Околотин В. С. О 51 Вольта

Вид материалаКнига

Содержание


Отчего горит вода?
Хроника 1777 года: битва за Швейцарию и победа! Январь
Июль: После мастерски проведенной аркебузно-муш- 96
Август пролетел в хлопотах — надо ж подготовить­ся изрядно. Сентябрь
Ноябрь — декабрь
Стремительная карьера.
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   31
91

Отчего горит вода? Слухи про электрофор разлете­лись мгновенно. Конечно, профессору Барлетти расска­зано про новинку чуть ли не первому — он так помог ре­комендацией. Теперь письмо за письмом канонику Фро-монду, уж год идет переписка с Ландриани, в апреле об­ратился сам Магеллан из Лондона. Летом Вольта обме­нялся письмами с Клинкошем: тот из Праги восторжен­но отозвался об электрофоре графу Кинскому в Вену, и Вольта, узнав о такой любезности, посчитал приятным долгом списаться и поблагодарить.

Как по мановению волшебной палочки исчезли нела­ды со школой. Давно ль Вольта отсылал прошение в Ве­ну: «Ваше высочество! Ваш покорный слуга Алессандро Вольта, регент публичной школы в Комо, просит назна­чить его учителем в любую государственную гимназию, лишь бы там платили ежемесячное жалованье в соответ­ствии с занимаемой должностью». И что же? Отчаянный вопль о нужде породил великодушный отклик: «...входя в положение просителя, удостоить отказом из-за вне-штатности его службы, однако ввести в штат при появле­нии возможности в соответствии с просьбой».

Но теперь-то все разом изменилось! Уже в августе Фирмиан запросил отчета (ага, дошли новости!), а 26 ок­тября Вольта в дополнение к регентству получил пост профессора экспериментальной физики с окладом 2000 лир в год! Теперь его прокламации уже не сотря­сали воздух впустую: посыпались деньги на приборы (300 лир), книги (700 лир), за лекцию (еще 200). Мож­но было поднажать, чтоб планы по школе не канули в воды Стикса, и появился очередной программный доку­мент о неотложных нуждах школы.

Нужны лабораторные машины хотя бы на 150 цехи­нов ', оборудование для классов, помещение для библио­теки и книги. На них вся надежда. В список вошли «До­клады» Парижской академии, сочинения Бюффона, Нью­тона, Декарта, Мальбранша, Локка и еще множества дру­гих, в числе которых Франклин, Кондильяк, Бонне, Ро­дине, Пристли, Беккариа, Мопертюи, Галлер, Гейлс, Ре-ди, Мальпиги, Вильснери, Дезагюлье, Сиго, Нолле, Бо-ме. Кого и чего только нет в этом триумфальном списке победителя! Книги по химии, «Физический журнал» Розье, «История математики» Монтюкла, «Астрономия»

' Цехин, или дукат — старинная (с XIII в.) золотая мо­нета достоинством примерно 80 лир по курсу XVIII века.

92

Ла'ланда, Трамбле, Делюк, Соссюр, Сиго де ля Фонд о ка­бинетах физики, женевцы отдельным списком, Фризи, Боскович, Беккариа, Лекат «О разуме», Скарелли, «Фи­зика деревьев» Гамеля, Жакур, Д'Аламбер, Дидро, Жер­ди. Впервые Вольта подписался уверенно и размашисто:

«Профессор экспериментальной физики, регент».

Вот что значит мнение общества, даже эрцгерцог Фер­динанд и прини; Карло ди Лорена поздравили через Фир-миана (у них по инстанциям!) «с полезнейшим открыти­ем, делающим честь родине и Италии — матери всех наук и искусств». Лестно!

Все бы хорошо, но волновали газеты. Во Франции вы­жили с места Тюрго, пришлось подать в отставку, а его реформы последовали за ним. Континентальный конгресс по докладу графа Вожена, министра иностранных дел, порешил дать свободу 13 колониям. Ветер свободы явно дул из Америки, даже Франклин примчался оттуда в Па­риж. Какие контрасты; то жар, то холод, а Парижский парламент' у них уж пять лет не функционирует.

В бушующем море пустые барки бросает как щепки, зато полная загрузка спасает судно, не давая разбиться о скалы. От беспокоящих вестей одно спасение—работа! На этот раз Вольта спрятался в химию, благо с электри­чеством полный порядок.

Летом, отталкиваясь шестом на лодке на соседнем озере Лаго ди Маджори, Вольта заметил, как с потрево­женного дна всплывают пузыри. Еще год назад, когда началась переписка с падре Кампи, тот упоминал про гниение органики, так что горючие газы надо искать не только под землей, но и в навозе, иле, болотах. Так и есть! Вольта не поленился собрать газ в банку. Горел он отлично. В ноябре на имя Кампи уже готовы три письма-статьи «о воспламеняющемся воздухе, рожденном боло­тами», а в декабре — четвертое. Когда года через два письма о горючем болотном газе вышли из печати, даже Вольта залюбовался картинками на обложках: в письме первом — мужчина из лодки собирает газ банкой, а на берегу зажигает его, во втором — три человека тычут шестами в болотистую землю и подносят лучины с ог­нем, в четвертом — молния бьет в болото, «вода» вспы­хивает, а газ в банке поджигается электрической искрой!

' Парижский парламент — высшее судебное учреж­дение. Его не следует путать с парламентами в современном смысле слова.

93

Год завершался чудесно. В декабре Шнитц и Тарджо-ни известили Вольту об избрании в научное общество Цюриха. Теперь можно публиковаться в их журналах. Как-то Вольта зашел вечером в собор, услышав неуроч­ный благовест, словно отмечали именно его успехи. Ока­залось, что празднуют акафисты особые, ровно 1150 лет пролетело с тех пор, как отбили Константинополь от не­верных (арабов), и за то особо торжественно возносят хвалу божьей матери.

Пришли в голову мысли о матушке, по не божьей, а собственной. «Совсем уж старушка, — думал сын, — 62 стукнуло, а мне ровно половина. В этом возрасте я как раз у нее появился, да совсем не первый, сам же до сих пор бездетен. Отстаю от нее, впрочем, от кого ж я только не отстаю?»

Хроника 1777 года: битва за Швейцарию и победа! Январь: Еще три письма к Камни. В них обо всем, больше всего о болотном газе, но заодно о вулканах, зем­летрясениях и северных сияниях, не спровоцированы ли все эти природные катаклизмы именно газами, вытекаю­щими из земли то бурно, то едва-едва, то со взрывами, то тихо сгорающими в небесах?

Впервые послано письмо маркизу Кастелли с копией собственного труда, потом переписка с Барлетти о газе и об электрической рыбе гимнотусе, уж не трением ли о во­ду она электризуется? Не забыть бы послать Фирмиану «Тезисы по аэрологии», пусть привыкает начальник к не­обходимости изучать погоду научными методами.

Февраль: Ну нет, никакой работы, этот месяц лич­ный, от всего надо отрешиться, есть о чем подумать, вспо­мнить, запланировать.

Март: Тарджони из Флоренции пишет про то про се, но самое интересное — про огни Пьетра-Малы. Вот бы взглянуть, как горит днем и ночью, словно Вельзевул дышит из земли! Конечно, немало дел с Фирмианом, то о школьных занятиях, то о преподавателях, ведь люди решают всё. Милый Тарджони, надежный друг, сообщает об избрании в Академию наук и изящных искусств Ман-туи! Это за электрофор, за старое, а вот к Ландриани в Лондон уходит сенсационная новость про электрофлого-пневмопистоль. Он уже готов: ствол длиной с руку, электрофор дает искру, флогистон вспыхивает, пневма болотная сгорает, пуля летит!

94

Апрель: Занятия по расписанию. Сверх них письмо к Розье опять про газ. Тарджони с Мошетти делятся впе­чатлениями про умные насыщенные письма Вольты, чи­тать их — такое удовольствие! Теперь к принцу Карло ди Морена: сделал электрофор, открыл болотный газ, изучил электрические явления, а потому хорошо бы съездить за рубеж, надо ж посетить коллег в Цюрихе. Теперь друже­ская раскованная записка к Ландриани. Письмо-статья к маркизу Кастелли «О конструкции пистоля и мушкета на болотном газе»: можно сделать три модификации, в каж­дой деталей по двадцать, ко всем нужен бачок с «двумя частями металлического горючего газа (водорода) и одной частью дефлогированного воздуха (кислорода)». Ай да Вольта, он же воду советует синтезировать, для тех лет просто гениально!

Кастелли из Милана поощряет, а к Барлетти уходит критика в адрес Фонтаны: «Про воздух нитрогенный сам Пристли думает иначе, он мне писал лично! А мой пнев-мопистоль можно поставить в Милане, на деревянные столбы натянуть железные провода, на их концы в Ко-мо разряжается лейденская банка, от электрофора заря­женная, электричество бежит вдоль линии, пистоль в Ми­лане стреляет, извещая о заранее обговоренном событии».

Вот так, буднично, 18 апреля 1777 года впервые в истории прозвучала мысль об устройстве линии электро­передачи. Какой примитив этот болотно-электрический телеграф, но такие игрушки появились в базарных бала­ганах. Скучающие обыватели за малую плату уже элект­ризовались, для поправки здоровья и щекотания нервов, теперь можно было послать свой «гнев» куда угодно, будто сам Зевс-громоверуец!

Май: Еще письмо к Кастелли: хорошо взрывается смесь газа с воздухом, а искра — от электрофора. После стрельбы остаются нагар и испорченный воздух, его со­став можно определить «ясноизмерителем», по-гречески «эвдиометром». Толстостенная стеклянная трубка запаяна, сверху вдеты две платиновые проволочки; Спирт, газ, свечи давно умеют поджигать искрами, но то на воздухе, а тут все газы сохраняются.

И вновь как-то буднично родился важный прибор: че­рез три года Кавендиш впервые (про Вольту как-то за­были!) получит в нем воду, через десятки лет Гумбольдт и Гей-Люссак заявят: строгие испытания известных при­боров подобного типа показали, что Вольтова конструк­ция безусловно превосходит качеством любую другую!

95

Справедливости ради надо сказать, что истинно «пер­вооткрывателей», наверное, не бывает, бац — и что-то совсем невиданное! Идею эвдиометра Вольта подсмотрел у Беккариа. Еще в 1753 году тот подавал искру в U-об-разную трубку с вином, а жидкость качалась меж коле­нами от «электрического пара». Нет, поправил через во­семь лет Киннерслей, от нагрева бегущим электриче­ством. А Вольта догадался запаять объем наглухо — про­сто, но эффектно!

Всю жизнь Вольта будет заниматься эвдиометрами, но, чтобы покончить с их «секретами», достаточно приве­сти несколько слов из статьи Вольты под тем же назва­нием, которая появится через дюжину лет в «Справочни­ке по химии» Маскье: «Одни уверяли, что при помощи так называемых эвдиометров они могли бы узнавать вся­кие недостатки и качества воздуха, различать все вред­ные виды воздуха и т. д., между тем как все сводится к возможности измерять этими приборами только одно из качеств, которыми обладает атмосферный воздух, — на­сколько он способен поддерживать дыхание, или, что точ­нее, измерять количество находящегося в нем чистого жизненно необходимого воздуха».

Но эти слова напишет человек умудренный, много узнавший, а тогда, на много лет раньше, дымка незнания придавала прибору немыслимые возможности, сулила чу­десные откровения. И Вольта, тоже полный надежд, пы­тался на них опереться для осуществления маленькой хитрости: он просил графа Батьяна содействовать ему в задуманной поездке за рубеж, но тот уклонился: за ко­пию научного труда спасибо, но с поездками ' сейчас сложно.

Июнь: Но Вольту так просто с курса не собьешь. Пользуясь поводом рассказать про газ, он соблазняет Спалланпани Швейцарией: вот бы поехать вместе. Тот бурчит что-то, но видно, что заинтересовался, а боец он отменный. Фирмиан тоже поддался уговорам: он шлет князю Каунитцу Ритбергу бумаги Вольты про газ, пи­столь, мушкет, мотивируя нужду в научной поездке. Неплохо, отозвался обязательный царедворец, но все же надо двигаться по инстанциям. Вольта послушно «дви­нулся», срочно отослав влиятельному Спергесу свой но­вый трактат про пневмоаркебузу. «Вот это да! — зааха-ли вельможи-министры. — С этим чудо-оружием всех одолеем!»

Июль: После мастерски проведенной аркебузно-муш-

96





Свидетельство о рождении Алессандро Вольты.

кетно-пистольной операции поездка сама упала в руки спелым яблоком. Фирмиан сообщает о разрешении Кау-нитца, выдает 50 цехинов. Вольта вызывает в Комо к 20 августа Ландриани и доктора Москатти: «Будем де­лать дефлогированный воздух, но не задерживайтесь, в сентябре уезжаю». Спергес прислал разъяснения: мож­но ехать в города Швейцарии, даже в Вену, но Берлина избегайте, а Фирмиан заодно пусть шлет и Москатти, разрешение оформлено.

Август пролетел в хлопотах — надо ж подготовить­ся изрядно.

Сентябрь начался с письма к Пристли: что такое эвдиометр, как очищать болотный газ, зачем искра и что получат медики от этого прибора. 3 сентября из Комо трогается коляска с чемоданами и узлами. Поездка нача­лась. Лугано, гора Женевьевы, Беллинцоно, Кресьяно, Осорно, Джерниго, Файто, Дежо, Даццо, Пьотто, Эйроло. Везде записи о давлении, температуре, погоде. Из рук не выпускал барометра и эвдиометра, даже у приюта ка­пуцинов, на перевале Сен-Готард, в долине Расса, у рос­сыпей кварца, кальция, гранитов и полевых шпатов.

А 12 сентября — Цюрих. Там доклад, опыты с элект­рофором, пистолем, эвдиометром. «Сколько ж тут уче­ных!» — восторгается Джовьо, он поехал за свой счет, а зрители поддакивают: «Сколько ж чудесного привез этот итальянец!» В конце месяца Вольта двинулся на запад. И;! Базеля он пишет Чичери, из Страсбурга — брату.

Октябрь: В поездке Вольта увидел многих: «исто­рика Альп» Соссюра из Женевы (он призывал пробить тоннель сквозь Альпы, но церковь возражала, «храня гор покой»), издателя Гесснера в Цюрихе (давно ль наби­вался к нему в переводчики?), библиотекаря Сенебье (должность для самых достойных!), Трамбле, Бонне.

23 октября Вольту принял Вольтер. Еще в 1758 году тот перебрался из Пруссии в Женеву, заодно прикупив усадьбы в Лозанне, Турне и Ферне (на биржевые спеку­ляции Вольтер был великим мастером). «Фернейский старец» уж давно окутался легендами, как Монблан об­лаками, Принимал он далеко не всех, но Вольта удо­стоился этой чести. Вольтер сидел с ногами в кресле, от­туда летели остроты и Сверкали взгляды. Обсудили всю итальянскую литературу, всех живописцев, поэтов, ваяте­лей. Когда уезжал, в глаза бросились буквы на фасаде:

«Deo erexit Voltaire. MDCCLI» («Бог вдохновил Воль­тера, 1751»).

7 В. Околотин 97

Потом Лозанна, Турин. Оттуда Вольта шлет рапорт Фирмиану: «Что за чудо здесь физические приборы! Ка­бинет физики — не чета комовскому!»

Ноябрь — декабрь: Конец года занят отзвуками поездки. С Ландирани в голос пропели дифирамбы при­борам французских и швейцарских мастеров. Фирмиан поездку одобрил, рад полезным контактам Вольты с Гал-лером и Соссюром, сразу дал санкцию на покупку нуж­ных машин. А еще попросил выступить перед прихожа­нами церкви Иисуса с моралью для юношества (за 200 лир). Потом непременно пришлось писать к Сенебье в Женеву о микроскопических частичках, чем эвдиометр Вольты отличается от коммерческих конструкций, об электрофоре, ртути и воде.

С Джовьо решили судьбу купленных книг, Мугаска принес благодарности за письма с дороги, потом отрапор­товал в цензуру, особо отметив отеческие заботы Фир-миана (чинопочитание для австрийцев первое дело). Те­перь пора отослать благодарность за радушную встречу в Цюрихе и черкнуть пару слов коллеге Виттенбаху в Берн. В ответ — бумага с черной каймой: умер Гал-лер!

Новость оглушила. Великий Галлер! О боже! Дума­лось, ведь еще в силе, всего 69, и вдруг уже нет! Впро­чем, говорили, что он болен...

Счастливому сыну бернского патриция все давалось легко: древние и новые языки, поэмы, медицина (люби­мый ученик Бургаве!), ботаника, математика у Бернулли в Базеле, путешествия. Специально для своего любимца бернцы построили анатомический театр, придали библио­теку. Он изумлял Европу своей ученостью, но для врача оказался слишком впечатлителен. Тут еще нелепо погиб­ла жена, бежал с горя в Геттинген, развил там бурную деятельность, издал «Описание швейцарских растений», «Элементы физиологии», «О лживости человеческих доб­родетелей», «Анатомические рисунки» и прочее.

На него сыпались ордена и звания, короли звали в гости. Великолепный Галлер не боялся обличать антицер­ковника Вольтера и «аморального» Линнея с его пести­ками-тычинками. Завистники у него были, они и разбол­тали, что свою подагру врач лечил опием, страшась тяж­ких болей, хотя вслух кричал, что эту дрянь надо за­претить. Смени лекарства, умолял друг. «Уж 23 часа с половиной!» — острил Галлер печально. И вот 12 декаб­ря.его не стало, доза опия оказалась чрезмерной, 11 де-

98

тей, 20 внуков и тысячи почитателей остались без своего кумира!

Событие печальное, но Вольта был заряжен радостя­ми поездки. Он видел лучших, его приняли как равного, у него отросли крылья удачи!

С той поездкой связана еще одна история. Возвра­щаясь через Эмил-Бел, Вольта прихватил клубни кар­тошки, с чего началось разведение этого растения в Се­верной Италии, спасшего народ от недоедания, ибо вне­запные грозы, столь характерные для предальпийской Ломбардии, нередко выбивали всю растительность под корень, но уж никак не подземные ростки. Уже после смерти Вольты его родственник Рейна извлек из архива бумаги, свидетельствовавшие об аграрно-просветитель-ской популяризации картофеля великим ученым.

Конечно, не все в этой истории безукоризненно. На кряжах Гарца, к примеру, картофель сажали с 1746 года, даже ведьмы у Гёте и Гейне пекли его на склонах колдовского Брокена, а оттуда он давно спустил­ся на юг в сторону Швейцарии. Но не оттуда клубни пе­реселились в Италию. Еще в 1590 году путешественники любовались «земляными яблоками» в знаменитом Бота­ническом саду Падуи, где видеть их могли еще Тарталья, Порта и даже профессор математики тамошнего универ­ситета Галилей! Так что привоз картофеля из Швейца­рии в Ломбардию еще раз подтверждает печальную исти­ну, что память человеческая порою чрезмерно коротка.

Стремительная карьера. 1778 год начался с посмерт­ных забот о Галлере. Горестная переписка с Виттенбахом и Шнитцем, и вот образ знаменитого бернца ушел в про­шлое: он, блестящий, видел все, судил обо всем, зани­мался всем, не то что мы, знатоки черных нор, кротами буравящие темные ходы.

Однако одной утраты оказалось мало. Ушли еще два великих человека. Демоны смерти почти враз искоренили три могучих дуба, росших на швейцарской почве. «Пос­ле моего визита, — содрогался Вольта, — словно мор промчался, теперь можно бахвалиться, что я видел их одним из последних».

30 мая остановилось сердце Вольтера. В начале года, не спрашивая разрешения у властей, «патриарх свободы» примчался в Париж, которого не видел тридцать лет. Встречен был с восторгом: аплодисменты, визиты, толпы



кричащих славу, театры, заседания академии, так что выслать вольнодумца не решились даже в Версале. В воз­буждении завершает «еретик» трагедию «Ирина», ее сра­зу ставят, он берется составить толковый словарь. Но темп непосилен, жизнь прервалась. Учуяв тлен, вла­сти опомнились, пьесы запрещены, хоронить нельзя, пле­мянник тайно увез тело в Шампань.

А 2 июля скончался Руссо. Антипод Вольтера, он взывал к народу словно с другого полюса: тот мечтал о монархии, хотя и просвещенной, Жан-Жак звал жить в природе. Вольтер — придворный, хоть скептик и насмеш­ник, Руссо— простолюдин и обличитель неравенства. Один насаждал цивилизацию, другой воспевал безыскус­ную нищету, славил робинзонов-бессребреников, обличал практичных реалистов, но оба они, будто тайно догово­рясь, накликали скоро разразившуюся бурю над Фран­цией и всей Европой.

У Вольты привычный распорядок жизни наладился не сразу, уж очень встряхнула поездка. Но работа шла, са­мой ценной получилась публикация по электрической емкости. 20 августа отправлено письмо Соссюру — тот еще в 1766 году защитил в Женеве диссертацию по электризации тел, так что поймет лучше других, как заряжаются пучки палочек и лейденские банки, что та­кое напряжение.

Физики уж давно знали, что электричество собирается на поверхности тела, так что сплошное оно или полое — значения не имеет., Потому много тонких цилиндриков заряжалось куда сильнее одного толстого того же веса. Составив пучок из 16 тонких посеребренных палочек дли­ной под 300 метров, Вольта так сильно заряжал его электрофором, что разрядом убил теленка! Знай бы уче­ный, что на него будут ссылаться создатели электриче­ского стула для казни, быть может, и остерегся бы под­черкивать смертоносные свойства электричества.

«Громоносную машину» Вольта описал в статье, из­данной в Милане в том же году («Об электрической ем­кости проводников и о сотрясениях, которые могут про­изводиться простыми проводниками и которые были бы равны сотрясениям от лейденской банки»), а через год еще и в «Физическом журнале».

Информация для того времени новая и высококаче­ственная, и, как обычно, она полетела в несколько адре­сов: к Шнитцу, Сенебье, графу Литта, Коудеру, Тинану. Пристли в восторге, Соссюр хвалит, Коупер в Лондона

100

статью переводит, рекомендуя автора тотчас изорать в Королевское общество '. И что ж, в декабре избран!

Наука шла на досуге, главным делом оставалась служба. Но и тут радость! Отчеты Фирмиану, заказ электрической машины через Ландриани, а в марте учи­телю физики и регенту поднимают зарплату до 2400 лир в год. Понятно, что не за адскую работу по устройству лаборатории, а за Лондон.

Теперь обещает протекцию граф Ламбертеньи из Ве­ны, дескать, кабинет физики мы вам укомплектуем шу­тя. Приобретают вес и те, кого Вольта привел вслед за собой в школу: аббат Гамби становится маэстро ритори­ки, аббат Бертолди взят историком, удостоен похвал пад­ре Бьянчи, верного помощника Иосси Вольта прочит в маэстро грамматики. А взлет Вольты продолжается: в ноябре его назначают профессором университета, а брата делают директором школы!

Конец года — и двойная радость: профессура в Па-вии и членство в обществе Лондона. Новый пост прино­сит новые заботы. Теперь придется ездить по кругу Комо — Милан — Павия и обратно, а для этого Воль­те вручена подорожная с подписью самой Марии-Тере-зии. И еще одной — эрцгерцога Фердинанда. Все его ти­тулы тоже тут — король Венгрии и Богемии, герцог Бур-гундии и Лотарингии, цезарь, губернатор, капитан, гене­рал африканских лангобардов и т. д. и т. п. Да, нелег­кую работу избрал себе Руссо: отучать власть имущих от излишеств!

Вторая забота — вписаться в профессорский круг. Это нелегко, ведь самоучка и попал сюда извне, так что любви ждать не приходится. И точно, даже Барлетти, старый знакомец, взялся считаться, кто главней: 13 ноября он кладет на стол Фирмиану прошение с просьбой срочно прибавить к его званию профессора общей физики еще одно — профессора экспериментальной физики. Невраз­умительные ссылки на безупречную службу, на сотруд­ничество с Вольтой делу не помогли, а Барлетти уперся. Главный труд жизни, «Физику частную и общую», он все равно издал за подписью «первый профессор физики экс­периментальной, а также физики обще» в университете Павии». Нет, не любили коллеги быстро взлетающих!

Так называется в Англии учреждение, аналогичное ака­

демии наук в других странах.