Geum.ru

Роман-апокриф как жанровая форма: методология и поэтика 10. 01. 08 Теория литературы. Текстология

Вид материалаДиссертация
Подобный материал:
1   2   3
«Проблема героя и доминантной идеи в романе-апокрифе» два параграфа. В параграфе 3.1 «Пространство героя» учитывается, что в священных историях древности концентрация повествования вокруг центральной личности очень велика. Не следует забывать и о том, что большинство историй христианского цикла формируется вокруг образа Иисуса Христа, которой (как в тексте, так и в подтексте) нередко появляется в романах-апокрифах. Иосиф – не только главный герой одного из самых объемных романов в истории мировой литературы, но и безусловный центр произведения, как мифологический/архетипический, так и идеологический.

В диссертации подробно рассматривается взаимодействие романного образа Иосифа с архетипическими образами Осириса, Таммуза, Христа, Авраама, Иакова, Иова, выявляются основные моменты сближения и отталкивания, обеспечивающего ключевому герою романа Т. Манна идейно-художественную самостоятельность. Определяются основные черты романного Иосифа как героя литературного апокрифа: фабульное соотнесение с героем «Книги Бытия», сохранение магистральной фабулы; сохранение исторического и мифологического (архетипического) пространств первоисточника; воссоздание и трансформация религиозных контекстов; смена ключевой повествовательной инстанции; централизация позиции героя; сохранение, но и трансформация конфликтов; романизация библейского героя через расширение «зоны фамильярности» (любовь, картины социальности, культурные контексты).

Общий смысл становления литературно-апокрифического героя видится в следующем. Сохраняется фабульное соответствие первоисточнику и трансформация конкретно-мифологических и религиозных концептов в концепты психологического и общекультурного масштаба. Происходит индивидуализация судьбы и символизация религиозно-мифологических процессов, синтез реализма и мифологизма.

Основные принципы организации поэтики героя в «Пирамиде»: каждый персонаж реализуется не только в фабуле произведения, но и в речевой деятельности, в многословных монологах и диалогах; несмотря на индивидуальный характер речей героев, можно говорить о присутствии в «Пирамиде» общей речевой концепции, предусматривающей авторский выбор стратегии, которую есть смысл определить как «монологический диалогизм»; каждый герой активно включен в социально-исторический контекст, по своим психологическим характеристикам соответствует изображенному Л.М. Леоновым историческому времени; социально-исторический контекст не существует изолированно, он включен в контекст метафизический, который задействован в судьбе всех главных героев; нельзя сказать, что вопрос об окончательном понимании судьбы героя остается открытым в «Пирамиде»; как правило, автор снимает вопрос о дальнейшем развитии персонажа; если говорить о преобладающем векторе духовного движения, то читатель значительно чаще встречается с движением «вниз», что соответствует общей концепции человека, которую выстраивает Л.М. Леонов; все главные герои включены в сюжетно-речевую ситуацию, которую можно назвать «эсхатологический дискурс»; у главных героев текста есть своя мифологическая позиция в тексте, позволяющая получить представление об определенной системе героев в романе-апокрифе; практически полное отсутствие индивидуальных, персональных судеб, независимых от общей романной идеи о кризисности человечества в целом.

Пространство архетипов, способствующее пониманию «Пирамиды» как романа-апокрифа, выглядит следующим образом: Енох (мотив эсхатологического знания, пророчества о «конце мира»); Авраам (мотив готовности принести человека (человечества) в жертву; Иов (мотив вопросов о причинах отсутствия справедливости); Христос (мотив воплощения истины в человеке; мотив жертвы ради спасения); Люцифер (мотив бунта, причина которого – в ненависти к человеку); Иуда (мотив предательства); Гамлет (мотив решения «роковых вопросов» в мире, где человек не возлагает надежды на Бога); Фауст (мотив отказа от молитвы и человеческой активности ради решения самых важных проблем; герой Достоевского (Кириллов, Иван Карамазов и другие) (мотив революционного Апокалипсиса); Будда (мотив пустоты, в которой все должно исчезнуть).

Проблема героя оказывается на первом плане в романе Э. Бутина «Се человек». Э. Бутина интересует не один герой (модель канонических Евангелий), а два – Иисус и Иуда. Оба героя с евангельскими именами образуют повествовательный центр. Их сюжетное единение свидетельствует о следующем: автор, сохраняя формальное соответствие первоисточнику (Иисус – жертва, иуда – предатель), предлагает иную версию, которая снимает с Иуды однозначное обвинение в предательстве; выдвижение Иуды в центр повествования, его претензии на роль главного героя романа показывают апокрифическую методологию автора: смена точки зрения, изменение места и роли персонажа – типичный для апокрифического повествования прием; сближение Иисуса и Иуды в рамках романного сюжета показывает авторское стремление к синтезу, который вряд ли можно обнаружить в Новом Завете: можно предположить, даже до распознавания сюжетной конкретики, что для Э. Бутина имеет серьезное значение взаимодействие Иисуса и Иуды как олицетворений особый идеологических установок; cоздание «сдвоенного центра», состоящего из двух героев, которые противостоят друг другу в канонический истории, понижает значение других учеников Иисуса, еще раз подчеркивает их периферийность; с точки зрения оформившихся традиций в интерпретации евангельских событий большое значение имеет гностическая методология истолкования сюжетов Нового Завета. Сближение Иисуса и Иуды посылает сигнал о присутствии именно этой традиции

Основные черты поэтики образа Иисуса в романе Э. Бутина «Се человек» и стилистические черты повествовательной модели в целом: происходит расширение контекста евангельской цитаты: узнаваемое, известное по Новому Завету слово – в ситуативном, житейском контексте; создается образ движения, новой по сравнению с каноном позы, которая фиксирует динамику поведения героя, ритм его внешних и внутренних изменений; отмечается конкретизация характера и настроения, возникают необходимые для романного дискурса полутона, лишающие портрет героя признаков, которые свойственны религиозно-житийным текстам; особое внимание уделяется внутренним процессам, обеспечивающим усложнение образа, таким образом, снижается представление о монолитной природе персонажа; перед читателем вырисовывается не монологическое, а диалогическое, конфликтное повествование, сообщающее информацию о сложных взаимоотношениях двух главных героев романа, чьи образы трансформируют представления о каноническом сюжете «Христос и Иуда».

Главным действующим лицом и одновременно ключевой повествовательной инстанцией в романе «Мой старший брат Иешуа» является Дебора, чья судьба (в форме предельно беллетризованной автобиографии) занимает ключевую позицию текста. Все, о чем узнает читатель, оформляется в сознании Деборы, занимающей очень активную позицию в повествовании, которая не ограничивается внеэмоциональным рассказом, и заинтересованно расставляет акценты, оценивает происходящее. Ее волнуют не только семейные дела, но политические проблемы, дворцовые интриги, богословские рассуждения. Общая мировоззренческая позиция героини-рассказчицы – просвещенный атеизм, в рамках которого возможен интерес к религиозности, но не допустимо принятие целостно выраженной религиозной позиции. Об этот надо помнить, учитывая, что Иешуа – «герой сознания» Деборы, своей сестры, правда, сестры не по крови, а по детству, взрослению и единому стратегическому замыслу.

Основные особенности образа Иешуа как персонажа романа
А. Лазарчука: Иешуа – человек, ни о какой божественной природе, связи с метафизическими сферами не может быть и речи; метафизические темы и предметы присутствуют исключительно в немногочисленных речах, им посвященных, и не имеют объективного характера; главный драматизм образа Иешуа заключается в том, что он – человек с очень непростой судьбой; Иешуа законный наследник иудейского престола, сына Антипатра, внук Ирода, который знает о своем происхождении и связанных с ним целях и задачах; Иешуа – главное действующее лицо в реализации стратегического замысла по спасению наследника и его постепенного возвращению во власть ради справедливого, позитивного царствования; гениальным учителем, принесшим новое слово ои изменении жизни и спасении, Иешуа назвать нельзя; он далек от проповеднических талантов евангельского Иисуса, он не стремится стать учителем жизни, ответственным за новую нравственную систему; следуя этике практического добра, приносящего пользу людям, Иешуа устремлен к решению духовных вопросов в социально-политических контекстах; с помощью соратников он собирает армию, которая должна привести законного царя к справедливой власти; этим царем будет сам герой романа А. Лазарчука; способностями чудотворца Иешуа совсем не обладает; часто доносятся слухи о его чудесной мощи, о способности исцелять и воскрешать, но все эти речи о божественной даре в тексте романа истолковываются позитивистки, рационально – как события речи, но отнюдь не факты самой действительности; эпического характера, отличающего монументальных борцов со злом, у Иешуа нет; ему присущи сомнения, неудовлетворенность, печаль, утрата оптимизма и веры в победу; в событиях, связанных с героем, в его романном образе нет мифологичности и ритуальности; не задействованы механизмы, которые могли бы помочь в истолковании героя как религиозно-мифологической фигуры, обладающей метафизическими мотивами; Иешуа Лазарчука – не религиозная фигура; смерть Иешуа не является отдельным важным событием произведения; час смерти и место захоронения не известны; о воскресении, победе над смертью и личным созданием нового учения о спасении речь не идет; все стремления перевести жизнь Иешуа в религиозно-мифологический контекст оцениваются рассказчиком как усилия, не имеющие отношения к планам самого Иешуа.

В параграфе 3.2 «Идеологическое пространство и концепция речи» имеет серьезное значение рассмотрение проблемы речи и организующей идеи. Именно речь (монологи, диалоги героев, комментарии повествователя, авторское речевое присутствие) показывает уровень идейно-художественного дискурса в романе-апокрифе. Сочетание фабулы и романной речи показывает, насколько серьезна и значительна идея, предложенная автором романа-апокрифа.

Главный субъект речи в романе Т. Манна «Иосиф и его братья» – повествователь, уважительно относящийся к первоисточнику, не стремящийся к игровым трансформациям, но без проблем расширяющий контексты. Бог часто отождествляется в романе с идеалом и становится идейно-художественным центром романа. В «Иосифе и его братьях» Бог это «жадное пламя»; Бог – это наследственная идея; взаимозаменяемость Бога и человека; отсутствие дистанции между ними; стремление к высшему, Бог – сын этого стремления; Бог не и имеет историй, не имеет сюжета – кроме человеческого; Бог против Египта (как типа культуры) и смерти (как стиля мироощущения); но и Египте есть божественное – Атон; Бог есть божественность, также Бог есть правильность, но и непредсказуемость; Бог не может уместиться в храм; Бог не является олицетворением политики, но он и не чужд ей; необходимо видеть в «Боге ужаса» «Бога пощады».

Основные концепции восприятия доминирующей идеи романа
Л.М. Леонова «Пирамида». 1) «Пирамида» - христианский роман, автор – в контексте православия. В этом случае роман будет рассматриваться как литературный апокриф, не ставящий перед собой задачу выступить против христианской религии. Аргументы в пользу такой позиции следующие: а) без знания Библии и основ христианства понимание романа невозможно; б) все ключевые архетипы, принимающие участие в становлении идейно-художественного мира романа (они перечислены и охарактеризованы в предыдущем параграфе), имеют неоспоримое отношение к христианству; в) Шатаницкий (сатана) и персонажи, с ним связанные, прямо или косвенно, участвуют в уничтожении мира людей, сотворенного Богом; г) автор постоянно, буквально в каждом эпизоде повествования подчеркивает, что христианская Россия – главный объект атаки сил зла. 2) «Пирамида» - гностический, скорее всего, антихристианский текст, позиция и цели Шатаницкого – определяющие для мировоззрения романа. В этом случае роман можно рассматривать как литературный апокриф, далекий от духовных идей православия, о которых есть смысл говорить, если придерживаться первой позиции. Аргументы в пользу гностического мировоззрения «Пирамиды»: а) ключевую позицию в тексте занимает священник, который выражает сомнение в самоценности человека и приходит к выводу о том, что Бог и сатана гораздо ближе друг к другу, чем кажется христианам; б) несмотря на большое число диалогов, занимающих в сумме страниц, общая идея о кризисе и закономерной гибели мира людей имеет отношение ко всем персонажам «Пирамиды»; в) общее недовольство историей, социальными законами существования человека и самой жизнью проходит красной нитью через все произведение; г) позиция Шатаницкого – не локальная ситуация текста, а влиятельная идея, которая отражается в сознании большинства героев: по сути, ни один персонаж леоновского романа не может опровергнуть позицию Шатаницкого, готовящего уничтожение человечества ради примирения метафизических начал мироздания; д) Бог, каким он предстает в речах повествователя и героев, не вызывает ни молитвенных чувств, ни благодарности; Бог в «Пирамиде» - объект критики, отрицания, иронии, но никак не любви и согласия с общемировыми законами; е) Ангел, как единственный представитель Бога, выведен автором слабым, бессильным, проигрывающим существом, для которого вочеловечивание обернулось явным поражением. 3) Роман
Л.М. Леонова – предупреждение о возможной и вполне реальной катастрофе, которую крайне сложно избежать. Эта позиция поддерживается следующими аргументами: а) гностические мотивы, присутствие которых в «Пирамиде» не подлежит сомнению, свидетельствуют не об антихристианской позиции автора, а о реальном гностицизме XX века, на которые своим произведением хочет указать
Л.М. Леонов; б) большое значение имеет авторское предисловие, которое призвано указать на эсхатологический характер переживаемого времени, предупредить об опасности так, как в традиционном христианстве об этом предупреждает «Откровение Иоанна Богослова»; в) еретические суждения героев (в частности, Матвея Лоскутова) объясняются не согласием
Л.М. Леонова с идеей уничтожения человека как изжившего себя вида, а с той исторической обстановкой, которая определилась в России ушедшего столетия: т.е., роман не призывает апокалипсическую действительность, а отражает ее появление в самом историческом процессе; г) роман, даже написанный в рамках жанровой структуры «литературный апокриф», остается в художественном контексте и не является идеологическим и, тем более, богословским трактатом; д) самое ценное в романе – не предсказания, а социально-исторический анализ, психологические портреты идеологов, сделанные на основе авторского анализа российской и мировой истории.

Э. Бутин называет свой романом «апокрифом» вполне закономерно: по сравнению с каноническим первоисточником его художественная версия священных событий является своеобразным интерпретационным вариантом. Но еще одна задача автора – показать, что и само христианство в его состоявшемся историческом варианте – «апокриф» по сравнению с тем, что хотел добиться Иисус. Две основные (и в то же время «апокрифические» или литературно-апокрифические) идеи составляют содержательное своеобразие романа «Се человек». Во-первых, идея сложного, конфликтного единства Иисуса и Иуды, которые в своем взаимодействии выделяются на фоне учеников, совершенно не сведущих в том знании, которые принес Равви. Во-вторых, идея слова и деятельности Ииуса, который выступает против будущего христианства, рассматривая его как искажение собственных усилий, как превращение егобразие романа "ытий является своеобразным интерпретационным в нечто, никак не отвечающее интересам изначальной проповеди. В этом несовпадении первоначального плана и его реализации во времени мы видим основную драматическую интригу романа Э. Бутина.

Роман А. Лазарчука «Мой старший брат Иешуа» является пространством взаимодействия следующих идей. 1) Литературное обращение к жизни Христа не обязано считаться с каноническими источниками. Автор вправе использовать общеизвестный сюжет в своих целях, лишать его религиозных доминант, выявлять в нем социальные и психологические аспекты. 2) За каждым событием, временем и заинтересованными людьми превращенным в миф, находится вполне земная история об уникальном человеке, который настолько удивил современников своими качествами, что они сумели создать предпосылки для трансформации реальности в религиозную историю. 3) При этом Иешуа/Иисус не обладает той уникальностью, которая резко выделила бы его из среды других людей. Особенной предстает не личность героя, а те обстоятельства, которые вынесли его на первый план истории. 4) В становлении этих обстоятельств значительное место занимает не идея судьбы, а мотив планирования, управления историческими событиями. Идея законного возвращения Иешуа царской власти, вслед за чем должна последовать гуманизация и гармонизация мира, накладывает печать на всю жизнь героя, от самого рождения. 5) Важна и другая идея: те, кого можно назвать стратегами, делают ставку на воцарение Иешуа, но есть и другая стратегия – трансформации образа царя-неудачника в образ спасителя, к которому рассказчица и, видимо, сам автор, относятся настороженно, без симпатии. 6) Иешуа не может творить чудес, чудом не является и его отдельно взятая жизнь. Но и мир в целом остается не причастным метафизической проблематике. 7) В творческих усилиях человек способен менять реальность, достигать нравственных результатов в фантазиях и духовных идеях. Но сама жизнь знает, насколько сильным является зло в самых разных проявлениях. Мотив яда, способного незаметно уничтожать множество жизней, включая жизнь царей, проходит через весь текст. Не удается сохранить жизнь и благородному Иешуа. Воскресение в этом мире невозможно. 8) Крест, как символ осмысленного страдания и жертвенной жизни, побеждающей смерть, не появляется в романе. Символ креста, по замыслу автора, никак не связан с жизнью и гибелью главного героя.

И здесь мы подходим к, возможно, основной для А. Лазарчука идее. Это идея управляемости духовно-историческими процессами. Программность, планируемость выше личной гениальности человека. Оронт реализует стратегический план, предполагающий спасение «Иисуса» и «Иоанна Крестителя», подразумевая их будущее ключевое участие в событиях, призванных изменить облик Иудеи. Но и сама жизнь (в многочисленных лицах простых людей, желающих видеть в социально-историческом сакральное, метафизическое) выявляет свой план. В рамках этого плана жизнь Иешуа оказывается неудачей, можно сказать, катастрофой, но в контексте духовного плана катастрофа оказывается успехом. Но этот успех не имеет никакого отношения к реальному Иешуа, место погребения которого неизвестно. Вера в царя-избавителя делает необходимой игру в «евангельские события» (концепция Деборы). Игра выходит из-под контроля тех, кто был уверен в предсказуемости ее правил, и начинает разрастаться, включая объемы новых, уже внеисторических значений.

В заключении подводятся итоги исследования, делаются основные выводы.


Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:



  1. * Ротай С.В. Проблема героя в современном русском романе-апокрифе.// Научный журнал КубГАУ, №60(06), Краснодар, 2010.
  2. * Ротай С.В. Трансформация идейно-художественных первоисточников в романе-апокрифе//Культурная жизнь юга России. Краснодар, № 3(37) 2010. – С.72-73.
  3. Ротай С.В. Роман-апокриф как теоретическая проблема. //Научное издание. Краснодар, 2009. – 43 с.
  4. Ротай С.В. Роман-апокриф: к проблеме обоснования литературоведческого термина.//Язык Личность Культура. Сборник научных трудов. Краснодар, 2010. – С.177-181.
  5. Ротай С.В. Роман-апокриф («Пирамида» Л. М. Леонова): проблема жанрового своеобразия и религиозно-философских координат. //Intuitis mentis русских писателей-классиков. Ставрополь, 2010. – С.408-412.
  6. Ротай С.В. Повествовательные стратегии в «романе-апокрифе» Эрнста Бутина «Се человек».//Современная литература: поэтика и нравственная философия. Краснодар, 2010. – С.62-67.
  7. Ротай С.В. Проблема интерпретации авторской стратегии в романе-апокрифе.// Проблемы интерпретации художественного текста. Краснодар 2010. – С.108-113.
  8. Ротай С.В. Идейно-художественный мир романа Андрея Лазарчука «Мой старший брат Иешуа». //Современная литература: поэтика и нравственная философия. Краснодар, 2010. – С. 68-73.
  9. Ротай С.В. Апокрифическая составлящая в романе Андрея Лазарчука "Мой старший брат Иешуа" (к вопросу о концепте "апокриф")// Художественная концептосфера в произведениях русских писателей" (Выпуск 2)Магнитогорск, 2010. – С.262-269.



* Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК РФ


Ротай С.В.


РОМАН-АПОКРИФ КАК ЖАНРОВАЯ ФОРМА:
МЕТОДОЛОГИЯ И ПОЭТИКА


Автореферат

__________________________________________________________________


Бумага тип. №2. Печать трафаретная.

Уч.-изд. л. 1,7 Тираж 100 экз. Заказ № 812


350040, г. Краснодар, ул.Ставропольская, 149.

Центр «Универсервис», тел. 21-99-551