Geum.ru

Александр Васильевич «Загадка древнего завета»

Вид материалаДокументы

Содержание


Иезекииль 1-13)
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   40

133.


После пятнадцатого съезда партии Зиновьев и Каменев публично отказались от нелегальных форм борьбы. Но это им не помогло вернуться на политический олимп. Они оказались на обочине большой политики. Выбора у них не было – либо пан либо «член» команды. И телефонный разговор с Григорием взбодрил Каменева.

Через час на квартиру к Льву Борисовичу пришли двое. Это были- Сокольников и Бухарин. Состоялся драматический разговор.

Взволнованный Бухарин сбивчиво рассказал, что в Центральном Комитете дело зашло так далеко, что Каменев и Зиновьев будут непременно втянуты в спор, и будут играть очень важную роль. Когда это произойдёт, Бухарин пока не знает, но не сомневается, что в ближайшие два месяца. Бухарин совершенно уверен, что сталинцы также обратятся к ним. И Бухарин хорошо знает, что они будут набивать себе цену.

Поражает удивительная почти что ленинская интуиция Николая Ивановича. Он заранее ясно предвидит то, чего ни за что не может быть, и что никогда не будет. Простой смертный так предвидеть не может- он обязательно что-нибудь угадает.

Лев Борисович высказал своё сомнение – а так ли серьёзна борьба. И его собеседник уверенно говорит, что линия Сталина губительна для всей революции, и с этой линией пропадает вся страна. Разногласия между «правыми» и сталинцами в настоящее время во много раз глубже, чем бывшие ранее разногласия Бухарина с зиновьевцами. И поэтому Томский и Рыков единогласно также требуют, чтобы в Политбюро вместо Сталина были введены Каменев и Зиновьев. Этот вопрос полностью уже обсуждён и разрешён ими положительно. А со Сталиным Николай Иванович уже не разговаривает недели три. Сталин меняет свои теории только для того, чтобы в очередной раз кого-то убрать со сцены.

Свою теорию Сталин построил на том, что капитализм рос за счёт колоний или за счёт займов. У нас нет колоний, и займов нам никто не даст.

Каменева интересовало, какими реальными силами обладает Бухарин в Политбюро. Но здесь Бухарин похвастаться не мог. Он назвал фамилии Томского, Рыкова, Угланова. А питерцы испугались замены Сталина и отошли в сторону. Собирается примкнуть к нам Андреев. Нельзя выступать раскольниками в глазах партаппарата, иначе нас зарежут сразу. Томский открыто заявил, что главный раскольник- это Сталин. И нас также должен поддержать Генрих Ягода. Он всей душой на нашей стороне.

« Представь себе две дороги,

по которым должно идти»

( ИЕЗЕКИИЛЬ 21-19)

Отчаявшийся Николай сам не знает, что надо делать. Пробовал читать Чернышевского- не помогает. Он чувствует, что снятие Сталина сейчас не пройдёт в ЦК, что надо действовать осторожно. Он сильно надеется на доклад Рыкова в пятницу. Он собирается дать в «Правде» кучу статей о вредности Сталина для партии. Но он боится – чтобы их не зарезали по статье о расколе.

В конце этого конспиративного разговора Лев Борисович спрашивает визитёра- «чего вы от нас хотите?». И визитёр отвечает, что будто Сталин хвалится, что вы у него в кармане. А это было бы просто ужасно. Вы,конечно, сами определите свою линию поведения, но просим вас одобрением Сталина не помогать ему душить нас. А Сталин будет сейчас искать контакта с вами.

« Как серебро расплавляется

в горниле, так

расплавитесь и вы»

( ИЕЗЕКИИЛЬ 22-22)

В свою очередь, Каменев спросил, знает ли что Бухарин о записке Зиновьева. Оказывается, Зиновьев подал записку в Политбюро о « реактивизации» его и Каменева. Бухарин первый раз слышит о такой записке. Каменева волновало, что будет с ними. Николай сказал, что скорее всего Сталин попробует купить их высокими назначениями.

Закончив свой секретный разговор, Николай и Лев договорились держать их встречу в глубочайшей тайне. Но тайна не состоялась. Слухи об этой встрече дошли до «ленинградцев». Находясь в Алма-Ате, узнал об этом и товарищ Троцкий.

Троцкисты решили немедленно опубликовать содержание разговора Каменева и Бухарина. Они мечтали внести разброд в «правоцентристский блок». Для них этот «правоцентристский блок» был таким же страшным, как и тот же сталинский. Он олицетворял собой официоз. Троцкий отлично помнил при этом, какую негативную и некрасивую роль сыграл Бухарин в его изгнании из Москвы в ссылку.

А Зиновьева и Каменева Троцкий язвительно называл «двумя мушкетёрами». Очень скоро меньшевистская газета в Берлине опубликовала полную запись разговора Каменева и Бухарина.

Николай был в этом не виноват- виноват был Лев. Личный секретарь Борисовича после разрыва зиновьевцев с троцкистами продолжал иметь контакты с последними. Он лично дружил с такими же молодыми секретарями Троцкого. Он передал полную информацию о встрече


134.


Каждый документ, представлявший интерес, перепечатывался и шёл к троцкистам. И многие из этих документов публиковались для «массового чтения» в кремлёвских палатах. Бухарин сам был в этом немало виноват - ему в «Правду» поступали конфискованные рукописи троцкистов, и Николай обильно их цитировал в газете со своими едкими комментариями.

Сама же встреча на квартире имела характер отчаянности и обречённости. Каменев крайне скептически относился к этим «правым». Он их в большинстве откровенно не любил. У Бухарина была очень недостойная команда. Томского Каменев всегда называл «законченным типом», а Рыкова- хитрым и выжидающим. Каменев явственно видел политическую никчемность этих «типов».

В ходе разговора случайно стало известным, что Лев Борисович уже вёл конспиративные разговоры с Молотовым. Возможно, что именно нелегальная встреча Каменева с Бухариным и поставила крест на вероятности возврата в партию «двух мушкетёров». Бухарин всё испортил своей паникой.

Разговор Каменева с Бухариным не дал конкретных результатов. Но на семнадцатом съезде партии Лев Борисович уверенно заявил, что « новая вредоносная зараза партии» не получила развития только потому, что мудрый руководитель Сталин вскрыл сразу этот «блок» и всесторонне осветил его перед партией. А осветил всё это прежде всего уважаемый товарищ Троцкий своей своевременной публикацией.

Эта съездовская речь не помогла Каменеву. Через три года он ждал в камере судебного процесса. Вдвоём с Зиновьевым они потребовали встречи с членами Политбюро. И встреча эта состоялась. Обоих «мушкетёров» привезли в Кремль. Их ждали товарищи Ворошилов и Сталин. Зиновьев сразу возмутился, где же другие партийные лидеры. Он получил мягкий ответ, что партия поручила переговоры именно этим товарищам. С таким мудрым ответом трудно спорить.

В ходе товарищеской беседы Каменев умолял гарантировать им жизнь. Вождь партии мудро им ответил, что они не на рынке, чтобы торговаться, а меру ответственности определит суд- самый гуманный суд в мире. Затем всё же тот же вождь так же грамотно и степенно разъяснил «мушкетёрам», почему они в данном конкретном случае расстрела не заслуживают. Во-первых, суд будет не над ними, а над Троцким. Это он есть главный негодяй земного шара. И если этих двух явных отступников партия не расстреляла ещё раньше, когда действительно оппозиция была «в пике формы», то зачем же их трогать сейчас, когда они уже полностью безвредны для партии. .

Зиновьеву и Каменеву действительно стало стыдно перед мудрым руководителем партии, что они могли так плохо подумать о своей родной партии и её руководящем ядре. И в порыве ответной благодарности они согласились признать свою вину во всех тех злодеяниях, которые придумают на бумаге знающие следователи ( рыцари без страха и упрёка). …

А уже в д е к а б р е тридцать седьмого дружеское письмецо товарищу Сталину отправил из тюрьмы Бухарин. Поскольку письмо имело характер любовного признания, его автор попросил никого другого без разрешения Сталина не читать. Сталин всё же дал разрешение. Автор мучительно думал, браться ему за это письмо или нет. Мучительно подумав, он решил браться.

Он доверительно сообщает Иосифу, что ничего не собирается брать назад из всего того, что раньше он написал. В отличие от двух «мушкетёров» Иванович ничего не просит и ничем не торгуется. Он интуитивно чувствует, что « есть какая-то большая и смелая политическая идея генеральной чистки». Эта великая идея обусловлена предвоенным временем и массовым переходом к демократии. То есть, имеет в виду автор письма, прежде чем массово перейти к демократии, необходимо так же массово провести генеральную чистку.

В свою очередь, эта чистка захватывает собой три категории лиц- виновных, подозрительных , и потенциально подозрительных. Не могли в этом перечне обойтись и без Бухарина.

Кроме того, пишет Николай бывшему другу Иосифу, страховочным моментом является то, что люди говорят друг о друге, поселяя тем самым недоверие. Например, Радек натрепал на Бухарина и тот озлобился на него. Потом эта злость прошла – а постановщику пьесы уже есть новая роль.

В последних абзацах письма изложено великое объяснение всех массовых репрессий. И потому абсолютно не случайно автор письма заключает, что Виссарионович потерял в нём одного из своих способнейших генералов. Прав был Лев Давыдович, не видя в этих «уклонах» большой разницы.


135.


Старался бороться со всяческими «уклонами» даже Юрий Долгорукий.. В двенадцатом веке он основал Москву, а пока Москва «основывалась», правительство работало в Киеве, на берегу Днепра. Юрий рвался в столицу в тогдашнее «политбюро», а к власти там пришёл его племянник Изяслав. Долгорукому не понравилось, что племянник опередил старшего дядьку, и забыл о «молодой Москве». Положение усугублялось тем, что Юриев брат Вячеслав отказал ему в поддержке. Вячеслав ранее уже был на киевском троне, но его оттуда прогнали.

Киевские бояре были на стороне Изяслава. За него также были союзные Польша и Венгрия. Сестра Изяслава была венгерской королевой.

« Я приведу злейших из народов,

и завладеют домами их»

( ИЕЗЕКИИЛЬ 7-24)

Со стороны же «тонкого востока» упорного дядьку поддерживали половцы. Они всегда старались бить венгров при первом удобном случае. У половцев была какая-то историческая интуиция.

В сорок седьмом году тогдашнего столетия была «торжественно» заложена Москва. Но Долгорукому было не до этого. Чтобы напугать племянничка, Юрий завоевал ростовские земли. Но местное население требовало «законного царя».В семейной жизни Долгорукого обнаружились новые неприятности. Его старший сын Ростислав обиделся на папу за то, что не получил хорошего удела, и уехал в стольный Киев к двоюродному брату. В Киеве обрадовались этой измене, и сразу дали обиженному Ростику пару неплохих уделов.

Но прочно обосноваться в столице младший Долгорукий не сумел. Изяслав со временем стал резонно не доверять ему, как в Москве Сталин – «правым». «Внутренние органы» нашептывали Изяславу, что честолюбивый и капризный братец Ростислав не против сам узурпировать власть в стране. У Ростика забрали назад дарованные города и отправили обратно домой к папе.

В и ю н е сорок девятого года , когда Москва ещё имела возраст маленького ребёнка, Юрий Долгорукий пошёл воевать за Киев. Он хотел прописаться на берегах Днепра- фамилия обязывала. Солидарные половцы присоединились к его войску. Многие отряды Изяслава переметнулись на сторону Юрия. В с е н т я б р е Юрий Долгорукий становится киевским «президентом» без никакой помощи оранжевых апельсинов.

Убежавший Изяслав имел в запасе «варшавский договор»- дружественные ему Польшу и Венгрию. Двадцать тысяч поляков и венгров нанялись к нему отбивать киевский престол. Это была приличная армия наёмных собак. Для большей гарантии Изяслав просит помочь дядьку Вячеслава. Вячеслав являлся «губернатором» в древнем и красивом Турове. В случае победы Изяслав обещал ему портфель «премьер-министра». Вячеслав не знал, что делать- он сильно не хотел воевать. Чтобы надавить на излишне спокойного дядьку, Изяслав демонстративно стал собирать свои войска около туровского княжества. .

К месту событий стремительно направились вездесущие половцы. Не любили они венгров и поляков аж до икоты.

« И что приходит вам на ум,

совсем не сбудется»

( ИЕЗЕКИИЛЬ 20-32)

Теперь уже Изяслав обращается к «действующему президенту» с мирной программой. Венгерские дипломаты изложили мирную программу бывшего князя. Племянник добровольно уступал Юрию «президентство», но требовал и для себя некоторых уступок. Для начала Юрий заявил, что венгры и поляки не имеют права вмешиваться во внутренние дела нашего свободного государства, и обязаны покинуть территорию страны.

В ходе дальнейших переговоров сильно разругались между собой Юрий и Вячеслав. Вячеслав предложил принять условия Изяслава, поскольку племянник не требовал себе царского престола. А Юрию Долгорукому мир был совсем не нужен – ему нужна была полная власть.

В условиях возникшей конфронтации между Юрием Долгоруким и его племянником, которой не было видно конца, власть в стране решается взять спокойный и рассудительный дядька Вячеслав. Он решил «проскочить» между двумя «забияками» и в глазах народа выступить этаким миротворцем. Незаметно для младшего брата Вячеслав привёл под Киев свою боевую дружину и вежливо попросил князя освободить своё место. Он прямо заявил, что старшим следует уступать место не только в автобусе. .

Но у Изяслава прекрасно работала военная разведка. Он получил надёжную информацию о движении вячеславова войска и о возможностях этого войска. В момент «ползучего переворота» племянник подвёл к Киеву свою боевую дружину. Вступив в город со своими бойцами, бывший глава страны просит дядю Славу оставить место ему. Дядя Слава сначала не хотел этого делать, но против него выступило местное население. Его просто хотели убить, и только племянник Изяслав спас его от смертельной расправы. Племянник следующей «вечерней лошадью» отправил дядьку из Киева, а сам опять воцарился на троне.


136.


А в то же время нахальный Юрий Долгорукий никак не хотел возвращаться в забытую им Москву, где потом ему поставят памятник с конём. По исторической правде памятник надо поставить в Киеве, за который так яростно Юрий боролся. В Москве он не хотел проживать. Юрий приглашает в свою «команду» князя Владимирко. Когда они вместе направились к Киеву, Изяслав был не готов к этому.

Но в финальном бою бойцы Изяслава разбегаются в разные стороны, и только венгры и поляки мужественно держали оборону. Киевский князь восклицает, что только чужеземцы его самоотверженно защищают. Изяславу пришлось бежать. Пришлось делать ноги и дядьке Вячеславу. «Президентом» страны снова становится Юрий Долгорукий.

Весной пятьдесят первого года в сторону престольного Киева идёт отборный отряд из десяти тысяч доблестных мадьяр. На этот раз не вечерней лошадью, а утренней лодкой Юрий Долгорукий, славный герой Москвы, спешно отплывает из Киева. Киевляне удивлённо восклицали: «Опять власть меняется!

Впервые в мировой практике Изяслав поставил на свои ладьи сразу по два руля, что значительно увеличивало их боевые способности. Он понимал, что с одним рулём киевским князем не останешься. Половцы сражались отчаянно, рубя венгров налево и направо, но с двумя рулями справиться было тяжело.

Выдворив из Киева настырного «дядю Юру», Изяслав думает затем разделаться и с князем Владимирко. Он поручил венгерское войско своему сыну Мстиславу и направил их против мятежного князя. Однако совсем молодой Мстислав проявил полную беспечность. После очередной попойки княжич накрепко заснул, а венгерские воины были абсолютно пьяными. И среди ночи Владимирко напал на лагерь. Венгры не успевали подняться на ноги. Венгерское войско было сильно побито.

« Ты умрёшь от руки

иноземцев смертью

необрезанных»

( ИЕЗЕКИИЛЬ 28-10)

Владимирко умер сам в начале пятьдесят третьего года. Долгорукий стал подумывать, как в отсутствие своего боевого соратника снова захватить заветный киевский трон. Помог простой случай- осенью пятьдесят четвёртого года скоропостижно скончался Изяслав. Такие приятные случаи бывают не каждый день. Траур в стране не объявляли. «Московский основатель» в третий раз воцаряется в Киеве.

Долгорукий решает заменить в стране митрополита. Подлец Климент во всём всегда поддерживал Изяслава - такие попы стране не нужны. Из далёкого Константинополя прислали митрополита Константина. Опираясь на власть Юрия, новый митрополит стал разгонять всех прежних попов, служивших Клименту. Сторонники Климента подлежали репрессиям за неправильную свою ориентацию. Церковь всенародно объявила анафему ушедшему Клименту, а заодно и умершему Изяславу. Все прошлые действия Климента были объявлены незаконными. Из Церкви исходил сатанинский дух.

Через каких пару лет к власти в стране пришёл сын Изяслава. Митрополит Константин бросил свою церковную службу и бежал в Чернигов. Новый поповский собор не признал авторитетом ни Климента, ни Константина, а митрополитом стал добрейший отец Фёдор. Из Церкви продолжал исходить сатанинский дух. Незаконными были объявлены новые решения Константина. Это он, прохвост, подлежал анафеме – ату его!

« Горе пастырям…, которые

пасли себя самих!

не стадо ли должны

пасти пастыри?»

( ИЕЗЕКИИЛЬ 34-2)

Венгерские войска изрядно доставили хлопот Юрию Долгорукому и бедным половцам в боях за город-герой Киев. Опять же в середине пятидесятых годов другого столетия сильно понервировали венгры и советское руководство. Венгерский премьер Надь решил закусить удила и выдвинуть «новый курс», что подразумевало собой «новое мышление» и большую «гласность».Партийный вождь Ракоши стал этому сопротивляться. Как и Никита в Москве, Ракоши опирался на огромный партийный аппарат. Чувствуя, что его обходят сбоку, Имре Надь пошёл на отчаянный шаг- он вынес на всенародную гласность острые внутрипартийные разногласия. А самоуверенный Ракоши целых два месяца спокойно отдыхает в братском Советском Союзе.

Однако в Будапеште видели, что Ракоши стал наиболее одиозной фигурой сталинской закваски, и для успешной борьбы с «перестройщиками» целесообразно заменить эту фигуру. Этот вопрос венгерские товарищи подняли ещё в м а е пятьдесят шестого года перед московским послом Андроповым. Не поняв ситуации, Андропов и Суслов не решились на такой шаг и всячески отстаивали Ракоши на посту венгерского генсека. Это была грубая ошибка «московских товарищей».

Именно в это время московским «членам» особенную головную боль причинял югославский вопрос. Венгерские дела находились в это время на третьем плане. И Суслов с Андроповым не нашли смелости ставить вопрос о замене первой фигуры в Венгрии. Ошибка была серьёзной.


137.


В середине лета в Будапешт направляется товарищ Микоян для подробной разведки. В течение семи дней товарищ Микоян внимательно изучал- надо ли делать ставку на Ракоши. Венгерские товарищи всё же убедили Анастаса Ивановича, что ради спасения системы надо пожертвовать старым вождём.

« Ты совершен был в путях твоих…,

доколе не нашлось в тебе

беззакония»

( ИЕЗЕКИИЛЬ 28-15)

Новое руководство во главе с Гере мирно предложило Имре Надю публично признать свои «правые ошибки». Но Имре не желал этого делать. Он чувствовал, что можно вскоре вскочить на танк около «белого дома» в окружении тысяч оборванцев. Он заметно осмелел, когда в начале августа в Польше восстановился в партии Гомулка. Получив главный пост в стране, Гере сам отправился в Москву на длительный отпуск. Тем самым он дал возможность различным пустым выскочкам свободно набирать очки. .

А в Польше также пошли митинги. 19 о к т я б р я советская танковая дивизия, получив приказ министра, направилась на Варшаву. Министром обороны «братской Польши» был маршал Рокоссовский, но несмотря на это многие польские военные части приготовились к войне. Возникла реальная угроза большой войны в рамках самого «Варшавского договора». В Варшаву срочно прибыли Каганович, Микоян, Хрущёв. Целую ночь они тяжело спорили с поляками о том, кто должен стать генсеком партии в Варшаве. Москвичи ничего не доказали, и Первым стал товарищ Гомулка.

23 о к т я б р я Хрущёв позвонил товарищу Гере и предложил всему венгерскому Политбюро срочно прибыть в Москву. В Москве все братские партии должны были обсудить положение в Польше. Советская танковая дивизия приостановила своё движение – и ждала только нового приказа. Танкисты сидели по машинам. Варшава замерла в ожидании «братской» боевой помощи.

Но товарищ Гере поехать уже не мог. В самом Будапеште накануне началась массовая манифестация. Дело пахло керосином. В Москве этого совсем не ожидали - Андропов не был тем «гением», которого из него потом слепили. Он в своих посланиях из Будапешта постоянно успокаивал, что после ухода Ракоши обстановка становится всё более нормальной. Андропов снова был не прав.

Поздно вечером Имре Надь выступил с балкона парламента и призвал всех к порядку. Бывший премьер хотел создать себе имидж одновременно и миротворца и спасителя нации. Но уже никто не слушал и Надя. Вопрос стоял ребром- о выходе Венгрии из Варшавского блока и возврате Венгрии к старому доброму капитализму.

« И вид этих животных был как

вид горящих углей»

(ИЕЗЕКИИЛЬ 1-13)

Когда в Москве собрались те, кто смог приехать из восточных столиц, Хрущёв уже не думал о варшавском танковом десанте. Ему уже подробно доложили о том, что творится в Будапеште. Полякам очень сильно повезло ! Сергеевич заявил, что поступила просьба от венгерских товарищей о немедленной военной помощи. Самое интересное было то, что никакую военную помощь на то время никто не просил. В самой Венгрии дислоцировался отдельный советский корпус. И ещё утром 23 октября напуганный и бледный как мел Андропов позвонил генералу Лащенко с просьбой привести корпус в полную боевую готовность. .

Московские «члены» осторожно стали советовать Хрущёву спросить у самого Гере, нужна ли венграм военная интервенция. Сергеевич никак не ожидал, что Гере начнёт уклоняться от этого вопроса. Он стал говорить, что не может собрать для этого правительство. А советские генералы и маршалы стали заявлять, что любое промедление ставит под угрозу само существование режима в Венгрии. И тогда не стали ждать, пока этот Гере будет ещё думать. Маршал Соколовский направил в мятежную столицу тридцать тысяч солдат, более тысячи танков. К двум часам ночи первые танки подъехали к городу.

Назавтра утром в дополнение к танкам в Будапешт прибыли товарищи Суслов и Микоян. Они убедились на месте, что из венгерских лидеров определённый кредит доверия имеет только Имре Надь. Гере пошёл в отставку – ему дорого обошёлся двухмесячный отпуск в Москве. Надь стал лидером в своей родной стране.

В это самое время американский посол в Москве дал понять советскому руководству о своей незаинтересованности в венгерских делах Американцы тоже знали и помнили, кто стрелял в них на полях второй мировой. Президент Эйзенхауэр был полностью занят предвыборной кампанией, и ему было не до Венгрии. Млеть от венгерского путча он не собирался