регулятором, должна учитывать все параметры. Параметров можно выделить

практически бесконечно много. Если бы мозг должен был учитывать их все, он

не мог бы выполнять свои функции. Мозг "не обязан" учитывать параметры

отдельных атомов, протонов или электронов, из которых он построен. Как и в

случае любого регулятора или, шире, машины, так и в случае мозга сложность

является не достоинством, а скорее неизбежным злом. Это ответ

созидательницы организмов, эволюции, продиктованный сложностью среды, в

которой они обитают, - ведь только очень большая разносторонность

регулятора способна сравниться с очень большой сложностью окружения.

Кибернетика как раз и есть наука о том, как регулировать состояние и

динамику реальных систем, н_е_с_м_о_т_р_я на их сложность.


IX. Как это ни странно, но существует много противоречивых мнений о

том, что же такое научная теория. При этом даже в пределах одного и того

же мировоззренческого круга. Взгляды самих создателей науки заслуживают

здесь доверия отнюдь не больше, чем суждения великого артиста о его

творческом методе. Чисто психологические причины могут послужить

источником позднейшего рационального описания умозрительного пути, того

пути, который сам автор не в состоянии воспроизвести в деталях. Так,

например, Эйнштейн был абсолютно убежден в объективном и не зависящем от

человека существовании внешнего мира, равно как и в том, что человек может

познать план его строения. И все же это можно понимать по-разному.

Разумеется, каждая научная теория является шагом вперед по сравнению с

предыдущей (теория гравитации Эйнштейна по сравнению с теорией Ньютона).

Однако на этой основе нельзя с логической неизбежностью заключить, что

существует, точнее, что может существовать "окончательная теория", которая

завершит путь познания. Постулат унификации явлений в рамках единой теории

(например, в единой теории поля) на первый взгляд подтверждается эволюцией

классической физики, которая шла от теорий, охватывающих отдельные области

явлений, ко все более целостной картине. Однако в будущем это совсем не

обязательно должно быть так; даже создание единой теории поля,

охватывающей как квантовые, так и гравитационные явления, не было бы

доказательством этой истины (не доказывало бы, что в Природе соблюдается

принцип единства), ибо нельзя познать в_с_е явления, а следовательно,

нельзя узнать, охватывает ли новая (еще не существующая сегодня) теория

также и эти неизвестные явления. Конечно, ученый не может работать с

мыслью, что он создает всего лишь промежуточное, преходящее звено

познания, даже если он и придерживается именно таких философских взглядов.

Всякая теория "верна лишь некоторое время" - об этом говорит вся история

науки. Потом она уступает место следующей теории. Вполне возможно, что

существует некий предел теоретических конструкций, которого человеческий

разум не в состоянии преодолеть сам, но который он сможет преодолеть с

помощью, например, "усилителя интеллекта". Тогда откроется дальнейший путь

для прогресса, однако опять-таки неизвестно, не возникнут ли в конце

концов и на пути создания таких "усилителей" на каком-то уровне их

сложности некие объективные, уже непреодолимые препятствия, как

непреодолима, например, скорость света.


X. Среди систем, изучаемых технической кибернетикой, выделяется

класс, столь сильно похожий своими общими конструктивными принципами на

мозг, что подобные системы называются "биологическими". Это системы,

которые могли возникнуть на пути естественной эволюции. На этом пути не

могла бы возникнуть ни одна из создаваемых нами машин, ибо они не способны

ни к самостоятельному существованию, ни к самовоспроизведению.

Эволюционным путем может возникнуть только биологическая система, то есть

такая, которая на каждом этапе своего существования приспособлена к

окружающей среде. Своей конструкцией подобная система отражает не только

те насущные цели, для которых она предназначена, но вместе с тем и весь

пройденный эволюционный путь. Проволока, резина, шестерни не могут сами

собой объединиться в динамомашину. Многоклеточный организм возникает из

одной клетки не только потому, что этого требуют насущные условия жизни,

но и потому, что одноклеточные существовали до многоклеточных и обладали

способностью объединяться в группы (колонии). В результате биологические

организмы в противоположность обычным машинам о_д_н_о_р_о_д_н_ы. Благодаря

этому биологический регулятор может действовать, даже не обладая

определенной функциональной локализацией.

Вот пример из "Технической кибернетики" Ивахненко. Кибернетической

"черепахе" придается вычислительная машина. Она не имеет никаких

"рецептов", имеется лишь устройство, которое измеряет к_а_ч_е_с_т_в_о ее

работы. Такая "черепаха", перемещаясь по лаборатории, будет искать место,

где температура, освещенность, вибрации и т.п. "возмущения" будут влиять

на качество работы машины наименьшим образом. Подобная система не имеет

"чувств", не "ощущает" температуру, освещенность и т.д. Она воспринимает

такие раздражители "всем существом", и потому мы причисляем ее к

биологическому типу. Если изменение температуры неблагоприятно скажется на

какой-либо части машины, прибор, измеряющий качество работы,

зарегистрировав ухудшение, включит двигатели и черепаха начнет блуждать в

поисках "лучшего" места. В другом месте вибрации нарушат работу

д_р_у_г_о_й части машины, однако реакция будет такой же: "черепаха"

удалится в поисках оптимальных условий. Система не нуждается в

программировании, которое учитывало бы все возмущения, какие только

возможны: конструктор может, например, не предусмотреть электромагнитные

влияния, однако, если функционирование машины ухудшится, "черепаха"

примется искать условия, благоприятные для "жизни". Такая система

действует методом проб и ошибок, который оказывается ненадежным, если

проблема слишком сложна или вредные последствия выступают позднее

(например, радиоактивность). Поскольку п_р_и_с_п_о_с_о_б_л_е_н_и_е не

всегда равносильно п_о_з_н_а_н_и_ю, биологический регулятор отнюдь не

обязан служить "идеальной моделью гностического устройства". Вполне

возможно, что идеальный образец такого устройства нужно искать не среди

биологических регуляторов, а в одном из других классов сложных систем,

которыми занимается кибернетика.


XI. Вероятностно-статистический подход к методам передачи информации

позволяет с почти математической строгостью рассмотреть проблему

двуполости, а также вредные последствия инбридинга, то есть скрещивания

близкородственных особей. Именно вероятность того, что некоторое число

особей имеет одинаковое генетическое нарушение (рецессивную мутацию), тем

больше, чем ближе их родство, а если они происходят от одних и тех же

родителей, эта вероятность максимальна. Наибольшей оказывается тогда и

возможность появления фенотипических мутантов, коль скоро, разумеется,

генетическая информация данных особей была повреждена; скрещивание

родственных особей, генотипы которых не повреждены, никаких вредных

последствий не может вызвать.

Вообразим, что на нескольких линотипах набираются такие тексты, в

которых каждая ошибка набора приводит к существенному искажению смысла.

Тогда, сравнивая один и тот же текст, набранный на различных линотипах,

мы, очевидно, получим материал, позволяющий полностью восстановить

исходную информацию, ибо весьма маловероятно, что на различных машинах

опечатки возникнут в одних и тех же местах текста. Если же эта серия

состоит из совершенно одинаковых линотипов, которые из-за особых

недостатков конструкции всегда делают одинаковые опечатки, то сопоставлять

("считывать") полученные на них тексты бесполезно, это не позволит

реконструировать информацию, ибо она искажена в одних и тех же местах.

Конечно, если линотипы вообще не делают опечаток, проблема отпадает сама

собой, но ведь то же самое относится и к передаче биологической

информации 3.


XII. "Доказать непротиворечивость некоторой системы - значит

доказать, что в ней нет ни одного предложения А, такого, что в этой

системе можно дедуктивно вывести как А, так и не А.

Доказать полиому некоторой системы - значит доказать, что для всякого

предложения этой системы можно дедуктивно вывести либо его самого, либо

его отрицание" 4.


XIII. Какой бы заманчивой и многообещающей ни казалась оптимисту

перспектива создания "информационных ферм", достижение это в рамках той

или иной цивилизации наверняка не явилось бы окончательной панацеей от

всех зол. Прежде всего "выращивание информации" может заострить, а не

ликвидировать кризис, связанный с образованием избытка информации. До сих

пор человечеству были чужды трудности изобилия (кроме изобилия бедствий и

невзгод), поэтому мы не очень-то можем представить себе эффективный метод

поведения в ситуации, когда открыт не один путь деятельности, а сотни, а

то и тысячи сразу возможных путей. Когда, например, можно (как мы узнаем

из "информационного набора", выращенного на "ферме") действовать в

направлениях A,B,C,D,E и т.д. и т.п., причем каждое из этих направлений

сулит очень многое, но автоматически исключает все остальные направления

(можно, скажем, биологически так реконструировать человека, что он станет

почти неуничтожимым существом, но тогда нужно будет очень резко сократить

рождаемость, ибо если никто или почти никто не умирает, то мир все быстрее

и быстрее становится тесным). Критерии, которые ныне часто служат

решающими для практической деятельности, могут потерять актуальность

(например, критерий экономической рентабельности или экономии энергии

отпадет, если источником энергии станет практически неисчерпаемый

материальный процесс). К тому же если элементарные потребности

удовлетворены во всей полноте, на первый план выступает проблема "что

дальше" - создавать ли новые потребности, а если да, то какие. Ясно, что

никакое "выращивание информации" не может дать ответа на этот вопрос, ибо

"ферма" дает нам лишь альтернативы поведения, выявляет, ч_т_о можно

сделать, но никогда не говорит, н_у_ж_н_о ли делать. Решение этого вопроса

не может быть механизировано; это стало бы возможным лишь при таком

изменении всего уклада общественной психики, которое сделало бы этот уклад

чуждым тому, что является человеческим в нашем понимании. Рост

"информационной свободы", то есть количества путей возможного поведения,

влечет за собой и рост ответственности за принимаемые решения, за акт

выбора. Отказ от такого выбора, физически, конечно, осуществимый

(электронный мозг - властелин, сам устанавливает, что предпринять с

человечеством), представляется неприемлемым по соображениям внефизического

характера.

Кроме того, "выращивание информации" все равно не может дать нам

"знания обо всем", "всевозможных знаний", "всего знания, какое только

возможно". Можно, разумеется, представить себе целую иерархию, сложную

структуру звеньев, переносящих и собирающих информацию, в которой одни

элементы играют роль "черпаков" ("черпают" знания о фактах и их связях из

окружающего мира), другие "исследуют" связи между связями, то есть ищут

закономерности высшего порядка, третьи же занимаются сортировкой

результатов, получаемых вторыми, с тем чтобы на выходе всей этой

гигантской пирамиды обратных связей появлялась только информация, которая

может оказаться полезной в сколь угодно широком смысле для цивилизации,

соорудившей всю эту эволюционную махину. Однако в конечном счете

деятельность этой фермы-пирамиды не могла бы слишком уж оторваться от

того, что составляет (в широком понимании) саму суть материальной и

духовной жизни цивилизации н_а д_а_н_н_о_м э_т_а_п_е е_е р_а_з_в_и_т_и_я.

В противном случае, "покинув" свою матерь-человечество, такая ферма

производила бы информацию не только бесполезную, но и непонятную,

непереводимую на язык, которым пользуется цивилизация. Впрочем, этот

"отрыв", "прыжок в будущее", "информационный потоп" был бы скорее

катастрофой, чем истинным скачком в развитии, еще и потому, что при

слишком большом рывке "информационной фермы" сквозь актуальный фронт

знаний данной цивилизации исказились бы и утратились критерии отсева

несущественной информации. Тем самым "ферма" внезапно превратилась бы уже

не в мегабитовую, а в гигабитовую "бомбу" и океанами своей информации

затопила бы землю в самом диковинном из всех возможных потопов.

Чтобы лучше это понять, предположим, что в неолитическую эпоху или

пусть даже в раннем средневековье начинает действовать "информационная

ферма", которая производит сведения о технологии XX века, об атомной

технике, о кибернетике, радиоастрономии и т.д. и т.п. Тогдашняя

цивилизация, вне сомнения, была бы не в состоянии ни принять, ни понять,

ни переварить, ни реализовать даже мельчайшей частицы всей этой

информационной лавины. В еще меньшей мере она была бы способна принять

правильные, то есть разумные, тактические и стратегические решения

(производить или не производить ядерное оружие, внедрять ли новую

технологию по широкому фронту или ограничиться несколькими отраслями или

даже одной отраслью и т.д.).

"Информационная ферма" - если только ее вообще можно создать -

является в самом оптимистическом плане устройством, "подключенным к миру",

устройством, которое, исследуя мир специфическим образом, познает, что в

нем материально возможно (осуществимо). Следовательно, такая "ферма" может

установить, что возможно создание лазера или нейтринного преобразователя

энергии, что можно, например, изменить темп времени или гравитационное

поле, что процессы, кажущиеся необратимыми (как, например, некоторые

биологические), можно так-то или так-то обратить и т.п. Такая ферма будет

особенно полезной, если давать ей конкретные, хотя и сформулированные лишь

в общем виде, задания. Напротив, предоставленная самой себе, она очень

быстро создаст такой избыток информации, в котором увязнут и она и ее

создатели. Вся ирония как раз в том, что эта ферма "не мыслит" и с

одинаковым усердием создает информацию о необычайно важных для цивилизации

связях между явлениями (о том, что путешествовать в глубины Галактики

можно так-то и так-то), равно как и о связях абсолютно несущественных

(скажем, что облака на Юпитере можно окрашивать в соломенный цвет). До тех

пор пока селекторы этой информационной фермы находятся под активным

контролем разумных существ, они могут производить эффективный выбор

информации. Если же отбросить такой метод рационального отбора, вступить в

область "всеинформации", сведений о всевозможных фактах, то информационный

потоп становится неизбежным. Следует отдать себе отчет в лавинообразном

нарастании всякой информации, в том числе и полезной. Предположим, что

"ферма" напала на путь, ведущий к трансплантациям мозга из тела одного

существа в тело другого; если она займется данной проблемой, это приведет

к открытию целого ряда новых фактов и явлений "технологии пересадки мозга"

и т.п.

Что из того, если вся эта проблема в целом вообще не интересует

данную цивилизацию? В результате ферма легко может оказаться "заваленной"

грудами совершенно ненужной информации. Представьте себе, сколь обширные

области технологии, физики, электроники, а также самого разнообразного

художественного творчества охватывает сегодня телевидение в мировом

масштабе. Если бы "ферма" напала на след некоего прибора, которому

предстояло бы сыграть в рамках цивилизации сходную роль, то вопрос о

разработке этой новой техники, вопрос о ее осуществлении следовало бы

решать уже в самом начале накопления фактов, потому что в противном случае

"ферма" стала бы изготавливать миллиарды "возможных изобретений", которыми

никто не будет пользоваться.

Стоит упомянуть об одной проблеме, которая сродни производству

научной информации; эта проблема уже сейчас является весьма острой, хотя

prima fade она кажется тривиальной. Речь идет о создании технологии для

информации, которая уже "извлечена" из Природы и зафиксирована в печатных

текстах. Эта проблема возникает также в связи с экспоненциальным ростом

специальных библиотек, а всевозможные профилактические меры - публикация

кратких рефератов, аннотаций, препринтов и т.п. - не могут обеспечить

эффективную доставку информации компетентным лицам. Ведь если постановка

эксперимента, где-либо уже проведенного, оказывается делом более дешевым и

быстрым, чем поиск нужной публикации, если, с другой стороны, ученый может

предполагать, что интересующая его информация скрыта не в "недрах

Природы", а на полках неведомых библиотек, то под сомнение ставится сам

процесс исследования, ведь его результаты, погребенные под штабелями