Стивен Амброз День "Д" 6 июня 1944 г. Величайшее сражение Второй мировой войны Stephen E. Ambrose d-day. June 6, 1944. The Climactic Battle of World War II аннотация книга
Вид материала | Книга |
- Беларусь в великой отечественной войне, 54.09kb.
- Экипаж самолета «Каталина», потерпевшего катастрофу 29 октября 1944 года, 71.77kb.
- Джеймс Мортон Шпионы Первой мировой войны Оригинал, 3101.44kb.
- Ежегодно 5 октября в более 100 странах отмечается день учителя, который был учрежден, 42.16kb.
- Японский план отражения ожидавшегося летом 1944 г наступления Вооружённых Сил США, 177.14kb.
- Конспект урока истории для 9 «А» класса Тема: «Итоги Второй мировой войны. Оон», 55.19kb.
- Великой отечественной войны, 3496.87kb.
- Освобождение Крыма (ноябрь 1943 г. — май 1944 г.). Документы свидетельствуют, 3471.14kb.
- Army Specialized Training Program, далее astp. Вкоординационный центр программы входили, 262.06kb.
- Некоторые экономические показатели Второй Мировой войны, 1043.95kb.
Основная группа эсминцев шла за крейсерами и линкорами, но впереди транспортных судов, ДСП, ДССК, ДСУ (десантных судов управления, которые часть пути находились на борту ДКТ и затем были спущены на воду шлюпбалками). Десантная армада состояла из 229 ДКТ, 245 ДСП, 911 ДСТ, 481 ДССК, которые передвигались самостоятельно, и 1089 ДССПЛС, добиравшихся до транспортной зоны на палубах ДКТ. Вместе с ними в Нормандию направлялись корабли береговой охраны, сторожевые катера, а также списанные суда, предназначавшиеся для затопления возле "Золота" и "Юты", чтобы создать искусственные гавани.
Еще более громоздкими и неуправляемыми, чем ДСТ, были паромы "Райноу" и баржи, которые состыковались и буксировались ДКТ. На них перевозились грузовики, джипы, бульдозеры и другая тяжелая техника.
Американское военное транспортное судно "Бейфилд" служило штаб-квартирой для генерал-майора Реймонда О. Бартона, командующего 4-й пехотной дивизией. Палубы флагманского корабля битком набиты солдатами и матросами. Среди них выделялся заместитель Бартона - бригадный генерал Теодор Рузвельт. Он держался спокойно, уверенно, старался воодушевить войска. Ветераны 4-й дивизии хорошо помнят эту встречу с самым пожилым десантником, идущим в бой в день "Д". Генерал запел и попросил всех к нему присоединиться. Вот как описывает этот эпизод лейтенант Джон Роберт Льюис: "Во время перехода через пролив мы собрались на палубе "Бейфилда" и пели "Боевой гимн Республики" и "Вперед, солдаты-христиане". Особенно грустно звучали слова: "Бог умер, чтобы сделать людей святыми, а мы умрем, чтобы сделать их свободными".
Джозеф Донлан, радист "Бейфилда", подумал тогда, что как раз в эти минуты его однокашники сдают выпускные экзамены. Если бы он не пошел на флот, то сейчас был бы вместе с ними.
На ДКТ 530 в рубку к капитану Антони Дьюку поднялся матрос Джини Сайзмор. Еще перед отплытием из Англии он сказал Дьюку: "Мне всего пятнадцать лет, капитан. И я не хочу умирать". (Когда Джини брали на военную службу, он утаил свой настоящий возраст.) Дьюк ответил:
- Ничего, Сайзмор. Все равно тебе придется пойти с нами.
- Капитан, мне страшно, - снова заявил матрос. - Отпустите меня на берег. Сейчас же!
- Мне жаль, - ответил Дьюк, - но все, что я могу сделать для тебя, это приказать, чтобы ты появлялся на мостике каждый час. Тогда я буду знать, как твои дела, а ты сможешь проверить, как идут дела у меня".
Сайзмор так и поступил и чувствовал себя отменно.
ДКТ 530 держал курс на побережье "Золото" и шел вторым во флотилии из 12 кораблей. Дьюк распорядился снять аэростат заграждения. Канаты раскачивались на ветру и могли зацепить кого-нибудь из команды. Освободились от аэростатов и капитаны других ДКТ.
Дьюк вспоминает: "Господи, как я поражался той силе, которая накатывалась на Нормандию. Море затмил нескончаемый, бескрайний строй кораблей".
Несмотря на ветер и штормовые волны, тысячи больших и малых судов продвигались к берегам Франции почти в соответствии с графиком и без каких-либо крупных столкновений, Это, по словам адмирала Морисона, казалось настолько невероятным, что наводило на мысль о "божественном предназначении".
Против такой мощи немцы могли выставить горстку канонерок, несколько подводных лодок, торпедных катеров и больше ничего. В Первой мировой войне Германия соперничала с Великобританией на морских просторах. К 1944 г. она располагала лишь тремя кораблями, превосходящими эсминцы, - крейсерами "Принц Евгений", "Нюрнберг" и "Эмден", но все они в день "Д" пребывали в портах.
В 23.00 "Невада" в сопровождении американских крейсеров "Куинси", "Таскалуса" и британского "Блэк Принс" покинула "Площадь Пиккадилли" и взяла курс на юго-юго-восток к "Юте". В 2.30 линкор занял позиции в 11 милях от берега. "Когда мы приближались к месту назначения в заливе Сены, - говорит лейтенант Росс Олсен, - у нас возникло ощущение, что мы подкрадываемся к немцам. Мы даже стали шепотом разговаривать, боясь, что они нас услышат, хотя, конечно, это было невозможно. Мы бросили якоря, и раздался оглушительный грохот цепей, скользящих через клюзы". Олсен был уверен, что уж этот шум немцы непременно услышат. Вскоре якорные цепи заскрежетали на других кораблях возле "Юты" и на остальных четырех участках побережья Нормандии.
Немцы же ничего не слышали и ничего не видели. Еще до полуночи в проливе растянулись караваны кораблей, шедших настолько плотно, что из них образовался чуть ли не мост между островом Уайт и Нормандией. В 2.00 первые суда вошли в транспортную зону. Тем не менее германские радиолокаторы не зафиксировали какие-либо передвижения в море. Отчасти это можно объяснить немецкой беспечностью, но в гораздо большей степени - эффективностью воздушных бомбардировок, уничтоживших или повредивших гитлеровские радарные установки. Союзническая авиация сбрасывала также "окна" - полосы из фольги, которые высвечивали сотни отражений на экранах немецких локаторов. Адмирал Кранке отменил патрулирование торпедных катеров из-за отвратительной погоды: все они находились в гаванях Гавра, Уистреана и Шербура.
В 3.09 немецкий радар наконец заметил флот. Кранке незамедлительно приказал береговым батареям приготовиться к отражению нападения. Адмирал выслал навстречу противнику торпедные катера и два тральщика, оснащенных пушками. В 3.48 они уже были в пути.
На американских транспортных судах коки кормили солдат сандвичами с колбасным фаршем и кофе. Англичане предложили десантникам такой завтрак: яичницу (плавающую в жире) и глоток рома. Капитан-лейтенант Б. Т. Уинни (британские ВМС), комендант высадки войск на участке "Золото", изумился, когда в кают-компании "Эмпайер Аркебас" стюарды в белых перчатках поднесли офицерам меню.
Начиная с 1.00 на ДКТ зазвучали боцманские свистки: "Слушайте все! Командам занять боевые посты!" Матросы и офицеры разбежались по своим местам. Вновь свистки: "Слушайте все! Войскам приготовиться к высадке!" Солдаты забрались в ДССПЛС и другие десантные суда. Последняя команда: "Слушайте все! Войска - на воду!" Заработали шлюпбалки, катера медленно опустились на морские волны.
Британское транспортное судно "Эмпайер Джавелин" доставляло к побережью "Омаха" 1-й батальон 116-го пехотного полка 29-й дивизии. Шлюпбалка застопорилась на полчаса, и судно зависло у борта прямо под сливным отверстием. "Такого на английских кораблях не случалось с 1776 года, - рассказывает майор Том Даллас, командир батальона. - Нам казалось, что вся команда уселась в гальюнах. Мы кричали, но тщетно. На нас лились потоки, окрашенные в канареечный, желто-коричневый, зелено-оливковый цвета. Мы ругались, проклинали все на свете, смеялись, а вонючий ливень не иссякал. Когда начался штурм берега, мы все были в дерьме".
На ботах Хиггинса, провисевших весь переход через Ла-Манш на грузовых стрелах и спущенных на воду шлюпбалками, находились лишь старшины-рулевые (в основном молодые парни, поступившие на службу в береговую охрану). Они запустили двигатели и стали кружить вокруг ДКТ, пока с кораблей сбрасывались веревочные сетки.
Кинуться в такую зыбкую сеть было одним из самых неприятных испытаний в день "Д". Подобно парашютистам, летевшим в ночном небе Франции, пехотинцы и саперы несли на себе неимоверный груз оружия, боеприпасов, пайков. Ощущение тяжести усиливали пропитанное химическим составом обмундирование и неуклюжие, громоздкие ботинки. К тому же штормовое море швыряло боты Хиггинса вверх и вниз метра на три, а то и больше, а вокруг чернела мгла.
Офицеры на борту ДКТ инструктировали солдат, как потом перепрыгивать из сетки в десантное судно: на самой высокой штормовой волне - наикратчайший путь. Многим не повезло: кто отделался переломами ног или рук, кого-то раздавило между ДКТ и ботами Хиггинса.
Матрос Роналд Сиборн, телеграфист и передовой наблюдатель на участке "Золото", волок на себе рацию, телескопическую антенну, ранец, мешок с провизией и массу разных сумок. Вся ноша размещалась за спиной, кроме антенны, которую Сиборн держал в левой руке, оставляя правую свободной для того, чтобы хвататься за сетку. "Лично для меня, - говорит Роналд, - карабканье по веревкам было самой сложной частью Нормандской операции. К счастью, волна подняла десантное судно почти вровень с палубой ДКТ, и мне не пришлось падать вниз. Иначе я сомневаюсь, что мне вообще удалось бы спрыгнуть с корабля". В целом же, несмотря на все трудности, "парашютирование" войск в веревочные сетки прошло более или менее благополучно.
На одном боте Хиггинса помещался взвод: 30 солдат и два офицера. При них были винтовки "М-1", минометы, удлиненные заряды "Бангалор" для прорыва проволочных заграждений, автоматические винтовки "Браунинг". Они стояли, сесть было негде. Десантники почти ничего не видели: планшири доходили до уровня глаз. Когда боты загрузились, рулевые отвели их от ДКТ и начали колесить вокруг базовых кораблей. Круги все увеличивались и увеличивались.
Десантные суда то взмывали вверх, то низвергались вниз и зарывались в волны. Колбасный фарш, яичница и ром, поглощенные за завтраком, выплеснулись на палубы. Под ногами стало совсем скользко. На ДССК Роналда Сиборна, рассказывает матрос, "бригадный генерал величественно восседал в джипе, а мы пытались укрыться от морских волн, накатывавших на нас через планшири". Солдат тошнило, и их рвоту ветер отбрасывал на джип и на генерала: "Он заорал, чтобы все, кого укачало, перешли на другую сторону, и через какие-то секунды на левом борту собралась целая толпа позеленевших от морской болезни людей".
ДССК продолжал кружить, и ветер снова метнул в генерала и его джип очередную порцию солдатской рвоты: "К счастью, он уже был занят чисткой собственной персоны и своего автомобиля и не обращал на нас никакого внимания".
Лейтенант Джон Рикер командовал головным десантным судном управления в секторе "Тэр Грин" на участке побережья "Юта". Лейтенант Говард Вандер Бик вел ДСУ 60, следовавшее за кормой ДСУ 1176 Рикера. Оба наводящих катера вместе с кораблями, на борту которых находились взрывники-подводники, шли впереди кильватерного строя. Вандер Бик вспоминает: "Мы ощущали себя брошенными, беззащитными, хотя и знали, что нас готовы поддержать сотни орудий на американских линкорах, крейсерах и эсминцах. На взморье батареи вермахта ждали первых проблесков рассвета, чтобы открыть огонь по нашим судам".
Ночь была холодной, как и вода, хлеставшая в лица солдат и матросов, плывших к берегам Нормандии. Но они обливались потом, испытывая тревогу, страх и нервное напряжение. Гул десантных судов заглушили первые эскадрильи бомбардировщиков. В море же все 10 протраленных от мин коридоров вплотную заполнили боевые корабли. Замерли у своих 5-, 10-, 12- и 14-дюймовых орудий артиллерийские расчеты.
Вскоре после 5.20 на востоке засветилось небо. Бомбардировщики начали сбрасывать свой смертоносный груз, а немецкие зенитки - их обстреливать. Однако в транспортной зоне обстановка оставалась удивительно спокойной. Батареи вермахта молчали. Союзнические корабли не должны были открывать огонь до 5.50 (час "Ч" минус 40 минут), исключая, конечно, нанесение в случае необходимости ответных ударов.
На американском эсминце "Маккук" у побережья "Омаха" лейтенант Джерри Клэнси недоумевал, почему немецкие батареи бездействуют. Он сказал об этом репортеру Мартину Соммерсу, стоявшему рядом. "Никто из нас не мог понять странное поведение гитлеровцев, - написал потом журналист. - Нам всем хотелось, чтобы они начали стрелять по флоту. Тогда мы могли бы ответить. Это было бы лучше, чем томительное ожидание". Когда налеты бомбардировщиков усилились, по кораблю пронесся "восхищенный возглас: у-у-ух!". По берегу прокатилась "волна громовых взрывов, над ними засверкали всполохи зениток, снова то тут, то там гейзеры пламени... Разрывы следовали один за другим, так что береговая полоса превратилась в сплошную огненную стену".
Соммерс и Клэнси пытались разговаривать, но не могли разобрать ни одного слова. "Это, пожалуй, был самый долгий час в моей жизни", - отметил лейтенант.
В 5.35 немецкие батареи открыли огонь по кораблям союзников. Лейтенант Олсен на "Неваде" у побережья "Юта" наблюдал, как вокруг рвутся снаряды. Ему подумалось, что "все германские пушки во Франции нацелились на его линкор". "Позже мы узнали, - вспоминает Олсен, - что немцы выпустили по нашему кораблю 27 снарядов, но ни разу не попали". Для лейтенанта "прошла целая вечность, прежде чем наше главное 14-дюймовое орудие повело ответную стрельбу".
Когда заработала артиллерия линкоров, казалось, что сам Зевс обрушил гром и молнии на Нормандию. Волнующее и незабываемое ощущение возникло у всех, кто слышал эту грандиозную канонаду, видел, как извергаются из пушечных жерл языки пламени, как содрогаются мощные корпуса кораблей. Огромные силуэты снарядов, пролетавших над ботами Хиггинса и другими судами, произвели большое впечатление на десантников. Матрос Джеймс О'Нил, находившийся на борту ДСП у побережья "Юнона", рассказывает: "После каждого залпа линкоры отбрасывало в сторону, что создавало довольно высокие волны, которые докатывались до нас и поднимали на гребни наши катера".
Корреспондент газеты "Балтимор сан" Холдбрук Брэдли вместе с танкистами на ДКТ направлялся к "Омахе". Спустя шесть лет он писал о войне в Корее, а через 25 лет - во Вьетнаме. "В общем-то я привык к грохоту сражений, - говорит в интервью журналист. - Но это[40] было что-то невероятное. Мне потом никогда не доводилось видеть и слышать ничего подобного. Все мы понимали, что яштяемся участниками выдающегося, наивысшего исторического свершения в нашей жизни".
Для Брэдли первый залп корабельных орудий прозвучал как единый "дьявольской силы взрыв".
На "Бейфилде" начальник склада лейтенант Сайрус Эйдлетт выскочил на палубу, чтобы осмотреться. Он записал в дневнике: "Надо мной словно полыхали тысячи фейерверков, наподобие тех, что устраиваются 4 Июля. Небеса разверзлись, и миллионы звезд сыпались на землю, выстреливая во всех направлениях ослепительные молнии. Трудно представить себе ту сконцентрированную огневую мощь, которую наши авиация и корабельная артиллерия обрушили на так называемые "неприступные" береговые фортификации, создававшиеся "герром Шикльгрубером"[41] и его людьми с таким невероятным упорством. Ввысь взлетали столбы дыма и пламени. Взрывы даже на расстоянии вызывали дрожь в ногах. Корабль содрогался и вибрировал, будто живое существо".
Кто-то прокричал в ухо Эйдлетту:
- Клянусь, что сейчас на нашем корабле немало испачканных штанов!
Еще больше их было в немецких казематах на побережье.
Воздушные десантники наблюдали за бомбардировкой и артобстрелом в тылу противника. Снаряды рвались между ними и береговой линией, некоторые пролетали над головой. Джон Говард, занявший позиции у моста Пегас, так описывает увиденную им картину: "Надвигавшийся огневой вал был колоссальным. Мы физически чувствовали, как под ногами сотрясается земля. Огонь переместился дальше в глубь материка, то есть ближе к нам. Взрывы ошеломляли: нам, пехотинцам, никогда прежде не приходилось испытать на себе обстрел корабельных орудий. Чудовищных размеров снаряды летели так низко, что мы инстинктивно пригибались, даже находясь в укрытии. Мой перепуганный радист потерял дар речи и вдруг промолвил:
- Чтоб мне провалиться, сэр, это же настоящие джипы".
Во Вьервиле, маленькой деревушке, притулившейся на вершине скалы на западной оконечности "Омахи", артобстрел разбудил жителей. Французы сохраняли невозмутимое спокойствие. Пьер и Жаклин Пипрель поспешили в дом месье Клеман Мари, зная, что у него, несмотря на запрет немцев, имелся бинокль. "Из чердачного окна, - рассказывает в своих мемуарах Пьер, - мы по очереди всматривались в даль, где у нас на глазах нарастала устрашающая армада. Море скрылось, и перед нами мелькали лишь корабли".
Потом громыхнул залп. Снаряды падали по всей деревне. Через минуту в окнах не осталось стекол. Один снаряд разорвался наверху, в спальне, и "все свалилось на пол в столовой на нижнем этаже". Другой пронесся сквозь дом, влетев в переднее и вылетев в противоположное окно. Третий взорвался в пекарне, убив няню и ребенка, которого она держала на руках.
Стрельба велась из всех орудий союзнического флота. Американский эсминец "Гардинг", которым командовал капитан третьего ранга Джордж Дж. Палмер, в 5.37 открыл огонь по побережью "Омаха". Его целью была батарея, расположенная к востоку от Порт-ан-Бессена на расстоянии 4800 м от него. Эсминец выпустил 44 снаряда калибром 5 дюймов по германским пушкам и временно их нейтрализовал. А немцы промахнулись и лишь подняли гейзеры воды вокруг американского корабля. Самый ближний взметнулся в 75 м от борта.
В 5.47 "Гардинг" перенес огонь на три ДОСа у выезда Колевиль в 3000 м от эсминца. Он успел сделать около 100 выстрелов, прежде чем цель заволокло густым дымом. Уже весь берег окутался тучами из дыма, песка, осколков и обломков разбитых конструкций. Палмер не видел ориентиры на местности и перешел на наведение с помощью радара.
Когда ветер немного развеял завесу, "Гардинг" открыл стрельбу по дому, стоявшему на выезде. Чтобы его уничтожить, хватило 20 снарядов. В 6.10 эсминец произвел 40 выстрелов, разрушив еще одно укрепленное сооружение. В 6.15 "Гардинг", сократив расстояние до берега до 1700 м, сделал шесть залпов по полевому орудию на "Омахе", расчет которого готовился поразить идущие с моря десантные суда. Уничтожить пушку не удалось, но немцам пришлось искать убежище в скалах.
Уцелевшие батареи противника пытались вести ответный огонь. Моряки "Гардинга" слышали свист пролетавших мимо снарядов. Лейтенант Уильям Джентри говорит, что немцы стремились попасть в линкоры и крейсеры, стоявшие за эсминцем: "Траектория стрельбы была настолько низкой, что снаряды мчались на уровне труб нашего корабля. Некоторые из них, казалось, проскакивали между трубами".
В 6.20, когда десантные суда достигли берега "Омахи", командир артиллерийской боевой части доложил, что "задача выполнена", а капитан третьего ранга Палмер отдал команду: "Прекратить огонь!"
Всего у пяти участков побережья Нормандии курсировали 68 эсминцев. И все они действовали схожим образом, подавляя заранее обозначенные цели, - главным образом ДОСы и другие укрепленные позиции противника, наблюдательные посты на шпилях церквей или любые объекты по своему выбору. Затем они прекращали стрельбу, убедившись в том, что десантники начали высаживаться.
Два эсминца постигла неудача. Норвежский "Свеннер" находился на крайнем левом фланге недалеко от Гавра. В 5.37 полдюжины торпедных катеров по приказу адмирала Кранке вышли из гавани и атаковали союзническую флотилию. Под удар попал "Свеннер", державшийся по левому борту от польского "Слазака". Капитан Налеч-Тыминский так описывает гибель судна в своих мемуарах: "Взрыв произошел посередине корпуса корабля. Высоко в небо взметнулось пламя пожара. "Свеннер" переломился пополам и затонул". Капитан Кеннет Райт из отряда коммандос через пять дней сообщил своим родителям: "Зрелище было жутким. Эсминец развалился по центру, и две его половины пошли на дно, сомкнувшись, как складной нож".
"Свеннер" оказался единственным военным судном союзников, потопленным немецкими моряками в тот день. Немецкие катера еще пускали торпеды, когда их атаковал британский "Уорспайт". Линкор подбил один катер, а остальные ретировались в относительно безопасный порт Гавра. Так закончилась первая и последняя попытка германских ВМС помешать высадке десанта.
На побережье "Юта" самолеты, создававшие дымовую завесу между немцами и союзническим флотом, появились в 6.10. Но самолет, который должен был закрыть американский эсминец "Корри", сбили зенитки. Какое-то время корабль оставался на виду у германских артиллеристов, и они сосредоточили на нем весь огонь. Эсминец отчаянно маневрировал и отстреливался. Команда судна рисковала, поскольку тральщики освободили от мин лишь ограниченное пространство. Помощник механика Грант Галликсон находился на своем посту в первом машинном отделении. По трубам стекали капли воды, из турбин с шипением вырывался пар. "От нас требовалось одно, - вспоминает Галликсон, - дать капитану, когда нужно, "полный вперед", а иногда выжать из машин и экстренную скорость". Вдруг корабль в буквальном смысле слова подпрыгнул. Решетки под ногами стали расходиться, свет погас, отделение заполнилось паром. "Корри" наткнулся на мину, которая взорвалась прямо под центром корпуса.
"Наступила кромешная темень, - рассказывает Галликсон, - горячий пар обжигал и перехватывал дыхание". Он попал в одну из самых ужасных ситуаций, в которых может оказаться моряк: запертый в машинном отделении, среди лопающихся труб, взрывающихся турбин, котлов. Вода поднималась, и скоро она уже была ему по пояс.
Под днищем раздался второй взрыв. "Корри" наскочил еще на одну мину и почти раскололся надвое. Хоффман пытался вывести его в открытое море, но эсминец совсем потерял ход и начал оседать. В 6.41 капитан-лейтенант отдал приказ команде покинуть корабль.
В первом машинном отделении "нам удалось открыть люк и выбраться наверх, - продолжает свой рассказ Галликсон. - По палубе гуляли волны. Стало ясно, что мы тонем.
Тут я заметил, что на мне нет спасательного пояса. Его сорвало взрывом. Я кинулся в море с правого борта. Нам не пришлось прыгать. Мы просто поплыли, так как корабль уже уходил под воду".
Через два часа Гранта и других моряков с "Корри" подобрал американский "Фитч". Их согрели горячим кофе и торпедным спиртом. Потом перевели на транспортное судно и отправили в госпиталь в Англию.
На "Фитче" Грант встретил командира носового огневого отделения Равинского: "У него было обожжено 99 процентов тела. Мы изо всех сил старались ему помочь. Но на следующий день он скончался"[42].
Матрос Джозеф Долан слушал эфир в боевой информационной рубке на "Бейфилде": "Я до сих пор помню тревожное сообщение, которое поступило с "Корри". В нем говорилось, что эсминец подорвался на мине, на корабле много жертв и нужна срочная помощь. Большинство сообщений приходили зашифрованными, а это я получил открытым текстом".