Новый золотой листок, тонкий, вибри­рующий, не хотел прилаживаться к стерженьку старого элек-|| троскопа

Вид материалаДокументы

Содержание


96 1. Джордж Резер-форд — дед Эрнста Ре-зерфорда.
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   54
89

сколько уменьшилась бы слава даже этой прославленной лаборатории, если бы сэр Дж. Дж. Томсон не был одним из ее директоров!

А директорствовал он тридцать пять лет бессменно — до 1919 года. И, пожалуй, всего важнее, что он всегда был оза­бочен научными исканиями своих подопечных. Их будущим. Их судьбой. Он создавал школу. Он делал открытия в физике и открывал физиков. Его равно увлекало и то и другое. И рав­но прельщали удачи ученого и удачи учителя. Ему мало было Англии — ему хотелось, чтобы Кавендишевская школа стала

мировой.

Обстоятельства этому способствовали. Тут действовала все та же «обратная связь» между наукой и историей.

Век пара и электричества взрослел. Ни для одной области жизни это не проходило бесследно. Промышленный прогресс... Всемирные притязания Англии... Научное соревнование с Гер­манией и Францией... Относительная провинциальность тогдаш­ней России и тогдашней Америки... Едва ли нужно точнее су­жать исторические обстоятельства, породившие в Кембридже середины 90-х годов одно существенное нововведение.

Но нет, перемены там начались еще раньше — в 70-х и 80-х годах, когда шестисотлетний университет стал, наконец, прощаться со своей монастырской замкнутостью.

...Уже Максвелл и Рэлей не должны были, принимая ка-вендишевскую профессуру, произносить средневековое «верую»:

исчезла былая проверка вероисповедания для претендентов на университетские должности и стипендии.

...Потом высокоученые fellows — члены колледжей — пе­рестали чувствовать себя послушниками монашеских коллегий:

королевским актом 1882 года им разрешено было вступать

в брак!

...Возникли даже два женских колледжа. Правда, за чер­тою города. Гёртон и Ньюнхам. По утрам, стекаясь в лабора­торию, кавендишевцы не без удивления наблюдали, как четы­рехместные кареты доставляли в Кембридж студенток — на лекции, в библиотеки, в музеи. Таким же строго предписан­ным способом — в каретах, по четверо — их потом увозили прочь из города. («Дабы никто не впадал в соблазн, господа!»)

В общем, как заметил один русский математик, немало поживший в Кембридже тех лет, там никогда не доходили «до полного разрыва с прошлым». В середине 90-х годов тоже не произошло ничего чрезмерного. Но все же случилось нечто

50

важное: Кембридж стал как бы «открытым городом» для мо­лодых ученых — выходцев из других университетов, британ­ских и иноземных.

В 1895 году там была официально учреждена своеобразная докторантура. Начинающий исследователь мог приехать откуда угодно. Университет, конечно, не сулил ему материального обеспечения — об этом молодой ученый должен был позабо­титься сам. Или те, кто посылал его на берега Кема. Но он мог рассчитывать на прекрасное научное руководство и — главное — на ученую степень после двух лет успешной иссле­довательской работы. Недаром об этой степени, как о приман­ке, Дж. Дж. писал Резерфорду в Лондон. От степеней и зва­ний — в ту пору еще больше, чем сейчас, — зависела карь­ера начинающего ученого. Томсон вспоминал, что до 1895 го­да в соревновании за пост профессора или доцента преиму­щество всегда бывало на стороне окончивших германские уни­верситеты. Объяснялось это до чрезвычайности просто: они вы­пархивали в самостоятельную жизнь готовенькими докторами философии, а кембриджцы — только бакалаврами или маги­страми.

Томсоновская мечта о мировой школе физиков становилась реально осуществимой. В обиходе Кавендишевской лаборато­рии появилось с осени 95-го года новое слово — research-student. В буквальном переводе: исследователь-студент. В современной расшифровке: докторант. И очень скоро в трехэтажном здании на тихой Фри Скул лэйн зазвучали молодые голоса, говорив­шие по-английски с самыми" неожиданными акцентами.

И первым послышался новозеландский акцент. Потом ир­ландский. «Доброе предзнаменование, многообещающий старт!» — сказал Дж. Дж. Томсйн.

А через сорок лет он смог завершить книгу своих «Вос­поминаний и размышлений» удивительным приложением — протокольно-сухим, но потому-то особенно впечатляющим. Два списка. Имена и даты. Названия стран и цифры. Никаких ком­ментариев. I

«Список моих кавендишевских докторантов, ставших чле­нами Королевского общества». Перечень 27 английских акаде­миков. Среди них пять нобелевских лауреатов: Вильсон, Ре-зерфорд, Баркла, Астон, Томсон-младший.

«Список моих учеников, державших профессуру в разных странах». 80 профессоров — 13 стран. Россия и Канада, Ин­дия и Южная Африка, Германия и Ньюфаундленд, Ирландия и Австрия, Соединенные Штаты и Франция, Норвегия и Польша...

91

У рыбака оказалась сказочная сеть, и он сумел доставить к берегу беспримерный улов.

Первым рисёрч-стьюдентом, перешагнувшим порог Кавен-диша в октябре 1895 года, и был Эрнст Резерфорд. Через час появился светловолосый северянин Джон Сили Таунсенд из Дублинского университета, Ирландия.

Из писем Эрнста Резерфорда к Мэри Ньютон *:

Кембридж, 3 ок т. 1895

...Я быстро выздоравливаю и скоро буду весь в работе, ибо не намерен растрачивать время попусту. Я не собираюсь становиться книжным червем, и это позволит мне держаться в хорошей форме. Конечно, говорить о хорошей форме немного странно, когда все, кто тебе близок, за океаном.

...Мой успех здесь будет, вероятно, целиком зависеть от моей исследовательской работы. Если я сумею сделать нечто хорошее, Томсон, наверное, сможет позаботиться обо мне. Я очень рад, что попал в Кембридж, Томсон восхищает меня совершенно так, как я и предполагал, а это немало.

Тринити-колледж, 20 о к т. 1895

...Наконец я перешел Рубикон и отныне вполне нормаль­ный студент последнего курса или, вернее, нечто вроде аспи­ранта университета.

...Томсон пожелал, чтобы я вступил в Тринити-колледж, который он сам окончил и который является лучшим еще и потому, что быть его студентом — самое дорогое удовольст­вие в университете.

...Я не собираюсь держаться в стороне от обычной светской ягизни. Это принесет мне больше пользы, чем что-нибудь дру­гое, если я смогу ее «делать дешево».

8 дек. 1895

...В последнем письме я рассказал тебе, что Дж. Дж. по­просил меня сделать перед Физическим обществом сообщение о моей работе. Я оказался первым кавендишевцем, который выступал там с оригинальным исследованием, и потому дол­жен почитать чрезмерной честь, которой удостоился.

...Кроме обычной невежественной публики, собралась до­вольно достойная аудитория, включая Дж. Дж. и м-сис Дж. Дж.

* Здесь, как и во всей книге, выдержки из работ и переписки Резерфорда даны в переводе автора.

92

и нескольких других дам. Да, был еще сэр Г. Стоке, и ряд хороших лекторов и ассистентов... Никто, кроме меня самого, не сделал никаких замечаний, поскольку предмет был в общем за пределами их компетенции... М-сис Дж. Дж. в разговоре после заседания наградила меня весьма изысканным компли­ментом, который сразил меня своей несомненной добротой (хо­тя я, конечно, принял его «в должной пропорции» — cum gra-no salis): «Нам, женщинам, было очень интересно вас слушать, но я уверена, что это было достаточно глубоко и для более уче­ных членов Общества».

...Я разрабатываю сейчас новый детектор... Дж. Дж. очень этим заинтересован и весьма часто заходит ко мне и помогает, чем может. Между прочим, я не рассказал тебе, что кое-что из моей работы скоро будет опубликовано. Я говорил об этом с Дж. Дж., и он сказал, что я должен послать статью в Коро­левское общество. Так как только лучшие статьи, или, во вся­ком случае, статьи выдающихся людей, находят там призна­ние, у меня нет причин жаловаться. И в самом деле, Томсон рекомендует Королевскому обществу лишь очень немногие ра­боты.

...Должен попросить прощения за нескончаемое «я», кото­рое наполняет это письмо, но человеческая натура берет своё. Ты ведь понимаешь: я заранее знаю, что тебе будут интересны эти «суетные излияния праздного ума».

Кембридж, 15 ян в. 1896

...Я установил вибратор Герца в кабинете профессора в Ка-вендише, а свой детектор — в лаборатории проф. Ивинга, удаленной на 100 ярдов, и получил довольно большой эффект...

...Думаю, что следующий эксперимент проведу между баш­ней Кавендиша и башней Сент-Джонса, это приблизительно полмили.

...Таунсенд и я высоко подняли звание рисёрч-стьюдента... Три ассистента-демонстратора стали теперь нашими лучшими друзьями: они видят, что мы создали себе прочное положение. И я злорадствую, ибо в течение первых двух месяцев они не обращали на нас никакого внимания, хотя знали, что мы ино­странцы и у нас нет друзей в Кембридже. Мое сообщение пе­ред Физическим обществом было тяжелым ударом по их пред­полагаемому превосходству, и теперь они на каждом шагу пред­лагают нам свою помощь и доверительно рассказывают мне о собственных научных исканьицах. Вот так устроена жизнь.

25 ян в. 1896 ...Это письмо будет посвящено обеду, на котором я присут-

93

ствовал нынче вечером и который представляется мне сейчас чем-то столь нереальным, что лучше я запишу мои впечатле­ния сразу — прежде чем они успеют развеяться. Я знаю: 16-бя заинтересуют эти в общем-то тривиальные описания, так как ты ведь считаешь, что мне ужасно недостает светскости, а я в последнее время глубоко нырнул в светскую жизнь. Однако надо повести рассказ по порядку. Мой друг Таунсенд знаком с сэром Робертом Боллом. Хорошо! Сэр Роберт проявил гро­мадный интерес к моим опытам... Его идея состоит в том, чтобы устанавливать вибратор на маяке, а поскольку туман не служит препятствием для электрических волн, то подходя­щий детектор на борту корабля будет в пределах нескольких миль от маяка сообщать кораблю, где он находится. Конечно, такое устройство было бы очень полезно и в море для сигна­лизации между кораблями ночью во время тумана... Сэр Ро­берт пожелал сполна ознакомиться с предметом, а кончил тем, что попросил Таунсенда и меня отобедать сегодня вечером в Кинге-колледже. Он почетный член Кингса, и ты знаешь, ко­нечно, что он создал себе имя в астрономии.

Мы появились в своих cap-and-gown в 7 часов и нашли сэра Роберта и других членов колледжа в так называемой Combination room (профессорской комнате). Он представил меня всем, кто, по его мнению, мог быть мне наиболее интересен, и говорил обо мне в таких преувеличенных выражениях, что я хотел провалиться сквозь землю. Однако я не утратил нор­мального скромного представления о своей персоне. Я вошел в зал с сэром Робертом, который торжественно вел меня впе­реди, как почетного гостя. 150 студентов и членов Кингса обе­дают все вместе в этом обширном зале. Члены колледжа, то есть профессора и лекторы и etc, сидят за отдельным столом на возвышении. Все студенты встали, когда мы вошли, и естественно, всем им хотелось узнать, какого дьявола за­тесался среди членов колледжа такой юнец, как я. Вдобавок к потрясению, которое я уже испытал, меня посадили за сто­лом на почетное место — справа от так называемого прово-ста (ректора колледжа). Была произнесена молитва, и был по­дан обед. Довольно легко завязалась беседа, но провоет ока­зался заикой... Я, однако, сумел поддерживать разговор с не­сколькими интересными людьми по ту сторону стола. Но на самом деле чувствовал себя совсем как осел в львиной шкуре, ибо не понимал, что я совершил такого, чтобы находиться среди тех, кого «король захотел отличить почестью». Но, очевидно, замечания сэра Роберта Болла упали на бла­годатную почву, потому что на меня смотрели там, как на

94

ученого эксперта. Обед за нашим столом продолжался ровно час, а потом мы вернулись в Combination room, и после не­долгой и беспорядочной беседы на ходу все уселись за длинный стол, и были поданы орехи и кексы, а также вино и сигары. Разговор стал очень интересным, все присутствующие были, конечно, в той или иной степени знаменитостями — каждый в своей отрасли знания, их стоило послушать... Я оказался бок о бок с сэром Джорджем Хэмфри, великим медиком, кото­рому около семидесяти пяти, хотя он выглядит гораздо моло­же, и мы с ним вели занятную болтовню на разные темы. Я был как в сандвиче между сэром Д. Хэмфри и сэром Р. Боллом и, насколько позволяли обстоятельства, пытался не ударить в грязь лицом. И действительно, чувствовал себя непринужденно, несмотря на мою обычную стеснительность и некоторую неловкость.

Напротив меня сидел м-р Браунинг... Он оказался чрез­вычайно осведомленным человеком. По внешности — типич­ный Джон Булль из «Панча». Он, очевидно, близко знаком с такими людьми, как Гошен и Чемберлен, и я подумал, что он должен быть, несомненно, выдающейся личностью. Во время беседы он пригласил меня завтра на ленч, и я, конечно, пойду к нему. Я уверен, что у него лучшая квартира в Кинге-кол­ледже и он очень умный человек... Прости мне эту фразу. Она напоминает Бойля — ты помнишь? — «Он был Отцом Хи­мии и братом графа Корка».

Около десяти мы покинули Combination room, и профессор Олдхэм — профессор географии — позвал нас к себе, где мы побыли полчаса, рассказывая разные истории... Я вернулся домой после одиннадцати и удивлялся, было ли все это на са­мом деле или уж не превратился ли я на время в «оловян­ного божка» — важничающего мелкого чиновника...

Это был для меня вечер, действительно переполненный со­бытиями и с точки зрения встреч с людьми и по общему впе­чатлению, которое я получил от жизни этих монахов науки, ибо в самом деле обычай обедать в общем зале — это пережиток времен старых монастырей, сохранившийся в не­прикосновенности до нынешнего дня. Иные из тех, кого я встретил на обеде, производят впечатление очень способных людей... И жаль, что многие из них превратились в окамене­лости, оттого что все время жили в Кембридже, и не приносят миру той пользы, какую могли бы приносить.

...Профессор (Томсон) с недавних пор весь поглощен новым методом фотографирования, открытым профессором Рентгеном, и в понедельник будет делать об этом доклад, на который я,

95

конечно, пойду. Я видел все фотографии, которые пока успели снять. Одна лягушка очень хороша... Профессор пытается, конечно, установить истинную причину и выяснить природу этих волн. Великая задача — создать теорию этого явления раньше других, ибо теперь едва ли не каждый профессор в Ев­ропе уже ступил на тропу войны...

Воскресенье... Вернулся с ленча у м-ра Браунинга... Я был рад убраться оттуда... Он немного сноб... Ходит анекдот, что он заявил: «Германский император был, пожалуй, самым при­ятным из императоров, с которыми я встречался». Этот анек­дот, на мой взгляд, довольно точно характеризует его.

Тринити-колледж, 21 февр. 1896

...Я вел в последнее время рассеянный образ жизни... О моих вылазках в свет я не рассказываю друзьям, так как этим вообще не нужно было бы заниматься. Причина внезап­ного бума вокруг рисёрч-стьюдентов — разговоры сэра Р. Бол-ла о моем волновом детекторе... Те необыкновенные достоин­ства, которые он находит в нем, для меня непостижимы, но \ я не в силах удерживать этого человека от вздорных размы­шлений.

...Атмосфера здесь так насыщена разговорами о новом спо­собе фотографирования, что я уже устал от этого... Сегодня собрание Физического общества было посвящено этому пред­мету, но так как я был одет по-лабораторному и был небрит (ибо воистину нет у меня для того, чтобы приглаживаться, тех стимулов, какие были некогда), я благоразумно не полез впе­ред... У Дж. Дж. во время лекции не ладились эксперименты, от этого он немножко спятил и задавал встряску тем, кто со­вался с глупыми вопросами. Я был достаточно мудр, чтобы не делать этого, но некоторые субъекты полагали, что они по­казывают свою находчивость, спрашивая, а не пытался ли он действовать так или этак, или еще вот так. Раздражение Дж. Дж. росло, и он на редкость искусно высмеивал их — к моему удовольствию, потому что многие из них — мои вра­ги... Есть тут один ассистент-демонстратор, на чьей груди я хо­тел бы станцевать военный танец маори, и я сделаю это в бу­дущем, если положение дел не изменится. На сей раз я про­стился с этими воинственными намерениями, но сегодня и вправду меня охватила такая ярость, что я до сих пор не могу от нее отделаться. Человек, от которого я должен был полу­чить мои батареи для ночного эксперимента, в последнюю ми­нуту обманул меня, и я при моем совершенно ангельском ха­рактере дал волю своим чувствам и крупно поговорил с ним...

96


1. Джордж Резер-форд — дед Эрнста Ре-зерфорда.

?. Родители Эрнста Ре-зерфорда — учитель­ница Марта Томпсон и колесный мастер Джеме Резерфорд (Пунгареху).







Попытаюсь провести опыты завтра ночью на пустыре. На­деюсь, .они окажутся успешными. Таунсенд и Мак-Клелланд собираются мне помогать. Оставляю письмо незапечатанным до завтра, чтобы я мог кое-что добавить.

-...Опыт состоялся вечером и прошел крайне неудачно... Мои друзья были сперва очень разочарованы, но обрадова­лись, когда увидели, что виною всему неисправность в детек­торе. Они оба работали, как древние бритты, и без них я не смог бы сделать ничего.

29 февр. 1896

...Дж. Дж. сказал мне, что написал лорду Кельвину о мо­ей работе и тот очень заинтересовался ею. Я питаю надежду увидеть старика прежде, чем дни его будут сочтены, он теперь уже очень стар, хотя еще и очень энергичен и продолжает ра­ботать, кажется, столь же упорно, как и прежде...

...Я послал пару фотографий нового типа в Таранаки — лягушку и руку, оба снимка получены в нашей лаборатории., Жаль, что не могу послать и тебе, но это довольно дорогая штука, а я вынужден сейчас беречь каждые полпенни.

24 а пр. 1896

...Моих 150 фунтов никак не может хватить на жизнь, и я выкручиваюсь по принципу — экономить на чем возможно... Я сказал Дж. Дж., что расходы мои превышают размер сти­пендии, и спросил, не могу ли я заполучить каких-нибудь «щенков», которых нужно натаскивать к экзаменам. Он добро­вольно вызвался сделать, что сможет, и теперь у меня есть один ученик на три часа в неделю и, может быть, появится еще один или два. Не смейся над этой весьма скромной ци­фрой, сравнивая ее с тем, что было во время оно, ибо в Кем­бридже платят за репетиторство больше, чем в Крайстчерче... Добыть бы мне полдюжины учеников на три терма, и я смог бы заработать примерно столько, сколько и нужно на жизнь одному человеку, если не двум.

...Моя научная работа прогрессирует сейчас медленно. В- этом терме я занимаюсь вместе с профессором рентгеновыми лучами. Я немножко пресытился моей старой темой и рад перемене. Одно исследование я сделал, дабы показать, что могу работать самостоятельно. Полагаю, что это будет хорошо для меня — поработать некоторое время с профессором. У профессора есть ассистент Эверетт, очень искусный мани­пулятор... Он умеет все на свете и помогает мне во всем, но, конечно, не очень-то понимает теорию. Обычно я прихожу


Ч Д. Данин


97




в 10... и продолжаю до 6.30... Это очень интересная работа, так что я не возражаю против многочасового сидения.

4 мая 1896

...На днях профессор пригласил меня отправиться с ним в четверг после полудня в Ройстон на партию гольфа... Ко­нечно, я не имел никакого представления об этой игре, но профессор решил, что сможет меня научить... Думаю, однако, что я еще недостаточно стар для гольфа. Тем не менее пре­даюсь ему с большим энтузиазмом.

28 мая 1896

...Я избран членом Кембриджского университетского клуба естественных наук, в котором состоят всего человек двена­дцать, отобранных довольно беспристрастно. Они собираются каждую субботу вечером на квартире одного из членов...

Май 1896

Завтрак у Мак-Тэггарта, гегельянца, члена Тринити. Но, на несчастье, он предложил мне очень скверный завтрак. Какое значение могла иметь его философия, если ей сопутствовали две порции почек, которых я не выношу...

...Профессор использует мои методы детектирования волн в своих лекциях, так что я чувствую себя большим челове­ком... Как-то утром на днях профессор показал мне циркуляр относительно приглашения на научную должность в Индию с окладом в 450 фунтов и спросил, не хотел ли бы я вос­пользоваться случаем... Но именно сейчас мне не хочется по­кидать Англию... Я надеюсь, что у меня еще будет шанс по­лучить хорошее предложение через год или два.

6 июня

У меня есть новости для тебя... Дж. Дж. предложил мне представить экспериментальную работу на конгресс Британской ассоциации в Ливерпуле — 6 сентября. Думаю, ты знаешь, что Британская ассоциация собирается ежегодно и на ее собра­ния являются ученые мужи со всей страны. И прочитать там доклад — большая честь...

18 июня

...Почести, заставляющие меня краснеть, снова и снова ложатся на мои плечи... Не успела моя статья уйти в Королев­ское общество, как оттуда переслали на мое имя письмо от Ко­ролевского института с просьбой продемонстрировать там мой

98

детектор на завтрашнем ученом собрании. Я не смог принять это приглашение, так как очень хлопотно и трудно устраивать опыт в спешке... Было бы, кроме того, неправильно прово­дить какие бы то ни было публичные эксперименты до кон­гресса Британской ассоциации, где я должен делать доклад.

Июль 1896

Я отправился с профессором Хэддоном, важной персоной в зоологии, и несколькими другими друзьями в энтографиче-скую экспедицию... Ты не можешь себе вообразить, как медли­телен и какой тугодум английский сельский житель. Он ни в чем не похож на земледельца, обосновавшегося в колониях.

Тринити-колледж, авг. 1896

...Когда-то давно я дал тебе обещание не курить и держал свое слово, как истинный британец, но теперь я думаю впол­не серьезно: а не стоит ли мне, ради себя самого, приняться за курение, хотя бы в умеренных дозах? Ты знаешь, что я беспокойный субъект, и мне сдается, что я становлюсь в этом отношении все хуже. Придя домой после лабораторной рабо­ты, я ни на минуту не могу найти себе места... Если я слу­чайно закуриваю, мне удается немного продержаться на якоре... Каждый ученый должен курить, поскольку он обязан по роду своей работы обладать терпением дюжины Иовов.

Тринити-колледж, 27 авг. 1896

...Завтра мой последний день в лаборатории — до октяб­ря... Я не возражаю против отдыха после усиленных трудов и забот этого года. Рассматривая все в целом, ты должна быть, я полагаю, довольна моим годовым отчетом. Я приехал как иностранец в чужую страну, а кончаю участием в конгрессе Британской ассоциации... Если бы моя статья была романом, я посвятил бы ее тебе, но посвящение выглядело бы довольно смешно на ученом сочинении. Прими доброе намерение