Рритории (об­ласть между Одером и Вислой) была заселена уже в те отдаленные времена и некоторыми негерманскими (иллирийскими, финскими и сла­вянскими) племенами

Вид материала

Документы

Содержание 3. Ход борьбы за инвеституру и ее последствия

Подобный материал:

• -, 473.4kb.
• Буряк В. В. От «события» к «истории»: герменевтический поворот, 146.71kb.
• Бухгалтерский учет существует уже много столетий. Найденные записи хозяйственных операций, 275.55kb.
• Социально-экономический и политический строй. Внутренняя и внешняя политика Киевской, 479.16kb.
• Внекотором царстве в давние времена жила была прекрасная, но очень капризная, принцесса, 138.25kb.
• Курсовая работа, 130.74kb.
• Объединение русских земель вокруг москвы, 96.37kb.
• История Украины, 828.9kb.
• ГП. Из истории открытия. Рельеф и полезные ископаемые австралии, 22.47kb.
• Роль І месца гісторыі Беларусі ў працэсах грамадска-гістарычнага развіцця, 288.08kb.

288

ней церковной иерархии и потому действительно «далеко еще не до­стойного» (с канонической точки зрения) занять апостольский престол. Смиренный тон Григория VII в цитированном письме, таким образом, не случаен — впоследствии папа старался post factum оправдать выборы и приписать им законный характер ⁷.

Так или иначе, выборы Григория VII произошли без всякого участия приближенных германского короля Генриха IV, с которым у папства еще в 1072 г. возник конфликт из-за замещения кафедры Миланского архиепископа; они вызвали также резкое недовольство ломбардских и немецких епископов. Однако Григорий VII пока остерегался открыто разрывать с германским королем и подготавливал военную опору на юге Италии в лице норманского герцога Ричарда Капуанского и лангобард-ского герцога Ландульфа Беневентского: Григорий VII заставил их при­нести ему клятву вассальной верности, умело использовав борьбу герцо­гов с Робертом Гвискаром и Гизульфом Салернским. Роберт Гвискар отказался возобновить клятву вассальной верности папству, данную Николаю II в 1059 г. Зато в текст присяги Ричарда Капуанского Гри­горий VII внес любопытную оговорку, явно направленную против Ген­риха IV и его возможных попыток завязать связи с норманскими гер­цогствами Южной Италии: «Я принесу также присягу вассальной вер­ности и королю Генриху, когда ты или твои преемники побудят меня к этому, однако сохраню при этом верность римской церкви»⁸.

Еще до заключения договоров с упомянутыми двумя герцогами Гри­горий VII приступил к организации военных сил в самой Папской об­ласти и создал особые рыцарские отряды, которым повелел охранять укрепленные пункты, а также села и города от враждебных действий соседей, в частности от возможных набегов норманнов (таких, например, как вторжение Роберта Гвискара в Папскую область в 1066 г.). При помощи этих отрядов Григорий VII не только вернул патримонию от­торгнутые у него области, но и мог всегда подавить любое восстание римской знати или антигригорианской партии духовенства. Может быть, наличие у папы соответственного войска сыграло немалую роль и в деле превращения двух южных герцогов в папских вассалов.

Вместе с тем Григорий VII продолжал политику Александра II в Ломбардии, поддерживая избранного миланскими патаренами архиеписко­па Атто и ведя борьбу с королевским кандидатом на эту должность Готфридом. При этом Григорий VII оказывал всяческую поддержку вождю патарии Эрлембальду. Всеми этими мерами Григорий VII стре­мился укрепить политическую мощь папства в Италии.

Вместе с тем он, в соответствии со своей теократической програм­мой, предпринял ряд шагов для усиления международного политического авторитета папства. Исходя из идеи о том, что папа является замести­телем апостола Петра и что «светский меч» (т. е. светская власть) лишь тогда исполняет свое провиденциальное назначение на земле, когда действует в полном согласии с «мечом духовным» (т. е. церковной вла-

⁷См. Commentarius electionis.— Ibid., II, 9.

⁸Ibid., I, 21.

289

стью) и «когда духовный меч смягчает силу светского», а тот заостряет силу «меча духовного», Григорий VII потребовал признания папской супрематии от светских христианских властителей Венгрии, Чехии, Поль- , ши, Испании, Скандинавии и Англии. Требования эти, правда, никем из них не были выполнены, а в Англии они привели несколько позднее даже к некоторым ограничениям влияния папской курии, которые были введены Вильгельмом I, совершившим в 1066 г. завоевание острова с благословения папы Александра II, но не имевшим никакого желания добровольно суживать свою власть в пользу папства.

Наряду с отказом от симонии и установлением особых церковных су­дов, разбиравших по нормам канонического права дела клириков и не­которые подсудные церковной юрисдикции дела мирян, Вильгельм За­воеватель ограничил право апелляции к римской курии и поставил при­знание папы феодалами Англии в зависимость от того, признает ли его король.

Однако требования Григория VII имели, во-первых, огромное принци­пиальное значение, а во-вторых, неизбежно должны были практически затронуть интересы, по крайней мере, одного из государей Западной Европы, и именно того, который претендовал на объединение Италии и Германии в одну империю и политика которого была особенно тесно связана с судьбами папства, т. е. короля Германии, который как им­ператор считался в то время главным носителем «светского меча», призванного оказывать помощь и повиновение «мечу духовному».

В основе упомянутого обращения Григория VII к государям Европы лежала определенная теоретическая программа, изложенная несколько позднее в знаменитом Dictatus papae (1075), а также в многочисленных посланиях Григория к духовпым п светским князьям Германии. Эта про­грамма отличается своим радикализмом и практической действенностью. Она представляет собой переработку идей теоретиков клюнпйского дви­жения (главным образом Петра Дамиани и Гумберта) и приспосабливает их к политическим потребностям папства как организатора новой, рефор­мированной церкви. Согласно учению Петра Дамиани, «царство» и «свя­щенство» (regnum et sacerdotium) неразрывно связаны друг с другом. Разница между ними лишь та, что император действует оружием, а пер­восвященник — «духовным мечом», т. е. словом божиим. Однако в идеале они должны служить друг другу, т. е. интересам единого целого. При оценке смысла этого взаимного служения теоретики церковной реформы приходили к идее супрематии «меча духовного» на том основании, что слово божие, конечно, выше любых орудий светского принуждения, а свя­щенство, пекущееся во главе с папой о спасении душ человеческих, важ­нее для блага человеческого рода, чем империя, управляющая лишь те­лами своих подданных. Тем самым сторонники реформы из двух возмож­ных видов теократии выбирали папскую и отвергали имперскую.

К этому присоединялось (а отчасти отсюда вытекало) отрицание лю­бой инвеституры клириков светскими лицами (учение, особенно подробно развитое Гумбертом), ибо церковь, а следовательно и церковная долж­ность, никоим образом не может составлять собственность какого бы то ни было человека, даже императора. Церковь принадлежит одному только

290

богу, и на ее служителях почиет божия благодать, эманация которой может проистекать лишь от главы католической церкви — папы, и то только в силу того, что он является заместителем апостола Петра. Отсюда явствует, что только папа или папский легат имеет право по­священия клириков в духовный сан.

Из сочетания этих идей и родились те лаконичные и решительные тезисы, которые Григорий VII формулировал в своем Dictatus papae. Там выдвинуты в сущности три основных положения: 1) божественный характер римской церкви; 2) право ее главы на полное и бесконтроль­ное владычество над нею; 3) примат папства по отношению к империи, церкви по отношению к государству и всякой светской власти как тако­вой. Римская церковь, утверждалось в документе, основана самим богом и только им; ее первосвященник, если он канонически избран, является заместителем апостола Петра на земле, поэтому он один является все­ленским главой христианской церкви. А так как она — установление божественное и, следовательно, непогрешима в прошлом, настоящем и будущем, то всякий, кто не согласен с римской церковью, уже в силу одного этого не может считаться верующим католиком. Глава церкви — папа — может не только смещать, перемещать и назначать епископов, перестраивать управление аббатствами и еппскопствами по своему усмот­рению (например дробить или расширять их владения), но и отлучать кого угодно от церкви (даже в отсутствие отлучаемого), не считаясь с решением церковных соборов и запрещая верующим любое общение с отлученными. Ни один собор не может считаться вселенским без разре­шения папы. Папа обладает, кроме того, высшей юрисдикцией в церков­ных делах и является высшей апелляционной инстанцией. Таким обра­зом, папа господствует и над отдельными церковными учреждениями, и над отдельными представителями духовенства, и над различными его разрядами и, наконец, над совокупностью клириков, собравшихся на собор. Этому установлению безраздельного господства папы внутри като­лической церкви, направленному в значительной мере против феодально-центробежных тенденций германского, французского и итальянского епи­скопата (в частности, против епископальной политики германских коро­лей), соответствует общее необычайно высокое место, отводившееся пап­ской власти в разбираемом документе, а также провозглашение ее вер­ховенства над светской властью.

Папа — высший авторитет на земле для всякого христианина, миря­нина или клирика: без освящения его авторитетом не имеет силы ни одно каноническое установление. Никто не смеет отменять ни одно из ого распоряжений, а он может отменять распоряжения любого лица. Он никем не может быть осужден, по его же распоряжению можно судить кого угодно. Имя его — единственное в мире, и только оно должно воз-тлашаться в церквах. Все светские властители лобызают стопы папы, ибо он один может распоряжаться знаками императорского достоинства. Отсюда следует, что папа имеет право низлагать императоров и осво­бождать от присяги подданных императора в случае его неповиновения папе. Последнее Григорий VII специально обосновал через год после со­ставления Dictatus papae в письме епископу Меца, где доказывал, что

291

он имел законное право отлучить Генриха IV от церкви, ибо замести­тель апостола Петра имеет силу «вязать и решить», распространяющую­ся на всех без исключения, в том числе и на светских государей⁹.

Изложенная программа папской теократии тесно связана с междуна­родными отношениями того времени и с притязаниями папства на роль высшего церковного и политического авторитета в тогдашней христиан­ской Европе. Поэтому наряду с общими требованиями, Григорий VII высказывает различные конкретные пожелания: он призывает всех хри­стиан оказать помощь Византийской империи против сарацин, строит планы изгнания сарацин из Южной Италии и в связи с этим развивает идею крестового похода, наконец, мечтает добиться воссоединения церк­ви путем подчинения восточной церкви папству.

Осуществить все эти планы и намерения было делом нелегким. Да и сама теократическая программа Григория VII была скорее совокупностью идеальных пожеланий, чем программой конкретных и реально осуще­ствимых требований: мы видели, как холодно отнеслись к ней светские государи Европы. Правда, во Франции папской курии удалось добиться немалых успехов в борьбе с симонией, но это произошло позднее (при Урбане II и Пасхалии II).

Реальной и сравнительно быстро осуществимой была лишь та часть этой программы, которая касалась реформы самой церкви и непосред­ственно вытекала из клюнийского учения, ибо она, как и само это уче­ние, была подготовлена развитием феодальных отношений в X—XI вв. и всей предшествующей историей католической церкви. С другой сторо­ны, эта реформа церкви была не только самой реалистической частью программы Григория VII, но и единственным действенным орудием для осуществления теократических идеалов. Практически Григорий VII занят был укреплением военной и материальной мощи папства в Италии и: проведением в жизнь принципов целибата и канонической инвеституры клириков, как ее понимал Гумберт, а также борьбой с симонией; все его конфликты со светскими государями Европы (германским королем Генрихом IV, французским королем Филиппом I) разыгрывались именно на этой почве, а отнюдь не из-за неповиновения этих государей неко­ронованному теократическому монарху Европы, которым хотел быть, но в действительности не был папа, какими бы громкими декларациями Гри­гория VII на этот счет ни сопровождались эти конфликты.

Блестящий тому пример — взаимоотношения Григория VII с Вильгель­мом Завоевателем, открытого разрыва с которым папа старательно из­бегал, несмотря на явное непризнание тем его теократических притяза­ний. Только Роберта Гвискара он решился отлучить от церкви — не за несоблюдение канонического порядка назначения епископов, а за полити­ческое неповиновение папе.' Но это объясняется тем, что Роберт в 1059 г. признал себя вассалом Николая II, а в 1066 г. не только нарушил клят-ву верности (которую он отказался возобновить и в 1073 г.), но и зa-

⁹ Указанное письмо так и озаглавлено: «Против тех, кто неразумно утверждает,, будто римский первосвященник не может отлучить императора от церкви (contra il-los qui stulte dicunt imperatorem excommunicari non posse a Romano pontifico).

292

хватил ряд владении папского патримония, т. е. выступил как непосред­ственный политический и военный противник папы, выступавшего в роли светского государя в Италии.

Проводя в жизнь реформу церкви как средство усиления папства, Григорий VII на двух февральских синодах 1074 и 1075 гг. добился того, что были запрещены сначала симония и конкубинат (1074), а затем и светская инвеститура клириков (1075). Постановления 1074 г. вызвали такую бурю негодования в среде белого духовенства в Германии, что папа повторил их в более категорической форме на синоде 1075 г. и пригро­зил нарушителям отлучением от церкви. Кроме того, папа организовал агитацию среди светского населения Германии против симонии и браков белого духовенства. Согласно решениям 1075 г., Генриху IV было запре­щено пожалование епископств, и вообще отменялась инвеститура клири­ков светскими лицами.

Посредством инвеституры верховный собственник церковных земель мог передать пожизненное право пользования ими вновь избранному духовному должностному лицу, сохраняя за собой право требовать с него исполнения лежавших на данных земельных владениях повинностей. Так как в Германии в силу веками складывавшегося права короля и светских лиц иметь собственные церкви таким верховным собственником земельных владений имперских аббатств и епископств был король, то с прекращением королевской инвеституры имперские церковные владения должны были превратиться из объектов, которыми пользовались церков­ные учреждения, в их полную собственность. Запрет светской инвести­туры епископов угрожал королю не только утратой верховной собствен­ности на церковные земли, но и тем, что он лишался службы королев­ских церковных вассалов. Ибо единственной юридической гарантией дей­ствительного исполнения повинностей, лежавших на епископских вла­дениях, была клятва вассальной верности, которую приносили королю епископы в ответ на инвеституру. С ее отменой отпадала и клятва вассальной верности.

Понятно, что постановления синода 1075 г., не говоря уже о множест­ве других причин, должны были рано или поздно привести к разрыву па­пы с германским королем. К тому же Григорий VII на этом самом синоде отлучил от церкви пятерых ближайших советников Генриха IV, четырех германских и трех ломбардских епископов и, не ограничиваясь мерами воздействия до отношению к Германии, возобновил отлучение Роберта Гвискара и пригрозил отлучением французскому королю Филиппу I.

Выше уже говорилось, какую бурю негодования вызвали в среде белого духовенства Германии постановления папских синодов 1074 и 1075 гг. Когда архиепископ Майнцский Зигфрид выступил на синоде местного духовенства в Эрфурте (в октябре 1074 г.) с требованием целибата, его чуть не растерзали. Такая же неудача постигла Пассауского епископа, а также архиепископа Трирского Удо на съезде епископов Тульского диоцеза. Всюду епископы и священники единодушно жаловались на то, что папа вводит новые и малопригодные обычаи в жизнь католической церкви, что он налагает на ее служителей «бремена неудобоносимые», заставляя их жить в безбрачии по образу и подобию ангелов, в то время

293

как они — грешные люди, правда, призванные к исполнению священниче­ских функций. Кроме целибата, большое возмущение германского духо­венства вызывало требование суда над обвиняемыми в симонии еписко­пами, который должны осуществлять их собратья. Так, 20 епископов Тульского диоцеза категорически отказались произвести такое осуждение, ссылаясь на то, что не их дело смещать тех, кого утвердил сам импера­тор. Отказ был высказан в столь резкой форме, что Удо Трирский просил папу впредь не обременять его подобными поручениями.

В том, что германское духовенство так реагировало на предписания нового папы, ярко отразилось стремление епископов к экономической самостоятельности и феодальной независимости от папства. А именно этого и хотел их во что бы то ни стало лишить Григорий VII. Задача облегчалась тем, что в ту пору многие германские епископы начали уже стремиться к феодальной независимости не только от папства, но и от королевской власти. Григорий VII учел это обстоятельство. Кроме того, он пытался в Германии (как и в Ломбардии) использовать недовольство низших слоев населения, подвергавшихся эксплуатации со стороны епис­копов. Папа возбуждал светских лиц против епископов, демагогически соблазняя их тем, что очищенная от ереси симонии церковь якобы будет печься лишь о небесных, а не о земных благах, и лицемерно заявляя в своих посланиях в Германию, что миряне (и даже женщины), пони­мающие необходимость проводимой им реформы церкви, лучше епископов-симониаков.

Не ограничиваясь этой пропагандой, Григорий VII вскоре после по­давления Генрихом IV второго саксонского восстания обратился к нему с грозным предостерегающим посланием от 8 декабря 1075 г., в котором ставил ему в вину общение с отлученными в феврале 1075 г. советни­ками и епископами, а также нарушение канонического порядка избрания церковных должностных лиц. Письмо Григория VII начиналось весьма характерно для этого папы (обычно обращение папы к светскому лицу содержало в самом начале привет и благословение): «Григорий королю Генриху привет и апостольское благословение, если он будет оказывать апостольскому престолу послушание, как то и подобает христианскому государю». Столь странная форма благословения находит объяснение в содержании и тоне самого послания. Не одно только общение Генриха с отлученными вызывает у папы сомнения в том, достоин ли подобный король его апостольского благословения и имеет ли он право имено­ваться «христианским государем». Особенно возмущен Григорий VII по­жалованием Генрихом IV спорной кафедры Миланского архиепископа клирику Теодальду, а также тем, что Генрих назначил без папской санкции двух своих ставленников из германских клириков на должность епископов Фермо и Сполето. ,

Другими словами, папу особенно беспокоило в политике Генриха IV его совершенно явное стремление после разгрома саксонского восстания укрепить власть путем возрождения епископальной системы Оттонов и Генриха III и ее распространения на Италию. Свое отношение к этой политике Григорий VII как нельзя более ясно выразил в следующих словах: «Вопреки постановлениям апостольского престола ты передал

294

церковные должности в Фермо и Сполето неизвестным нам лицам, словно человек может передавать или дарить кому-либо церковную должность или церковное учреждение» (по мысли Григория VII, это может сделать лишь бог или наделенный частицей божественной благодати папа).

Еще более грозно, чем это послание, звучали требования, которые папа велел передавать королю устно через послов и о которых мы уз­наем из более позднего документа — из письма Григория VII ко всем христианам Германии (март 1076), объясняющего, почему Генрих IV от­лучен от церкви. Оказывается, папские легаты передали королю требова­ние покаяться в преступлениях и грехах (каких, точно не указано); в случае неисполнения этого требования папа угрожал не только отлу­чить Генриха IV от церкви, но и лишить престола. Это вызвало край­нее раздражение Генриха, и он решился на такой шаг, который оказался роковым для всей его политики, ибо был предпринят без достаточного учета реального соотношения сил.

3. ХОД БОРЬБЫ ЗА ИНВЕСТИТУРУ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Вместо того, чтобы ограничиться опровержением папских обвинений и протестом против угрозы смещения его с престола, Генрих IV решился на открытый и радикальный разрыв с папой. Решительность Генриха IV объясняется тем, что в конце 1075 г. и в самом начале 1076 г. его под-держивал целый ряд епископов и светских князей Германии, что выясни­лось уже в ходе подавления саксонского восстания. Но Генрих не в со­стоянии был учесть крайнюю неустойчивость этих слоев, причины кото­рой мы постараемся выяснить ниже.

В январе 1076 г. Генрих IV созвал имперских князей на съезд в Борисе, где он хотел предложить им резко и определенно высказаться против папы. Так началась знаменитая борьба за инвеституру, тянувшая­ся почти без перерыва около полустолетия (до 1122 г.).

Уже самый состав Вормсского съезда должен был бы разочаровать Генриха IV и послужить предостерегающим указанием: на его приглаше­ние откликнулись далеко не все германские князья. Из светских князей не явился почти никто, за исключением герцога Готфрида Лотарингско-го; не прибыли в Вормс также 24 епископа и 2 архиепископа. Зато явившиеся на зов короля 26 епископов (т. е. как раз половина пригла­шенных) 24 января 1076 г. составили резкое послание папе в духе поже­ланий Генриха IV, причем помимо общего обращения всех епископов к папе каждый из них направил ему отдельную грамоту (cartula) за своей личной подписью с отказом в церковном послушании «брату Гильдебран-ду», как они именовали Григория VII.

Во главе епископов на Вормсском съезде, который называют иногда и Вормсским синодом, стояли два архиепископа — уже известные нам Готфрид Майнцский и Удо Трирский. В послании епископов на Григо­рия VII возводилось много тяжких обвинений. Он обвинялся в том, что нарушил собственную клятву, якобы данную им Генриху III в бытность Гильдебранда советником папы и субдиаконом Римской церкви: никогда

295

не занимать самому апостольского престола и никому не разрешать зани­мать его без санкций императора (никаких данных о наличии подобной клятвы или присяги в источниках нет); кроме того, папу обвиняли в на­рушении избирательного закона Николая II, составленного при его же участии (нарушение этого закона беспорядочным ходом избрания Григо­рия VII, как мы видели, несомненный факт, но степень его участия в составлении этого закона до сих пор не выяснена).

Далее епископы подчеркивали, что, достигнув власти деньгами и ору­жием (намек на подкупы патаренов и на вооруженную помощь норман­нов, а также на организацию папского воинства), Григорий VII стал вводить неслыханные новые порядки в церкви и окружил себя настоя­щим «женским сенатом» (имеется в виду сторонница и ближайшая совет­ница Григория VII маркграфиня Тосканская Матильда, жена сторонника короля Готфрида Лотарингского, странным образом скрепившего своей подписью это послание, и мать ее Беатриса). К тому же он находится в слишком тесном дружеском общении с некоей особой женского пола (намек на ту же Матильду, притом лишенный всякого основания, если понимать его буквально).

Затем шли обвинения, отражавшие заинтересованность части герман­ского епископата в отмене проводившейся Григорием VII реформы церкви; епископы указывали на то, что Григорий VII своей церковной политикой посеял семена небывалого раздора в церковном мире Италии, Германии, Испании и других стран Европы, что он, взывавший к умиротворению и очищению церкви, вызвал в ней раскол и осквернил ее. Особенно возму­щало их то, что Григорий VII попирал законные права епископов, сме­щая тех, кто получил должность из рук короля, и заменяя их никому не­известными людьми темного и сомнительного происхождения, которых ему, Григорию, угодно именовать епископами. Письмо заканчивалось за­явлением, что если Григорий VII не признает авторов послания законны­ми епископами, то они с еще большим основанием не признают его закон­ным папой и отказывают в каноническом послушании.

Генрих IV составил также два послания от своего личного имени — одно к римлянам, другое — к Григорию VII. В первом, адресованном «римскому народу и духовенству», король, сообщая содержание второго письма, предлагал римскому «клиру и народу» сместить Григория VII и организовать новые выборы, в результате которых при участии римских епископов и римского «народа» (т. е. представителей римской феодаль­ной знати) должен быть избран новый папа, утвержденный императором. Во втором письме Генрих IV выступал в защиту германских архиеписко­пов, епископов и священников, утвержденных королем, упрекая Григо­рия VII в высокомерном презрении к ним и объявляя его низ­ложенным с папского престола со ссылкой на постановления Вормсского синода и на права римского патриция, приобретенные им в 1061 г.

Во всех актах Вормсского синода совершенно ясно видна основная их цель: стремление короля уберечь епископальную систему от посягатель­ства папы и провозгласить примат императорской власти над папской. К этому присоединялось стремление части епископата к независимости от папства. Союз епископов с королем был временным, ибо епископы добива-

296

лись, собственно, полной феодальной самостоятельности — как по отноше­нию к папе, так и по отношению к императору. Независимо от этого, однако, идея примата императорской власти, к тому же высказанная с такой запальчивостью и раздражением, неизбежно должна была встре­тить столь же резкий отпор со стороны папы. Так и случилось.

Григорий VII объявил короля отлученным от церкви и разрешил его подданных от присяги вассальной верности ему.

Папа заявил в своей грамоте, что так как Генрих восстал против апо­стольской церкви, то он именем апостола Петра запрещает ему править Германией и Италией и освобождает всех христиан от клятвы верности, принесенной ими королю, а также никому не разрешает впредь служить Генриху, как королю. И только после этого — вслед за кратким перечнем тяжких прегрешений Генриха против церкви — папа изрекает «анафему преступному королю» именем апостола Петра. Таким образом, низложе­ние и отлучение короля мотивируются одним и тем же аргументом — неповиновением папе и восстанием против римской церкви, но отлучение выступает как следствие низложения, а не наоборот.

По-видимому, основным мотивом такой последовательности низложе­ния и отлучения Генриха было желание папы подчеркнуть раздельность этих двух актов и независимость первого от второго, ибо в дальнейшем, после снятия отлучения с Генриха, его противники продолжали утверж­дать, что это еще не означает восстановления его политической власти. Весьма вероятно, что Григорий VII предвидел подобную возможность.

Все современники поняли постановление февральского синода 1076 г. как окончательное низложение короля, а не как временное отрешение его от должности впредь до снятия отлучения, ибо при последнем толковании оставалось непонятным одновременное освобождение подданных от клят­вы верности королю. Такое понимание, очевидно, и соответствовало дей­ствительности — с той, однако, поправкой, что папа и в этом пункте стремился оставить за собой как можно больше свободы действий на случай возможного восстановления Генриха на престоле, если это ока­жется выгодным папе.

Как бы то ни было, Григорий VII не ограничился указанными мера­ми против короля: особым постановлением того же февральского синода 1076 г. он сместил и отлучил от церкви архиепископа Майнцского Зигфри­да, а также тех из участников Вормсского синода, которые добровольно присоединились к нему, и попытался привлечь на свою сторону некоторых немецких епископов, занимавших на этом синоде колеблющуюся позицию.

Попытавшись таким образом вбить клин в ряды германского еписко­пата, сплоченность которого на стороне королевской власти была недо­статочно прочна, Григорий, VII поспешил укрепить и свое положение в Италии. С этой целью он усилил папское войско в Риме, начал новые пе­реговоры с норманнами, упрочил связь папского престола с вассалами маркграфини Тосканской Матильды и инспирировал возобновление тата­рин в Милане.

Генрих IV, узнав о своем отлучении, обратился в конце марта 1076 г. с личным посланием к Григорию VII, в котором в самых резких выра­жениях потребовал, чтобы папа отказался от апостольского престола.

297

Характерно уже самое вступление к этому дышащему ненавистью посланию: «Генрих, король не в силу захвата, а божьим соизволением, Гильдебранду, теперь уже не апостолическому папе, а лже-монаху». За­ключение письма вполне соответствует вступлению к нему и всему его содержанию; Генрих требует низложения папы и провозглашает прокля­тие ему во веки веков. При этом Генрих IV упрекает Григория VII в на­силиях над епископами, которых папа, по словам Генриха, попирает нога­ми, как рабов, в превышении власти и неуважении к королевскому достоинству. Ссылаясь на теорию божественного происхождения королев­ской власти, Генрих IV подчеркивает, что короля может судить только бог — недаром апостол Петр завещал всем бояться бога и чтить царя (императора). Григорий VII же нарушил завет апостола, чьим замести­телем он себя считает: он не боится бога и потому не чтит короля. Огромная власть привела к высокомерию: видя, что он сильнее всех, Григорий VII вообразил, что он и умнее всех и может попирать законы божеские и человеческие. Между тем апостол Павел требовал твердо дер­жаться священного писания и сказал по этому поводу следующее: «Если бы сам ангел с небес принес вам иную благую весть, чем принесли мы, апостолы (т. е. если он возвестил не то, что дано в евангелиях), то вы должны были бы провозгласить ему анафему». По мнению Генриха IV, церковная политика Григория VII так резко расходится со всеми закона­ми, является таким вопиющим нарушением апостольских установлений, а сам Григорий, достигший власти при помощи оружия, так мало похож на «ангела с небес» (недаром его же соратник Петр Дамиани называл его «святым сатаною»!), что по отношению к нему анафема является актом совершенно естественным. Презрительно называя Григория не па­пой, а лже-монахом, Генрих заканчивает свое послание словами: «Сойди, сойди».

Шаги, предпринятые Генрихом, не только не оказали желаемого дей­ствия, но привели к противоположным результатам: уже весной 1076 г. началось отпадение целого ряда герцогов и епископов Южной Германии, а летом 1076 г. к ним присоединились бывшие вожди саксонского вос­стания. Этот факт столь быстрой изоляции королевской власти и возник­новения враждебной королю коалиции светских и духовных князей всего через несколько месяцев после их решительного антипапского выступле­ния на стороне короля во время Вормсского синода 1076 г. не может быть объяснен одним только папским отлучением и успехами папской агитации в Германии.

И то и другое сыграло, конечно, немалую роль, но основной причиной изоляции королевской власти следует считать изменение реального соот­ношения социальных сил в Германии.

Известно, что папство уже со времен Льва IX пыталось вступить в компромисс с южнонемецкими династами, занимавшими должность фог­тов на основе права светских владельцев иметь собственные церкви.

Однако при Григории VII положение несколько изменилось. Со време­ни проведения клюнийской реформы в Шварцвальдском монастыре Гир-сау (или Гиршау) (в 1075—1077 гг.) по всей Южной Германии стали быстро распространяться реформированные монастыри, основателями ко-

298

торых были большей частью династы; они не только основывали новые монастыри, но и реформировали прежние.

В этих реформированных монастырях, даже после отказа основателя от прав собственности на земельные владения того или иного аббатства, за наследниками основателя все же закрепляется фогтство. Фогтство как политическая власть отделяется от права собственности на монастырские владения, но продолжает оставаться в значительной мере достоянием рода бывшего владельца монастыря. Юридически это объясняется тем, что пол­ная независимость монастыря от королевской власти была невозможна без иммунитета с предоставлением высшей юрисдикции, а та могла выпол­няться только фогтом. Но на деле все зависело от реального соотноше­ния сил между монастырями, династами, папством и королем. И Гирсау, и другие созданные или реформированные по его образцу монастыри Южной Германии остро ощущали иллюзорность папского патроната как гарантии от местных злоупотреблений фогтов (ввиду отдаленности средств воздействия) и поэтому вынуждены были вносить поправки в право сво­бодного выбора фогтов, ограничивая эту «свободу» кандидатами из круга