Дом По лестнице спускался умный пес… (Г. А.) Персонажи
| Вид материала | Документы |
- Дом из чистого дерева, 526.2kb.
- Интеллектуальная литературная игра «самый умный» (среди учащихся 1-4 классов) Слайд, 75.17kb.
- Джин и Тоник или мадагаскарский и южноафриканский тараканы, 281.98kb.
- Умный дом или все как по волшебству, 65.76kb.
- Лебедева Екатерина. Экономическая сказка, 29.27kb.
- Игра. 2-й класс приветствие участников игры ведущий. Мы приветствуем зрителей и участников, 188.84kb.
- Видеофильмов, 1101.8kb.
- Кузьменко Елена Викторовна. Тема. Персонажи сказки А. С. Пушкина сказка, 39.98kb.
- Семеном Захаровичем Мармеладовым, спившимся отставным чиновником; тот рассказ, 2100.16kb.
- Семеном Захаровичем Мармеладовым, спившимся отставным чиновником; тот рассказ, 1903.35kb.
Сцена шестая
В темноте слышно тиканье часов: оно меняется от частоты секундной стрелки до редких и громких ударов курантов, затем наступает тишина, сцена слабо освещается. На сцене опять лифт с Ремизовым, на стенке кабины висят часы с кукушкой. Серебряная фольга почти вся ободрана.
КУКУШКА (громко). Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку.
РЕМИЗОВ. Воскресла!.. Заговорила! И как всегда невпопад. А уж когда заводил, и не вспомню! Да-а, нету ничего мертвого, нету.
Из правой кулисы выходит Бормотушка.
БОРМОТУШКА. Соба-ак! Эй, псина, куды затаился? Ау!
РЕМИЗОВ. Кто там?
БОРМОТУШКА. Я… я там. А - кого это нету?
РЕМИЗОВ. Да так, почти уже никого. Кроме нас.
БОРМОТУШКА. Да что ты?
РЕМИЗОВ. Да еще птички вот - ожившей. Заорала на всю клетку!
БОРМОТУШКА. Чего заорала? Какую клетку?
РЕМИЗОВ. Лестничную: улица Буало, дом семь. А вы что подумали?
БОРМОТУШКА. Я? Я ничего… Я собачку домой отводил, дак она от меня того – фюить! - сбежала. Еще и обгавкала, сволочь. Не видали?
РЕМИЗОВ. Собачка? Собачки - нет, не видал. Зрение не то уже у меня, может и была собачка.
БОРМОТУШКА. Да это не собачка, а зверюга: бросилась на меня, рычит! Ну и того – упустил, поводок-то.
РЕМИЗОВ. Что ж она так на хозяина?
БОРМОТУШКА. На какого хозяина?
РЕМИЗОВ. Ну, на вас-то…
БОРМОТУШКА. Не-е, я не хозяин ейный! Я домой пса соседного отводил, беглого. Чтоб не замерз ночью-то… а то вдрух зима?
РЕМИЗОВ. Зима? Так уже ж зима!
БОРМОТУШКА. Как зима?
РЕМИЗОВ. Натюрельман, обыкновенно.
БОРМОТУШКА. Зима?.. А где же снег? Я щас токо с улицы…
РЕМИЗОВ. А-а, вы, верно, в Париже недавно? Здесь всегда так бесснежно: зимой и летом.
БОРМОТУШКА. Одним колером… где-где?
РЕМИЗОВ. Что «где»?
БОРМОТУШКА. Где это недавно я?
РЕМИЗОВ. Вы?
БОРМОТУШКА. Вы сказанули, что я где-то там вроде недавно.
РЕМИЗОВ. Сказанул? Не помню. Но сказ - мой конек! Сказочник я… и снотолкователь.
БОРМОТУШКА. Чего-чего кователь?!
РЕМИЗОВ. Снов! Вот нынешней, скажем, ночью ко мне во сне приходил Блок Александр Александрыч. Беседовали здесь вот, в моей «кукушкиной»: о том - о сем, о подвигах, о славе…
БОРМОТУШКА. Об каком это Славе - Метревели?
РЕМИЗОВ. Надо говорить «о каком», в старом русском никогда не произносили это мерзкое «об»! Об Бродского!.. Да… Блок вот, говорю, зашел. Зашел, погостил, да и вышел вон, а я за ним - на улицу, значит. Идем по улице, идем - туда, то есть, к дому Бальзака, - а Блок и говорит: «А наша-то Четырнадцатая, пожалуй, подлиннее вашей рю Буало будет».
БОРМОТУШКА. Наша? Четырнадцатая?… чего подлинней?
РЕМИЗОВ. Ты, мил человек, верно в столице не бывал.
БОРМОТУШКА. В столице - нет, не пришлось… В Калининград, помню, ездил.
РЕМИЗОВ. Так ты с оккупированных, что ли, территорий?
БОРМОТУШКА. Не, я не с территорий - здешний я! Бормотушка!
РЕМИЗОВ. Здешний? То-то акцент у тебя французистый.
БОРМОТУШКА. Сам ты… Ты вот что - у тебя это, мелочишки никакой не будет? А то я того, третьим буду! Я завсегда.
РЕМИЗОВ. Кем ты будешь?
БОРМОТУШКА. А чего? Я завсегда третьим. Для второго у мене копеек, вишь, маловато, а для третьего - в обрез, тоись, в сам раз.
РЕМИЗОВ. Второго? Это кто ж такие?
БОРМОТУШКА. Ну ты!.. трезвейник, что ли?
РЕМИЗОВ. Я-то?..
БОРМОТУШКА. Ты-то.
РЕМИЗОВ. Ты… ты, что ли, выпить желаешь?
БОРМОТУШКА. А я об чем! Тоись, «о чем»…
РЕМИЗОВ. Так бы сразу и сказал.
БОРМОТУШКА. Я и говорю!
РЕМИЗОВ. Тогда заходь, у меня есть бутылочка… бордо.
БОРМОТУШКА. Да что ты! Бурду я уважаю!
РЕМИЗОВ. Прошу, у меня не запирается.
БОРМОТУШКА. Во, эта значит… дело…
Дергает ручку, пытаясь открыть дверцу лифта.
Заела!
РЕМИЗОВ. Что?
БОРМОТУШКА. Не войтить! Заела, мать ее, без струмента не разопрется.
РЕМИЗОВ. Что ж, бывает.
БОРМОТУШКА. Сресаль нужен.
РЕМИЗОВ. Слесарь?
БОРМОТУШКА. Ну. Я бы и сам вскрыл, да струмента при себе не имею.
РЕМИЗОВ. Что ж, придется годить…
БОРМОТУШКА. Слушай, ты эта, может мне того - оттудова дашь глотнуть… Ну, мою долю, тоись, а?
РЕМИЗОВ. Бордо-то?
БОРМОТУШКА. Её, родимую.
Ремизов наклоняется, достает бутылку и протягивает ее Бормотушке.
РЕМИЗОВ. Держи на здоровье. Початая, но полная почти.
БОРМОТУШКА. Это ничего!
Берет бутылку, вырывает зубами пробку, делает глоток.
Во… Хорош-шо… Сахару пожалели! Теперь твоя, держи.
Протягивает бутылку обратно.
РЕМИЗОВ. Нет, я не буду, возьми себе, тебе нужней.
БОРМОТУШКА. Ты что - правда?
РЕМИЗОВ. Сущая.
БОРМОТУШКА. Ну ты того… мерси!
РЕМИЗОВ. Не за что.
БОРМОТУШКА. А ты этого - что-то я тя раньше не встречал тута…
РЕМИЗОВ. Я здесь только в 23-ем поселился.
БОРМОТУШКА. В 23-ей? А это, кем работаешь-то?
РЕМИЗОВ. В Обезвелволпале смиренным состою канцеляристом.
БОРМОТУШКА. Чем в чём?!
РЕМИЗОВ. В Великой и Вольной Обезьяньей Палате. И по совместительству музыки учителем подрабатываю.
БОРМОТУШКА. А, учитель!
РЕМИЗОВ. Приходится. Жилье дорогое, питаться опять же надо. Камертон вот аж из самой метрополии припер.
Указывает на часы с кукушкой.
КУКУШКА. Ку-ку.
БОРМОТУШКА. Ишь!.. А я на метре не ездию, народу там не продохнуть - а все как в рот воды набрали: молчат про себя, черти, не с кем слово поговорить!
РЕМИЗОВ. Бывают и болтливые, черти-то…
БОРМОТУШКА. Черти? Не встречал.
РЕМИЗОВ. И не надо.
БОРМОТУШКА. А тебе эта… точно не нада?
Кивает на бутылку.
РЕМИЗОВ. Мне-то? Нет, владей. Вот если разве слесаря повстречаешь, то молви о мне словечко - мол, кукую!
БОРМОТУШКА. Сресаля? Эта обязательна!.. А какой у тебя этаж-то?
РЕМИЗОВ. Этаж? Да любой.
БОРМОТУШКА. Лю… какой?
Осматривает площадку, затем сморит вверх.
Ого! Эта… это ж небо, а?!
РЕМИЗОВ. Как видишь.
БОРМОТУШКА. Вижу… вижу. А крыша-то? Куда подевалась?!
РЕМИЗОВ. Не в крыше дело.
БОРМОТУШКА. Ну ты… Ну, я того - свободен?
Пятится от лифта.
РЕМИЗОВ. Сан дут.
БОРМОТУШКА. Алёр, тогда пошел я что ли... Не кашлять тебе тута! В поднебесии…
Идет к правой кулисе.
РЕМИЗОВ. Под-не-бесье! Су ле сьель де… у чёрта на куличках.
Бормотушка убегает в кулису.
И что значит «свободен»? Свобода, она каждому своя дадена: кому бормотушья, а кому - кукушья… В реальности тож вить всё обстоит не так, как на самом деле. Александр Александрыч нынче вот во сне наведался, а сам, поди, четверть века как слетел с траектории - сгинул в высях стратосферныих!
Указывает перстом вверх.
А то вот еще как-то снилось, что жили мы под быком: нас двое - я и Лу, бык, орел, лисица и козел. Жили мы в-душу: мы и без слов читали друг у друга мысли!.. Помню, орел раздумывал, чье вкуснее мясо, и какой-то лягастый из болотного мира ему посоветовал попробовать человечьей крови. Оберегая мою Лу, я острым камнем надрезал себе руку и с брызжущей кровью протянул ее орлу. Орел, остро встрепенувшись, крыльями покрыл мою окровавленную руку - и глядел, не моргая, пока не остановилась кровь. Козел нам часто служил подушкой, а зимой мы устраивались под ним на ночлег. Лисица нас кормила. Бык смирный, хоть и рогатый. Никого он рогами не бодал, мы за ним ходили… Хороший бык, теплый - ну да и сел нам на шею: от хвоста до головы три дня ходу, изволь всякий день путешествовать. Поутру Лу начистит ему рога и копыта и травой его кормит, а я навоз прибираю. И вот случилось: бык больше траву не ест и под быком навозу никакого: помер наш бычок… А тем временем лиса на версты всех перемутила: бык помер, хватай имущество! - кто с вилами, кто с топором, а под руку попала метелка, жарит с метелкой - дым коромыслом! Окружили быка, навалились: шкуру ободрали, тушу топорами пополам. А летел орел, и как увидел озеро крови - не узнал быка - ухватил переднюю часть с головой и унес в поднебесье! И в облаках под свист вихря, окровавленный, клюнул - и раз, и другой - нет, не по нем эта кровь. И выпустил быка из когтей на землю… А я стою, запрокинул голову, слежу за орлом. И падая, бык попал мне прямо в глаз!.. Это было так неожиданно и так меня ошарашило, потерял я голову и опрометью в убежище - под бороду козлу. Встревоженная Лу - она думала, что я рехнулся, сейчас же вызвала лисицу. Запыхавшаяся лиса обмахала мне глаза хвостом, думала успокоить, а сама бросилась на озеро, пригнала лодку. И три дня ездила лисица по моему глазу - искала утонувшего быка. Но бык погруз во мне с головой… Лу очень плакала. И хоть был добрый бык, но Лу стала меня побаиваться, ее пугало - и нужно ж такое придумать – «ты меня забодаешь»!..
Из левой кулисы выбегает Дик, на башке у него абажур с рогами, из середки абажура свисает и волочится по полу электрический провод.
РЕМИЗОВ. Чёрт!
ДИК. Михалыч?!
РЕМИЗОВ. Что?! Да… Михалыч. А как тебя величать, иваныч?
ДИК. Зови меня - Ё.
РЕМИЗОВ. Ё?!
ДИК. Шутка.
Снимает абажур с головы.
Я же ж Дик - Дик я! Не признал соседа?
РЕМИЗОВ. Соседа?
ДИК. Ну! Вы ж из 48-й квартеры будете, а мы из 49-ой, она же 31-ая бывшая!.. А тебя тут искали.
РЕМИЗОВ. Тут? Кто?
ДИК. Да многие.
РЕМИЗОВ. Меня искали, да не нашли. Не все по крайней мере…
ДИК. А тот, что с наганом? - бада-бада-бада!
Изображает стрельбу.
Тоже не нашел?
РЕМИЗОВ. Если б нашел, я бы тут с тобой не беседовал.
ДИК. Чем же ты ему так – насолил-то?
РЕМИЗОВ. Да в общем ничем. Разве что душа не лежит принять его в палату Обезьянью.
ДИК. Обезьянью?
РЕМИЗОВ. Именно.
ДИК. Отчего ж не, скажем, в собачью?
РЕМИЗОВ. Так уж вышло изначально, извини. Да и не в обезьянах дело.
А в чем?
В людях, в человеках. В том, что ежели каждый палящий из нагана будет зваться человеком, то лучше уж быть обезьяном.
Вот это извращение!
Или собаком.
А вот это правильно. Как в целом, так и в частности! Кто ж еще собака как не человек?
РЕМИЗОВ. А я и не сомневаюсь. А ты что - как в Пассях-то наших очутился? Перебрался с хозяевами?
ДИК. Я-то? Не! – меня никто не пасет, я сам по себе. Свободная личность. Лечу на этот - на Марс! Собою жертвую, для остатнего землячества. Жорка запускает - к чертям собачьим!..
РЕМИЗОВ. Жорка… Это который же?
ДИК. А тот, что сам только с луны возвернулся! А ты чё скучаешь сидишь? Летим со мной, в космос - веселей будет!
РЕМИЗОВ. Спасибо за участье, но мне и лететь не надо, я уже…
ДИК. Чего ты уже?
РЕМИЗОВ. В нём.
ДИК. В чём ты?
РЕМИЗОВ. Да в нем, космосе этом. Мой космос всегда со мною, вот он - мой космос...
Озирает кабину лифта.
ДИК. Да ну!
РЕМИЗОВ. Что, не похож?
ДИК. А я неграмотный, я и не знаю, как он выглядит – космос. Слово вот шибко красивое, косматое! А твой… ободранный больно какой-то.
РЕМИЗОВ. Пообносился малость, да, но - серебряного обкладу. Чистого серебра, а не какого-нибудь фраже! И космос мой, стало, чистое серебро - как и век…
ДИК. Век? Который это век?
РЕМИЗОВ. А впрочем, может, всё и не так, а вовсе наоборот.
ДИК. Ну, если наоборот, то мы вот и проверим! Пора мне… Прощевай давай, прилечу обратно - забегу расскажу, какой он, косматый - тот! Тогда и поговорим.
Пытается дать лапу Ремизову.
РЕМИЗОВ. Адьё-адьё!
Дик убегает со сцены.
РЕМИЗОВ. Поговорим… Шкан сон рут, шкан сон шман! У всякой твари своя дорожка… в космос? Ко-осмос!
КУКУШКА. Ку-ку.
РЕМИЗОВ. Что?
КУКУШКА. Ку. Ку.
РЕМИЗОВ. А, время пить чай…
Достает чайный прибор, наливает в чашку чай.
Чай не пьешь – откуда сила!
Пьет чай с сахаром вприкуску.
И в самом деле, не одной же Землею мир божий сошелся?
Возможны весть и другие миры! Миры, в которых сила взаимного притяжения живых существ выше иных физических величин, разве и могущих, что отрицать совпадение – пусть даже лишь совместное падение – казалось бы случайных, но вольных по своей сути созданий и потому – чудесных!
Начинается снегопад.
И вот я… и вот висю я тута пауком в уголку: между жизнью и смертью, между Россией и… и… и что ведь оказывается? Что какому-то там пауку – этой концентрации сил всяческих желаний и круговорота жизни - чтобы развесить и заплести свою паутину в светло-голубом доме и наслаждаться жертвой, понадобился Эвклид!
Ловит снежинки.
Ан самого по себе Эвклида-то в природе нет и не было, и наша ясная трехмерная ограниченность такая чепуха, какую ни один чудак не выдумает! С абажу-уром…
Собаки приходят и уходят - а что остаётся? Если нету ни времени, ни места, остаётся-то что?
КУКУШКА. Ку?
РЕМИЗОВ. Неве…
КУКУШКА. Ку?
РЕМИЗОВ. Неве-со…
КУКУШКА. Ку-ку?
РЕМИЗОВ. Неве-со-мость!
КУКУШКА. Ку-ку.
РЕМИЗОВ. И образ действия – любой.
КУКУШКА. Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку.
РЕМИЗОВ. А не закурить ли?
Чиркает каминной спичкой, закуривает, бросает спичку на пол. Раздается внятный стук. Потом повторяется громче. Ремизов крутит головой, затем упирается взглядом в пол кабины. Стук всё настойчивей. Ремизов влезает на табурет.
Кто… кто там?!
ГОЛОС САВИНКОВА (по трансляции). А то ты не знаешь! Открывай, паучина, не то…
Слышатся далекие звуки канонады, затем нарастающий вой падающей бомбы и ее разрыва - с последующей какофонией бьющихся стекол и т.п. Свет гаснет. Рабочие сцены укатывают лифт в кулису, взамен выкатывая рояль и круглый табурет с черноволосой девочкой, играющей одним пальцем мелодию песенки «Как безмерно оно, притяженье Земли». На рояле пара горящих свечей в подсвечниках. Из другой кулисы появляется танцующая Матрёна с фонариком в руке: три шага на носках, крадучись, в сторону и подпрыг наоборот с приседом, и опять сначала. Дотанцевав до середины сцены, бабка останавливается, принюхивается. Девочка прекращает играть, стаскивает с головы черный парик, оказываясь блондинкой. Затем она бросает парик на пол, тушит свечи, спрыгивает с табурета и убегает в кулису.
МАТРЁНА. Чем-то вкусно воняет! Нешто яйцами тухлымя?
Шарит световым пятном от фонарика по полу.
Али падалью какой…
Танцует дальше без музыки. Кукушка кукует.
Занавес