Камера абсурда

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   57
силы, а потом уже двигаться дальше, через Балканы.

Тяжелораненых всё-таки сумели отправить в госпиталь, а Павел остался под начальством Радецкого в должности командира конной роты, вместо погибшего поручика Кунахова. Рана, на удивление, быстро заживала, и Алексеев уже через неделю сел в седло. Да, не сладко им всем тут пришлось: и провиант, и фураж, и медикаменты постепенно подходили к концу. С каждым днём и люди, и кони всё более ощущали голод. Иногда помогали вылазки в горные селения, но чаще сербы-крестьяне сами их подкармливали, пробираясь тайными тропами к освободителям.

Бои шли почти каждый день. Турецкая артиллерия, заняв удобные позиции на вершинах гор, осыпала русских разрывными снарядами. В самом ущелье сраженья были наиболее жаркими: корпус Сулеймана-паши16 с юга предпринял столько штурмов, что и счёт им потеряли.

Донимала и погода. Стояла уже середина ноября, а в горах то мороз, то оттепель. Ходить по скользкому насту, по склонам и уступам стало очень трудно, особенно ночью. Вот и сейчас Павел, одной рукой придерживая шашку (абсолютно здесь бесполезную и неудобную, но обязательную по уставу), другой цепляясь за скользкие камни, осторожно поднимался вверх. Слабый лучик фонаря идущего сзади унтер-офицера Лиходеда мало чем помогал. Не доходя метров десять до самого дальнего поста, устав и почти задохнувшись, Павел остановился. На фоне белого склона фигура часового была хорошо видна – луна наконец вырвалась из-за туч. Вдобавок часовой так сильно закашлял, что эхом отдалось сразу в трёх местах. Павел торопливо подошёл ближе к солдату. Он узнал его: наводчик Данила Михайлов, согнувшись пополам, всё никак не мог откашляться. Увидев офицеров, он сквозь хрипы прошептал всё-таки: «Стой, кто идёт?» В который раз за эту ночь повторив пароль, Алексеев хотел было отчитать часового за неумение быть незаметным, но увидел, что того сотрясает мелкая дрожь.

Взглянув на сапоги, шинельку и нелепую шапчонку с козырьком, Алексеев спросил раздражённо:

– Почему без положенных на посту тулупа и валенок?

Ему ответил унтер-офицер:

– Не хватило, Ваше благородие.

– Тогда забирайте солдата и доставьте его к лекарю, у него, по-моему, жар. А я останусь за него до следующей смены. Доложите об этом подполковнику Колтунову.

– Слушаюсь.

Михайлов с благодарностью глянул на офицера:

– Спаси Вас Бог, господин подпоручик, – он едва-едва мог говорить из-за душившего его кашля.

– На-ка вот, хлебни лекарства. – Павел протянул солдату свою серебряную фляжку с коньяком, оставшимся на самом дне. Тот было стал отказываться, но Алексеев сердито, с силой вложил ему в руку посудину: – Пей без разговоров.

Унтер-офицер хмыкнул: ну и приказ!


Утро следующего дня принесло радостную весть: Плевна взята, Осман-паша сдался в плен, а на помощь к Радецкому спешит армия генерала Скобелева17. Душевный подъём, охвативший всех, был так велик, что голодные, измученные холодом и ранами русские офицеры и солдаты, забыв о лишениях, в несколько дней одержали победу над турками, несмотря на их английские пушки и ружья, удобные позиции и оборонительные укрепления. Турецкое войско было взято в плен, путь через перевал на юг, в Румелию, освобождён, и начался поход через Балканы.

Павел, стоя впереди Седого, помогал коню сдержать скольжение. Об опасности быть подмятым, если Седой всё-таки упадёт, старался не думать. Сколько они уже так спускаются по обледеневшим склонам… Ему-то ещё не так трудно, а вот с конной артиллерийской техникой – беда! Сзади её оттягивают солдаты, впереди коней осаживают офицеры, – того и гляди под колёсами пушек окажутся. Уставшие от гор, метелей, снегопадов, с обмороженными руками и ногами, люди едва передвигались, то утопая в сугробах, то взбираясь на голые камни. Выведя своего коня на ровный участок и передав его ординарцу, Павел кинулся наверх: там у Алёши Нечепорука пала одна из лошадей, тянувших пушку, надо срочно либо выпрячь её, либо поднять: склон крутой, скользкий, не приведи Господь может погибнуть куча народу. Но не успел. Лошадь потянула за собой вторую, подмяла офицера. В это же время споткнулся и навзничь опрокинулся один из солдат, оттягивавших орудие, группа смешалась. Лафет тяжестью своей оборвал упряжь и стремглав покатился вниз, круша всё на пути. Павел успел увидеть падающего впереди него улана, а потом и несущееся орудие. Отскочить в сторону он уже не мог. Пушка сбила его с ног, переехала поперёк и, убавив скорость, свернув немного в сторону, сползла к огромному валуну. Громко кричал от боли улан – ему раздробило ногу, но Павел уже ничего не слышал и не видел – он был мёртв.


Раненым уланом был Дмитрий Алексеевич Малов. Чудом оставшегося в живых после долгих горных мытарств, его наконец привезли в госпиталь. Нога к тому времени сильно распухла, потемнела, хирург объявил о необходимости срочной операции. Из-за невыносимой боли, не дающей заснуть ни на минуту вот уже четвёртый день, Малов даже не понял, о какой операции идёт речь.

Очнувшись через несколько часов, он дотронулся до повязки: ниже колена ничего не было… С ужасом отдёрнув руку, Дмитрий Алексеевич откинулся на подушку и невидящим взглядом уставился в потолок. Мыслей не было. Была только одна фраза, бьющаяся в голове: «Этого не может быть!» Ночь он не спал, думал о своём будущем и ничего утешительного там не видел.

Утром фельдшер принёс какие-то пилюли, но он оттолкнул их. С соседней койки приподнялся пожилой человек с забинтованной головой и, обращаясь к Дмитрию Алексеевичу, сказал:

– Не горюй, Ваше благородие. Главное – жив остался. А