Рритории (об­ласть между Одером и Вислой) была заселена уже в те отдаленные времена и некоторыми негерманскими (иллирийскими, финскими и сла­вянскими) племенами

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• -, 473.4kb.
• Буряк В. В. От «события» к «истории»: герменевтический поворот, 146.71kb.
• Бухгалтерский учет существует уже много столетий. Найденные записи хозяйственных операций, 275.55kb.
• Социально-экономический и политический строй. Внутренняя и внешняя политика Киевской, 479.16kb.
• Внекотором царстве в давние времена жила была прекрасная, но очень капризная, принцесса, 138.25kb.
• Курсовая работа, 130.74kb.
• Объединение русских земель вокруг москвы, 96.37kb.
• История Украины, 828.9kb.
• ГП. Из истории открытия. Рельеф и полезные ископаемые австралии, 22.47kb.
• Роль І месца гісторыі Беларусі ў працэсах грамадска-гістарычнага развіцця, 288.08kb.

III в интересах папской курии и к тому же нередко использовались местными власти­телями. Итальянские города-республики лишены были торговых приви­легий в Сицилии. Все построенные с 1189 г. баронские замки были уни­чтожены, а вместо них начато строительство королевских крепостей. Ле­ны, способные поставлять воинов, ограждались от дробления, но в то же время Фридрих предписал использовать все возможности для конфиска­ции ленов. Кроме того, он начал организацию нового сицилийского флота.

Все это было куплено ценою усиления классового господства князей в Германии, где в то же время осуществлялась и агрессия на славян­ский Восток. Фридрих II пытался повлиять на нее, даровав Любеку права вольного имперского города и пожаловав императорскую гра­моту проникшему в Йруссию Тевтонскому духовно-рыцарскому ордену. Однако эта агрессия происходила независимо от Фридриха II, да и Тев­тонский орден, как организация наполовину церковная, подчинялся в первую очередь папе, а не императору. Его вмзшательство в эти дела носило чисто формальный характер, и он хотел этими актами лишь по­казать, что сохраняет за собой императорский суверенитет в Германии. А между тем уже появились первые предвестники нового серьезного конфликта между империей и папством.

Попытка путем военного захвата включить в состав империи Сред­нюю и Северную Италию (разумеется, пока еще кроме Папской обла­сти), внезапно предпринятая Фридрихом II в 1226 г., и вызванная ею стычка Фридриха с ломбардскими городами чрезвычайно встревожила папство, которое стало искать повода, чтобы обуздать опасного сопер­ника. Такой повод не замедлил представиться: Фридриха обвинили в на­рушении крестоносного обета, данного им в 1220 г. в связи с его ко­ронацией императором.

В 1227 г. папа Григорий IX (1227—1241) отлучил Фридриха II от церкви за то, что он медлит с осуществлением этого обета. Отлучен-

329

ный Фридрих, даже не добиваясь снятия отлучения (какое резкое отли­чие от времен Генриха IV!), все же отправился в крестовый поход. Несмотря на противодействие папы, объявившего Фридриха не крестонос­цем, а пиратом, на сношения патриарха Иерусалима с султаном, заго­воры на Востоке в среде духовно-рыцарского ордена тамплиеров и втор­жение папских войск в пределы Сицилийского королевства, Фридриху все же удалось довести до конца свой поход, в котором он сам был за­интересован больше, чем папа, так как временно отвоеванные им в 1229 г. города бывшего Иерусалимского королевства (Иерусалим, Виф­леем, Назарет и др.) были ему нужны для закрепления торговых связей Сицилии с Левантом.

Этот поход удался в значительной мере благодаря его тесным связям с мусульманским миром.

Однако за время пребывания Фридриха II на Востоке произошли важные события в Италии. Оставленный Фридрихом в качестве намест­ника Сицилии герцог Сполето Рейнольд перешел границы Папской об­ласти. В ответ Григорий IX разрешил подданных Фридриха II от при­сяги, призвал их к восстанию против короля и заключил союз с лом­бардцами. Фридрих II, несмотря на свои крестоносные успехи, очутил­ся в крайне затруднительном положении, напоминающем положение Бар­бароссы после битвы при Леньяно. Дело спасло, да и то весьма отно­сительно, лишь вмешательство германских князей, при посредничестве которых в 1229 г. был заключен мирный договор между Фридрихом II и Григорием IX (так называемый мир при Чепрано). С Фридриха было снято отлучение, но он вынужден был сделать ряд уступок в пользу духовенства в самом Сицилийском королевстве, а именно: изъять сици­лийский клир из системы всеобщего обложения, а также из светской юрисдикции (кроме дел, связанных с ленными держаниями) и признать свободу епископских выборов в Сицилии. Само собой разумеется, что эти уступки резко противоречили всему направлению политики Фридриха II именно в Сицилии, которую он считал твердыней своей власти, и пото­му многие исследователи совершенно справедливо называют мир при Чеп­рано Каноссой Фридриха П.

Добившись временного примирения с папством, Фридрих II всего че­рез два года после мира при Чепрано, в Мельфийских конституциях 1231 г., предложил целую систему мероприятий, касающихся вассальной службы, юрисдикции, администрации, торговли, финансов, обложения и пр. в духе централизации Сицилийского королевства, развивая и углуб­ляя Капуанские ассизы и Мессинские постановления 1220—1221 гг. Ра­зумеется, эта система могла быть осуществлена лишь потому, что Фрид­рих II имел возможность использовать те особенности феодального об­щественно-политического строя Сицилийского королевства, которые сло­жились давно в силу своеобразия его исторических судеб (роль западно-римских и византийских традиций, арабского господства на острове и норманского владычества в Южной Италии и Сицилии), и опирался на разработанное законодательство Рожера II, непосредственно заимствуя из него не только общие принципы, но и отдельные постановления. Как бы то ни было, в Сицилии (в отличие от Германии) Фридрих II вел ту самую

330

политику феодальной централизации, которую вели короли Англии и Франции в своих странах.

В Мельфийских конституциях Фридрих II прежде всего уделял ог­ромное внимание организации в Сицилии государственных финансов, уп­равление которыми было централизовано в особой «Великой курии по делам о расчетах». С этой целью он ввел государственную хлебную тор­говлю и учредил соляную, железную, шелковую монополию. По своей организации введенная Фридрихом II государственная хлебная торговля была тоже очень близка к монополии и покоилась на использовании производства королевских доменов. На домене (размер которого был уве­личен в результате конфискации ранее отчужденных королевских зе­мель) распахивались особые участки — massariae, предназначенные для сбора урожая пшеницы на вывоз, а кроме того, с остальных домениаль-ных владений взималась опять-таки натуральная пошлина в размере 1\12 части урожая (притом, не только пшеницы, но и льна, конопли и стручковых растений). Из скоплявшихся таким образом в государствен­ных магазинах (складах, амбарах) запасов зернового хлеба снабжались гарнизоны крепостей, войско и флот, и сверх того еще оставалось боль­шое количество зерна для государственного вывоза (причем корона еще и покупала зерно на вывоз). Частная хлебная торговля не была запре­щена (в этом отличие установленного Фридрихом порядка от монопо­лии), но государство получило право преимущественного сбыта зерна, так как еще до издания Мельфийских конституций, в 1224 г., Фрид­рих II запретил вывоз хлеба до погрузки государственных кораблей и их отправки. Этой мерой Фридрих II хотел приобрести возможность опре­делять цены на хлеб, и она была направлена не столько против част­ных экспортеров зернового хлеба, сколько против Генуи, Пизы и Вене­ции, господствовавших в то время на сицилийском рынке.

Однако описанная организация хлебной торговли делала невыгодным рассчитанное на вывоз хлебопашество вне домена и тем экономически ослабляла крупных сицилийских землевладельцев — баронов. Зато соля­ная монополия наносила прямой ущерб интересам широких масс мел­ких потребителей. Поставленным во главе управления государственны­ми солеварнями двум чиновникам владельцы частных солеварен обязаны были за известную компенсацию отдавать свою продукцию; так же долж­ны были поступать и купцы, у которых скоплялось много соли, при­чем они получали за это возмещение в виде 8,3%. Рабочих государ­ственных солеварен Фридрих II освободил от службы во флоте. Соля­ная монополия позволила Фридриху произвольно повысить цены на соль — оптовые в четыре раза, а розничные — в шесть раз, что было рав­носильно тяжелому косвенному налогу на потребителя.

Таможенный тариф 1231 г. установил государственный контроль над ввозом; всякий привозной товар должен был прежде всего поступать на государственные склады (в так называемые «магазины») и лишь со скла­да мог быть продан, причем продажа происходила под надзором чинов­ников. Покупатель должен был платить таможенную пошлину в 3% цены товара, а продавец уплачивал взнос в государственный «магазин» (в 3,3%) При этом некоторые привилегии по ввозу товаров в Сицилию

331

(подтверждавшие привилегии Вильгельма II) даны были генуэзцам, так как Фридрих II опирался на них в борьбе с ломбардцами. Римские купцы в виде исключения получили право беспошлинной торговли, что объясняется стремлением Фридриха поддерживать хорошие отношения с папской курией после мира при Чепрано; зато венецианцы не получили никаких привилегий.

Система монополий и организация внешней торговли стояла в пря­мой связи с сицилийской податной системой. Прямая поземельная по­дать (collecta), которая введена была Фридрихом сначала на домене, а затем повсеместно, к концу его правления давала короне 13 тыс. унций золота годового дохода. К этой основной подати присоединялась целая система различных взиманий в виде косвенных налогов, таможен­ных пошлин, лагерных и портовых сборов, которые довершали политику монополий и давали Фридриху возможность опираться на наемное чи­новничество и наемное войско (между прочим, частично из сарацин), а следовательно, свести к минимуму военно-политическую роль круп­ных сицилийских феодалов — баронов.

Как ясно из изложенного, Фридрих II, этот автор любовных канцон по провансальскому образцу и «отец итальянской поэзии» (по выраже­нию Данте), вдохновитель создания архитектурных сооружений, в кото­рых некоторые не в меру увлекающиеся исследователи находят предвос­хищение стиля Ренессанса, хорошо умел выкачивать денежные суммы из своего Сицилийского королевства и не стеснялся делать это ценой разорения якобы столь любимой им страны, где на почве вздорожания предметов первой необходимости начались даже волнения среди населе­ния. Но это нисколько не противоречит тому, что Фридрих II смотрел на себя прежде всего как на сицилийского короля, да и в действи­тельности в первую очередь выступал именно как таковой.

Ибо, во-первых, Фридрих свои «заботы» о Сицилии понимал в духе восточного мусульманского деспота или норманского южноиталийского тирана, а во-вторых, разорительная для населения податная и финансо­вая система служила в его руках средством преодоления феодальной децентрализации страны.

Последнее станет совершенно очевидным, если мы обратим более при­стальное внимание на уже бегло отмеченную связь этой системы с ор­ганизацией управления и военного дела в Сицилии согласно Мельфий-ским конституциям. Фридрих II построил административный аппарат Сицилийского королевства вне всякой его зависимости от ленной сис­темы. Должностные лица королевской власти были не вассалами и даже не министериалами короля, а наемными чиновниками, которые должны были приносить королю присягу в усердном и добросовестном испол­нении служебных обязанностей. И сама структура аппарата была не совсем обычна для феодального государства, ибо она сочетала в себе черты норманского централизованного феодализма с некоторыми осо­бенностями византийских и арабских приемов управления. Во главе все­го административного аппарата страны стоял верховный юстициарий (magister justitiarius). Он был председателем «Великой курии» (Magna Curia) по судебным делам и представлял высшую инстанцию в судеб-332

ных делах о нарушении верности королю («оскорбление величества» или «преступление против величества» — crimen laesae maiestatis), в де­лах, касавшихся ленов, внесенных в особые списки государственного управления и потому обложенных соответствующими повинностями в по­льзу государства, и, наконец, в вопросах о размежевании сфер компе­тенции между разными властями и должностными лицами. К верховно­му юстициарию поступали все прошения на имя короля. Время от вре­мени он выезжал в ту или иную из девяти провинций, на которые раз­делено было Сицилийское королевство, и тогда сам творил суд, а низ­шие судебные инстанции временно переставали функционировать (это напоминает выездные сессии английских «странствующих» или «разъ­ездных судей» Генриха II Плантагенета).

Верховный юстициарий мог затребовать себе на рассмотрение любое судебное дело; при нем состояла Коллегия из четырех дворцовых судей. Во главе каждой провинции поставлен был юстициарий, соединявший в своих руках юрисдикцию по уголовным и высшим гражданским де­лам с функциями военными (созыв ополчения), административными (со­ставление податных списков по взиманию прямой поземельной подати — коллекты). Судебную власть юстициариев в делах, касавшихся королев­ских баронов и их замков, несколько ограничивало лишь придворное собрание баронов, являвшееся последней инстанцией в решении этих дел, хотя в остальных чисто политических вопросах эти собрания сохра­няли лишь совещательное значение, да и созывал их Фридрих редко. Их роль в юрисдикции над баронами объясняется принципом пэрства, в силу которого каждый член того или иного сословия, входившего в состав класса феодалов, мог быть судим лишь лицом равного с ним социального статуса: и рыцарей юстициарий мог судить лишь при уча­стии рыцарей в качестве заседателей. Из последнего факта явствует, что пэрство в Сицилии было похоже на аналогичный институт в Анг­лии XII в. Любопытный дополнительный штрих к характеристике дол­жности провинциальных юстициариев в Сицилии вносит то обстоятель­ство, что они обязаны были разрешать все судебные дела в определен­ный срок (не больше, чем в течение трех месяцев).

Юстициариям были подчинены камерарии — сборщики поземельной подати и гражданские судьи нерыцарского городского населения, а им, в свою очередь, подчинялись байюлы (bajuli) — местные судьи, наделен­ные низшей юрисдикцией, полицейскими функциями и обязанностью осу­ществлять надзор за мерами и весом. Все эти должности были учреж­дены еще Рожером II. Однако Фридрих II не только реставрировал их, но и подвел под них более прочную материальную базу и сочетал их в стройную систему государственного управления, стремясь изгнать из нее всякие остатки феодальной децентрализации и характерного для феодализма смешения частного и публичного права. Тем не менее по­следнее отчасти дает себя знать в структуре сицилийской администра­ции (соединение различных функций — административных, судебных и во­енных — в руках одних и тех же должностных лиц).

И все-таки эта система управления резко отличается от замещения должностей по праву феодального держания. Недаром параллельно с ее

333

разработкой Фридрих II лишил баронов целого ряда публичноправовых функций и превратил взносы вассалов в постоянную всеобщую подать с рыцарских ленов.

Этой политике Фридриха в Сицилии соответствовали и другие его мероприятия. Так, он стремился (несмотря на условия мира при Чеп-рано) утвердить свое верховенство по отношению к сицилийскому ду­ховенству и всячески ограничить самостоятельность городов, в которых назначал своих правителей, а в области судопроизводства он старался (не без влияния канонического права) заменить ордалии (так называе­мый «Божий суд») расследованием истины через присяжных (играв­ших роль свидетелей и следователей одновременно) и, кроме того, ог­раничивал применение судебных поединков. Тем самым Фридрих II про­водил в Сицилии (правда, гораздо менее последовательно) в судебной сфере реформы, несколько напоминающие судебное законодательство Генриха II Плантагенета в Англии в 60-х — 70-х годах XII в. и Лю­довика IX во Франции в середине XIII столетия.

В Германии в это время неуклонно усиливалось могущество князей и вместе с тем росло противодействие этому усилению в среде бюргер­ства и королевского министериалитета. На эти две силы и пытался опе­реться сын Фридриха II, правитель Германии от его имени,— молодой король Генрих VII. Князья были недовольны его политикой и использова­ли первый представившийся для проявления этого недовольства повод: таким поводом послужило столкновение горожан Люттиха (Льежа) с их епископом и защита горожан Генрихом VII. Под давлением князей он вы­нужден был в 1231 г. издать Вормсские привилегии, которые были через год подтверждены Фридрихом II во Фриуле,

Однако если для Фридриха подтверждение этих привилегий было продолжением сознательно проводимой политики по отношению к кня­зьям, то для Генриха их пожалование стало вынужденной временной уступкой. Его расхождение с политикой отца проявилось уже в отказе явиться на гофтаг Фридриха II в 1231 г. в Равенну; лишь на пасху 1232 г. он прибыл в Аквилею, и, хотя Вормсские привилегии были под­тверждены в мае 1232 г., Генрих явно не сочувствовал этому. Между тем Вормсско-Фриульские привилегии 1231—1232 гг. явно вскрывают тенденцию развития Германии в сторону «княжевластия» («Landesherr-schaft»), и в них впервые отчетливо формулируется само это понятие. Привилегии, изданные почти одновременно с противоположными им по своей тенденции Мельфийскими конституциями, переносят уступку значительной части прав политического верховенства, дарованных Фрид­рихом II в 1220 г. немецким духовным князьям, на светских импер­ских князей Германии, т. е. князей, считавшихся непосредственными держателями имперских ленов, непосредственными вассалами императо­ра: светские князья получили право чеканки монеты и были изъяты из всякой посторонней, в том числе и королевской, юрисдикции; рыца­ри были непосредственно подчинены княжеской юрисдикции, а предсе­датели низших земских судов, зависевшие некогда от графов, как аген­тов королевской власти, и судившие от имени короля по земскому пра­ву (Landrecht), поставлены были в вассальную зависимость от князей.

334

Вместе с тем в этих привилегиях сказывается новая для германских королей (в частности для династии Штауфенов) черта политики Фрид­риха II — его враждебность к германским городам. Часть постановлений Фридриха в его Фриульских привилегиях имеет целью помешать рас­ширению владельческих и судебных прав городов на сельскую округу и ослабить их освободительное влияние на крестьян-держателей соседних территориальных властителей; некоторые из этих постановлений берут под защиту территориальные княжества и их городские центры от кон­куренции больших имперских городов. Фридрих II лишь там решался давать привилегии некоторым (большей частью имперским) городам, где это не противоречило интересам князей. Еще до Вормсско-Фриульских привилегий Фридрих II запрещал городские союзы в Германии (в 1226 и в 1231 гг.), а в епископских городах — организацию цехов, выборы городских советов и вообще какие бы то ни было проявления город­ской автономии.

В те же годы Фридрих II возобновил и натиск на ломбардские го­рода: он созвал в 1232 г. рейхстаг для восстановления имперских прав в Ломбардии, а когда города в ответ на это возродили Ломбардскую лигу и закрыли альпийские проходы, Фридрих объявил их вне закона и обратился к папскому посредничеству. Однако оно состоялось не скоро, и разрешение нового конфликта Фридриха II с ломбардскими городами было отложено на несколько лет (на его стороне осталось лишь несколь­ко городов: Бергамо, Кремона, Парма, Реджио, Модена, Верона).

Антигородская и княжеская политика Фридриха II в Германии по­служила одной из самых серьезных причин разрыва между ним и Ген­рихом. Другая причина, тесно связанная с первой, коренится в их раз­личном отношении к ересям, точнее — к тому движению горожан и кре­стьянства против мощной универсалистской церкви, которое охватило как раз в 30-х годах XIII в. значительные части Германии и Италии и приняло идеологическую форму еретических течений. По своему ми­ровоззрению Фридрих II, казалось бы, скорее всякого другого власти­теля своего времени должен был проявить терпимость к еретикам: ведь он сам так часто являлся «еретиком» в глазах папы и даже вошел в церковную легенду XIII в. как предсказанный в Апокалипсисе анти­христ!

В самом деле, этот «вольнодумец», этот свободомыслящий «вольтерь­янец» XIII столетия, которого (пусть неправильно!) считали автором притчи «о трех великих обманщиках» (Моисее, Христе, Магомете), от­личался религиозным индифферентизмом и в достаточной мере мораль­ным скептицизмом. Выполняя формально всю предписываемую католи­ческой церковью обрядность, он не был чужд и некоторых мусульман­ских обычаев: достаточно упомянуть хотя бы его чисто магометанский взгляд на брак (содержание гаремов с евнухами дома и в походах). Он дискутировал и переписывался с выдающимися христианскими, маго­метанскими и еврейскими учеными и мыслителями той эпохи, собирал их при своем дворе, создавая нечто вроде Академии. Он стремился сде­лать доступными для Запада произведения, написанные на греческом, древнееврейском и арабском языках, предписывая переводить их на ла-

335

тинский язык, и сам изучал их в подлинниках (путь к этому открыва­ла его сицилийская «многоязычность»). Умственные интересы Фридриха лежали в сфере науки и искусства, а не в сфере религии. Автор из­вестного трактата о соколиной охоте, содержащего ряд наблюдений по орнитологии, Фридрих II проявлял интерес также к астрономии (астро- логии), медицине, математике, философии и в особенности — к правове­дению. В эпоху рецепции римского права Фридрих открыл (по приме­ру Болоньи) университет в Неаполе, который должен был воспитывать для императора юридически вышколенных чиновников, чуждых «тлет­ворным» влияниям североитальянского духа политического свободо­любия.

Само собой разумеется, что у Фридриха II не было (да и не могло быть!) никакого стройного нецерковного философского мировоззрения. Но уже его индифферентизм и антиавторитарный скептицизм в вопросах веры доводил его до таких кощунственных для католика мыслей, как отрицание бессмертия души, непорочного зачатия и пр. (в последнем обвинял его в одном из манифестов 1239 г. Григорий IX). И тем не менее этот «вероотступник» оказался злейшим гонителем еретиков! Че­ловек, чуть ли не готовый уверовать в иудейского или мусульманского бога, как будто никак не мог допустить в пределах своей империи ни малейшего отступления от католической догматики (от которой постоян­но отступал сам!). Этот факт лишний раз подтверждает справедливость той нашей мысли, что, несмотря на всю склонность Фридриха II ко всяческому теоретизированию (и политическому, и научно-философско­му), теория и идеология играли в его политической деятельности го­раздо меньшую роль, чем может показаться на первый взгляд. Его го­нения на еретиков в 30-х годах объясняются чисто практическими со­ображениями: опасениями перед ростом городских и крестьянских дви­жений и дипломатическим заигрыванием с Григорием IX, который был нужен Фридриху именно в 30-х годах для разрешения ломбардского конфликта и укрепления его позиций в Сицилии и Германии и который требовал от Фридриха помощи в подавлении ересей.

В борьбе с ними политические интересы Фридриха II и Григория IX совпадали.

Сектантско-еретическое движение в Италии в первой половине XIII в. обрело новую силу — как протест против учреждения папско-доминикан-ской инквизиции в Ломбардии и установления инквизиции в Сицилии (где она функционировала при ближайшем участии чиновников Фридри­ха, отдававшего тем самым своеобразную дань папству в своем соб­ственном королевстве). Идеологически итальянские ереси XIII в. были связаны с хилиастическим учением проповедника-аскета конца XII в. аббата Иоахима дель Фиоре (Иоахима Флорского или Калабрийского) о трех эпохах в религиозном развитии человечества (царстве отца, сы­на и духа святого), а также с идеями спиритуалов — представителей радикального крыла францисканцев. Низшие слои населения итальян­ских городов охвачены были ожиданием конца мира, второго пришест­вия, явления антихриста и наступления тысячелетнего царства мира и справедливости.

336

Весьма важной чертой этого идеологического брожения была его со­циально-политическая направленность: оно выливалось в ряд городских восстаний, во главе которых становились проповедники еретических идей. Так, Иоанн из Виченцы сначала захватил власть в Болонье, а затем объединил под своим владычеством целый ряд городов Северной Италии (Падую, Виченцу, Тревизо, Феррару и Мантую); мятежники провозгла­сили его герцогом Вероны. Только раздоры между городами привели к его свержению. В 1234 г. (почти через 90 лет после Арнольда Бре-шианского) вспыхнуло восстание в самом Риме, где один из деятелей сектантско-еретического движения, Лука Савелли, избран был римским сенатором, объявил Тусцию и Кампанью собственностью римского наро­да и потребовал подчинения ему остальных городов этих областей. Папа Григорий IX вынужден был бежать из Рима, предварительно отлучив мятежных римлян от церкви и призвав на помощь всех христиан. Фри­дрих II на этот раз горячо откликнулся на папский призыв и начал форменную войну против римлян. Но как раз в это время разыгрались бурные события в Германии.

И в Германию проникло еретическое движение, которое нашло себе там благодарную почву в среде горожан и крестьянства, настроенных враждебно против папства и духовных князей и охотно воспринимавших учение спиритуалов. Такие эпизоды, как отказ штедингских крестьян платить десятину Бременскому архиепископу, представляют собою лишь одно из наиболее ярких проявлений этого недовольства. Оно охватило не только низшие слои городского населения, но и городское купече­ство, ибо свирепствовавший в Германии папский инквизитор Конрад Марбургский казнил по необоснованным обвинениям в ереси целый ряд представителей богатых и влиятельных фамилий рейнских горожан, что вызвало бурю возмущения в их среде. Под их давлением Генрих VII послал письмо папе с изложением жалоб на Конрада. Вскоре Конрад был убит народом, п это вызвало конфликт между папой и Генри­хом VII. Последнее было очень некстати для Фридриха II, особенно в тот момент, когда он занят был подавлением восстания в Риме.

Между тем Генрих VII в 1234 г. провозгласил на Франкфуртском гофтаге земский мир, который должен был приостановить преследова­ние еретиков в Германии. А затем Генрих поднял мятеж, направлен­ный одновременно против германских князей и против папства — следо­вательно, и против собственного отца, который покровительствовал кня­зьям и в данный момент поддерживал папу. В мятеже Генриха VII участвовали прежде всего горожане и королевские министериалы, но к нему примкнули и некоторые епископы и аббаты (Аугсбургский, Вормс-ский, Вюрцбургский епископы и Фульдский аббат), а также некоторые представители графских фамилий и члены сословия «свободных господ», т. е. те династы, которые не рассчитывали собственными силами про­биться в сословие князей, а потому были враждебны им; кроме того, Генриха VII поддерживало и многочисленное рыцарство.

Несмотря на столь пестрый состав восставших, социально-политиче­ский смысл восстания совершенно ясен. Оно ничего общего не имело с обычными в предшествующей истории Германии мятежами против цент-

337

ральной власти, а наоборот, направлено было против раздробления Гер­мании, против господства князей. Генрих VII выступил в этом мятеже как германский король, стремящийся к укреплению центральной коро­левской власти, а то обстоятельство, что ему пришлось облечь это стрем­ление в форму восстания против императора, указывает на крайнюю слабость его позиции как германского короля перед лицом князей, ко­торые за три года до этого вырвали у него Вормсские привилегии, столь охотно подтвержденные и расширенные именно императором, его отцом и верховным главой всей империи (а значит, и Германии).

О том же свидетельствует и отмеченная пестрота социального соста­ва восставших. В самом деле, если отвлечься от участия в восстании династов (которое можно считать в значительной мере случайным), то с очевидностью обнаружится слабость тех сил (горожане, министериалы, мелкое рыцарство), на которые мог опираться Генрих, по сравнению с мощью князей.

Подняв мятеж, Генрих VII как будто хорошо подготовил его: не рассчитывая всецело на одни только собственные силы и сознавая сла­бость поддерживавших его социальных слоев, он искал помощи во Фран­ции и вступил в союз с Миланом и Ломбардской лигой. Это должно было задержать появление императорских войск в Германии, так как го­рода обещали закрыть альпийские проходы. Фридрих II реагировал на -известие о восстании своего сына чрезвычайно быстро и решительно: он сам добился от Григория IX отлучения Генриха от церкви, предло­жив папе в заложники своего малолетнего сына Конрада (будущего Конрада IV), а затем, весной 1235 г., двинулся в Германию — сначала морем на галерах, далее —через Аквилею, Фриуль и Штирию. Он шел без войска, но с большими денежными суммами и богатствами своей казны. По словам хрониста, «за ним следовали целые квадриги золо­та и серебра, виссона и пурпура, шелка и драгоценной утвари, вер­блюды и мулы, обезьяны и леопарды, двигались сарацины и эфиопы, которые знали разные кунштюки и ремесла и охраняли деньги и дра­гоценности».

Характерно, что для того, чтобы побудить германских князей оказать ему помощь в подавлении восстания, в сущности в равной мере направ­ленного и против них, и против него, Фридрих II принужден был об­ратиться к подкупу: до такой степени возросло к тому времени свое­волие князей, так велика была их фактическая независимость!

Поведение Фридриха показывает, что при подавлении мятежа он рас­считывал главным образом на князей. И расчеты его оправдались: их поддержка помогла усмирить мятеж. Подавление восстания народных масс, принявшего форму сектантского движения, слилось для Фридри­ха II воедино с подавлением мятежа против князей и императорской власти. Ему пришлось собственными руками усмирять те самые соци­альные силы, которые издавна были исконной опорой центральной королевской власти, да и сейчас поддержали бы ее, как только она от­вернулась бы от князей, т. е. горожан, министериалов, рыцарство и кре­стьянство. Очевидно, Фридрих II считал поддержку этих слоев недоста­точно для себя выгодной и не гарантирующей успеха; кроме того, он

338

и не был заинтересован в централизации Германии. А это значило, что он капитулировал перед территориальными князьями Германии, в то вре­мя как его сын Генрих VII еще пытался бороться с ними в союзе со старинными друзьями королевской власти, продолжая тем самым тра­диционную политику германских королей (вплоть до вступления на пре­стол Фридриха Барбароссы).

Генрих VII был смещен и заключен в темницу (он умер через 7 лет в Апулии в 1242 г., когда его переводили из одной тюрьмы в другую; весьма возможно, что он покончил с собой). Вместо Генриха герман­ские князья в 1237 г. по соглашению с Фридрихом II избрали «рим­ским королем и будущим императором» 9-летнего Конрада IV. Но Кон­рад был лишь наместником Фридриха II в Германии, все более пре­вращавшейся в руках Фридриха в административную область империи, искусственно перемещенную к югу, и лишен был и в дальнейшем всякой самостоятельности.

После подавления восстания Генриха VII Фридрих II провозгласил в 1236 г. Майнцский земский мир и использовал его для проведения ряда законодательных мероприятий в самой Германии. Впервые за все время своего правления Фридрих, такой любитель «законодательство­вать», занялся оформлением государственного строя Германии, страны, в которой он до сих пор ограничивался раздачей привилегий. Но как раз эта попытка, больше чем какие бы то ни было другие его законода­тельные акты, страдает крайней отвлеченностью, абстрактным теорети­зированием и юридическим формализмом, игнорирующим в теории то самое княжевластие, которое поощрял и насаждал сам законодатель на практике. Эти мероприятия Фридриха производят такое впечатление, словно он сам сознавал их практическую невыполнимость и прово­дил лишь для виду, с целью поддержания хотя бы номинального ав­торитета. В самом деле, первый имперский закон на немецком языке, из­данный Фридрихом II в 1236 г., закреплял за короной имперские ре­галии в Германии и пытался перенести в эту страну некоторые особен­ности государственного права Сицилии, явно неподходящие для Герма­нии: учреждение должности постоянного имперского дворцового судьи — заместителя короля, введение регулярного суда с письменным делопро­изводством и собиранием прецедентов императорских судебных реше­ний и пр.

Если и можно рассматривать этот акт как стремление извлечь уроки из только что усмиренного мятежа и как запоздалую попытку юриди­ческого оформления верховенства императора над князьями, то его не­реальность сразу бросается в глаза. Достаточно сравнить имперский за­кон Фридриха II с политикой Генриха VII, пытавшегося опереться не на теорию императорской власти, а на реальные социальные силы, и по­литику самого Фридриха, который одновременно с изданием этого зако­на вернулся к излюбленному приему Барбароссы и принялся сколачи­вать собственное территориальное княжество в Германии, начав борьбу за Австрию и Штирию с последним представителем рода Бабенбергов — герцогом Фридрихом Непокорным. Вместе с тем он постарался откупить у короля Чехии обширные земли Штауфенов в Швабии и попытался

339

закрепить за собой северные форпосты к вновь открытому Сен-Готар-дскому перевалу.

Этим не исчерпываются мероприятия Фридриха, так или иначе свя­занные с подавлением восстания Генриха. Так как Фридрих II установил наличие прямых связей мятежников с ломбардскими герцогами, кото­рые закрыли альпийские проходы, он использовал это как основание для того, чтобы обойтись без папского посредничества в разрешении лом­бардского конфликта: он потребовал от германских князей выполнения вассальных имперских обязательств и заставил их принять участие в военном походе против ломбардцев (1237—1238), который решено было предпринять на Майнцском гофтаге 1237 г. Чтобы создать империю от Сиракуз до Фрисландии, Фридриху нужна была прежде всего послуш­ная Ломбардия. Однако поход окончился неудачно для Фридриха и вов­лек его в новый конфликт с папством.

После первой победы над миланцами в 1237 г. Фридрих II (по при­меру своего деда Барбароссы) тотчас же потребовал от них сдачи на милость победителя, но это требование вызвало продолжение войны, которая приняла неблагоприятное для Фридриха течение. Воспользовав­шись затруднительным положением Фридриха во время затянувшейся осады Брешии (1238), Григорий IX вторично отлучил его от церкви (1239), мотивируя это притеснениями, которые чинил Фридрих духо­венству в Сицилии, и нарушениями папского верховенства над Сарди­нией. Истинная же причина нового отлучения связана с теми опасения­ми, которые внушала Григорию IX ломбардская и вообще северо- и сре-днеиталийская политика Фридриха.

Отлучение послужило началом новой длительной борьбы императора с папством, не прекращавшейся (если не считать двухлетнего случай-н