Исследовательская работа по творчеству А. С. Пушкина «История народа принадлежит поэту»

Вид материала

Исследовательская работа

Содержание I. Поэт - историк. II. "История народа принадлежит поэту" 2) Юный патриот 3) Ода "Вольность" - первое выражение взгляда Пушкина на причины трагических событий в истории 4) "Тот подлец, кто не желает перемены правительств в 5) "Я пророк, ей-богу пророк!" Народ в ужасе молчит. III. Пушкин - "это русский человек..."

Подобный материал:

• Игра «Звездный час» по творчеству А. С. Пушкина для учащихся 9-х классов. Цель игры:, 111.97kb.
• Г. Александрова Исследовательская работа по творчеству А. С. Пушкина, 146.64kb.
• Исследовательская работа по творчеству Александра Сергеевича Пушкина: Пушкин всегда, 568.71kb.
• «Обобщение по творчеству А. С. Пушкина», 109.98kb.
• Тема: «Любви все возрасты покорны» Любовная лирика А. С. Пушкина. Урок- открытие Цели, 56.7kb.
• Минувшее меня объемлет живо… (на 210-ю годовщину Пушкина), 338.11kb.
• Исследовательская работа, посвященная жизни и творчеству а. С. Пушкина: «право на поединок», 245.25kb.
• Г. Александрова Научно-исследовательская работа по творчеству А. С. Пушкина, 164.93kb.
• А. С. Пушкина На конференцию «Первые шаги в науку» Научно-исследовательская работа, 669.28kb.
• Областной конкурс исследовательских работ учащихся по творчеству Пушкина реферат исследовани, 505.19kb.

МОУ «Красногрбатская средняя общеобразовательная школа»


Исследовательская работа

по творчеству А.С. Пушкина


«История народа принадлежит поэту»


Выполнила ученица 8а класса

Меркулова Яна

Научный руководитель:

Зинякова Любовь Васильевна


п. Красная Горбатка

2009г.

План - содержание.


I. Поэт - историк.


II. «История народа принадлежит поэту»:


1) Роль лицея в становлении Пушкина как истори­ка.

2) Юный патриот.


3) Ода «Вольность» - первое выражение взгляда

Пушкина на причины трагических событий в ис­тории.


4) «Тот подлец, кто не желает перемены прави­тельств в России!»

5) «Я пророк, ей-богу пророк!»:


а) «Борис Годунов» - аналогия двух царствова­ний;

б) «Андрей Шенье» - бич бесславных правителей России.

6) «Ужо тебе!»

III. Пушкин - «это русский человек...»

IV. Список литературы.


"История народа принадлежит поэту"


.. .Глядит задумчивый певец

На грозно спящий средь тумана

Пустынный памятник тирана,

Забвенью брошенный дворец –

И слышит Клии страшный глас

За сими страшными стенами...

А.С.Пушкин.

"Вольность", 1817.

I. Поэт - историк.


Карамзин в своей "Истории государства Российского" про­возгласил: "История народа принадлежит государю". И это была историко-политическая, историко-философская концеп­ция. Будущий декабрист - "беспокойный Никита" Муравьёв возражал: "История принадлежит народу". И за этим крылась тоже принципиальная позиция - демократическая, антимонар­хическая в своей сущности.

Пушкин выдвигает своё кредо: "История народа принад­лежит поэту". И это, в свою очередь, не просто красивая фраза.

Пушкин первый и, в сущности, единственный у нас фено­мен: поэт-историк. Историзм поэтического мышления Пушки­на - не самоцельное обращение в прошлое. Этот историзм, как мы увидим, всегда современен, политически, социально заост­рён. Он для него - всегда средство разобраться в настоящем, понять, "куда влечёт нас рок событий".

Начиная с юношеского "Воспоминания в Царском Селе" (1814 год!), голос Клии (Клио) - богини истории, одной из де­вяти муз, покровительниц искусств и наук, - постоянно звучит в творчестве Пушкина. К нему, к этому "страшному гласу", он прислушивается всю свою жизнь, стремясь постигнуть ход ис­тории, причины возвышения и падения, славы и бесславия ве­ликих полководцев и мятежников, законы, управляющие судь­бами народов и царей.

Поражаешься, как много у него произведений историче­ского звучания. Вся наша история проходит перед читателем Пушкина: Русь древнейшая, старинная открывается нам в "Песне о вещем Олеге", в "Вадиме", в сказках; Русь крепост­ная - в "Русалке", в "Борисе Годунове", восстание Степана Ра­зина - в песнях о нём: великие деяния Петра в "Медном всад­нике", в "Полтаве", в "Арапе Петра Великого"; восстание Пу­гачёва - в "Капитанской дочке", в "Истории Пугачева"; убий­ство Павла I, правление Александра I, война 1812 года, исто­рия декабризма - в целом ряде стихотворений, эпиграмм, в по­следней главе "Евгения Онегина".

II. "История народа принадлежит поэту"

1) Роль Лицея в становлении Пушкина как историка


Начало размышления Пушкина о путях исторического процесса было положено лекциям лицейских профессоров.

Лицей задумывался либеральными царскими сановниками как привилегированное учебное заведение особого рода, где питомцы не только овладевают знаниями, но и воспитываются, живя совместно со своими учителями, свободно общаясь с ни­ми. "Учреждение Лицея. - говорилось в постановлении, - имеет целью образование юношества, особенно предназначенного к важным частям службы государственной".

С особой торжественностью возвещалось, что телесные на­казания в Лицее запрещаются. Устанавливались совершенно необычные для того времени, можно сказать, "демократи­ческие" нормы взаимоотношений между воспитанниками, а также их отношения с профессурой и служителями. В одном из лицейских документов говорилось: "Все воспитанники равны, как дети одного отца и семейства, а потому никто не может презирать других или гордиться перед прочими чем бы то ни было. Если кто замечен будет в сем пороке, тот занимает самое нижнее место, пока не исправиться". В отношении служителей, то есть прислуги, говорилось, что воспитанникам запрещается кричать на них, "бранить их, хотя бы они были и крепостные люди". С профессурой устанавливались отношения не только официальные. Лицеисты, как потом повелось, бывали в семьях профессоров, проводили с ними вечера в беседах и чаепитии.

Всё это породило благодатную атмосферу свободного, рав­ного общения, доверительности, душевной открытости. Осо­бое значение для братского сплочения лицеистов, для их "не­разрывной отрадной связи" имело то обстоятельство, что воспитанники должны были прожить вместе все шесть лет безвыездно. Запрещались даже отпуска на каникулы. Родным дозво­лялись посещения только по праздникам. Этот замкнутый, своеобразный мирок образовал скоро "лицейскую республику" под боком у монарха: в итоге первый выпуск Лицея дал ре­зультаты, на которые учредители заведения при всём своём либерализме и не рассчитывали.

Первый пушкинский выпуск дал России, пожалуй, только одного видного и надёжного "столпа отечества" в николаев­ское время, Модеста Корфа. Прославился этот выпуск иными именами. Это, помимо Пушкина, декабристы - Иван Пущин, Вильгельм Кюхельбекер, поэт Дельвиг, это отважный флото­водец Матюшкин и отважный генерал Вальховский. Это та­лантливый дипломат Александр Горчаков. Многие выпускни­ки были людьми, близкими к декабристам, и сохраняли свою "фронду" правительств) Николая.

Не случайно пушкинский выпуск считался впоследствии "рассадником свободомыслия", а для двора само понятие "ли­цейский дух" было символом бунтарства и преступного воль­нолюбия, приведшего к восстанию декабристов. Слава Лицея как питомника декабристов вышла даже за пределы России.

Разумеется, система преподавания в Лицее сама по себе не преследовала цели воспитывать бунтарей и тираноборцев. Но достаточно было уже и того, что она способствовала быстрому умственному созреванию лицеистов, развивала у них критиче­ское, самостоятельное мышление.

Но как бы хороши ни были одни преподаватели и гувер­неры и как бы ни были дурны другие, всё это ещё мало объясняет, почему Лицей стал купелью гения Пушкина, почему из стен его вместе с поэтом вышло столько характеров сильных, умов блистательных. Состав преподавателей мало изменился и в последующие годы, однако ни один последующий выпуск несравним с пушкинским.

Ответ на этот вопрос следует искать ещё и в особенностях политической и духовной жизни России в тог период, когда Пушкин был лицеистом, когда расцветала его муза.


2) Юный патриот


Рождение Пушкина как поэта совпало с духовным рожде­нием нации, с утверждением русского народа как народа вели­кого и самобытного, призванного к гигантским историческим свершениям на мировой арене. Для этого утверждения и пона­добилось такое потрясение, как Отечественная война 1812 го­да.

Без войны 1812 года, вернее, без победы над Наполеоном в этой войне, Пушкина как великого национального русского поэта не было бы, как не было бы и декабристов.

Вся бурливая и переменчивая полоса 1811-1817 годов, со­вершенно исключительная для России по насыщенности собы­тиями и «клокотанию умов», была периодом лицейской жизни первого, пушкинского выпуска, вся она «прокатилась» через юное сознание, воспламенила сердца лицеистов, породив «ду­ши прекрасные порывы».

Пушкин в это время «днюет и ночует» у офицеров лейб-гусарского полка, стоявшего в Царском Селе. Внимательно слушает их речи. Впитывает в себя их мысли и чувства, прони­кается их настроениями, размышлениями; провожает войска в поход к Можайску, Бородину, Москве, на поля жестоких сра­жений. «Воспоминания в Царском Селе» запечатлели в своих звучных строфах все эти события, начиная с мрачных дней от­ступления к Смоленску, когда

Дымится кровию земля;

И селы мирные, и грады в мгле пылают...

до битвы на полях Бородина, до пожара Москвы. Завершает повествование о бедах и горестях народных широкая картина общего патриотического подъема, подвигнувшего всю нашу Родину на решительный бой с врагом.

Страшись, о рать иноплеменных!

России двинулись сыны;

Восстал и стар, и млад; летят на дерзновенных,

Сердца их мщеньем возжены.

Говоря о воинской доблести предков, перечислив имена славных полководцев прошлого: А.Г. Орлова, П.А. Румянцева, А.В. Суворова и М.И. Кутузова - «воителя поседелого», - Пуш­кин рядом с ними называет и скромного труженика войны, русского солдата, выносившего на своих плечах всю тяжесть военных походов, жертвовавшего своей кровью и жизнью за родную землю. Обращаясь к Наполеону, которого поэт назы­вает «надменным галлом» и «бичом вселенной», Пушкин дает гневную отповедь дерзкому завоевателю:

Вострепещи, тиран!

Уж близок час паденья!

Ты в каждом ратнике узришь богатыря.

Ратник - это воин всенародного ополчения, крепостной крестьянин, призванный в войска, - ему Пушкин приписывает ту поистине богатырскую силу, которая и сокрушила в конце концов дерзкого захватчика, вторгшегося в русские пределы. Вспомнить о простом русском солдате, истинном победителе на полях сражений, было в те времена непривычной смело­стью. Ведь в военных донесениях того времени речь шла толь­ко о воинском начальстве, об офицерах и генералах, которым и приписывалась вся честь победы. Трижды вводит Пушкин в свою оду слово «ратник», и это очень важно - здесь впервые мы слышим в стихах юного поэта упоминание о родном наро­де, впервые намечается та тема его поэзии, которой в даль­нейшем он отдает всю свою творческую жизнь.


3) Ода "Вольность" - первое выражение взгляда Пушкина на причины трагических событий в истории


В последние лицейские годы и особенно сразу после окон­чания Лицея Пушкин постоянно - в окружении пылких моло­дых умов, настроенных весьма решительно против абсолютиз­ма и крепостничества. Среди них немало будущих декабристов или людей, им сочувствующих: Чаадаев, Вяземский, Лунин, Якушкин, Катенин, Глинка, братья Тургеневы. Разговоры идут острые, речи произносятся нередко бунтарские.

Среди этих молодых людей - Александр Пушкин. Он по­сле выхода из Лицея особенно сблизился с Николаем Тургене­вым, часто бывает у него. Это тот самый Тургенев, о котором поэт впоследствии вспоминал в "Евгении Онегине", рисуя пер­вые сходки будущих декабристов:

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.


Однажды у Николая Тургенева собрались молодые вольно­думцы. Речь зашла о Павле I, кто-то подвёл Пушкина к окну, показал на Михайловский замок, расположенный напротив, -последнюю резиденцию Павла, где он был убит с молчаливого соизволения своего сына Александра:

- Тиран и народ. Задушенный душитель вольности. Вот те­ма для поэта!

Пушкин вскочил на большой стол у окна, растянулся на нём (в его привычках было писать лёжа) и тут же, глядя на мрачный дворец, написал большую часть знаменитой оды "Вольность". На следующий день он принёс её Тургеневым оконченную и переписанную набело.

Она произвела действие взрывчатое; спокойно читать её не­возможно, каждая строка разила, жгла, влекла в бой, клеймила позором:

Питомцы ветреной Судьбы,

Тираны мира! трепещите!

А вы мужайтесь и внемлите,

Восстаньте, падшие рабы!

Никогда ещё после Радищева поэтический стих на Руси не звучал так набатно, так обличительно, гражданственно:

Увы! куда ни брошу взор –

Везде бичи, везде железы,

Законов гибельный позор,

Неволи немощные слёзы;

Везде неправедная Власть

В сгущённой мгле предрассуждений

Воссела - Рабства грозный Гений

И Славы роковая страсть.


Поэт обращается к истории Франции и России, чтобы понять истоки тирании. Они там, по мнению поэта, где нарушаются принципы сочетания "вольности святой",, с законами "естес­твенного права и равенства", где закон необязателен для владык и для народа.

И горе, горе племенам,

Где дремлет он неосторожно,

Где иль народу, иль царям

Законом властвовать возможно!

Мысли Пушкина навеяны идеями французских просветите­лей, "Законами" Монтескье, "Общественным Договором" Рус­со. Согласно Руссо, государство - результат негласной догово­рённости всех членов общества, их принятой на себя добро­вольно обязанности взаимно выполнять свой гражданский долг. Это и есть высший закон, стоящий над царями и народами. Если монарх нарушает этот договор и притесняет народ "неправед­ной властью", то с ним может случиться то, что случилось с Людовиком XVI. Однако его казнь, как кажется Пушкину, - ещё большее злодейство и вероломство, за которое восставший на­род расплатился тиранией Наполеона. Поэт проклинает этого "самовластительного злодея" и обращается к другому "увен­чанному злодею" - императору Павлу I, самодурство которого переходило всякие границы. Его убийство - урок царям, ныне живущим:


И днесь учитесь, о цари:

Ни наказанья, ни награды,

Ни кров темниц, ни алтари

Не верные для вас ограды.

Склонитесь первые главой

Под сень надёжную Закона,

И станут вечной стражей трона

Народов вольность и покой.

Смелость неслыханная: восемнадцатилетний поэт даёт уро­ки царям и народам, угрожает им "страшным голосом Клии"! Имя Пушкина сразу стало известно всей читающей России (ода расходилась в списках). Не было такого образованного офице­ра, который не знал бы оды "Вольность", "Деревню", "К Чаа­даеву" наизусть.


4) "Тот подлец, кто не желает перемены правительств в

России!"


Пушкин уверен, что крах абсолютизма и крепостничества -историческая неизбежность. Народ рано или поздно возьмёт всюду власть в свои руки. Как писал поэт в дерзком послании "К Чаадаеву":

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!


Глубокое разочарование охватило русское общество после триумфальной победы над Наполеоном и возвращением наших войск из Парижа. Александр I никак не оправдывал надежд, ко­торые на него возлагались либеральными кругами.

Вместо конституции и свободы Александр пожаловал Рос­сии в управители Аракчеева. С изуверской жестокостью и непреклонностью Аракчеев проводил в жизнь чудовищную идею царя: превратить деревни в казармы, а крестьян от мала до ве­лика одеть в мундиры - сделать военными поселенцами. Там, где эта идея стала реальностью - деревни уничтожались, а кре­стьян вместе с семьями сгоняли в некоторое подобие концлаге­рей без колючей проволоки, где они по команде должны были обедать, ложиться спать, строем ходить на полевые работы, со­вмещая тяжкий подневольный труд с солдатчиной и муштрой. Император недоумевал, почему крестьяне в военных поселени­ях не чувствуют себя наверху блаженства и, вместо того чтобы челом бить царю за такое благодеяние, повсеместно берутся за колья и топоры.

Бунтом была чревата не только деревня, все слои населения имели основания быть недовольными правлением Александра I.

Понятны теперь пушкинские слова: тот подлец, кто не жела­ет перемен правительства в России!

Кипела политическими страстями Франция, в Испании вос­ставший народ заставил короля объявить конституцию, бурлили Португалия и Италия ("тряслися грозно Пиренеи, вулкан Не­аполя пылал..."), Греция боролась за освобождение от турецко­го ига. Казалось, в одной только России часы истории остано­вились, и стрелки их по-прежнему показывали здесь середину давно прошедшего XVIII с его дикими феодальными обычаями. Как и в XVIII веке,


Склоняясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,

Здесь рабство тощее влачится по браздам

Неумолимого владельца.

Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,

Надежд и склонностей в душе питать не смея...


Дальше так продолжаться не могло. Нужно было действо­вать! Нужно было встряхнуть Россию, помочь ей пробудиться от оцепенения. Возникали кружки заговорщиков, где произно­сились пылкие речи, обсуждалось будущее России, выносился смертный приговор Александру. "...Россия не может быть бо­лее несчастна, как оставаясь под управлением царствующего императора", - говорил в "Союзе спасения" Иван Якушкин и вызывался лично убить царя.

Меланхолический Якушкин,

Казалось, обнажал

Цареубийственный кинжал...

Пушкин (если судить по десятой главе "Онегина") был осве­домлён о ходе развития декабристского движения, о помыслах и речах чуть ли не каждого из главных заговорщиков.

Пушкин не был членом декабристских кружков, но он знал лично чуть ли не всех: Рылеева, Пестеля, Михаила Орлова, Лу­нина, Николая Тургенева, Сергея Трубецкого, - с ними спорил, с ними негодовал, жил мыслями и интересами декабристов, ды­шал предгрозовой атмосферой, ею разгорался. "Я, - признавался он Жуковскому, - наконец был в связи с большею частью ны­нешних заговорщиков".

В политических беседах с ними созревали его собственные взгляды на прошлое, настоящее и будущее России. Пути поли­тического переустройства России Пушкин пытался найти в ис­тории страны.


5) "Я пророк, ей-богу пророк!"

а) "Борис Годунов" - аналогия двух царствований


Политика и история для Пушкина неразрывны. Его политические умонастроения невозможно понять, не принимая во внимание взглядов исторических. И, с другой стороны, именно насущный политический интерес, больные проблемы России "тепереш­ней" побудили Пушкина глубоко заняться историей своей стра­ны. Происходящие на глазах поэта события осмысливались им как нечто, придающее новый смысл цепи событий уже про­шедших, а само строение этой цепи позволяло угадывать их дальнейший ход.

Современность с ошеломляющей быстротой становилась ис­торией. Такие грандиозные потрясения, как война 1812 года, как восстание декабристов в 1825 году, по масштабам своим, по значению для судеб народа были событиям эпохальным.

История же - даже далёкая - переживалась остро, как со­временность, как нечто происходящее сейчас, могущее сейчас снова повториться.

Знаменательно, что резкое обострение интереса Пушкина к трагедийным событиям истории страны происходит в самый канун декабрьского восстания: "Бориса Годунова" он заканчи­вает 7 ноября 1825 года. Поэт словно провидит, предчувствует и предрекает конец Александрова царствования, описывая конец царствования Бориса Годунова. Он настолько уверен в этом, что решается на прямое пророчество, определяя срок своего воз­вращения из ссылки при новом правлении. 19 октября 1825 го­да, когда рукопись "Бориса Годунова" лежала перед ним почти в готовом виде, он пишет лицейским друзьям:


Предчувствую отрадное свиданье;

Запомните ж поэта предсказанье;

Промчится год, и с вами снова я,

Исполнится завет моих мечтаний;

Промчится год, и я явлюся к вам!


Предсказание исполнилось поразительно точно: осенью 1826 года Пушкин вернулся из ссылки.

Когда поэт создавал "Бориса", перед взором его стоял не только цареубийца Александр I. Его замысел бесконечно шире нравоучительной аналогии двух царствований. Пушкина зани­мает, прежде всего, вопрос о природе народного мятежа, о мнении народном, которое сильнее неправой власти держав­ной и которое рано или поздно карает эту власть. В этом и есть отход от чисто просветительского понимания истории.

Народное мнение, а не цари и самозванцы творят суд исто­рии - вот великая мысль Пушкина в "Борисе Годунове". Мысль, во многом противостоящая главной концепции Карам­зина и полемизирующая с ней.

Народное мнение и есть "Клии страшный глас", прозву­чавший смертным приговором над Годуновым. Проклятие тя­готеет и над его сыном Феодором. И потому боярин Пушкин уверен в победе самозванца Димитрия. Когда Басманов, ко­мандующий войсками Феодора, говорит с усмешкой превос­ходства боярину Пушкину, что у Димитрия войска "всего-то восемь тысяч", Пушкин отвечает, нимало не смущаясь:


Ошибся ты: и тех не наберёшь –

Я сам скажу, что войско наше дрянь,

Что казаки лишь только сёла грабят,

Что поляки лишь хвастают да пьют,

А русские... да что и говорить...

Перед тобой не стану я лукавить;

Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?

А мнением; да! Мнением народным.


Трагедия окончена Пушкиным за месяц до восстания на Се­натской площади. Срока восстания он, конечно, не знал. Но то, что восстание назревает, он не мог не чувствовать. Не мог не размышлять он о его удаче или неудаче, будет ли оно поддер­жано мнением народным? Будут ли царские генералы с вос­ставшими? Почему бы и нет? Было известно, что генерал Ер­молов, адмирал Мордвинов втайне сочувствуют заговорщикам.

Далёкий предок поэта, выведенный в трагедии, безогово­рочно на стороне "бунтовщиков", и Годунов бросает по его адресу: "Противен мне род Пушкиных мятежный". К этому роду с гордостью причисляет себя и сам поэт. Сам он сердцем всегда на стороне мятежа, на стороне восставших и во времена былые и в настоящем.

Не случайно вводит поэт в трагедию своих собственных предков. Тут, по верному замечанию Д.Д.Благого, особый рас­чёт: дать возможность читателям услышать собственный голос поэта без какого-либо нарушения исторической правды.

Да, поэт сердцем, как и его предки, всегда на стороне мя­тежа. А спокойный, трезвый, аналитический взгляд на историю ему говорит, что мятеж - это кровь, насилие, гибель многих и многих людей. И часто ли мятеж оканчивается успехом?

Как отвечает на этот вопрос Пушкин своим "Борисом"? Самозванцу сопутствует удача. Басманов в конце концов, при­сягнул ему, боярин Пушкин убедил московский люд приветст­вовать "нового царя". А в это время приверженцы Самозванца пробираются в царские палаты, где в ужасе прячутся "Борисо­вы щенки" - Ксения и Феодор - и их мать Мария. Слышатся женский плач, визг, предсмертные крики. Перед народом по­является один из убийц - Мосальский - и провозглашает:

" - Народ! Мария Годунова и сын её Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мёртвые трупы. Народ в ужасе молчит.

- Что же вы молчите? кричите: да здравствует царь Димит­рий Иванович!

Народ безмолвствует". Так лаконично и многозначительно заканчивает Пушкин тра­гедию. Народ в ужасе молчит. "Народ безмолвствует" - вот приговор Димитрию Самозванцу и всему его отчаянному предприятию.

Увы! Молчал народ и после расстрела на Сенатской пло­щади в декабре 1825 года.

Мнение народное произнесло свой приговор над Борисом Годуновым, убийцей царевича Дмитрия, произнесло устами юродивого:

- Нельзя молиться за царя-ирода!

Но и тот, который воспользовался именем Димитрия и стал орудием возмездия, орудием суда истории, запятнал себя дет­ской кровью.

Да здравствует царь Димитрий Иванович?! Народ молчит. И в этом молчании вновь слышится "Клии страшный глас".

Подтекст трагедии ясен. 7 ноября 1825 года, закончив "Бо­риса Годунова", Пушкин пишет Вяземскому: "Трагедия моя кончена; я прочёл её вслух, один, и бил в ладоши и кричал, ай­да Пушкин, ай-да сукин сын! - Юродивый мой, малой преза­бавный... Хоть она (трагедия - Г.В.) и в хорошем духе написа­на, да никак не мог упрятать моих ушей под колпак Юродиво­го. Торчат!"

- Нельзя молится за царя-ирода!

Пушкин был пророком.


б) "Андрей Шенье" - бич бесславных правителей России


И в те же примерно месяцы, когда Пушкин писал "Бориса", из-под его пера вышло стихотворение "Андрей Шенье", по­священное молодому французскому поэту, казнённому во вре­мена якобинской диктатуры. В его уста Пушкин вкладывает такие слова:


Мы свергнули царей.

Убийцу с палачами Избрали мы в цари.

О ужас! о позор!

Но ты,священная свобода,

Богиня чистая, нет,- не виновна ты.

В порывах буйной слепоты,

В презренном бешенстве народа,

Сокрылась ты от нас; целебный твой сосуд

Завешен пеленой кровавой;

Но ты придёшь опять со мщением и

славой,

-И вновь твои враги падут;

Народ, вкусивший раз твой нектар

освящённый,

Всё ищет вновь упиться им;

Как будто Вакхом разъярённый,

Он бродит, жаждою томим;

Так - он найдёт тебя...


Для раннего Пушкина были характерны приёмы историче­ской "перелицовки" сюжетов, прямого наложения прошлого на настоящее. Тогда это было выражением самого отношения Пушкина к истории, чертой его незрелого ещё исторического мышления. В последующие годы, усвоив подлинно исторический взгляд на события прошлого и настоящего, Пушкин всё же иногда продолжает сознательно пользоваться прежними приёмами для того, чтобы зашифровать свои мысли и настрое­ния, выдать их за мысли и настроения того или иного истори­ческого лица.

Пожалуй, в наиболее явной форме это проявилось в "Анд­рее Шенье". Напрасно было бы искать в этой элегии следы действительного отношения Пушкина к реальным событиям французской революции. Под Андреем Шенье, осуждённым якобинцами на тюрьму и казнь, Пушкин разумеет себя. "Пала­чи самодержавные", о которых идёт речь в элегии, - не Марат и Робеспьер, а Александр I и его приспешники. Когда поэт восклицает:

Ты презрел мощного злодея;

Твой светоч, грозно пламенея,

Жестоким блеском озарил

Совет правителей бесславных;

Твой бич настигнул их, казнил

Сих палачей самодержавных;

Твой стих свистал по их главам;

Ты звал на них, ты славил Немезиду;

Ты пел Маратовым жрецам

Кинжал и деву-эвмениду! -

то это не о Шенье только, а и о себе самом с гордостью гово­рит он, это его - пушкинский - стих как бич свистал по голо­вам бесславных правителей России, это он воспевал "царе­убийственный кинжал".

Шенье (а в действительности сам Пушкин) обращается к тирану (то есть Александру) с резким обличением и зловещим пророчеством:


.. .а ты, свирепый зверь,

Моей главой играй теперь:

Она в твоих когтях.

Но слушай, знай, безбожный:

Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!

Пей нашу кровь, живи, губя:

Ты всё пигмей, пигмей ничтожный.

И час придёт ... и он уж недалёк:

Падёшь, тиран! Негодованье

Воспрянет наконец. Отечества рыданье

Разбудит утомлённый рок.


Без сомнения, именно эти строки имел в виду Пушкин, ко­гда, узнав о смерти Александра I, писал: "Я пророк, ей-богу, пророк! Я "Андрея Шенье" велю напечатать церковными бук­вами..."

Наиболее сильные строки из "Андрея Шенье" с надписью "На 14 декабря" широко распространялись в списках после де­кабрьского восстания. Теперь они были обращены к НиколаюТ

Накануне казни декабристов с особой остротой читались по России такие строчки из "Андрея Шенье":


Заутра казнь, привычный пир народу:

Но лира юного певца

О чём поёт? Поёт она свободу:

Не изменилась до конца!


6) «Ужо тебе!»


После событий, 1825 года Пушкин попадает в удушающие объятия Николая, поэт рвался уехать из России, уехать куда угодно, но Николай «объятий» не разжимал. И Пушкину оста­валось действовать только, так сказать, легальными средства­ми. В этом видел он свой святой долг перед погибшими и со­сланными, перед Россией!

Поэт ищет в истории русской образ правителя, который мог бы служить примером и укором для Николая. И обращает­ся к личности Петра I. В Петре Пушкина привораживала мя­тежная натура, личность, не желающая плыть по течению.

Петр I - революционер. Но и тиран, деспот, самодержец. Властелин «полумира», создатель великой империи, но и ее душитель. Человек, разрушающий властью своей все старое, одряхлевшее в обществе и - прокладывающий ему новые пути. И Пушкин, постигая всю многомерность и противоречивость этой исторической фигуры, восхищаясь ею и ужасаясь одно­временно, находит предельно лаконичные и емкие слова для ее характеристики в поэме «Медный всадник».

Наверно, ни одно пушкинское произведение не вызвало столько разнотолков с момента своего появления, как «Мед­ный всадник». Эту поэму принимали люди противоположных политических взглядов и убеждений. В ней видели апофеоз сильной государственной власти, имеющей право пренебрегать судьбами отдельной личности ради общего блага, ради высшей справедливости. И наоборот - видели весь смысл поэмы в бе­зумном протесте «бедного Евгения» против истукана на брон­зовом коне, олицетворяющего самоуверенный и сильный дес­потизм.

С одной стороны - гимн «тоталитаризму», с другой - гума­низму, гимн «маленькому человеку», восставшему против всего дела Петра. Не завуалированный ли намек на восстание «бе­зумцев» 14 декабря при желании можно усмотреть в угрозе Ев­гения бронзовому Петру на Сенатской площади: «Ужо тебе!»? В «бедном Евгении» можно увидеть и прототип Чаадаева, и поэта Адама Мицкевича, подавленного неудачей польского восстания 1831 года, и, наконец, самого Пушкина, которого ведь действительно преследовал с «тяжелым топотом» истукан самодержавия, «куда бы он стопы ни обращал».

В поэме этой историческое яснозрение Пушкина прояви­лось во всем спектре красок, исключающем какую-либо одно­мерность и односторонность. И потому в центральном поедин­ке двух персонажей, один из которых (Медный Всадник) сим­волизирует деятельную деспотию, «необъятную силу прави­тельства», а другой (Евгений) - обычного человека, собственно, нет побежденного и победителя. Евгений, едва бросив свой вы­зов кумиру, в ужасе от собственной дерзости бежал прочь. Сломленный, раздавленный, жалко кончил он свои дни. А что же горделивый Всадник, «державец полумира»? С .молчаливым презрением, высокомерно проигнорировал он слабый вопль протеста своей жертвы? Если бы Пушкин изобразил дело так. не было бы и великой поэмы. Все напряжение ее. вся кульми­нация - в жуткой, мистической, ирреальной картине, которая последовала за вызовом Евгения:


«Добро, строитель чудотворный! –

Шепнул он, злобно задрожав. –

Ужо тебе!..» И вдруг стремглав

Бежать пустился. Показалось

Ему, что грозного царя,

Мгновенно гневом возгоря,

Лицо тихонько обращалось...

И он по площади пустой

Бежит и слышит за собой –

Как будто грома грохотанье –

Тяжело-звонкое скаканье

По потрясенной мостовой.

И, озарен луною бледной,

Простерши руку в вышине,

За ним несется Всадник Медный

На звонко-скачущем коне...


Этого жалкого выкрика бедного безумца оказалось доста­точно, чтобы «горделивый истукан» потерял покой, чтобы он снялся со своего торжественного пьедестала и бросился в по­гоню за обидчиком! Евгений смертельно испуган, но ведь и Всадник ранен этой угрозой не на шутку, если с сатанинским рвением преследует свою жертву.


Ужасен он в окрестной мгле!

Какая дума на челе!

Какая сила в нем сокрыта!

А в сем коне какой огонь!

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?


И что же? Где опустил гордый конь свои копыта минуту спустя? На мостовую, в суетной погоне за сумасшедшим! Ка­кая дума теперь на челе Всадника? Догнать, разорвать, отом­стить, повергнуть! Забыв о своем державном, монументальном величии, о великих думах, он теперь просто преследователь жалкой жертвы.


И во всю ночь безумец бедный,

Куда стопы ни обращал,

За ним повсюду Всадник Медный

С тяжелым топотом скакал.


У Евгения - мания преследования. У Всадника - медного символа самодержавия - мания преследователя. И кто из них безумнее?

Да ведь Пушкин в своей удивительной поэме, начав вос­торженным гимном делу Петра, кончает убийственнейшей иронией над «горделивым истуканом» самодержавия, которое лишается покоя от протеста маленького человека и тем самым делает себя смешным и жалким.

Любопытное сопоставление имеется у одного из видней­ших пушкинистов - Д.Д.Благого. В пушкинских рукописях, оказывается, есть рисунок, изображающий пьедестал памятни­ка Петру: скала, на ней вздыбленный конь, но Всадник отсут­ствует. А текст трагедии при этом такой:


Басманов:

Всегда народ к смятенью тайно склонен:

Так борзый конь грызет свои бразды...

Но что же? Конем спокойно

всадник правит...


Борис:

Конь иногда сбивает седока...


В финале «Медного всадника» во время погони за бедным Евгением пьедестал памятника - символа самодержавия - во­обще остается пустым!

Символика многозначительная.


«Ужо тебе!..»

III. Пушкин - "это русский человек..."


В начале XIX века никто на Западе, наверное, и не подозре­вал о какой-то особой "русской душе". В русских барах, разъ­езжающих по заграницам, видели богатых представителей по­луварварской страны, которые настолько стыдятся её, что из кожи лезут вон, чтобы больше походить на иностранцев, и у которых, видимо, родной язык настолько беден, что они даже между собой не говорят по-русски. Чацкий у Грибоедова имел основания посетовать:


Воскреснем ли когда от чужевластья мод?

Чтоб умный, бодрый наш народ

Хотя по языку нас не считал за немцев.


И вот явился поэт, который едва ли не с первых же своих юношеских стихов почувствовал неодолимое призвание стать "эхом русского народа", рассказать - не человечеству сначала, а самому этому народу, что же он собой представляет, какие силы дремлют в нём, какие возможности скрыты в его духов­ных тайниках. Показать ему прежде всего, как звучен, певуч, прекрасен русский язык, как он пластичен, как способен пере­дать любые нюансы чувств и переживаний, любые переходы мысли, многообразные формы и поэтические интонации дру­гих народов. Показать, какая бездна поэзии скрыта в русской истории, даже в её бунтах и смутах.

Мы все ощутили себя русскими с появлением Пушкина. С ним мы почувствовали, что значит быть русским, с ним научи­лись испытывать гордость за русский народ, за его славную историю. С ним исполнились веры в великое будущее России.

Пушкин - "это русский человек в конечном его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет". И теперь, когда протекла уже большая часть из отмеренных Гоголем 200 лет, в нашем сознании средоточием всех черт истинно русско­го человека, русского характера запёчатлён образ Пушкина и его творений. В этом смысле опять-таки глубоко прав Гоголь, который назвал Пушкина "первым русским человеком".

Есть в пушкинском творчестве вообще и в поэзии его в особенности одна характерная черта. Его творчество не рас­слабляет читателя, не вгоняет его в пустую мечтательность, в тоску и меланхолию, в тупик безысходности, не бьёт по нер­вам. Оно всегда удивительно жизнеутверждающе. Оно остав­ляет свет надежды в самых безнадёжных, трагических ситуа­циях. Оно продолжает оставаться таким и в Михайловской ссылке, и в страшном 1826 году, и во всё последующее время удушающего николаевского правления. Как бы ни было само­му поэту тяжело и безысходно, он остаётся в своём творчестве щедрым дарителем света и тепла, мудрости и глубины, уверен­ности и достоинства.

Скольким людям пушкинская поэзия помогла выжить, не сломиться, не согнуться в самые тяжёлые моменты! Они при­падали к пушкинской поэзии, как чистому роднику, и заряжа­лись энергией и надеждой.

И потому-то без Пушкина не утвердилась бы столь прочно вера народа в своё величие, в свою талантливость, в своё высо­кое историческое призвание в духовной работе всего человече­ства. Можно согласиться с Достоевским: "... не было бы Пуш­кина, не определились бы, может быть, с такою непоколеби­мою силой (в какой это явилось потом, хотя всё ещё не у всех, а у очень лишь немногих) наша вера в нашу русскую самостоя­тельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши на­родные силы, а затем и вера в грядущее самостоятельное на­значение в семье европейских народов".

IV. Список литературы


1. Боголепов П. Тропа к Пушкину. - М.: Детская литература,1967.-257с.

2. Коровина В.Я. Пушкин в школе. – М.: Просвещение, 1978.- 303с.

3. Лотман Ю.М. А.С. Пушкин. – М.: Просвещение, 1981. -410с.

4. Маймин Е.А. Пушкин А.С. Жизнь и творчество. – М.: Правда, 1990. – 327с.

5. А.С. Пушкин. Стихи. Поэмы. Драматические произведения. М.: - Дрофа, 2002, - 325с.

6. А.С. Пушкин. Повести. Романы. М.: - Дрофа, 2002, - 420с.

7. России первая любовь: сборник / Сост В.В. Кунин М.: книга – 1983. – 240с.