Geum.ru

Н. А. Горбанев роман-эпопея л н. толстого "война и мир" Учебное пособие

Вид материалаУчебное пособие
Подобный материал:
1   2   3   4
"Война и мир" как исторический роман и семейная хроника

Образуя в жанровом отношении сложное двуединство эпопеи и романа, "Война и мир" является вместе с тем особым типом исторического романа; некоторые существенные черты которого связаны с отмеченными выше особенностями жанровой природы произведения.

В первую очередь это относится к вопросу о мере и характере историзма романа.

"Вопрос о том, в какой мере "Война и мир" - роман все-таки и прежде всего исторический - историчен?"4 - ставился критиками и исследователями на всем протяжении бытования романа. Однако при ответе на него не всегда учитывалось жанровое своеобразие "Войны и мира" как особого типа эпопеи и романа.

В работах П.В. Анненкова, К.Н. Леонтьева, Д.С. Мережковского и других критиков говорилось об "анахронизмах" при изображении главных лиц романа - Андрея Болконского и Пьера Безухова, которые по сложности своей духовной структуры и по содержанию идейных исканий походили будто бы скорее на современников Толстого, чем на людей эпохи Отечественной войны 1812 года1.

В исследованиях более позднего времени историзм "Войны и мира" был подтвержден и доказан разными аргументами. Во-первых, путем конкретного анализа и сопоставления идей героев Толстого и умонастроений реальных участников войны 1812 года и декабристского движения, что обнаружило несомненную близость тех и других2. Во-вторых, та же близость устанавливалась через рассмотрение идейных исканий Андрея Болконского и Пьера Безухова в большом историческом времени, в каком их видел автора романа, раскрывая в своих героях истоки тех явлений, которые разовьются шире в последующем3.

К этим аргументам в статье А.А. Сабурова "Об историзме романа "Война и мир" был добавлен еще один, основанный на понимании специфики произведения Толстого как эпопеи: "В эпопее важно не то, что отличает прошлое от настоящего, а то, что роднит прошлое с настоящим. Поэтому эпопея ... ориентирована не на исторический колорит эпохи, не на своеобразие прошлого, отличающее его от последующих эпох, а на общее, коренное, исконное, равно присущее и прошлому и настоящему"4.

Таким общим для Толстого были прежде всего некоторые устойчивые черты русского народно-национального характера (народ для автора "Войны и мира" - это не только крестьяне и солдаты, но все здоровые силы нации), проявления которых он находил и "в эпоху неудач и поражений" 1805 года, и Отечественной войне 1812 года, и в период Крымской войны.

Что касается главных героев "Войны и мира" - Андрея Болконского и Пьера Безухова, то их "современность" для читателей 1860-1870-х годов и неубывающая актуальность их идейных исканий для последующих поколений имеет свое объяснение не в "анахроничности", а в том их качестве как романных героев нового типа, о котором упоминалось выше (см. раздел 2): в них мало от сословного "внешнего человека", они не продукты социальной среды только, их мысль постоянно обращена к коренным вопросам человеческого бытия, которые потому и называются "вечными", что волновали мыслящих людей во все времена.

Воссоздание в романе исторического колорита не имело для Толстого того значения, которое придавалось вопросу о "местном колорите" в романах Вальтер Скотта и его исследователей. Дело здесь было и в эпической основе "Войны и мира", и в отсутствии значительной временной дистанции между прошлым и современностью. Достаточно вспомнить, что в числе откликнувшихся на роман Толстого были участники Бородинской битвы П.А. Вяземский и А.С. Норов.

Тем не менее исторические краски отчетливо проступают на грандиозной исторической фреске, созданной Толстым. Они хорошо видны как на картине в целом, так и в таких ее деталях, как светские салоны, масонство, гусарство, зарождение декабристских идей, преобладание французского языка в речи многих представителей аристократических кругов и т.д., как рассыпанные по тексту замечания автора о тех или иных подробностях быта и языка того времени, о круге чтения героев ("грипп был тогда новое слов", Пьер впервые появляется в салоне Шерер "в светских панталонах по тогдашней моде", графиня Ростова восхищенно восклицает по поводу письма от сына: "Что за штиль!" и т.п.). Все это и многое другое, (о чем речь шла в разделе 2) делало роман Толстого непревзойденной "энциклопедией русской жизни" изображенной в нем эпохи (скажем словами Белинского о пушкинском "Онегине").

Историзмом пронизано в романе изображение поколений, которые - при всем наличии родовых свойств - отличаются и особенностями речи, и внешним обликом, и жизненной ориентацией (отец и сын Болконские, старшие и молодые Ростовы).

Воссоздавая в своей "Книге о прошедшем" колорит эпохи и изображая исторически психологию людей того времени, автор "Войны и мира" решал традиционные проблемы жанра. Другое дело - художественное исследование исторических событий и изображение исторических лиц, их философское осмысление и оценка. Здесь Толстой - исторический романист ставил перед собой совершенно новые задачи, нарушая тем самым утвердившийся в русской и европейских литературах канон исторического жанра, восходящий к романам Вальтер Скотта.

В выступлениях многих критиков-современников новаторство писателя в области философии, эстетики и поэтики исторического романа было встречено с осуждением.

"Мы ждем романа по образцу Вальтера Скотта и, не встречая такового, приходим в сомнение", - так обрисовал ситуацию Н.Д. Ахшарумов1. Наиболее четко и развернуто подобные сомнения выразил П.В. Анненков в статье "Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л.Н. Толстого "Война и мир" (1868), а также многочисленные критики, отвергавшие по разным соображениям философско-исторические рассуждения писателя.

В чем состояла совершенная Толстым новаторская перестройка жанра исторического романа, всей его содержательно-художественной структуры?

1. В "Войне и мире" изменилось соотношение между "историей" и "романом", произошло увеличение удельного веса исторических событий в художественном целом произведения.

2. Изменилось место и роль исторических лиц в произведении: они были уравнены с лицами вымышленными, в том числе и по способу изображения.

3. Художественное изображение соединилось в романе с философско-историческим осмыслением исторических событий с оценкой исторических лиц по "человеческим", нравственным критериям.

Все эти элементы романной структуры "Войны и мира" - взятые вместе и каждая в отдельности - обозначили резкий отход Толстого от принципов исторического романа вальтер-скоттовского типа.

Предваряя рассмотрение указанных особенностей "Войны и мира" как исторического романа, следует сказать, что установка ее автора на художественное исследование исторических событий, на всестороннее изображение исторических лиц, на философское осмысление исторических явлений имела одну цель - постичь художественными средствами правду истории. Свою позицию по всему этому кругу проблем Толстой четко и твердо обозначил в статье "Несколько слов по поводу книги "Война и мир" (1868), опубликованной еще до завершения печатания романа.

Избранная им позиция делала "Войну и мир" романом полемическим не только по отношению к литературной традиции, но и по отношению к трудам историков, посвященным тем же событиям и лицам. Спор художника с историками - существенный элемент содержания романа.

В дотолстовском романе исторические события служили, как правило, лишь фоном для романтического действия. Для примера можно указать на два произведения, которые Толстой хорошо знал и высоко ценил.

В романе участника Отечественной войны М.Н. Загоскина "Рославлев, или Русские в 1812 году" (1830) даже такие важнейшие события, как Смоленское и Бородинское сражения, лишь упоминаются мимоходом, что мотивируется автором в духе принятого канона: "Мы не можем и не должны описывать всех подробностей Отечественной войны 1812 года. Роман не история" 1.

Как известно, А.С. Пушкин по-своему разделил задачи историка и художника, создав исторический труд "История Пугачева" (1833) и роман "Капитанская дочка" (1836). В первом дана подробная и документированная история пугачевского восстания, "Капитанская дочка" лишена документальности и касается лишь нескольких эпизодов пугачевщины, что тоже объясняется законами жанра ("Не стану описывать Оренбургскую осаду, которая принадлежит истории, а не семейственным запискам"2).

Парадокс, однако, заключался в том, что в целом дух истории, ее философия, чувство перспективы запечатлены в "Капитанской дочке" несравненно глубже, чем в "Истории Пугачева". По признанию крупнейшего русского историка В.О. Ключевского, в "Капитанской дочке" "больше истории, чем в "Истории пугачевского бунта". Художественная правда оказалась глубже и истинней задокументированных фактов3.

В отличите от романов Загоскина и Пушкина, в "Войне и мире" исторические события являются не фоном для романтического действия, а важнейшим предметом художественного изображения.

По подсчетам исследователей, двадцать сражений в двух войнах с Наполеоном представлены в романе художественными сценами, из них некоторые - крупным планом (такие, как Шенгробенское, Аустерлицкое и Смоленское), изображению же Бородинской битвы отведена 21 глава романа. Помимо сражений, в романе изображен ряд других исторических событий и эпизодов (тильзитская встреча Александра I и Наполеона, переход французского войска через Неман и приезд Александра I в Москву, пожар Москвы и убийство Верещагина, партизанская война и т.д. и т.п.). Все эти и многие другие события эпохи не просто называются или упоминаются, а даны в ярких картинах и образах, раскрывающих их смысл и значение.

Подобное вторжение истории в роман было встречено многими из критиков-современников в штыки. Одним из них был П.А. Вяземский, резко осудивший в "Войне и мире" "переплетение истории и романа" и расценивший произведение Толстого как "протест против 1812 года, как своего рода сатиру на "всех олимпийцев 1812 года"1.

В форме отрицания Вяземский и другие критики по сути констатировали тот факт, что данное в "Войне и мире" изображение событий 1812 года шло вразрез с их официальными трактовками, с легендами и мифами о них. Но именно это и входило в замысел и в задачу Толстого, которую он решал - в отличие от Пушкина - на путях объединения усилий историка и художника.

В отличие от "Капитанской дочки", в "Войне и мире" приводится масса подлинных исторических документов и материалов, еще "большее их число ("целая библиотека") было изучено и учтено писателем, хотя и не попало в текст романа.

По мнению Толстого, художник должен руководствоваться, как и историк, историческими материалами. Вместе с тем он осознавал в полной мере опасность "руководиться историческими документами, а не истиной"2.

Поэтому в отличие от историков, по его выражению, "летописцев выдающихся событий истории, которые искали "истину самих событий" в официальных документах, Толстой не принимал на веру ни одного документа, а сопоставлял его с многими другими и "путем скрещивания материалов стремился установить истину"3. Вот почему в "Войне и мире" художественная картина события, с которой связан приводимый в романе документ, часто служит опровержением его: так, приводя в романе диспозицию Бородинского сражения, составленную Наполеоном, о которой "с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки", Толстой замечает: "Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, - ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, - заключала в себе четыре пункта, четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено". Художественной картиной сражения писатель опровергает и разбивает каждый из пунктов диспозиции1.

В отличие от историка, которого при описании исторических событий интересует "результат события", художник имеет дело "до самого факта события", до его внутренней, человеческой стороны, которая может быть воссоздана только художественными же средствами, - отсюда неизбежно разногласие между ними, - так определял Толстой специфику художественного исследования событий истории в статье "Несколько слов по поводу книги "Война и мир"2.

Как уже говорилось, одно из важнейших средств писателя для выявления художественных (а тем самым и исторической) правды события - включение в его изображение точки зрения персонажа (одного или нескольких). Истина и суть таких исторических событий, как Шенграбенское и Аустерлицкое сражения, Тильзитский мир и Бородинская битва раскрываются в романе именно благодаря введению в их изображение "человеческих" точек зрения Андрея Болконского, Николая Ростова и Пьера Безухова. Особенно велика в этом отношении роль Андрея Болконского, которому автор передоверяет многие свои наблюдения, суждения и оценки.

В этой связи следует отметить еще одно отступление автора "Войны и мира" от традиций вальтер-скоттского романа, согласно одной из которых в центре произведения и его сюжета должен был находиться "средний" герой, не возвышающийся над другими персонажами. В романе Толстого эту роль выполняют совсем иные герои, лучшие люди своего времени, наделенные глубоким аналитическим умом, как Андрей Болконский, или безошибочным "умом сердца", как Пьер Безухов или Наташа Ростова и поэтому верно воспринимающие и оценивающие события.

Самый яркий и показательный пример того, как автор "Войны и мира" изображал исторические события - грандиозная картина Бородинского сражения (главы XIX-XXXIX 2-й части третьего тома).

В этом описании есть все, что характеризует метод Толстого - исторического романиста (и что определило появление "такого бородинского сражения, какого еще не было" ни в исторической, ни в художественной литературе), а именно:

1) тщательное и критическое изучение источников и документов эпохи, мемуаров участников и свидетелей событий для выявления всех обстоятельств и хода дела (включая поездку на место сражения, которая позволила уточнить позицию русской армии).

2) полемика с историками по широкому кругу вопросов, начиная с таких, как истинная позиция войск, роль диспозиции Наполеона и т.п. и кончая вопросом о том, чем было Бородино для русской армии - поражением или победой?;

3) воссоздание в ярких батальных сценах общего хода Бородинского сражения от его начала до окончания и некоторых центральных эпизодов битвы (вроде схваток за курган, на котором стояла батарея Раевского), изображение деятельности Наполеона и Кутузова и их маршалов и генералов в день сражения;

4) художественно проникновенное раскрытие внутреннего смысла события: через размышления Андрея Болконского в разговоре с Пьером накануне Бородина, в которых была выражена непреклонная решимость выиграть сражения и наказать врага ("И так же думает Тимохин и вся армия"), через восприятие картины Бородинского сражения Пьером Безуховым, которому становится ясным поведение ополченцев и солдат и открывается "скрытая в них теплота патриотизма", вместе с тем "весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения"; через изображение подлинно геройского поведения рядовых участников сражения (тех же артиллеристов Раевского); через сцену гневной реакции Кутузова на ложное донесение Вольцогена о поражении русских войск на левом фланге и т.д.; все эти эпизоды и сцены выражают охватившее всех русских воинов "одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны" и сражения;

5) общий вывод автора как результат проведенного им художественного исследования и философско-исторического осмысления события. "Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, - а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими войсками под Бородиным ... Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, гибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника".

Вторая важнейшая особенность "Войны и мира" как исторического романа нового типа - увеличение места и роли исторических лиц (что, собственно, связано с ориентацией автора на художественное исследование исторических событий). В романе таких лиц около двухсот, причем некоторые из них даны крупным планом (Наполеон и Кутузов, Александр I, Сперанский, Ростопчин, Багратион), другие фигурируют в отдельных сценах и эпизодах (маршал Даву и Аракчеев, Афуль и другие немецкие теоретики войны, русские генералы).

Новаторство Толстого-романиста заключалось, однако, не только в количестве выводимых в романе исторических лиц и в масштабе их изображения, но и в новом характере их раскрытия и освещения, а именно - по тем же самым эстетическим принципам и нравственным критериям, по которым создавались и оценивались в романе вымышленные персонажи.

По мнению Толстого, "художник не исполнит своего дела, представляя лицо всегда в его значении историческом", как это делают историки. "Для историка есть герои; для художника ... не может и не должно быть героев, а должны быть люди ... художник ... старается только понять и показать не известного деятеля, а человека"1.

Из такой позиции художника с необходимостью вытекали по крайней мере три задачи: изображение исторической лица с той же художественной полнотой и многомерностью, что и лиц вымышленных, а не только в их известной исторической функции и роли; оценка исторических деятелей по тем же моральным принципам и критериям, по которым оцениваются лица неисторические; рассмотрение исторических лиц и их деятельности сквозь призму представлений художника-мыслителя о движущих страх исторических событий и роли в них отдельной личности.

Создавая образы исторических деятелей, Толстой так же, как и при изображении исторических событий, опирался на многочисленные источники и документы, но и в этом случае руководствовался прежде всего соображениями правды - одновременно исторической, нравственной и эстетической.

Отвечая на упреки в том, что он будто бы "уничтожает признание славы" (а именно так многие критики расценивали портреты Александра I, Наполеона, Ростопчина и других деятелей 1812 года), Толстой замечал: "... я старался писать историю народа. И поэтому Ростопчин, говорящий "Я сожгу Москву", как Наполеон: "Я накажу свои народы" - не может быть великим человеком, если народ есть не толпа баранов... Искусство не имеет законы. И если я художник, и если Кутузов изображен мной хорошо, то это не потому, что мне так захотелось..., а потому, что фигура эта имеет условия художественные, а другие нет". Нельзя "сделать художественную фигуру, а не смешную из Ростопчина... На что много любителей Наполеона, а ни один поэт еще не сделал из него образа; и никогда не сделает"1.

В образах Кутузова и Наполеона наиболее отчетливо сказались толстовские принципы изображения исторических лиц.

В идейной структуре "Войны и мира" два этих образа занимают важнейшее место и в связи с ролью Наполеона и Кутузова в событиях 1812 года и в связи с тем, что "наполеоновское" и "кутузовское" начала как бы представляют в романе две полярных ориентации и линии жизненного поведения человека в мире истории. Все остальные исторические лица в той или иной мере выражают одно из этих начал: так, о Ростопчине автор говорит почти теми же словами, что и о Наполеоне (ср. гл. XXIV-XXV ч. 3 т.III и гл. X ч.2 т. IV), а о Багратионе князь Андрей Болконский думает почти то же самое, что о Кутузове (гл. XVII ч.2 т. I и гл. XVI ч.2 т. III).

Впрочем по мысли Толстого, "наполеоновское" начало многообразно по своим проявлениям и возможно в людях отнюдь не исторического масштаба: еще в очерке "Севастополь в мае" он клеймил "маленьких Наполеонов", поручиков и прапорщиков, готовых ради крестов и чинов губить солдат, таким в романе является, к примеру, полковник Шуберт в эпизоде переправы через Энс; иронически и вместе с тем серьезно пишет автор об Элен Курагиной как об "истинно великом человеке", который всегда ставит себя "в положение правоты, а всех других в положение виноватых" и т.д. и т.п.).

Деятельность и личности Наполеона и Кутузова рассматриваются и оцениваются Толстым сквозь призму его философско-исторических взглядов и по нравственным критериям, "с данной нам Христом мерой хорошего и у дурного".

В основе философии истории автора "Войны и мира" (имевшей свои теоретические источники2, но выработанный главным образом в процессе изучения и осмысления реального опыта Отечественной войны и отчасти Крымской кампании) лежит мысль о недоступности для человеческого ума постичь движущие силы истории, последние причины и конечные цели исторических событий, которые Толстой называет то "волей провидения", "причиной всех причин", то совокупною "силою вещей". Однако ближайшие и промежуточные причины событий вполне постижимы (так, причиной погибели французской армии в 1812 году "было, с одной стороны, вступление их в более позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе") и объективные факторы, определяющие ход и место того или иного исторического бытия (например, Бородинского сражения).

Мерой истинного масштаба исторического деятеля является , по Толстому, то, насколько глубоко он осознает и чувствует внутренний смысл события и объективный, т.е. независимый от воли отдельной личности, ход вещей и в какой степени он руководствуется этим пониманием в своей деятельности. В первую очередь именно по этому критерию строится в романе противопоставление Наполеона и Кутузова.

В образе Наполеона в романе представлен тот тип исторического деятеля, который все события истории рассматривает как следствие своих желаний, своей воли и своих действий, даже не подозревая, что сам является орудием высших исторических сил. В романе есть два сравнения, которые образно раскрывают противоречие между претензиями такого деятеля на руководящую роль в историческом процессе и его подлинным местом в событиях: первое сравнение - с лошадью, которая ходит на покатом колесе привода и воображает себе, что она что-то делает для себя; второе - с ребенком, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.

В этом плане Наполеону противопоставлен Кутузов, вся сила которого как исторического деятеля заключалась в постижении им того, что было важнейшим фактором в сумме причин, определяющих смысл, ход и исход событий 1812 года. Для русского полководца таким фактором было народное чувство, которое сделало Отечественную войну народной войной, Бородино - народным сражением, а его самого - представителем народной войны.

Отвечая в итоговой характеристике Кутузова на вопрос, каким образом тот смог тогда, в разгар войны, так верно угадать "значение народного смысла события", Толстой писал: "Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его".

Вершиной противостояния между двумя полководцами в то же время их противопоставления являются сцены Бородинской битвы. Важная деталь: Наполеон фигурирует здесь в 4-х главах, Кутузов - всего в одной, что в какой-то мере отражает характер их деятельности - "кипучей" одного и внешне пассивной другого.

В канун и в день Бородина Наполеон был деятелен и энергичен: разработал диспозицию сражения, обратился к войску с вдохновляющим приказом, следил за ходом битвы и руководил действиями своих маршалов и армии, пустил в ход все тактические приемы ведения боя, всегда приносившие успех и победу - и ничего вроде Аустерлица не смог добиться. Солнце Бородина (кстати, важнейшая деталь картины сражения) оказалось совсем непохожим на солнце Аустерлица.

В отличие от "нетерпеливого героя", каким показан в Бородинской битве Наполеон, Кутузов и здесь руководствуется девизом "терпение и время". Внешне пассивное поведение Кутузова во время битвы, является на поверку деятельностью особого рода, направленной на самое основное в данной ситуации - на поддержание и укрепление духа войска, этой силы, решавшей исход сражения.

В то время как активные действия Наполеона характеризуются Толстым как бессмысленные и не меняющие ситуации (вводу непонимания им смысла совершающегося события), немногочисленные распоряжения Кутузова (замена принца Виртемберского надежным Дохтуровым, посылка к селу Семеновскому генерала Ермолова, гневная реакция на паническое донесение Вольцогена и распоряжение о наступлении на завтра) разумны и эффективны, прямо влияют на ход дела.

Прилагая к Наполеону и Кутузову "человеческую" мерку, Толстой последовательно и контрастно раскрывает их нравственно-психологический облик.

Буквально во всех сценах романа, где фигурирует Наполеон (прием Балашева и разговор с ним, сцена с портретом сына, сцена на поклонной горе с ожиданием депутации от "бояр" и др.). Его поведение, позы и речи характеризуются актерством, лицемерием, тщеславием, самодовольством.

Напротив, поведение и слова Кутузова во всех эпизодах, где он выступает (смотр полка у Браунау и армии в Царево-Займище, присутствие на молебне, руководство Бородинским сражением) отмечены простотой, скромностью, естественностью, человечностью и вместе с тем мужеством и ответственностью (разговор с Александром I перед Аустерлицким сражением, поведение на военном совете в Филях).

В финальных эпизодах великой исторической драмы Толстой как бы подводит итог исследованию нравственных качеств и меры величия полководцев, итог образный и философско-аналитический.

Вот Наполеон и его маршалы, бегущие в шубах и колясках, с награбленным добром, бросившие на погибель измученных холодом и голодом солдат: "Несмотря на именование друг друга величествами, высочествами... все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, делавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись". Бегство Наполеона от армии - это поступок, "на языке человеческом называемый последней степенью подлости".

А вот Кутузов, призывающий пожалеть поверженного врага (в речи перед воинами Преображенского полка), и как глава русского войска направляющий "все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их".

"Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды", - заключал Толстой-художник и спаситель, противопоставляя в этом плане мнимому величию Наполеона, который "№никогда, до конца жизни не мог понимать ни добра, ни красоты, ни истины", "простую, скромную и потому истинно величественную фигуру" русского полководца.

Свой взгляд на деятельность и личности Кутузова и Наполеона автор "Войны и мира" утверждал в острой полемике с официальными историками, принижавшими роль русского полководца в событиях 1812 года (и возвеличивавших фигуру Александра I), и с наполеоновской легендой. Последнюю Толстой развенчивал, не находя в русской кампатии Наполеона никаких признаков военного гения и прилагая к его фигуре тот же нравственный критерий добра и зла, что и к другим реальным и вымышленным персонажам.

В спорах с автором "Войны и мира" его оппоненты апеллировали обычно или к деяниям Наполеона до русского похода или к теории двойной морали (как это делал, например, Мережковский в своем известном исследовании)1.

В связи с изображением в романе исторических событий и лиц Толстой поднял ряд вопросов философско-исторического характера, среди которых два оказались наиболее спорными и навсегда актуальными: 1) вопрос о роли в истории; 2) вопрос о роли народа в исторических событиях.

Не входя в сколько-нибудь подробное обсуждение этих сложных проблем, приведем вкратце главные выводы исследователей.

"Толстой не отрицает значения личности в историческом движении человечества, но радикальным образом пересматривает саму постановку проблемы: отрицается роль личности, предписывающей народу, что дóлжно делать и что не дóлжно; утверждается значимость и необходимость личности, способной противостоять исторически узаконенному подчинению воли народа мнению одного лица, расходящегося в своих устремлениях с волей народа"1.

Толстой утверждал своим романом - и художественными картинами и философскими суждениями - мысль о решающей роли народа в исторических событиях, имея в виду народ в его целом, все его классы и сословия (исключая паразитическую часть) и народ как сумму всех составляющих единиц, которые он называл "дифференциалом истории"2. В этом смысле для него одинаково важно, что "скрытая теплота патриотизма" руководит действиями и солдат на поле Бородина и московскими жителями, покидающим столицу перед вступлением в нее неприятеля. Вот что он пишет об одном таком "дифференциале истории": "Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием тог, что она Бонапарту не слуга... делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию".

Грандиозная картина эпохи складывается в романе Толстого не только из изображения исторических событий. Она включает в себя - в качестве неотъемлемой и важнейшей части - также историю нескольких дворянских семей.

В свое время Н.Н. Страхов указал на особое место в общей структуре романа того, что он назвал "семейной хроникой" (хотя и сделал это за счет уменьшения роли исторических событий).

В действительности же в "Войне и мире" одинаково важны и значимы оба плана - и хроника историческая и хроника семейная. Связь между ними носит и сюжетно-композиционный и идейный характер.

Сама история предстает в романе не только как история событий и исторических лиц, но и как история обыкновенных людей, главных ее участников и творцов, тех малых ее единиц, которые писатель и называл "дифференциалом истории". Через изображение жизни, быта и судеб дворянских семейств достигается эпическая полнота и художественная яркость картины эпохи, воссоздается ее исторический колорит.

Само движение истории, перемены в судьбах страны и общества передаются в романе не только через череду исторических событий, но и через включение в эпическое повествование нескольких поколений дворянских семейств Болконских и Ростовых (отчасти Курагиных). Деятель екатерининского века и сподвижник Суворова генерал-аншеф князь Николай Андреевич Болконский, его сын князь Андрей Болконский - участник войн с Наполеоном в 1805 и в 1812 годах, павший на Бородинском поле, внук первого и сын второго Николенька - "будущий декабрист" - таков исторический диапазон одной из семейных хроник и тем самым романа в целом.

Отечественная война 1812 года в изображении Толстого - время единения народа, нации перед лицом смертельной опасности, время "общей связи" между людьми. Вместе с тем автора "Войны и мира" интересует и является предметом художественного исследования и такая форма связей между людьми, как семья. "Мысль народная" романа сопрягается с "мыслью семейной". По глубокому наблюдению Н.Я. Берковского, в "Войне и мире" явственно сопоставлены эти два типа связей между людьми - малой семейной связи и большой связи по общенародному совместному действию, по великим актам национальной истории"1.

В качестве примера такого сопоставления можно привести эпизоды пребывания Пьера Безухова на батарее Раевского: "здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление"; батарейцы, убедившись в доброте и безвредности барина, "сейчас же мысленно приняли в свою семью", в свой "семейный кружок".

Есть своя закономерность в том, что члены семей Болконских и Ростовых, где наиболее прочны и крепки родственные связи, принимают (в отличие от Курагиных) самое активное участие в общенародном деле (и не только в военных действиях, как Андрей Болконский, Николай и Петя Ростовы, но и эпизодах отъезда Марьи Болконской из Богучарова м семьи Ростовых из Москвы, когда они отдают свои подводы для раненых).

Эпическая полнота и исторический колорит в изображении эпохи достигается в "Войне и мире" и тем, что в романе выведены разные типы дворянской семьи. Для семьи Курагиных, представляющей в романе петербургский свет, аристократические верхи, характерен животный эгоизм, цинизм и самодовольство, неразборчивость в средствах. Таков в романе и отец семейства князь Василий Курагин, таковы и все его дети - "идиот" Ипполит, красавец Анатоль и красавица Элен (красота которых носит часто внешний характер и выразительно оттеняет их нравственное безобразие). "О, подлая, бессердечная порода", - так характеризует родовые черты Курагиных хорошо их узнавший Пьер Безухов, и эта оценка вполне подтверждается историей обольщения и попытки похищения Наташи Ростовой, эпизодами сватовства Анатоля к Марье Болконской, битвы князя Василия за мозаиковый портфель, последними днями жизни и смертью Элен.

Неподлинной семье Курагиных, члены которой связаны между собой узами эгоизма и корысти, противопоставлены в романе семьи Ростовых и Болконских. Они представляют в романе Москву и русскую провинцию (не случайно основное место их пребывания Лысые Горы, Богучарово, Отрадное).

Болконские и Ростовы - это два разных типа дворянской семьи и дворянской культуры. Противопоставление их друг другу дается в романе по линии соотношения разума и сердца.

Всех Болконских характеризует рационализм, напряженная духовность, гордость, честолюбие и воля. У старого князя эти черты сочетаются с крутым, тяжелым характером, деспотизмом и своеволием, от которых страдают не только крепостные, но и его дети - Марья и Андрей (вспомним эпизоды третирования дочери и отсрочку на год женитьбы сына на Наташе Ростовой). У князя Андрея на этой общей "болконской" почве вырастает известное отчуждение от живой жизни и людей, особая "гордость мысли" и обусловленная его категоричность и крайность суждений.

В Ростовых преобладает сердечное, поэтическое начало. В их семье царит атмосфера любви и взаимной приязни. "Экая дурацкая ваша порода ростовская", - в этих словах Василия Денисова звучит не осуждение, а восхищение и Николаем и всеми другими членами семьи. Поэзией овеяны и будни и особенно праздники семьи Ростовых (охота, святки, музыка и танцы, сборы Наташи Ростовой на бал и т.п.). В этой семье вырастают самые поэтически и нравственно прекрасные лица романа - Наташа и Петя. В то же время автор не скрывает, что московское щедрое хлебосольство и гостеприимство графа Ильи Андреевича Ростова при его неумении и нежелании вникать в дела хозяйства стали причиной разорения семьи. В описании Ростовых с поразительной силой сказалось мастерство Толстого в изображении как общих, родовых черт семьи, так и в обрисовке неповторимо - индивидуальных особенностей каждого из ее членов (какие они все разные - граф и графиня, Николай, Наташа, Петя и белая ворона среди них - прозаически - трезвая и рассудительная Вера).

Создавая художественную хронику дворянских семей, автор "Войны и мира" руководствовался едиными для всего произведения принципами и критериями: это принцип историзма, нравственный критерий и мера участия (в данном случае семьи и ее членов) в общенародном деле. Дополнительно к этому в "хронике семейной" вводится еще один критерий: "Толстой всегда оценивает своих персонажей также и критерием семейности, детности"1.Отсюда - резкое осуждение Веры и Берга, которые не хотят иметь детей, смерть Элен от выкидыша как высшая кара и апофеоз Наташи Ростовой в эпилоге романа.