Абасов Али, Касумова Елена (Азербайджан)

Вид материалаДокументы

Содержание


Э. Магистрантка 1–го курса, политолог
Г. 30 лет. Хозяйка магазина, Гянджа.
Да не нужна мне эта помощь, пусть лучше оставят в покое. У меня бизнес, а тут слежка, кто зашел, кто пришел. Наверно, уеду в Бак
Т. учительница. 30 лет. Гянджа
А как жена относится к тому, что она не единственная?
Подобный материал:
1   2   3   4

Э. Магистрантка 1–го курса, политолог. «Мне нужно бороться, нужны знания и образование для успеха. А то, что я его добьюсь, я не сомневаюсь. У меня есть жених, он рассчитывает, что сможет поехать в Северную Европу учиться, а потом мы поженимся. Он работает в гуманитарной, очень хорошей организации. Его родители против нашего брака. Я – не чистая азербайджанка. Если б я не была бы от смешанного брака, может быть, они бы и согласились. Но меня это не пугает, конечно, хотелось бы свадьбы, как у всех. Но не будет, переживем. Я думаю, мужчина, в принципе, всегда пробьется, а женщине сложно сделать карьеру. Нужно образование, я уже на первом курсе взяла четыре “левела”при British Сounsel. Это дорого, но у родителей денег не брала.

Почему?

Во-первых, работает только папа, а потом я хотела учиться на свои деньги. Знаете, когда платишь сама, ни за что урок не пропустишь. Занималась с детьми знакомых. Я очень хорошо училась в школе, поэтому помогала готовить уроки по всем предметам. Сейчас я до 1 часу в офисе, потом в магистратуре, потом снова в офисе. По специальности работу трудно найти, но я ответственна за пиар в строительной фирме. Меня устраивает.

Сейчас трудно найти работу, тем более неполный рабочий день. По какому принципу ты выбирала работу?

День-то у меня полный, эти 4 часа вечером отрабатываю. Платят мне мало, но зато я смогу получить через год льготный кредит, но не в виде денег, а на нулевом цикле мне выдадут комнату, а я буду расплачиваться постепенно. Если уедем, то сможем хорошо продать квартиру, вернее ее фундамент. А устроится на работу несложно, только много мест надо обойти».

Однако в целом подобные случаи единичны, и в своей массе представительницы нового поколения лишены профессионального честолюбия и готовы принести годы, потраченные на образование, в жертву семье. Традиционная семья, лишь слегка подточенная советским опытом, постепенно эволюционируют в сторону классической буржуазной нуклеарной модели парсонианского типа (семья с кормильцем-мужем и женой – компетентной домохозяйкой). Можно сказать, что именно этот образец кажется наиболее культурно привлекательным. Чрезвычайно сильное внешнее влияние, большая мобильность населения (миллионные потоки выездов – въездов азербайджанцев), безусловно, внесут свои серьезные коррективы в эту эволюцию.Однако специфика Азербайджана в том, что это все же достаточно традиционное общество, где всегда был высок авторитет, так называемого «морального большинства», в отличие от других сообществ не только выступающего против отклонения от любых норм традиционного поведения, но взявшего на себя функции контроля над поведением индивида. Безусловно, оно не занимает ультра-консервативной позиции (по сравнению, например, с соседним Ираном), но все же оно апеллирует к традициям как основе национальной идентичности.

В начале 1990-х годов, когда «возвращение к истокам» принимало форму своеобразного ренессанса традиций патриархального общества, моральный авторитет соседской общины - «мехеле» - неизмеримо вырос по сравнению с советским периодом.. (Горизонтальные и вертикальные связи внутри этой общности настолько многообразны, а условия функционирования настолько самобытны, что предпочтительнее пользоваться термином «мехеле», который толкуется значительно шире, чем просто «соседская община»). Показательно, что женская часть подобного сообщества принимает наиболее деятельное участие в скрытом или, реже, явном контроле над индивидом, в нашем случае, женщиной, на которой сфокусировано внимание «мехеле». Оно же и вырабатывает определенное общественное мнение в отношении объекта собственной заинтересованности, но окончательно определение степени девиантности поведения женщины, в большей степени, остается за мужской частью общины. Естественно, что позиции «мехеле» наиболее сильны в низших слоях социальной стратификации и местах компактного проживания: деревнях, поселках, спальных районах. Исследование показывает, что более 70% женщин считаются с мнением «мехеле», подвержены его влиянию и стараются корректировать свое поведение в соответствие с этическими нормами, бытующими в общине.

Г. школьный учитель, 35 лет Баку Я вышла замуж сразу после школы, он был старше на 10 лет, занимал очень хорошее положение. Не знаю, любил ли он меня, во всяком случае, так говорил, но я его боготворила. Первым родился мальчик, через несколько месяцев я забеременела снова, он требовал, чтобы я сделала аборт. Уже потом я узнала, что у него была на работе другая женщина, еще до свадьбы, она стала его шантажировать какими–то незаконными списаниями – в общем, он ушел. Я осталась жить с двумя крошечными детьми одна, к маме стеснялась вернуться - что скажут братья, соседи?

Ну, ведь без поддержки, наверно, было очень трудно?

Лучше не вспоминать. Меня поддержали новые соседи, наша мехеле, женщины выступали в суде, когда муж хотел отнять у меня квартиру, я не была в ней прописана. Вся мехеля очень ценила, что я не стала “гулять”, как другие, хорошо воспитывала детей, пошла заочно учиться. Мне очень помогали. И я сама всегда помнила, что, когда моя дочь, дай бог, будет выходить замуж, кто-нибудь придет и спросит у соседей: “Из какой семьи эта девочка?”. Моей девочке и так будет трудно, у нее нет отца, но мехеля подтвердит, что у нее порядочная мать.

Сколько лет вы одна? И за эти годы к вам ни разу не пришел незнакомый соседям мужчина?

18 лет одна, у меня была личная жизнь, но ни в коем случае домой нельзя, чтобы пришел незнакомый. У меня еще и сын. Что он скажет, когда вырастет! У него хороший авторитет в мехеле, а это сейчас сестре помогает.

Объектами пристального интереса соседской общины становиться не каждая женщина, а та, которая, по общему мнению «мехеле», попадает в своеобразную «группу риска», чье поведение, в соответствии с гендерными стереотипами, признается потенциально девиантным. К таким относят молодых незамужних и, тем более, разведенных женщин, и, конечно же, тех, чьи мужья уехали на заработки за рубеж, но в силу каких-то причин не проживающих вместе с родителями. В этих случаях «мехеле» берет на себя функцию расширенной семьи и не только морально контролирует поведение женщины, но и оказывает ей определенную помощь в воспитании детей, создает для нее своеобразную систему соседских преференций. Активная часть общины, представленная обычно женщинами невысокого образовательного уровня, находит удобную форму самореализации в выполнении функций контроля и осуждения. По сути, это перенос сценария «женского» сериала в реальную жизнь, что дает возможность разнообразить ее новыми впечатлениями, удовлетворять любопытство, осуждая кого-то, поднимать собственную оценку в глазах окружающих, т.е. повышать собственную социальную значимость и самовыражаться.

Г. 30 лет. Хозяйка магазина, Гянджа. Мы все привыкли, что у нас ранние браки, родственные браки, мама нашла, соседка посоветовала. Я не такая, и мне тяжело жить. Посмотрите на традиции наших свадеб. По сути, это продолжение мехеля. Потому что принцип свадьбы, это взаимопомощь. Я хожу на свадьбы, даю по 50 долларов и жду, когда будет свадьба моего сына. Ну, моему сыну сейчас всего 2 года, я к примеру. Я подсознательно жду, когда мехеля вернет мне те деньги, которые я потратил на свадьбы за 20 лет. Не я живу, а мехеля мною управляет. Я заметила, что тот, кто живет в центре Баку, не говорит о мехеле Потому что там все заняты. А у нас в Гяндже много безработных, заняться нечем. Вот и следят. Больше всего говорят о мехеле именно в наших спальных районах, все безработные.

Но ведь одновременно мехеле помогает?

Да не нужна мне эта помощь, пусть лучше оставят в покое. У меня бизнес, а тут слежка, кто зашел, кто пришел. Наверно, уеду в Баку.

Для женщины, реализующей себя в том поле деятельности, которое обеспечивает ее материальную независимость, а значит, и имеющей определенный статус, признаваемый также и мехеле, мнение подобного сообщества уже не имеет решающего значения. Исследование показывает, что, практически все успешные женщины не только не испытывают влияние соседской общины, но и сознательно дистанцируются от нее, признавая для себя в качествах моральных императив иные ценности, чем традиционные моральные нормы мехеле.

Обращение к исламским истокам стало естественной, но не всегда адекватной реакцией на полную смену политических декораций и социальных реалий первого десятилетия независимости. Азербайджанская политическая элита начала 1990-х, перед которой открылись перспективы превращения собственного государства в серьезного игрока на мировом рынке энергоносителей, стала ассоциировать себя с ближневосточными нефтяными монархиями, развернув популярный в массовом сознании лозунг: «Азербайджан – новый Кувейт». Активное неприятие всего, что связано с бывшей метрополией, и высокая степень идеализации исламско-тюрских традиций породили и новые идеологемы, нашедшие свое отражение в гендерных стереотипах. В частности, Исламская Партия потребовала законодательно разрешить в Азербайджане многоженство, призывая «бороться за права, данные мужчинам и женщинам Аллахом» [13]. Под это требование было подведено объяснение, что «тяжелая экономическая ситуация, финансовые трудности толкают женщину на пагубный путь».

Сама идея легитимизации многоженства стала муссироваться в Азербайджане в начале 90-х годов, когда, в ожидании потока нефтедолларов, общество экстраполировало на себя социальные устои богатых ближневосточных монархий. Причем сторонники многоженства особо подчеркивали, что оно должно реализовываться в правовом поле шариатского законодательства, при котором достойное содержание жен и детей вменяется в обязанность мужчине. Однако долларовый дождь пролился над ничтожно малой частью населения, и “идея многоженства утратила свою популярность” даже в склонных к ортодоксальности социальных слоях [14].


На основании материалов проведенных нами глубинных интервью можно сделать вывод, что менее трети мужчин поддерживают институт исламского полигамного брака. Но идея многоженства согласно законам шариата быстро трансформировалась в секуляризованную концепцию второго или даже третьего гражданского брака для мужчин. Более того, такая позиция не является умозрительной, а имеет под собой определенную социальную базу. Множество социально-экономических проблем, а главное, массовая безработица первого десятилетия независимости, вытеснили за пределы Азербайджана огромную часть трудоспособного мужского населения. По разным оценкам, от полутора до двух с половиной миллионов граждан Азербайджана постоянно проживает сейчас в других странах СНГ, в основном Российской Федерации. В своем подавляющем большинстве это трудоспособные, активные мужчины молодого и среднего возраста, нашедшие свою социальную нишу в бизнесе и торговле. Многие из них, оставив свои семьи дома и продолжая активно помогать им материально, вступили в гражданские браки по новому месту жительства, завели детей, фактически, создали новые семьи. Не менее часто в гражданский брак за рубежом вступают неженатые молодые люди, которые не отказываются от создания в будущем полноценных семей у себя на родине. Это явление приобрело настолько массовый характер, что было принято общественным мнением.

Т. учительница. 30 лет. Гянджа

Из нашего класса почти все ребята уехали в Россию, только два в Баку, но сейчас многие приезжают, чтобы жениться на родине. И это правильно. Конечно, все знают, что у них там есть семьи, иногда даже дети, но основная, законная семья здесь.

А как жена относится к тому, что она не единственная?

К этому привыкли, может кто- то в душе и страдает, но не показывает. Все равно, здесь или там, но муж будет гулять, все это знают. Пусть уж лучше там, где я не вижу, но ведь должен ему кто-то готовить, стирать. Все равно, главная семья здесь, на родине. Да сейчас даже женщин, которые изменяют мужу, если он уехал, стали меньше осуждать.

В чем это выражается?

Раньше с такой женщиной могли не разговаривать, на улице оскорбить, смеяться над ней. А сейчас делают вид, что ничего не понимают. Но таких женщин я практически сама не знаю, есть какие- то сплетни.

По нашим данным, почти 100% реципиентов, независимо от половой принадлежности, толерантно относятся к институту второго гражданского брака у мужчины. Таким образом, в массовом сознании появился еще один гендерный стереотип с ярко выраженной бинарной оппозицией: второй гражданский брак у мужчины возможен, и даже приветствуется массовым сознанием как свидетельство успеха, повышает социальную самооценку самого мужчины. В тоже время второй гражданский брак женщины воспринимается обществом как свидетельство ее маргинализации, категорически отвергается и представляет собой крайне редкое явление общественной жизни. Мужчины и женщины неоднозначно интерпретируют институт второго брака для мужчины с эмоциональной точки зрения, но в целом рассматривают его как неизбежную реальность, порожденную социально-экономическими условиями.

Гендерные, как, впрочем, и иные психологические стереотипы, обладая огромной силой инерции, не адекватны колоссальным социально-экономическим и политическим переменам, потрясающим азербайджанское общество на протяжении двух последних десятилетий. Имея в своей основе патерналистские воззрения на вторичность женской роли в обществе и семье, гендерные стереотипы, по своей сути, остались жесткими и неизменными. Такое положение легко прослеживается на примере восприятия массовым сознанием так называемых «брачных контрактов». В Азербайджане выкуп за невесту исторически никогда не практиковался, хотя система приданного предписывается традицией, и сегодня, как правило, на плечи мужчины ложится обязанность приобретения квартиры, а женщины – обстановки в ней.

Брачные контракты, являющиеся инструментом семейного права в странах с развитыми социально-правовыми структурами, оказались невостребованы в Азербайджане. В исламской традиции существует институт брачного контракта – никах, с поливариантной системой взаимных обязательств и учетом весьма тонких нюансов семейной жизни, защищающих материальный и социальный статус женщины [15].

Азербайджан сохранил светский характер государственного устройства, и заключения никах осталось делом совести, не имеющим какой-либо правовой основы. Вместе с тем, как дань традиции и возрождению национальных обычаев, многие молодожены наряду с обязательной регистраций брака оформляют также и религиозное свидетельство брака – «кебин», которое, впрочем, не содержит в себе никаких экономических обязательств сторон. Совсем другой характер, особенно в южных районах с высокой религиозностью населения, приобретает другой тип религиозного брака – сейгя – временный брак с прописанными обязательствами сторон, никогда не пользовавшийся в Азербайджане популярностью. Пришедший с волной «бизнесменов» из Ирана и нашедший благодатную почву среди беднейших слоев населения, этот тип брака стал мишенью критики женских НПО, загнавшей его в подполье.

Властные структуры предпринимают активные попытки гармонизировать семейно-брачные отношения в социально-правовом контексте. В 2001 году был принят, безусловно, прогрессивный Семейный кодекс, 38-ая статья которого предусматривает законность брачных контрактов. Наше исследование показывает, что практически ни одна молодая пара или вообще не знает о существовании брачных контрактов, или не собирается их составлять. Безрезультатными остались попытки властей создать некоторые преференции для пар, решившихся подписать брачный контракт: его наличие освобождает от очередей на регистрацию брака в ЗАГСах, и при его предъявление гарантирует немедленную выдачу свидетельства о браке. Но общество однозначно отвергает брачные контракты, демонстрируя и правовой нигилизм, и приверженность гендерным стереотипам, согласно которым «браки «заключаются на небесах», нерушимы, и поэтому не должны подразумевать страховку на случай развода. Играет здесь роль и общее настороженное отношение к правовым институтам рыночной экономики. В контексте этого гендерного стереотипа, брачный контракт рассматривается скорее как привнесенная извне мода, чем форма зашиты интересов членов семьи и, прежде всего, женщины. И это при том, что, согласно исследованию, большинство женщин при разводе готовы разрешать свои имущественные проблемы в суде, не видя в подобной практике ничего постыдного. Таким образом, предубеждение против брачных контрактов снижает уровень социальной защищенности женщин, а сами контракты так и не стали правовым инструментом, регулирующим имущественные отношения супругов.

В Азербайджане, как и других молодых независимых государствах, проблема разводов жестко коррелированна с социально-экономическими реалиями переходного периода, к которым общество в целом оказалось не подготовлено. Даже сторонники рыночных преобразований были уверены в сохранении таких социалистических гарантий как бесплатное образование, здравоохранение, право на труд, но в тоже время не сомневались в собственных карьерных перспективах в условиях рыночной экономики. Однако массовая безработица, коррумпированность и некомпетентность новой правящей элиты, военный конфликт с Арменией, призрак распада государства и другие проблемы создали в обществе атмосферу тотальной неуверенности и депрессии, что не могло не сказаться на его гендерном измерении. Население стало «голосовать ногами», эмигрируя или массово уезжая на заработки за пределы страны, порождая и новые проблемы, включая гендерные, что скоро отразилось на привычных стереотипах, в том числе, и по отношению к разводам.

До достижения независимости отношение к разводам в массовом сознании медленно эволюционировало от абсолютного неприятия этого явления, до восприятия более терпимого, но в целом достаточно негативного. В мусульманской традиции допускается развод, в том числе, и по инициативе жены – т.н., фатсх или хул’а. Причем вся его процессуальная сторона детально разработана. Однако факты конфессионального развода всегда были чрезвычайно редки. Общество стало весьма кардинально менять свое отношение к разводам только в переходном периоде к рыночной экономике, который с полным основанием можно считать временем ломки стереотипов. Любые социальные трансформации наиболее болезненно отражаются на институте семьи. Семья в традиционном обществе, да и в современном в значительной степени, была основной культурно-информационной матрицей, воспроизводящей гендерные стереотипы. “В 1970-х демографы с ужасом обнаружили, что японская семья со стремительной силой начинает походить на западную. Хватило одного поколения для существенного разложения многих ее традиционных ценностей” [16]. Нечто подобное в произошло в Азербайджане – но только в отношении разводов. Согласно официальной статистике в стране в 2003 году число разводов составило 65 тысяч против 57,1 тысячи заключенных браков. Пропорция вполне привычная для России или страны Евросоюза, но совершенно шокирующая для Азербайджана: десять лет назад эта цифра была втрое ниже.

Но это всего лишь официальные цифры. На самом деле, распавшихся браков значительно больше, причем более трети разводов приходится на молодые супружеские пары, проживших в браке менее пяти лет. И этому есть вполне объективные причины. Реальность, уравнявшая мужчин и женщин не столько в правах, сколько в бедности, заставила женщину иначе смотреть и на проблему развода. Мы уже не раз отмечали, что сотни тысяч молодых мужчин выехали в поисках лучшей жизни в Россию и другие страны СНГ. Для самого института брака это стало серьезным испытанием. Средства, присылаемые из ближнего зарубежья, не всегда могут покрыть расходы семьи, оставшейся на родине, и женщина, не снимая с себя роли хозяйки, ищет дополнительный приработок. Исследование показывают, что от него не собираются отказываться ни те женщины, чьи мужья стали «гастарбайтерами», ни те, кто помогает мужу, оставшемуся в Азербайджане, содержать семью. Доля женщин, вовлеченных во вторичную занятость, по нашим подсчетам, не опускается ниже 60%. Правда, понятие приработок – весьма растяжимое. Для кого-то это торговля пирожками на улице, для кого-то – репетиторство после школьных занятий, кто-то готов часа два в день гулять с чужими детьми. Еще большее число, почти 80%, готово поменять вид своей трудовой деятельности на более доходную работу, даже если придется крайне много трудиться. Женщина обрела материальную независимость; инициатива развода теперь в определенной мере принадлежит женщине, хотя развод для нее по- прежнему остается жизненной драмой.

В целом, исследование подтвердило весьма высокий уровень "просемейных" ориентаций как у женщин, так и у мужчин. Так, среди опрошенных 95% мужчин и 99% женщин не согласны с утверждением, что в наше время необязательно создавать семью. Но если нет возможности выйти замуж женщины перестали отказывать себе в праве иметь ребенка, пусть неполная, но семья. Согласно официальной статистике, в 1990 году в Азербайджане родилось 4800 внебрачных детей. В 2004 году эта цифра составила 9630 [9].

Мы проигрывали ситуацию с 28 незамужними женщинами: согласитесь ли вы на свадьбу, если Вы будете знать, что муж уедет через 2 недели после свадьбы? Ответы однозначны - Ну и что, пусть едет, зато я замужем.

Многие респоденты рассказывают, что в основном присылают из-за рубежа по 200 долларов в месяц. Но много ли это для страны, в которой размер среднемесячной зарплаты за январь-октябрь 2005 г. составил 581,8 тыс. манатов ($122,3)? Из за рубежа приблизительно поступало около 2 млрд дол. в конце 1990-х годов, а по последним данным, не менее 4 млрд [17]. Значит, лишь очень немногие присылают в свои семьи очень значительные суммы, остальные только то, что хватает на прожиточный минимум.

Гендерные стереотипы, как и любая составляющая национального менталитета, отличаются значительной силой инерции, и хотя они утратили свою жесткость в новых социальных условиях, основная тенденция отношения к женщине как к актеру второго плана при распределении ролей в социальном спектакле, сохранилась. Новые политико-социальные реалии рыночной экономики вызвали к жизни даже некоторый «ренессанс патриархальности», парадоксально сочетающийся с активизацией женского движения.