Скарабей
| Вид материала | Книга |
Содержание«с нетерпением ждем забронированных мест в раю!» |
- Ооо нпф «скарабей», 339.2kb.
Километра за полтора, в лесочке, дымил крематорий...
На бугре за долиной возвышались телебашня и бетонный куб, в которых днем и ночью бодрствовали жидки и зомбировали опустившееся быдло. Вокруг было сыро, холодно и грязно... Повсюду валялись
обрывки журналов и газет.
– Нам, как разведчикам, все пригодится, – тормознула «ОМЕГУ» Лариса. Вышла из машины и стала подбирать «новости смутного времени...»
В Боблово, перебирая и сортируя этот «мусор» наткнулись на статью «ШВЫДКИЕ – ХУЖЕ КОПЦЕВЫХ»:
"...Недавно в одной газете был приведен список работников и самых активных сотрудников Московского телевидения. Вот он, возможно, и не полили : Познер, Сванидзе, Швыдкой, Якубович, Млечин - Кто тут русский? Житкова, Ноткин, Павловские, Новожёнов, Соловьев - кто здесь татарин? Милявская, Осокин, Гордон, Архангельский, Флярковский» - кто из них башкир? Глускер, Хавин, Арканов, Шоммер, Соболь - кто тут чуваш? Галкин, Дибров, Макаревич, Шендерович, Таня-Дуня - это аварцы или кабардинцы? А как обидеть умолчанием вечных телевизионных завсегдатаев Радзинского да Жванецкого, Вульфа да Жириновского, Рязанова да Хазанова - это всё чукчи?
...Они имеют широкую возможность внушать людям свои взгляды, идеи, вкусы, симпатии и антипатии, например, объявить Мандельштама стоящим рядом с Пушкиным, а Пастернака едва ли и не выше.
...Да, самые "представительные" из названных, такие, как Познер, Швыдкой, Сванидзе, постоянно лгут о Советском времени и оскорбляют русских, прошлое народа. Чего стоит хотя бы лишь одна гнусная шуточка улыбчивого Познера "Умом Гаити не понять. В Гаити можно только верить.» или передача малограмотного негодяя Швыдкого "русский фашизма страшнее немецкого", или подлое заявление Сванидзе, что комсомол - это гитлерюгенд". Ведь все это оскорбление миллионов и миллионов. И что ж, они думают, что это может безнаказанно продолжаться вечно?"
- Как вы думаете, в какой "рай" попадет эта тележидосволота?
- обратился я к Ивневу.
- Деточка - это не люди, а гнилые задницы... А души их, словно крысята за хвостики будут развешаны на крючьях в "Исповедальне..."
Высоко в Небе, в сторону НЛО пролетел Орел, Мы с Рюриком Александровичем посмотрели на него и только переглянулись… Над головой жужжало необычно крупное комарьё, "Откуда они такие?"- подумал я, смахивая со щеки очередного кровопийцу.
- На дармовых харчах отъелись,- подсказал Ивнев. Положил руку на мое плечо. -Вот уж который год, деточка, не дает мне покоя одна загадка. -Я повернулся к нему и удивленно поднял брови,..- Никак не могу допетрить, кому посвящено твое стихотворение "ПОЭТУ"?
- Виноват... Давно хотел рассказать. Но сначала прочту:
Как ястреб,
Не взлетал ты,
Чтоб застыть в зените.
Не падал камнем
На чужих стихов стада.
При всем желании
Не стал ты знаменитым
И, видимо,
Не станешь никогда.
Не мраморная лестница -
Твоя дорога.
Не в листьях лавровых
Дошел ты до седин.
Не верил никогда
Ни в черта ты, ни в Бога,
Неверящим остался,
Словно перст, один.
Вокруг ученики
Кишат, как голубята,
Седого мастера,
Казалось бы, любя.
Но, помня о судьбе
Рязанского собрата,
Все чаще с горечью
Взирают на тебя.
Копаясь в рухляди
Заношенной, музейной,
Ты поучаешь,
Как достичь высот земных...
Но жалок тот, кто жизнь
Провел в тиши келейной,
Как пустоцвет,
Ни для себя ,
Ни для других!
– Вы прекрасно знаете, что у Есенина были не только недруги и враги... Еще больше было чернозавистников. Его таланту радовались не многие друзья по поэтическому цеху. Хорошей, белой завистью иногда завидовали и вы... И в этом нет ничего плохого. Я хотел написать «Посвящается Крученых», но передумал.
– Почему?
– Потому, что так называемое литературное шакалье тут же начало бы искать «процент» правды и вымысла.
– Уж больно жестоковато ты о них?..
– А как иначе? Литературоведы – это неудавшиеся прозаики, поэты и прочая литературная братия. Никогда не забуду, как в Литературном институте мне предложили написать курсовую работу на тему: «Революционные мотивы в лирике Пушкина».
– Ну и что?
– Я такого «понаписал», что вскоре меня вызвали к профессору и тот с испугом в глазах заявил: «Забери и никому больше не показывай...»
XXX
Вдоль забора металась разгневанная Галина Ивановна. Она вкрадчиво подходила к калитке и протягивала руку к «сердечку», за которым находилась задвижка, и отскакивала обратно. – Это надо же! – с тоской поглядывала на обшитый евровагонкой дом, – столько труда вложено, а к родному крыльцу не пускают... Устроили себе «канарские кущи», – с опаской поглядывала на отягощенные плодами ветки деревьев, – и решили, что РАЙ только для них...
– Это почему же, доченька, – подошла к ней пожилая симпатичная женщина с корзиной яблок, груш и мандаринов, – бери сколько душа пожелает...
– Мне чужого не надо. У нас своего в саду более чем достаточно.
За столиком под вишнями мы видели и слышали Галину Ивановну, но помочь ей не могли.
Через некоторое время на серебристой «Хонде» подъехала Марина Кондракова. Она подошла к калитке, но «ужаленная», отпрянула назад. Какой-то сердобольный мужчина предложил ей вырвать ворота буксировочным тросом. Но лишь приблизился к ним, как трос в руках «советника» превратился в труху и ошметьями осыпался на густую траву.
С заднего сиденья «Хонды» соскользнул курчавый, с большими карими глазами симпатичный пятилетний сынишка Марины. На нем был отутюженный серый костюмчик, белая рубашка, миниатюрная «бабочка». Даже в таком возрасте в нем чувствовалась ПОРОДА. Не раздумывая, мальчик вошел во двор. Осмотрелся по сторонам, остановился напротив нас:
– «Здрасте – всем! – махнул ручкой и направился в САД.
– Смелый мальчик, – заметил Есенин.
– Так уверенно пройти под РАДУГОЙ мог только отмеченный Богом ГОСТЬ, – согласился Ивнев.
– Что ж, посмотрим, что будет дальше, – встревожилась Лариса.
...Каждый из нас занимался своим делом. К полудню собрались за столом на традиционное чаепитие. Мы не задавали друг другу вопросов, но непроизвольно посматривали в сторону САДА.
Он появился часа через полтора. В двух руках мальчик бережно нес большое краснобокое яблоко. На левом плече его сидел нахохлившийся попугай.
– Без нас чае-вни-чае-те, ог-рыз-ки! – довольно внятно оскорбил нас пернатый. От неожиданности Лариса опрокинула чашку и на клетчатой скатерти обозначился ручеек цейлонского чая «Принцесса Нури». Но девушка быстро погасила неловкость:
– Присаживайся к столу, – пригласила мальчика. Он подошел и в растерянности уставился на яблоко...
– Почему по дороге не скушал?
– Я угощениями обязательно делюсь с папой и мамой...
– Ясно, – хотела погладить его по головне Лариса. Но ее тут же клюнул попутай:
– Не тро-гай, стер-ва!
Лариса показала пернатому язык, сбегала в дом и вернулась с синей косынкой. Крест-накрест перевязала яблоко и помогла мальчику взобраться на стул.
– Как тебя зовут?
– Дмитрий Олегович. Но мама называет Митьком…
Лариса налила и пододвинула мальчику чашечку:
– Угощайся.
Пока Митек чаевничал, мы внимательно присматривались к нему. Ведь он был ПЕРВЫМ, кто так легко и просто вошел в САД.
– И что ты там видел? – махнула в сторону зарослей Лариса.
– Много всяких животных, зверей и птиц... А страус с осликом точно такие, как на картинках...
– Даже ослика видел? – не зная, как далее вести диалог, замялась девушка.
– Да! – подтвердил Митек. – Возле озера, ко мне подошел белобородый дедушка, посадил на ушастого и вдоль озера покатал... Потом говорил о какой-то «интересной и высоком дороге...» На прощание подарил яблоко и попугая.
– Скоро наверное в школу пойдешь?
– А н-н-нна хре-н-н-на, – не согласился пернатый. – М-ы и т-а-к уч-ен-ы-е.
– Книги сам читаешь, или мама?
– Когда мама, когда сам... А вообще-то, я больше всего люблю рассматривать картинки. Вулканы мне всякие нравятся.
При этих словах поэты переглянулись, а Есенин изрек:
– Вундеркинд!
– А что это такое? – поднял ресницы Митек.
– Подрастешь, узнаешь...
– С-с-сам т-т-ты кин-дер-вунд, – оскорбился попугай.– Мальчик погладил по головке и успокоил птицу... Неожиданно ошарашил:
– Знаю, что вы – известные поэты... Мама говорила...
– Правильно говорила, – Лариса посмотрела на попугая и хотела опять погладить, но вовремя отдернула руку…
– Значит, вулканы нравятся... И какой более всего?
Митек долго думать не стал:
– Последний день Помпеи, называется... Еще я знаю, что этот город располагался в Южной Италии, у подножия Везувия... После извержения вулкана, город засыпало... – Вздохнул и соскочил со стула, взял со стола узелок с яблоком. Пристально посмотрел на Есенина.
– Еще я люблю играть в шахматы. Иногда даже папу обыгрываю.
– Опустил глаза: – Ладно... Никому не хворать! Будьте здоровы – всем!
– и скрылся за калиткой.
...Пока Митек отсутствовал, обезумевшая Марина металась вдоль забора в поисках прохода в САД... Когда увидела вышедшего со двора с попугаем на плече и с узелком в руках невредимого сына, кинулась навстречу и прижала к груди отчаянного «путешественника»:
– Слава Богу!
...Зa РАДУГОЙ молодые женщины нас не видели и не слышали, и не стесняясь окружающих, несколько раз обложили «кучерявыми» словами.
Как потом выяснилось, ночевали они у Долговых...
ХХХ
С кавалькадой иномарок к воротам пожаловал вор в Законе Митрофан. Вслед за ним из машины выпорхнула 12-летняя балетная красотка. Под Митрофана рослые и бритоговые «курсанты» сразу же подставили кресло.
– Мои хлопцы и не такие изделия вскрывали, – самодовольно и с презрением окинул взглядом калитку. – Не будем мудрствовать... Бери «фомку», Брусок.
Бугаистый парень из багажника извлек увесистый гвоздодер и приблизился к калитке. Что было дальше – «запеленговали» не многие... Бруска крутануло и бросило под забор побледневшей Ментовки...
Митррфан на минуту задумался и лишь усмехнулся:
– Собирайте лопаты! – приказал он «курсантам». Шесть «курсантов» с лопатами и ломами подошли к Митрофану. – В старые добрые времена Суворов иногда брал крепости подкопом... Почему бы и нам не попробовать?
– Правильно, батько! – хором одобрили они решение.
– Тогда, – прошептал на ухо одному из бритоговых Митрофан, – двое под калиткой, двое – под воротами... Остальные на смену. – Ребята
разошлись на указанные места, но вместо того, чтоб копать, уперлись в землю лбами и стали ее с умилением целовать... Это поразило не только старика, но и любопытных...
«Целование земли» продолжалось минут двадцать, затем их «отпустило и они сгрудились у Митрофановой машины.
– Да, судя по всему, прогневили мы Бога. – Митрофана согнуло, затрясло и его с трудом успокоили подбежавшие ребята. Когда малость пришел в себя, задумчиво произнес: – Спешить нам некуда. Понаблюдаем, помаракуем... Авось что-нибудь и придумаем...
Часа через три подъехал Власик. Он подошел к растерянному Митрофану и подал руку.
– Да пошел ты... – неведомо почему обиделся тот на «супротивника».
– И чем это я так прогневил тебя, батюшка?
– Скоро сам поймешь…
Власик внимательно выслушал «курсантов», проводил взглядом порхающую ласточку и не спеша изложил свое мнение:
– Судя по всему, мы вторгаемся в область ЗАПРЕДЕЛЬНОГО. А это, безусловно, ГРЕХ! И прав был Есенин, когда предупреждал, что
...люди – все грешные души.
У многих глаза – что клыки.
Прошелся вдоль забора. Долго вглядывался в сторону САДА. Взял из транспортера грушу, протер платочком и поднес к губам...
– Ты что же делаешь, родимый– подошла к нему старушка.
– Как это, что? Вкушаю плод из РАЙСКОГО САДА...
– А зачем обслюнявил да протер?
– По привычке...
– Впредь этого не делай, – стукнула клюкой о землю, здесь все не только наичистейшее, но и святое…
Власик поклонился богомолице и непроизвольно произнес:
– Придется отмаливать... не только свои, но и грехи предков. И необязательно бежать в Храм. Лучший Храм – это ПРИРОДА! И на этот счет у Сергея Александровича есть прекрасное стихотворение:
На церкви комиссар снял крест.
Теперь и Богу негде помолиться.
Уж я хожу украдкой нынче в лес,
Молюсь осинам...
Может, пригодится...
Над головами непрошенных гостей «проплыла» «ОМЕГА». Люди в испуге шарахнулись в стороны, некоторые поползли в кусты... Не растерялись лишь бритоговые Митрофана. Они вскинули стволы и по днищу машины зацвенькали пули...Это заметил вор в Законе. Рассвирепел:
– Немедленно прекратить!
Но можно было и не запрещать. После первых же выстрелов стволы задымились и покраснели, и выскользнули из обожженных рук застонавших от боли ребят.
– Вот вам и знак из области ЗАПРЕДЕЛЬНОГО, – предостерег их Власик.
Мы миновали Музей и стали свидетелями весьма обычного на Руси явления: московские попы в заповедной зоне каким-то образом «выбили» участок и в двухстах метрах от Музея, под православные песнопения, возводили Храм. Среди строителей с топором в руке я заприметил высокого и широкоплечего монаха в черной рясе. Это был участник афганский и чеченских баталий отец Киприян.
- Хорошо «пишет» топором, – похвалил его Есенин.
За стройплощадкой находилось приземистое здание, вывеска на котором гласила:
«КЕРОСИН, МАКАРОНЫ, МАНДАРИНЫ. Цукерман и К°»
– Я наводила справки и серьезные товарищи по секрету сообщили,
что некоторые пронырливые господа уже организовали несколько кооперативов, поставили компьютеры с безотказными принтерами и на любой вкус и цвет шлепают «ПРИГЛАШЕНИЯ В РАЙ», – просветила нас Лариса. – На вырученные деньги в Америке покупают оружие и безнаказанно расстреливают палестинцев.
– Но Бог-то рядом! И куда ОН смотрит – возмутился я.
– Бог, действительно рядом, все видит и слышит, – парировала девушка, – но чаще ОН лишь ПОДВОДИТ ЧЕРТУ под содеянным.
– Чем дальше в лес, тем больше загадок, – смял я газету.
Мы подъехали к киоскам СМИ и отоварились газетами и журналами. Не забыли подобрать обрывки... Каждому из нас давно уже хотелось хоть что-то узнать о судьбе Анастасии Крамовой и Кота.
Когда оказались у родных ворот, то уже не удивились очередной кавалькаде машин. Интриговал лишь транспарант над средней иномаркой:
«С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДЕМ ЗАБРОНИРОВАННЫХ МЕСТ В РАЮ!»
– Это многочисленное семейство телевизионных и киношных прихватизаторов, – поднес к губам леденец Есенин. И вскоре в сопровождении молодой и дородной супруги, с огромным букетом в руке, из машины показался Смихалков-старший. Из репродукторов сразу же зазвучала музыка ГИМНА СОВЕТСКОГО СОЮЗА.
– А почему без припевок? – удивился Рюрик Александрович.
– Все дело в том, что как ни старались, но даже депутаты Госдумы не могут запомнить слова этого трижды переписанного суконного текста...
Из багажника последней машины Мандрон Скончаловский за рога вытаскивал связанного барана.
- Здесь вегетарианские места, а вы с бараном, – предостерег их живущий неподалеку обожатель лошадей Петя.
– Если дело сладится, то мы здесь такую поляну накроем, что долго
потом будете вспоминать, – пообещал хозяин барана.
Из средней машины бодро выскользнул Сникита Смихалков. Самодовольно потянулся и тут же... схватился за живот.
– Да что с тобой, папуля? – подбежала к нему широколицая и дебелая ведущая детских вечерних телепрограмм.
– И режет и пучит, а отчего – не пойму?!
– Зато нам понятно, – сжал кулаки рядом стоящий парень. – Искалечил беззащитного лимоновца и думаешь, что пред РАЙСКИМИ воротами не отрыгнется?
Неведомо откуда налетел багровый вихрь и начал кувыркать актеришку вдоль подворотен... Народ смотрел на все это и кто сочувствовал, а кое-кто откровенно злорадствовал, глядя на вопящего Сникиту.
– Надо быть полным идиотом, чтоб недооценивать публику, – хмуро посмотрел на Смихалкова-младшего парнишка, с учительским портфелем в руке.
– Поясните? – тронула его за рукав прыщавая девчонка.
– А что тут пояснять... Не успели с кремлевского шпиля содрать стяг Советского Союза, как этот хлыщ по телеящику стал разъяснять нам – неразумным – о своем дворянском гербе и родословной...
– Да какая там родословная, – вразумил их местный музейный служащий Николай, – из ПОСТЕЛЬНИЧИХ они...
Наконец вихрь оставил в покое страдальца и пред любопытными предстал ободранный, униженный и грязный барин.
Молва о Бобловском РАЕ долетела до кремлевских голубых, лесбиянок, червяков и белых поганок. Встревожила ученый мир. Срочно были созданы комиссии от Государственной Думы и Академии Наук. И потянулись очередные колонны легковушек и автобусов в сторону РАЯ.
– Если из-за Бобловского забора по транспортерам течет такая дармовщина, – костяшками пальцев постукивал по лысине Сволошина
непотребный политический выблядок, иудей Скозырев, – то почему бы этим не воспользоваться?
– Согласен, – поглаживал рыхлый живот Кселезнев, – но сначала необходимо убедиться, что это не очередная авантюра наших мафиозных умельцев.
– Может, они и лекарства подкинут? – встрепенулся Зурабов.
– Уймись! – рявкнул на него Сгрызлов. – Все равно разворуешь...
Пока стукачили да судачили, подъехали к забору Бобловского РАЯ и сразу убедились в реальности происходящего. По транспортерам, действительно, выкатывались бочонки с млеком и медом...
– Скоро должна пойти медовуха, – пообещал молодой сухопарый хлопец.
Думцы попробовали Райской пищи и хотели затариться... Но из-за кустов с дрынами в руках выбегали чумичевские и рогачевские мужики и, как во времена польского нашествия, накидывались на дармоедов:
– Обворовали всю Россию, а теперь сюда намылились, – размахнулся дубиной курносый парень и огрел по хребту заплывшего жиром Смитрофанова.
– Да мы только договор хотели заключить, – поглаживая плечо, прохрипел толстяк.
– С кем договор? С Богом, что ли? – ахнул по лобовому стеклу «Ауди» служитель Музея.
– Не мешайте, пусть попробуют РАЙСКОЙ пищи, – успокаивал деревенских сосед Борис.
Думцы вытащили из багажников роскошные букеты и двинулись
к воротам.
История повторилась... Разбросанные вдоль и поперек дороги, изволтузенные слуги народа, ощупывая бока, поползли к машинам.
– Значит, правду гутарит народ, – процедил сквозь вставные челюсти кэгэбешник Сморозов...
– Какую правду? – стряхнул с кителя комочки грязи Сдрушайло.
– А такую, что от нас отвернулся не только народ, но и Бог.
– И все равно, – «причесал» перхотную лысину Сволошин,
– жизнь заставляет искать нас дорогу в РАЙ, иначе повторится знакомая история. Народ заколобродит...
Вышедшие из машин отощавшие Академики, сначала попробовали РАЙСКОЙ пищи и лишь потом начали совещаться.
– Словно зерно меж жерновов мы основательно «промололи» атом и временами нам казалось, что осталась одна «крупчатка...», – иносказательно начал Свелехов. Но Время показало, что конца деления элементарных частиц так и не видно...
– Почему же? – не согласился Нобелевский Лауреат Салферов.
– Мудрые головы утверждают, что в конце деления остается «НИЧТО»,
и что именно ОНО является «МАТКОЙ» для возрождения не только материи, но и материальных тел... Говорят, что в Индии живет и здравствует ПОСВЯЩЕННЫЙ Сатья Саи Баба, который силой мысли может проникать в это «НИЧТО» и превращать его в «НЕЧТО» и тут же дарить кому золотые часы, кому гироскоп, кому подшипник... Вот я и подумал, а не происходит ли подобное и за этими воротами?
– Но, чтоб убедиться в этом, необходимо побывать в САДУ, – с жаждой в глазах смотрел в сторону РАЯ Свелехов.
– Но, как? – напирал на ученых Сволошин.
– Гуляет молва, что ТАМ «заправляет» всем этим ярый антисемит Суша, – подсказал вездесущий Счубайс. – Давайте переговорим с его дружками, кому надо «подкинем» и, чем черт не шутит, вдруг повезет...
К уху первого электрика страны «приклеился» Служков:
– Отправляйте в Москву мой вертолет и собирайте писательскую шпану. Можете обещать, что в «РУССКОМ МИРЕ» Вячеслав Волков каждому издаст по книге...
Предложение было принято.
Думцы разбрелись по окрестностям. Кое-кто не терял надежду найти в заборе дыру или лаз... Попытались подкупить соседа Николая, но все напрасно.
Ученые пошли в Музей своего коллеги Менделеева и были смущены скромностью его экспонатов...
Пред Бобловым вертолет затарахтел лишь к вечеру. Из него вышли:
В казацкой полковничей форме, с шашкой на боку Владимир
Бояринов;
В тельняшке, в бескозырке, с сигнальным флажком в руке Леонид