Антология средневековой мысли
| Вид материала | Документы |
- Антология мировой философии: Античность, 10550.63kb.
- Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология, 6335.43kb.
- Антология мировой философии в четырех томах том, 13429.06kb.
- Тема Введение. Типологические черты и особенности, 71.77kb.
- Книги о жизни и творчестве Антона Павловича Чехова, 811.09kb.
- Тема Геополитика: понятие, методы, функции, 124.92kb.
- Антология философской мысли, 444.05kb.
- Антология мировой детской литературы., 509.42kb.
- Предмет и метод психологии антология, 6444.54kb.
- Программа дисциплины Институты власти в средневековой Руси Автор д и. н. Столярова, 325.9kb.
28. Но произошло ли то, о чем рассказал Варрон, или это было не так, однако из-за суеверия темных людей мы не должны бежать музыки, если можем усвоить из нее нечто полезное для понимания Священного Писания, и не должны обращаться к их театральной болтовне, если будем обсуждать нечто относительно кифар и музыкальных инструментов, потому что это имеет отношение к духовному восприятию. И, конечно, мы не должны были бы учиться азбуке, потому что говорят, что ее изобретателем был Меркурий, а поскольку справедливости и добродетели они посвятили храмы и пожелали чтить в камнях то, что нужно нести в сердце, то из-за этого нам нужно было бы бежать и справедливости, и добродетели. Напротив, тот добрый и истинный христианин, кто понимает, что где бы ни находилась истина, исповедуя и зная которую по Священному Писанию, он отвергает суеверные вымыслы, она есть достояние его Господа, и пусть он печалится и заботится о тех людях, которые скорбят, и должен оплакивать и опасаться только тех людей, которые, «познавши Бога, не прославили Его как Бога и[ли] не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце: называя себя мудрыми обезумели и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся» (Рим. 1, 21-23).
Глава XIX. Два рода учений, приобретенных у язычников
29. Но чтобы мы могли лучше истолковать весь этот фрагмент (а он в самом деле весьма необходим), существует два рода учений, которые у язычников используются моралью. Один род — это то, что установили люди, второй — те учения, которые соблюдали уже сформулированное или введенное свыше. То, что существует по установлению людей, отчасти основано на суеверии, отчасти нет.
Глава XX. Знания, установленные людьми, и полные суеверия. Изящное высказывание Катона
30. Суеверное — это то, что установлено людьми относительно создания и почитания идолов, почитания твари или части ее как Бога, это угождение и установление сношений с демонами ради испрашивания советов и заключения неких договоров о знамениях. Это усердно исполняется магическими искусствами, о которых поэты скорее упоминают, нежели [что-либо о них] утверждают. Того же рода книги гаруспиков и авгуров70 — с суетностью, но как бы более вольной. К этому роду относятся все перевязки и лекарства, осуждаемые медициной и состоящие в заговариваниях, или каких-либо знаках, кои называются клеймами, или в каких-то подвесках, подвязках или завязках, [применяемых] не для исправления [органов] тела, а для неких тайных или явных знамений. Это называют менее строгим именем физики, чтобы показать, что лечат не из суеверия, но по естеству. Или ты [надеваешь], например, серьги на верхней части каждого уха, или на пальцах [носишь] кольца из страусиных костей, или держишь во время икоты правою рукою большой палец левой руки и пр.
31. К ним присоединятся масса пустейших замечаний: пульсирует ли какой-нибудь орган, окажется ли меж гуляющими вместе с друзьями, камень, собака или дитя. И то, что они попирают камень, как бы [в знак] разрыва дружбы, менее тягостно, чем то, что они бьют кулаками невинное дитя. Но иногда это приводит к побоищу, потому что за детей мстят собаки; в самом деле, многие настолько суеверны, что собаку осмеливаются убить, [правда] не безнаказанно, ибо она подчас отправляет своего преследователя к истинному медику. К тому же относится и следующее: бить о порог, если проходишь мимо своего дома; опять ложиться в постель, если, обуваясь, начнешь чихать; возвращаться в дом, если, выходя, спотыкаешься; если одежда изгрызена мышами; трепетать от представления будущего несчастья более, чем огорчаться из-за убытка в настоящем. Об этом остроумно сказано у Катона71, который, когда кто-то сказал, что его сапоги изглоданы мышами, просил его совета, ответил, что это — не диво, но истинным дивом было бы, если бы мышей изглодали сапоги.
<...>
Глава XXII. Почему нужно пренебрегать знанием гороскопов
<...>
36. Христианину, следовательно, всем сердцем нужно презирать и бежать всех такого рода искусств, возникших из пустого или вредного суеверия, из пагубной связи людей и демонов, установившей как бы пакт некоего ненадежного и коварного содружества. «Не потому, — говорит апостол, — что идол есть что-нибудь, но потому, что приносящие ему жертву, приносят бесам, а не Богу: а я не хочу, чтобы вы были в сообщении с бесами»72 (1 Кор. 10, 19-20). То, что сказал апостол об идолах и о жертвоприношениях, совершаемых в их честь, то нужно воспринимать [как сказанное] и обо всех воображаемых знамениях, которые ведут к идолопоклонству, к почитанию как Бога твари или частей ее или служат лекарством и каким-либо наставлением, которые свыше и как бы официально не установлены из любви к Богу и ближнему, но разбивают слабые сердца из-за [чьих-то] личных склонностей к преходящим благам. Во всех этих учениях нужно бояться и избегать связи с демонами, которые со своим предводителем — дьяволом заботятся только о том, чтобы преградить и не допустить нашего обращения. Многие написали о человеческих прозираниях многое, словно бы выведенное согласно правилам, — как о звездах, которые [на деле] сотворил и устроил Бог, так и о некоторых вещах, которые порождаются и [также] каким-то образом существуют во исполнение божественного провидения, у людей составились ложные человеческие домыслы о том, как будто [где-то] случилось что-то необыкновенное, как если бы мул родил73 или что-то поразило молнией.
Глава XXIV. При суевериях общение и союз с демонами в порядке вещей
37. Все это имеет значение постольку, поскольку союз с демонами образовался из душевного предубеждения, как бы на основании некоего общего языка. Однако все подобное исполнено вредного любопытства, мучительных забот, гибельного рабства. Ибо это имело вес не оттого, что было признано, но распространялось с признанием и значением именно для того, чтобы оно имело вес. И потому это по-разному обнаруживается у разных [людей] — сообразно помыслам и предубеждениям каждого. Ведь те духи74, которые жаждут обмана, обеспечивают ему как раз то, чем, как они ведают, он опутан благодаря своим домыслам и соглашательствам. Ибо, к слову сказать, крестообразная форма буквы X, например, у греков значит одно, а у латинян — другое не по природе, но для выражения значения по предписанию и уговору, и потому тот, кто знал оба языка, если бы хотел что-нибудь обозначить, написав греку, употребляет эту букву не в том значении, в каком употребляет ее, когда пишет латинянину75. И «бета» при одном и том же звучании у греков — название буквы, а у латинян — огородной зелени; и когда я произношу двусложное Lege, то грек понимает одно76, а латинянин иное77. Следовательно, все эти значения, к примеру, вследствие согласия на него, [принятого] при общении, волнует души, а так как соглашения разные, то они и волнуют разно; и не потому люди согласились на эти [значения], что они содействовали обозначению, но потому они содействуют, что люди согласились на них. Так же и знаки, с помощью которых устанавливается опасная связь с демонами, имеют вес в зависимости от благочестия каждого [человека]. Это яснейшим образом обнаруживается в ритуалах авгуров, которые до ли наблюдения, после ли него уже знают на память знамения. И речь идет о том, чтобы и не видеть полета птиц, и не слышать их гомона, а потому эти знаки суть ничто иное, как только то, что принимается [заранее] с согласия наблюдателя.
Глава XXV. Среди человеческих созданий, не основанных на суеверии, что-то избыточно, а что-то благоприятно и необходимо
38. После [рассмотрения] того, что нужно отсечь и даже искоренить из христианской души, должны быть рассмотрены человеческие создания (institutio), не основанные на суеверии, т. е. созданные в союзе с людьми, а не с демонами. В самом деле, все, что имеет вес среди людей, что им нравилось и может цениться, есть установления (institutio) человеков; часть их избыточна и основана на жажде наслаждений, часть благоприятна и основана на необходимости. Ибо если бы те знаки, которые жестами выражают гистрионы, имели вес у людей по природе, а не по установлению и соглашению, то в прежние времена глашатай не мог бы объявить карфагенянам, что именно хотел жестами выразить танцовщик в пантомиме. Об этом все еще помнили старики, рассказ которых об этом мы обычно и слушаем. Что поэтому надо думать, если и теперь неопытный в таком вздоре придет в театр, он будет совершенно напрасно стремиться [понять] те движения, и если кто-то другой не расскажет ему, что означают те движения. Однако все желают некоторого подобия при обозначении, чтобы сами знаки, насколько возможно, были схожи с вещами, которые ими обозначаются. Но поскольку нечто может уподобиться чему-то другому многими способами, то такие знаки остаются устойчивыми у людей, только при достижении согласия.
39. Что касается произведений живописи, ваяния и других подобных искусств, главным образом опирающихся на опытность художников, то никто не ошибется, если увидит [с чем-то] схожее, потому что он знает, каким вещам они подобны. И весь этот род [произведений] нужно считать среди избыточных человеческих созданий, если только что-то из этого не представляет особого интереса по сути, по некоей причине, месту, времени и по чьей воле (auctoritas) он создан. Наконец, к числу человеческих произведений (institutio) относится множество лживых россказней и подделок, и этими выдумками наслаждаются люди. И нет у людей ничего более подходящего, чем они владеют и что ими более ценится, чем то, что лживо и поддельно. Удобное же и необходимое людям, созданное людьми, — это разнообразные отличия в одежде и в уходе за телом для распознавания пола и звания, и бесчисленные виды обозначений, без которых человеческое общество или вовсе быть не может, или было бы не совершенным: каким весом и мерой выражает свою собственность, какой чеканкой монет и по какой цене, какому обществу и народу оно принадлежит и прочее того же рода, так что если бы это не относилось к человеческим созданиям, то и разным оно не было бы у различных народов, да и в каждом отдельном народе не менялось бы по решению его правителей.
40. Но всей этой области человеческих созданий, которые способствуют необходимой жизненной пользе, никоим образом не нужно бежать христианину, более того, это, насколько возможно, надо обдумывать и хранить в памяти.
Глава XXVI. Каких человеческих установлений нужно избегать, а какими овладевать
Ибо некоторые человеческие установления воспроизведены и как бы уподоблены природным. Из них нужно полностью отклонить и пренебречь теми, которые, как сказано, касаются демонов; те же, которые устанавливаются между людьми, нужно использовать постольку, поскольку они не способствуют роскоши и изобилию, и, прежде всего, — начертания письмен, без чего мы не можем читать, различные языки, поскольку [познание их] необходимо, что мы обсуждали выше. К тому же роду принадлежат и знаки, которые используются теми, кто учился и называется собственно нотариями78. Это полезно, не учиться этому непозволительно, это не ведет к суеверию, не обессиливает роскошью, если занимает настолько, что не препятствует высшим целям (res), достижению которых должно служить.
Глава XXVII. Какие виды знаний, установленные не людьми, способствуют пониманию Писания
41. Теперь же нужно обсудить то, что люди, занимаясь исследованиями, обнаружили не из установления, но или по ходу времени, или по установлению свыше, и где бы о том ни узнавалось, это нельзя считать человеческими установлениями (institutio). Одни из них относятся к телесным ощущениям, другие — к духовному смыслу (ratio animi). Но тому, что относится к плотскому чувству, мы или доверяем как повествованию, или воспринимаем это как нечто наглядное, или истолковываем как проверенное на опыте.
Глава XXVIII. Насколько помогает история?
42. Следовательно, что бы ни указывало на порядок проходящих времен (а это называется историей), все это весьма пригодно нам для понимания Священных книг79, хотя безотносительно к церкви ее можно изучать для детского образования. Ибо часто мы многое отыскиваем и по Олимпиадам, и по именам консулов; и неведение, во время какого консульского правления родился Господь и при ком Он пострадал, побудило некоторых так ошибиться, что они полагали, будто Господь пострадал на сорок шестом году своей жизни, так как через столько лет был построен, как говорили иудеи, храм, в котором хранился образ тела Господа. Мы же держимся евангельского авторитетного мнения, что Он около тридцати лет был крещен (Лк. 3, 23)80, но как долго после этого Он пребывал в этой жизни, можно узнать из самого текста (textus) о Его деяниях81. Однако, чтобы не возникло никакого тумана сомнения, более ясно и определенно это может быть исчислено из истории язычников при сравнении ее с Евангелием. Ведь тогда окажется, что не напрасно было упомянуто о сорокашестилетнем строительстве храма, потому что такое число нельзя было соотнести с возрастом Господа; оно относится к более сокровенному устроению человеческого тела, которое ради нас не погнушался принять на себя единственный Сын Бога, Которым все создано.
43. Какой же вопрос о пользе истории разрешил наш Амвросий82 (поскольку я опускаю греков) для читателей и любителей Платона, для клеветников, которые утверждали, будто все учение (sententiae) Господа нашего Иисуса Христа, которое признается ими достойным удивления и прославления, он заимствовал из книг Платона, ибо нельзя отрицать, что Платон жил задолго до пришествия Господа в качестве человека! Разве упомянутый епископ, обозрев историю язычников и отыскав, что Платон был в Египете во времена Иеремии, когда этот пророк тоже там был, не обнаружил, что, вероятнее всего, скорее Платон заразился нашим Писанием от Иеремии, так что он мог учить или писать то, чем по праву восхищался83? Ибо до Писания у еврейского народа, в котором искрился культ единого Бога и из которого пришел во плоти Господь наш, не было и самого Пифагора, у последователей которого Платон, как признают те [его почитатели], учился теологии. Таким образом, по обозрении времен, гораздо более правдоподобным оказывается то, что скорее они заимствовали из нашего Писания все то, что они называли благим и истинным, чем то, что Господь наш Иисус Христос [заимствовал] у Платона, чему верить — чистое сумасшествие.
44. Хотя в историческом повествовании говорится о прошлых человеческих установлениях84, саму историю не нужно считать в числе человеческих установлений, так как то, что [в этих повествованиях] передано и не может стать несвершенным, то должно находиться в том порядке времен, Создателем и Правителем которых является Бог. Ведь одно дело — повествовать о содеянном, а другое — учить тому, что нужно делать. История повествует о содеянном верно и ради пользы; книги же гаруспиков и тому подобные писания нацелены учить, что нужно делать или наблюдать, с дерзостью надзирателя, а не с уверенностью свидетеля.
Глава XXIX. Насколько познание животного и растительного мира и т. д. и особенно звезд ведет к пониманию Писания
45. Есть повествование, подобное показу (demonstratio), в котором несведущим открывается не прошлое, но настоящее. К такому роду относятся повествования о местоположении и природе животных, деревьев, трав, камней или же записи о других телах. О таком роде [вещей] мы рассуждали выше и учили, что знание о нем способствует разгадке загадок Писания не для того, чтобы их употреблять вместо каких-либо знаков, словно бы в качестве лекарства или средства от какого-либо суеверия; ибо и этот род мы уже выделили, отличив от того — дозволенного и правомочного. Ибо одно дело сказать: у тебя не будет болеть живот, если ты будешь пить [настой] из обмолоченной пшеницы, и другое — сказать: у тебя не будет болеть живот, если ты повесишь эту траву на шею. Ведь в первом случае рекомендуется полезная для здоровья смесь, а в последнем осуждается ее суеверное обозначение. Но там, где нет ни чар, ни заклинания, ни особых примет, возникает большое сомнение, а может ли вещь, которая привязывается или каким-то образом прикладывается к исцеляемому телу, содействовать здоровью силой природы, чтобы ее можно было свободно прикладывать, или она является неким значимым ручательством, так что христианину следует остерегаться ее тем более, чем более она будет казаться полезной. Но тут и скрыто, по какой причине, важно то, что содействует здоровью, в каком духе и кто пользуется этим в медицине или земледелии, — для исцеления ли тела либо, по крайней мере, для поддерживания его.
46. Есть не повествование о звездах, которые нужно знать, но их описание (demonstratio); о немногих из них упоминает Писание. Как, например, многим известно движение Луны, которое ежегодно используют по установленному обычаю для возвеличивания страстей Господних, так весьма немногим безошибочно известно время восхода, заката небесных светил или что-либо другое. Само по себе это знание, хотя и не связано с суеверием, однако не слишком, а, пожалуй, и ничем не помогает толкованию Священного Писания, и при бесплодном усилии скорее даже мешает; и поскольку тупые прорицания заклинателей ведут к опаснейшему заблуждению, гораздо полезнее и достойнее им пренебречь. Помимо описания нынешних [положений] это знание включает также нечто подобное повествованию [положений] прошедших; поэтому исходя из настоящего положения и движения звезд можно, правильно идя по их следам, вернуться назад. Оно также содержит правильные, основанные не на суевериях и злом роке, а на точных расчетах предсказания будущего не для того, чтобы мы попытались извлечь из них что-то [существенное] ради наших дел и приключений (таковы бредни прорицателей судьбы), но ради самих звезд. Ведь как тот, кто умеет делать расчеты [движения] Луны, если знает, какой сегодня месяц, может сказать, какой был за несколько лет перед этим и каким будет несколько лет спустя, так и звездочеты имели обыкновение отвечать со знанием дела по поводу каждой из звезд. Я сказал все, что мне показалось [нужным сказать] относительно такого знания, насколько это относится к его использованию.
Глава XXX. Почему механические искусства способствуют тому же самому?
47. И опыт прочих искусств, с помощью которых производится или то, что надолго остается по окончании труда мастера, например, дом, скамья, какой-либо сосуд и прочее тому подобное, или то, что представляет работнику некое [орудие] для служения Богу. Например медицина, земледелие, управление; или такое, что представляет некое действие, например, танцы, бег и борьба, — так вот опыт всех этих искусств позволяет толковать будущее на основании прошлого. Ведь ни один мастер не начинает своих действий, если не связывает память о прошлом с предвидением будущего.. Их изучение нужно тонко и быстро использовать в самой человеческой жизни не для занятий ими, если только рвение не востребует этого, о чем сейчас мы не ведем речи, но для рассуждения, чтобы мы не вовсе не знали, с чем именно можно приступить к Писанию, так как оно вводит некие фигуральные выражения, связанные с этими искусствами.
Глава XXXI. Чему способствует диалектика? Софизмы
48. [Теперь] остается [сказать] о том, что касается не телесного чувства, но духовного смысла, где царит дисциплина обсуждения (disputatio) и счисления. Но искусство рассуждения весьма способствует проникновению и разрешению всякого рода вопросов, которые есть в Писании, только там нужно остерегаться желания спорить и ребяческой похвальбы поймать на крючок противника. Ведь |есть много ложных умозаключений, которые называются софизмами, и они иногда столь правдоподобны, что обманывают не только вялых, а умных, но не слишком внимательных людей. Кто-то даже тому, с кем разговаривал, выставил такую посылку: «Что есть я, ты не есть». И хотя это было истинно отчасти, тот согласился, пожалуй, потому, что [сказавший это] был хитер, а он прост. Тогда тот добавил: «Но я — человек». Когда это было принято собеседником, тот заключил: «Следовательно, ты не человек»85. Такой род софистических заключений осуждается, насколько я могу судить, Писанием в том фрагменте, где сказано: «говорящий мудрено ненавидим» (Сир. 37, 25). Впрочем, софистической называется также речь не лукавая, по, однако, более пространная, чем подобает для убедительности, и стремящаяся к словесным украшениям.
49. Есть также истинные связи умозаключения, имеющие ложные посылки, которые вытекают из ошибки того, с кем ведется речь, которые, однако, вносятся добрым и ученым человеком, чтобы, устыдившись их, тот, чьему ошибочному положению следуют [другие], оставил это заблуждение. А если он захочет в нем утвердиться, то его необходимо принуждают придерживаться того, что он сам же и осуждает. Ведь апостол не истину выводил в заключении, когда говорил так: «И Христос не воскрес», и эдак: «и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Кор. 15, 14); и далее другое, что совершенно ложно, поскольку и Христос воскрес, и не тщетны были ни проповедь тех, кто это возвещал, ни вера тех, кто этому верил, но эти посылки истиннейше связывались той ложной [мыслью], в которой было утверждение, будто нет воскресения из мертвых. После отрицания тех ложных [посылок], по которым истинными были бы [слова] «если нет воскресения мертвых» (1 Кор. 15, 1386), следует вывод: будет воскресение из мертвых. Так как есть, значит, правильные связи не только истинных, но и ложных посылок, то легко научить правильности связей в тех школах, которые существуют помимо церкви87 Истинность же посылок нужно выведывать в священных церковных книгах.