Дом По лестнице спускался умный пес… (Г. А.) Персонажи

Вид материалаДокументы

Содержание


Сцена четвертая
Разворачивается и ковыляет к кулисе.
Машет рукой.
Укатывает, напевая.
Из кулисы выходит в мундире и с двустволкой на плече Федотов, останавливается подле кулисы.
Стаскивает с плеча ружье и два раза стреляет в Рудьку, тот падает. Слышен всплеск.
Вешает штуцер на плечо.
Неопределенный жест.
Жест. Музыка смолкает.
По сцене из кулисы в кулису проходит Котельников с мавром на закорках.
Встает со стула, трясет дверь лифта изнутри.
Указывает пальцем в потолок кабины.
Указывает на потолок кабины.
Тоже указывает на потолок.
Слышен стук и скрип табуретки, затем громко звучит та же соната, смолкает. Сцена слабо освещается, она пуста. Из правой кулисы в
Исчезают в кулисе. В обратном направлении из левой кулисы идет Бормотушка, тащит за поводок Дика.
Пытается укусить Бормотушку, вырывается, убегает в ту кулису, куда шли.
Каравай. я!
Из левой кулисы выезжает Чорт на Бодронравов, в руках у которого нечто прямоугольное, завернутое в тряпку.
Чорту. Может слезешь теперь? ЧОРТ. Уж поверь ему… Ладно. Слезает со спины Бодронравова.
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   2   3   4   5

Сцена четвертая

Светит луна. В глубине сцены стоят две стремянки, между ними натянут гамак, в нем лежит Рудька. Из кулисы на роликах выезжает Гордовский в пальто с капюшоном, накинутым на голову. Звучит музыка из «Лебединого озера». Фигура в пальто некоторое время «скользит» по поверхности сцены, пока не замечает гамак.

ГОРДОВСКИЙ. Ночевала тучка золотая… Тучка в сетке? Нет - аэростат! Только чего ж это он тут висит-то? Рекламный что ли, от стаи отбился … Чего там на нем накарябано? Нет, не разобрать в темноте…

РУДЬКА (слабо). Друг, эй, дру-уг…

ГОРДОВСКИЙ. Кто это?.. Почудилось…

РУДЬКА (громко). Это я-я!

ЭХО: Я!.. я!.. я!..

ГОРДОВСКИЙ. Лети, мгновенье, ты - ужасно!

РУДЬКА. Ру-удька!

ЭХО: Ка!.. ка!.. ка!..

ГОРДОВСКИЙ. Ка… ка… какой Рудька? Откудова?

РУДЬКА. Чи не бачишь? Здеся я, завис!

ГОРДОВСКИЙ. Ка… как…

РУДЬКА. Как-как - вот так: в подсак угодил, не видишь, в свой собственный!

ГОРДОВСКИЙ. У… как же это тебя угораздило?

РУДЬКА. Мост развели, я и ухнулся вместе с саком. Но он меня подсачил!

ГОРДОВСКИЙ. Заметно, что не ты его.

РУДЬКА. Сарказм, мне кажется, неуместен!

ГОРДОВСКИЙ. Прости, на трезвую голову чего не сморозишь.

РУДЬКА. На какую это трезвую?

ГОРДОВСКИЙ. Трезвейшую!.. А чего странного-то, я ночью не принимаю. Хотя и надо бы: от такой холодины ни одной промилле в крови не осталось.

РУДЬКА. Да я хотел спросить: чья голова-то, с кем переговоры-то веду?

ГОРДОВСКИЙ. Зачем тебе…

РУДЬКА. Ну, с капюшоном беседовать как-то неэтично.

ГОРДОВСКИЙ. Этично – не этично… И потом не с капюшоном, а с капуцином: я теперь всегда так ходить буду - для… для… для…

РУДЬКА. Не дли!

ГОРДОВСКИЙ. Для… конспирации, вот! Я, может, даже вступлю в этот уважаемый мною орден. Навеки... В монастырь уйду!

РУДЬКА. Да иди ты… куда хочешь. Только помоги сначала выбраться! Будь другом?

ГОРДОВСКИЙ. Скажи как, помогу.

РУДЬКА. А чёрт его знает - как! Если щас не придумаем, то, боюсь, это надо-о-олго.

ГОРДОВСКИЙ. Это?

РУДЬКА. Висяк этот! Между небом и Невой…

ГОРДОВСКИЙ. Песня раздается!

РУДЬКА. Что?

ГОРДОВСКИЙ. Я думаю.

РУДЬКА. А, хорошо. Только думай скорей, не то…

ГОРДОВСКИЙ. Что?

РУДЬКА. Трудно сказать даже… Неизвестность, крытая мраком!

ГОРДОВСКИЙ. Чаще кроют матом.

РУДЬКА. Шуточки?!

ГОРДОВСКИЙ. А что, если тебя матом того – покрыть, тоись, послать, а?

РУДЬКА. А пошел бы ты!

ГОРДОВСКИЙ. Не путай реплики, это моя.

РУДЬКА. А… давай! Хуже не будет.

ГОРДОВСКИЙ. Готов?

РУДЬКА. Всегда готов!

ГОРДОВСКИЙ. А иди-ка ты сам!..

РУДЬКА. О-от! хорошо-о!

ГОРДОВСКИЙ. Что? Изменилось чего?

РУДЬКА. Пока не чувствую… ничего кардинального. Но настроение уже лучше, не как у висельника уже.

ГОРДОВСКИЙ. Что - как у утопленника?

РУДЬКА. Опять шуточки?!

ГОРДОВСКИЙ. Прости, друг, пост - этот самый - синдром препятствует! Адекватности восприятия и речи… как функции головного мозга, вот. Музыка разная в черепушке шумит, понимаешь. Виденья тож вот всякие не проходют. Скользят по-над волною, яко посуху…

Разворачивается и ковыляет к кулисе.

РУДЬКА. Куда?! Эй?! Ты что, бросаешь одного тут – меня?!

ГОРДОВСКИЙ. Устал я чевой-то…

РУДЬКА. У-стал?!

ГОРДОВСКИЙ. Чевой-то одиночества захотелось… и пива.

РУДЬКА. Пива?!

ГОРДОВСКИЙ. Для вдохновения!

Декламирует.

Одинока Земля, и Луна, и любая из наших голов…

РУДЬКА. Ку-да-а!

ГОРДОВСКИЙ. Туда.

Машет рукой.

За пивом слетаю…

РУДЬКА. А я – как же я-то?!

ГОРДОВСКИЙ. А ты жди. Жди меня – я не вернусь…

РУДЬКА. Чего-о?!

ГОРДОВСКИЙ. Только очень жди!

В зал.

Тут ресторан плавучий недалече – «Корюшкой» зовется, по ночам только и работает. Может, кто и угостит! Из завсегдатаев.

Укатывает, напевая.

Когда уста-ла-я подлодка из глубины идет домой…

РУДЬКА. Стой! Да постой же!.. Ушла… то есть укатил, голландец катючий! А еще капюшон надел... Что ж делать-то?!

Из кулисы выходит в мундире и с двустволкой на плече Федотов, останавливается подле кулисы.

Э-эй! Товарищ милиционер, помогите! Спасите упавшего с моста!

ФЕДОТОВ (в зал). Это оно мне, что ли?

РУДЬКА. Вам, вам!

ФЕДОТОВ. Видение… Фантом… вражеский! Аерострат!!!

Стаскивает с плеча ружье и два раза стреляет в Рудьку, тот падает. Слышен всплеск.

Седни был уже один, и не просто фантом - фантомище! Только я прикорнул у себя в мезонине, как слышу – идёт. Копытами – бум-цок! цок-бум! Коняга величиною с дом. И рогатый! – вот вам крест...

Крестится.

Прям не конь, а буй-вол какой-то! Причем колеру не простого, а красного – а?! И лаяй!..

Крестится.

Проснулся весь в поту, в окно луна средь туч изумрудных аки конское око выпучилось, жуть! Вот, взял штуцер да пошел на променад, охолонуть… И не зря ведь: и тут ведь вот - страсть египетская во облацех. И навряд последняя! Нахт вахт, понимаешь…

Вешает штуцер на плечо.

Рано, ох и рано еще ружье на кисточку менять. Два – ать, два – ать!

Уходит.


Сцена пятая

В темноте слышен скрежет движущегося лифта, посреди сцены в кабине лифта загорается свет, и мы видим сидящих в ней на табуретках Блока и Ремизова. Кабина такая же как раньше, только фольга местами ободрана. Скрежет прекращается, оба сидящих подпрыгивают. Слышится отдаленная мелодия «Лунной сонаты», играемой словно это «Марш энтузиастов».

РЕМИЗОВ. Стоп-махина!.. Вот это ускорение. Вот это перегрузочка. Сжатие пространственно-временной субстанции вплоть до полной ея отмены!

БЛОК. Вместе с нами…

РЕМИЗОВ. Не дрейфь, приехали. Тебе грех жаловаться, ты ж молодой и почти здоровый.

БЛОК. Устал я.

РЕМИЗОВ. Все устали. От чего устал-то?

БЛОК. От музыки.

Неопределенный жест.

РЕМИЗОВ. От какой музыки?

БЛОК. От всей этой...

РЕМИЗОВ. Этой?

Тычет пальцем вверх.

БЛОК. И этой. Чёрт знает что… Разве это правильно, чтобы всякий полуночник соседям спать не давал?!

РЕМИЗОВ. И где ты видишь соседей? Я лично отказываюсь быть соседом… не тебе, конечно, а – всем… этим…

БЛОК. Но эти-то не откажутся!

РЕМИЗОВ. Их можно понять.

БЛОК. Понять?!

РЕМИЗОВ. Но не принять, конечно.

БЛОК. Я и говорю: неправильно это.

РЕМИЗОВ. Что «это»?

БЛОК. ЭТО… всё!

Жест. Музыка смолкает.

РЕМИЗОВ. Так ведь ноне и правильно - жить неправильно. Иначе не получается... если жить, конечно.

БЛОК. О! - теперь не слышу.

РЕМИЗОВ. Зато я слышу.

БЛОК. Музыку?

РЕМИЗОВ. Нет - как шепчут старые дома.

БЛОК. Что-что?

РЕМИЗОВ. Слышу… нечто.

БЛОК. А конкретнее?

РЕМИЗОВ. Ничего конкретного. Хотя вот шаги, вроде бы, на лестнице чьи-то.

БЛОК. Ясно чьи!

РЕМИЗОВ. Что? Чьи ж?

БЛОК. Чёрт-те чьи!

По сцене из кулисы в кулису проходит Котельников с мавром на закорках.

РЕМИЗОВ. Стихли… Канули в немоту.

БЛОК. Туда им и дорожка.

РЕМИЗОВ. Нам бы тоже выбраться.

БЛОК. Так отворяй.

РЕМИЗОВ. А куда выйдем - знаешь?

БЛОК. Знаю: не сюда.

РЕМИЗОВ. А вдрух сюда?!

БЛОК. Тогда я сам…

Встает со стула, трясет дверь лифта изнутри.

Не поддается, холера.

РЕМИЗОВ. Та-ак.

БЛОК. Что «та-ак»?

РЕМИЗОВ. Поня-ятно.

БЛОК. Что тебе понятно?!

РЕМИЗОВ. Засадили нас…

БЛОК. За…что еще за засада?

РЕМИЗОВ. По ручке вдарили, по лифтовой - снаружи. То-то нас эдак подпрыгнуло.

БЛОК. И что?

РЕМИЗОВ. А то, что ежели по наружной ручке вдарить посильней, то то и выходит, что лифт останавливается и - и без помощи снаружи уже не выберешься, вот!

БЛОК. Вот проснется лютый враг… А не брешешь? Откуда такие технические подробности?

РЕМИЗОВ. Сам видал, как засаживали, ей-богу. Знать бы еще, где зависли…

БЛОК. Имеешь в виду место в шахте, этаж?

РЕМИЗОВ. Хорошо, кабы в шахте, а то вдруг как… в космосе.

БЛОК. Что?!

РЕМИЗОВ. Говорю, хорошо, если к чердаку подъехали, тогда по канату можно попробовать выползти.

БЛОК. Да ты с ума сошел!

РЕМИЗОВ. Пока нет. Но если высоко ползти, я не выдюжу, сорвуся.

БЛОК. А я вообще ползать не умею, не выучен.

РЕМИЗОВ. А ползти всё ж придется. Народу нынче в доме днём с огнём не сыщешь!

БЛОК. А вдруг там…

Указывает пальцем в потолок кабины.

Вдруг там только космос и остался? Ни чердака никакого, ни крыши, а сплошное бездушное пространство?

РЕМИЗОВ. Космос?

БЛОК. Голый!

РЕМИЗОВ. До космоса надо еще достичь, а мы, может, и не доперли еще до той высоты…

БЛОК. А если достигли? Вдруг космос сразу за потолком?

Указывает на потолок кабины.

Тепленький?

РЕМИЗОВ. Тепленький - космос?

БЛОК. А радиация солнечная?

РЕМИЗОВ. Ты, Александр Александрыч, никак материалистом заделался.

БЛОК. Во всеобщем хаосе и матерьялизм соломинка.

РЕМИЗОВ. Ну, космос с хаосом лучше не смешивать. В любом случае космос - пространство условное. Как, значит, условимся, таким он пускай и будет.

БЛОК. А если… а если там и космоса нет?

РЕМИЗОВ. Ну ты скажешь…

БЛОК. Уже сказал.

РЕМИЗОВ. Ну тогда… Тогда космос это и есть наш уговор по поводу того, что он есть!

БЛОК. Да-а, тебя, вижу, ничем не смутишь!

РЕМИЗОВ. После вологодской ссылки-то?.. Так что вылазить все одно придется – туды, в него.

Тоже указывает на потолок.

БЛОК. Лезь. Только меня – уволь, я не космолаз. Тем более, если и космос-то лишь фикция по договору.

Свет в кабине гаснет.

Вот тебе и космос...

РЕМИЗОВ. Теперь не выберемся…

БЛОК. А вот теперь-то терять и нечего! Я пошел…

РЕМИЗОВ. Как «пошел»?

БЛОК. На табурет и – туда! Подсоби-ка.

РЕМИЗОВ. Ёкалэмэнэ…

Слышен стук и скрип табуретки, затем громко звучит та же соната, смолкает. Сцена слабо освещается, она пуста. Из правой кулисы в левую скачет Чорт на Бодронравове.

ЧОРТ. Не тормози-и! - два этажа осталось…

Исчезают в кулисе. В обратном направлении из левой кулисы идет Бормотушка, тащит за поводок Дика.

БОРМОТУШКА. Чё упираешь! Неужто не нагулялся? Вот ща сдам тя на руки хозяевам, получу свой бакшиш, а там, глядишь, и гастроном откроют.

ДИК. Р-р… гав-гав!

Пытается укусить Бормотушку, вырывается, убегает в ту кулису, куда шли.

БОРМОТУШКА. У, собак!

Скрывается в той же кулисе. Сцена погружается во мрак, затем озаряется светом луны. У рампы на одной ноге стоит Чук. Из левой кулисы выходят Жора, Шаргей, Алексеев и Кожухов.

ШАРГЕЙ. Ну и куда дальше? В какую сторону?

ЖОРА. Смотрите-ка, кто это?

КОЖУХОВ. Где?

ЖОРА. Вон, одноногий.

АЛЕКСЕЕВ. Йог на крыше?

ЧУК. Всем привет! Это вы кричали, просили обождать?

ЖОРА. Кого обождать?

ЧУК. Меня - не прыгать, мол, парашют притащите.

ШАРГЕЙ. Нет, мы сами по себе. Вы стойте, стойте, мы вам мешать не собираемся, только сориентируемся и уйдем.

ЧУК. Как! - и бросите меня на… тут вот? В этой черной дыре?!

ЖОРА. Какая ж дыра – крыша…

ЧУК. Крыша? Это одно название, а не крыша - видали: вторую ногу некуда приткнуть!

АЛЕКСЕЕВ. Но мы-то вроде тоже на крыше… стоим.

КОЖУХОВ. Присесть бы.

ЧУК. Не советую! Я вот тоже влез, сделал пару шагов - и капут: влип! И ведь тоже предупреждали меня не лезть... Эх!

ЖОРА. Кто предупреждали?

Из правой кулисы высовывается Каравай.

КАРАВАЙ. Я!

Исчезает в кулисе.

ЧУК. Слыхали? - вот он.

ЖОРА. Где-то я его видел.

ЧУК. Видел - не видел… Спасайте меня, братцы! А то загремлю ведь… под гитару!

ЖОРА. Ты подскажи как спасать-то, и мы…

ШАРГЕЙ. И в какую сторону.

ЧУК. Да мне в любую! А как, это вы уж сами, вам оттуда видней: здесь же ни черта, окромя света лунного!

Из левой кулисы выезжает Чорт на Бодронравов, в руках у которого нечто прямоугольное, завернутое в тряпку.

ЧОРТ. Почему же «ни черта»? Вот он я.

КОЖУХОВ. Свят-свят-свят!

ЖОРА. Не может быть!

БОДРОНРАВОВ. Уж поверь мне…

Чорту.

Может слезешь теперь?

ЧОРТ. Уж поверь ему… Ладно.

Слезает со спины Бодронравова.

Куда ж ты денешься.

Остальным.

Что изволите поделывать здесь, в такой урочный час?

ЖОРА. Да уж не уроки!

КОЖУХОВ. Скрываемси…

ЧОРТ. От чего?

АЛЕКСЕЕВ. От себя. То есть, от …

ШАРГЕЙ. Молчи, не отвечай!

ЧУК. Я понял – от чего! Банда это! Грохнули они кого-то, я сам только что грохот слыхал, выстрела!

ШАРГЕЙ. Ко-го-о?

ЧУК. Наверно того - с парашютом, что на помощь спешил мне!

КОЖУХОВ. Не, мы другого.

ШАРГЕЙ. Вот чёрт!

ЧОРТ. Тута я, тута. Гляжу, у вас весело.

АЛЕКСЕЕВ. У нас - не скучно…

ЧУК. А у меня нога отнимается!

ЧОРТ. Так прыгни.

ЧУК. Что?

ЧОРТ. Прыгни, говорю, труба вон водосточная, рядышком, неужто не долетишь? И потом по ней до земли.

ЧУК. До трубы?! Она же… ржавая вся.

БОДРОНРАВОВ. Не бойсь, не вся - проверено!

ЧУК. Что?

БОДРОНРАВОВ. Давеча вечерком одна барышня по ней спускалась уже: выдюжила труба-то, а комплекция у барышни погрузней твоей будет.

ЧУК. У - барышни?!

БОДРОНРАВОВ. Вон, вниз гляньте: сумочка ейная до сих пор меж этажом болтается, зацепилась.

ЖОРА. И правда, что-то блестит.

ЧОРТ. Ну, прыгашь?

ЧУК. А по-другому нельзя?

ЧОРТ. Нельзя.

ЧУК. Никак?

ЧОРТ. Вход на крышу один, от силы два, а выхода у всех разные. У тебя - этот.

ЧУК. Откуда знаешь?

ЧОРТ. Хочу и знаю.

ЧУК. Эх, где наша не пропадала!

Жоре.

Держи гитару.

Кидает гитару Жоре, то ловит ее. Чук крестится.

Анкор, еще анкор!

Прыгает.

А-а-а!!!

КОЖУХОВ. Матушка заступница!

ЖОРА. Мягкой посадки-и!

Бренчит на гитаре фортиссимо. Луна гаснет.

ЧОРТ. Довольно!

Луна снова светит.

АЛЕКСЕЕВ. Что-то не слышно ничего.

ШАРГЕЙ. И не видно.

ЖОРА. Где он, интересно?

ЧОРТ. Не знаю.

ЖОРА. Что? Вы ж говорили, что знаете!

ЧОРТ. Знаю, но только направление, в смысле выхода, а результат – увольте.

ЖОРА. Вот как?!

ЧОРТ. Шанс есть шанс, гарантий природой не предусмотрено.

ЖОРА. Ничего себе шансик…

ШАРГЕЙ. А мы – в смысле выхода? Нам-то куда?

ЧОРТ. А это сообразно наличному времени. Чрез него и валяйте.

КОЖУХОВ. Время? А скока время?

ЖОРА. Через какое еще «времени»?

ЧОРТ. Да хоть чрез лунное.

КОЖУХОВ. Батюшки-светы.

ЧОРТ. Попрошу без батюшек. Идет?

КОЖУХОВ. Куды?

ЧОРТ (подходит к Кожухову, кричит ему в ухо.) Вниз! по лестнице! - туды!

Поворачивает Кожухова лицом к залу и подводит к лесенке со сцены в зал.

ЖОРА. Оставьте дедулю!

ЧОРТ. Ос-тавляю…

Делает шаг назад.

КОЖУХОВ. А чего там?

ЧОРТ. Второй этаж.

КОЖУХОВ. А, второй…

Делает шаг вперед, но промахивается мимо ступеньки и падает в зал.

ВСЕ (кроме Чорта). Ах!

ЧОРТ. Не боись, жив ваш дедуля: герои не умирают! Да и вам без лишней ноши сподручней лететь…

ШАРГЕЙ. Лететь?

ЖОРА. Че-го?!

АЛЕКСЕЕВ. Лететь? Куда?

ЧОРТ. На луну, на луну.

ШАРГЕЙ. Лу…

ЧОРТ. А ты разве не за этим сюда притащился? Мечты должны сбываться - и день и ночь, и день и ночь!.. Летите?

АЛЕКСЕЕВ. Я - нет! Что мне луна, я тут лучше останусь. Здесь так звездами пахнет…

ЖОРА. Звезды не пахнут!

АЛЕКСЕЕВ. Много ты понимаешь в звездах.

Декламирует.

Там, над крышей, за крестом телеантенны, там, там, в ночном бархатном небе движется светлая точка…

Жоре, указывая вдаль.

Вон, видишь?

ЖОРА. Это не звезда, а комета.

ШАРГЕЙ. Или метеор. Вроде увеличивается, в размерах-то.

ЖОРА. Значит сюда летит.

ШАРГЕЙ. По траектории – параболической!

АЛЕКСЕЕВ. Вот я и посижу, подожду пока подлетит поближе.

Садится по-турецки.

ЧОРТ. Жди-жди. Глядишь, дождешься… Демона.

АЛЕКСЕЕВ. А… а если не дождусь?

ЧОРТ. Значит не судьба. Кстати, это тебе.

Берет из рук Бодронравова сверток, срывает тряпку, под ней оказывается портрет.

Чтоб не скучал.

Протягивает портрет Алексееву, тот отшатывается.

АЛЕКСЕЕВ. Ах!

ЧОРТ. Что, страшный? Держи-держи, полдня и еще полночи за ним гонялся, у нас так: всё для заказчика!

Алексеев берет портрет в руки, заворожено глядит на него, застывая в таком положении.

ЖОРА. Чего это с ним?

Толкает Алексеева, тот качается как китайский болванчик.

Эй, вы чего?

ЧОРТ. Чего-чего… история искусств!

ЖОРА. А?

ЧОРТ. Застрял, говорю, в темпусе. Тик-так, так – тик!

ЖОРА. Как это?

ЧОРТ. Как муха в янтаре.

ШАРГЕЙ. Он что и вправду эту жуть заказывал?

ЧОРТ. Подсознательно, точнее, бессознательно. А бес-сознательное суть моя стихия, должен со-ответствовать, но только «со»! Другая часть - за клиентом.

ЖОРА. Часть - чего?

ЧОРТ. Ха-ха-ха! Ответственности за свои желания, ответственности… Ну а вы?

ЖОРА. А что мы?

ЧОРТ. Что, что: на луну-то летите, али как?

ШАРГЕЙ. Издеваетесь?

ЖОРА. Легко сказать - луна!

ЧОРТ. Сказать легко, долететь труднее. Да седни-то как раз суперлунье, подвезло вам.

ЖОРА. Супер…

ШАРГЕЙ. Луна в перигее.

ЧОРТ. Верно! То есть, в наиближайшей точке своей орбиты по отношению к Земле.

ЖОРА. Вот оно что… То-то она такая громадная!

ЧОРТ. Я и гуторю – лететь самое время.

ЖОРА. Может и самое, да только на чём лететь-то? Не на этом же…

Запускает модель планера, та улетает.

Тут без ракеты-носителя не обойтись.

Шаргею.

Скажи!

ШАРГЕЙ. Носитель нужен, и весьма бодрый.

ЧОРТ. Бодрый? А вот, Николаша подбросит.

Снова запрыгивает Бодронравову на закорки.

БОДРОНРАВОВ. Опя-ать?!

ЧОРТ. Хватайтесь за меня! Оба.

ЖОРА. Вы… серьезно?

ЧОРТ. Сомневаться в серьезности сверхъестественного простительно разве что пионеру.

ЖОРА. Потому и сомневаюсь, что какой же он сверхъестественный!

ЧОРТ. А я уже не в счёт?

ШАРГЕЙ. А он того - мощности хватит?

ЧОРТ. Знаете, каким он парнем был? Нет, вы не знаете… Тогда щас и проясним, эмпирически. Держись за хвост и не робей!

ШАРГЕЙ. Прям Гоголь какой-то…

ЧОРТ. Гоголь! Вот еще! Я и до гоголей не один парсек накрутил – чому я не сокил?

ЖОРА. Это вы на Украине, что ли?

ЧОРТ. Почему только на Украине – везде! Всю-то я вселенную проехал…В том числе и в этой вот мелкозвездной местности не один парсек накрутил, понимаешь.

Жест.

ЖОРА. Отчего ж тогда я вас раньше никогда не видал?

ЧОРТ. Когда я летаю, меня никто не узнает.

ЖОРА. Да нет, это мы наверно спим!

Трет глаза.

ЧОРТ. А это тоже вам решать, спите или не спите.

ШАРГЕЙ. Хорошо, если спим… Если спим, то, думаю, можно попробовать.

ЖОРА. Вы считаете?

ШАРГЕЙ. Считаю: раз-два – взяли!

Шаргей и Жора ухватываются за чортов хвост. Луна меркнет, слышен шум взлетающей ракеты. Затем звучит вальс, луна вновь освещает сцену, посреди которой вслепую, с мешком на голове, вальсирует Каравай. Музыка смолкает, Каравай останавливается. Из правой кулисы выбегает Котельников с мавром на закорках, добегает до Каравая и сбрасывает мавра с себя. Мавр садится на пол.

КОТЕЛЬНИКОВ. Уф-ф… поспел!

КАРАВАЙ. Что такое?! Кто?!

Срывает с головы мешок, бросает его на пол.

Вы чего тут!.. поспели? А?!

КОТЕЛЬНИКОВ. Как чего? – вот, принес.

Показывает рукой на мавра с кольцом в носу.

КАРАВАЙ. Бог ты мой! Это что же за…

КОТЕЛЬНИКОВ. Моей конструкции! Самой распоследней, новейшей. Уникальной! Вариант, конечно, черновой… но сработает.

КАРАВАЙ. Вот это?!

КОТЕЛЬНИКОВ. А что вас смущает? Он крепкой!

КАРАВАЙ. И что?!

КОТЕЛЬНИКОВ. Выдюжит! Надежность обеспечивается самой простотою конструкции.

КАРАВАЙ. Это… как же это?

КОТЕЛЬНИКОВ. Предельной: крепкой корпус и скользкой шелк. Дернул за кольцо – вжик! - и купол уже раскрыт.

КАРАВАЙ. Купол?!

КОТЕЛЬНИКОВ. Именно.

КАРАВАЙ. Любопытно посмотреть…

КОТЕЛЬНИКОВ. Зачем смотреть - надевайте и прыгайте!

КАРАВАЙ. Прыгать?! Вы что, обалдели?!

КОТЕЛЬНИКОВ. Это не важно. Важно, что вы станете первым, кто испытал на себе этот нужнейший для человечества аппарат, который спасет немало жизней! Я в это верю и сейчас проверю - мы проверим, вместе!

КАРАВАЙ. Нет уж, меня увольте!

КОТЕЛЬНИКОВ. Сами уволитесь, потом, а сейчас - пора. Держите!

Поднимает мавра и бросает его на Каравая. Мавр повисает, ухватившись за руки Каравая.

КАРАВАЙ. Что вы делаете?! Уйди, зараза!

Безуспешно пытается вырваться.

КОТЕЛЬНИКОВ. Так надо.

Подбирает с пола мешок, надевает его на голову Караваю, толкает его к рампе и сталкивает со сцены в зал.

КАРАВАЙ. А-а-а-а!

КОТЕЛЬНИКОВ. Ну вот, спас.

Луна гаснет.