В. П. Крючков Рассказы и пьесы

Вид материалаРассказ

Содержание


1. Поэтика чеховской драмы. Новаторство Чехова-драматурга
Особенности хронотопа. Особенности конфликта. Полифонизм
2. Анализ пьесы "Вишневый сад"
Л. Толстой
Раневская Любовь Андреевна, помещица.
Вишневом саде
Лопахин. Только одно слово! (Умоляюще
Леонид Андреевич, бога вы не боитесь! Когда же спать
Лопахин – Варя.
Что вы со мной сделали, Петя, отчего я уже не люблю вишневого сада, как прежде. Я любила его так нежно, мне казалось, на земле н
Вы смело решаете все важные вопросы, но, скажите, голубчик, не потому ли это, что вы молоды, что вы не успели перестрадать ни од
Л.В. Карасев
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

1. Поэтика чеховской драмы. Новаторство Чехова-драматурга

"Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни". А.П. Чехов


Особенности хронотопа. Особенности конфликта. Полифонизм,

многогеройность. Особенности изображения характеров.

Авторская позиция. Роль подтекста.

А.П. Чехов создал свой театр1, со своим театральным языком, который не сразу был понят современниками драматурга. Многим пьесы Чехова казались неумело сделанными, не сценичными, растянутыми, с беспорядочными диалогами, недостатком действия, нечеткостью авторского замысла и т.д. М. Горький, например, писал не без доброжелательной иронии о "Вишневом саде": "Конечно - красиво, и - разумеется - со сцены повеет на публику зеленой тоской. А - о чем тоска - не знаю". Чехов создал "театр настроения", намеков, полутонов, с его знаменитым "подводным течением" (В.И. Немирович-Данченко), предвосхитив во многом театральные искания нового, ХХ века.

Пьесы Чехова можно будет лучше понять, обратившись к их поэтике, то есть к выработанному Чеховым способу изображения жизни в драматическом произведении. Без этого пьесы Чехова будут казаться монотонными, перегруженными множеством "лишних" подробностей (лишних с точки зрения традиционной дочеховской театральной эстетики):

Особенности хронотопа. Чехов расширил хронотоп (время и пространство) классической русской литературы XIX века, который можно было назвать патриархальным: в центре произведений русской классики была прежде всего дворянская усадьба, Россия дворянская и крестьянская. Чеховский хронотоп – это хронотоп большого города, причем имеется в виду не география, не социальное положение, а ощущение, психология "городского" человека – человека конца XIX века. Еще М.М. Бахтиным было замечено, что "провинциальный мещанский городок с его затхлым бытом – чрезвычайно распространенное место свершения романных событий в XIX веке" (Бахтин 1975: 396). В таком хронотопе – замкнутом и однородном – происходят встречи, узнавания, диалоги, понимания и непонимания, расставания населяющих его персонажей. "В мире русской классики "дочеховского" периода в принципе "все знают всех", все могут вступить в диалог друг с другом. В творчестве же Чехова "на смену эпическому, "деревенскому" образу мира приходит хронотоп "большого города", ибо разомкнутость и неоднородность, несовпадение географического пространства с психологическим полем общения – признаки городского социума" (Сухих 1987: 139). Чеховские персонажи - это знакомые незнакомцы, они живут рядом, вместе, но они живут "параллельно", у каждого свой жизненный ритм, каждый замкнут в своем мире (своих воспоминаний, стремлений, забот). Этот хронотоп, новое ощущение человека и определили поэтику чеховской драмы, особенности конфликтов, характер диалогов и монологов, поведение персонажей.

На первый взгляд, "городскому" хронотопу (с его разобщенностью людей) противоречит тот факт, что действие большинства пьес Чехова происходит в помещичьей усадьбе. Такой локализации места действия возможно несколько объяснений:

- в любом драматическом произведении (это его родовое свойство) место действия ограничено, и с наибольшей отчетливостью это выразилось, как известно, в эстетике классицизма с его правилами трех единств (места, времени, действия). Усадьба, имение у Чехова, в силу замкнутости пространства, ограничивают собственно сюжетно-событийную сторону пьесы, и действие в таком случае переходит в план психологический, в чем и заключается суть чеховских пьес. Локализация места действия предоставляет больше возможностей для психологического анализа;

- в большом, сложном и равнодушном мире "люди словно загнаны в последние прибежища, где, кажется, пока можно укрыться от давления окружающего мира: в собственные усадьбы, дома, квартиры, где еще можно быть самим собой"1. Но и это им не удается: и в усадьбах герои разобщены, им не дано преодолеть параллельного существования, новое мироощущение - городской хронотоп – охватило и имения и усадьбы;

- усадьба как место действия позволяет А.П. Чехову включить картины природы, пейзаж в драматическое действие, что так дорого было автору. Лирическое начало, привносимое природными картинами и мотивами, оттеняет нелогизм бытия героев чеховских пьес.

Особенности конфликта. Чехов выработал особую концепцию изображения жизни и человека - принципиально будничную, "негероическую": "Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни. Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни". Для традиционной дочеховской драмы характерно прежде всего событие, нарушающее традиционное течение жизни: столкновение страстей, полярных сил, и в этих столкновениях полнее раскрывались характеры персонажей (например – в "Грозе" А.Н. Островского). В пьесах же Чехова нет острых конфликтов, столкновений, борьбы. Кажется, что в них ничего не происходит. Эпизоды заполнены обыденными, даже не связанными друг с другом разговорами, мелочами быта, незначительными подробностями. Как утверждается в пьесе А. Чехова "Дядя Ваня", мир погибнет не от "громких" событий, "не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг…" Пьесы Чехова движутся не от события к событию (мы не имеем возможности следить за развитием сюжета – за отсутствием такового), а скорее от настроения к настроению. Пьесы Чехова строятся не на противопоставлении, а на единстве, общности всех персонажей – единстве перед общей неустроенностью жизни. А.П. Скафтымов писал об особенностях конфликта в пьесах Чехова: "Нет виноватых, стало быть, нет и прямых противников. Нет прямых противников, нет и не может быть борьбы. Виновато сложение обстоятельств, находящихся как бы вне сферы воздействия данных людей. Печальная ситуация складывается вне их воли, и страдание приходит само собою" (Скафтымов 1972: 426).

Полифонизм, многогеройность пьес Чехова: в чеховских пьесах отсутствует сквозное действие и главный герой1. Но пьеса при этом не рассыпается на отдельные эпизоды, не теряет своей целостности. Судьбы героев перекликаются и сливаются в общем "оркестровом" звучании. Поэтому часто говорят о полифоничности чеховской драмы.

Особенности изображения характеров. В классической драме герой выявляет себя в поступках и действиях, направленных на достижение определенной цели. Поэтому затягивание действия превращалось в факт антихудожественный. Чеховские персонажи раскрываются не в борьбе за достижение целей, а в монологах-самохарактеристиках, в переживании противоречий жизни. Характеры персонажей не резко очерчены (в отличие от классической драмы), а размыты, неопределенны, исключают деление на "положительных" и "отрицательных". Многое Чехов оставляет воображению читателя, давая в тексте лишь основные ориентиры. Например, Петя Трофимов в "Вишневом саде" представляет молодое поколение - новую, молодую Россию, и уже поэтому вроде бы должен быть положительным героем. Но он в пьесе - и "пророк будущего", и одновременно "облезлый барин", "недотепа".

Персонажи в пьесах Чехова лишены взаимопонимания. Это выражается в диалогах: герои слушают, но не слышат друг друга. В драмах Чехова царит атмосфера глухоты - глухоты психологической. При взаимной заинтересованности и доброжелательности чеховские персонажи никак не могут пробиться друг к другу (классический пример тому - одинокий, никому не нужный и всеми забытый старый слуга Фирс из "Вишневого сада"), они слишком поглощены собой, собственными делами, бедами и неудачами. Но личные их неустроенность и неблагополучие являются лишь частью общей неустроенности и неблагополучия, дисгармонии мира. В пьесах Чехова нет счастливых людей: все они в той или иной мере оказываются неудачниками, стремятся вырваться за пределы скучной, лишенной смысла жизни. Епиходов с его несчастиями ("двадцать два несчастья") в "Вишневом саде" - это олицетворение общей нескладицы жизни, от которой страдают все герои. Каждая из пьес ("Иванов", "Чайка", "Дядя Ваня", "Вишневый сад") воспринимается сегодня как страница печальной повести о трагедии русской интеллигенции. Действие чеховских пьес происходит, как правило, в дворянских усадьбах средней полосы России.

Авторская позиция в пьесах Чехова не проявляется открыто и отчетливо, она заложена в глубине пьес и выводится из общего их содержания. Чехов говорил, что художник должен быть объективен в своем творчестве: "Чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление". Слова, сказанные Чеховым в связи с пьесой "Иванов", распространяются и на другие его пьесы: "Я хотел соригинальничать, - писал Чехов брату, - не вывел ни одного злодея, ни одного ангела (хотя не сумел воздержаться от шутов), никого не обвинил, никого не оправдал" (Цит. по: Скафтымов 1972: 425).

Роль подтекста. В чеховских пьесах ослаблена роль интриги, действия. На смену сюжетной напряженности у Чехова пришла психологическая, эмоциональная напряженность, выражающаяся в "случайных" репликах, разорванности диалогов, в паузах (знаменитые чеховские паузы, во время которых персонажи как бы прислушиваются к чему-то более важному, чем то, что они переживают в данный момент). Все это создает психологический подтекст, являющийся важнейшей составной частью спектакля у Чехова.

Язык чеховских пьес символичен, поэтичен, мелодичен, многозначен. Это необходимо для создания общего настроения, общего ощущения подтекста: в пьесах Чехова реплики, слова, помимо прямых значений, обогащаются дополнительными контекстуальными смыслами и значениями (призыв трех сестер в пьесе "Три сестры" "В Москву! В Москву!" - это стремление вырваться за пределы очерченного круга жизни). Чеховские пьесы рассчитаны на тонкого, подготовленного зрителя. "Публике и актерам нужен интеллигентный театр", - считал Чехов, и такой театр был им создан. Новаторский театральный язык А.П. Чехова - это более тонкий инструмент для познания, изображения человека, мира его чувств, тончайших, неуловимых движений человеческой души.


2. Анализ пьесы "Вишневый сад"1


"Чехова как художника нельзя уже сравнивать с прежними русскими писателями - с Тургеневым, Достоевским или со мною. У Чехова своя собственная форма, как у импрессионистов. Смотришь, как будто человек без всякого разбора мажет красками, какие попадаются ему под руку, и никакого отношения между собой эти мазки не имеют. Но отойдешь на некоторое расстояние, посмотришь, и в общем получается цельное впечатление".

Л. Толстой


"О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась наша нескладная, несчастливая жизнь".

Лопахин


Проблема жанра. Внешний сюжет и конфликт. Внутренний сюжет и конфликт.

Старые владельцы сада: Раневская и Гаев. Лопахин. Лопахин и Варя. Лопахин и Раневская. Новое поколение: Аня и Петя Трофимов. Символика.

Для анализа пьесы необходим список действующих лиц, причем с авторскими ремарками-комментариями, поэтому приведем его здесь полностью, что поможет войти в мир "Вишневого сада", действие которого происходит в имении Любови Андреевны Раневской. Итак - действующие лица пьесы:

Раневская Любовь Андреевна, помещица.

Аня, ее дочь, 17 лет.

Варя, ее приемная дочь, 24 лет.

Гаев Леонид Андреевич, брат Раневской.

Лопахин Ермолай Алексеевич, купец.

Трофимов Петр Сергеевич, студент.

Симеонов-Пищик Борис Борисович, помещик.

Шарлотта Ивановна, гувернантка.

Епиходов Семен Пантелеевич, конторщик.

Дуняша, горничная.

Фирс, лакей, старик 87 лет.

Яша, молодой лакей.

Прохожий.

Начальник станции.

Почтовый чиновник.

Гости, прислуга.


Проблема жанра

Жанровая природа "Вишневого сада" всегда вызывала споры. Сам Чехов назвал ее комедией – "комедией в четырех действиях" (хотя и комедией особого типа). К.С. Станиславский считал ее трагедией. М. Горький назвал "лирической комедией". Нередко пьесу определяют как "трагикомедию", "ироническую трагикомедию"1. Вопрос о жанре очень важен для понимания произведения: он определяет код прочтения пьесы, "прочтения" характеров. Что значит увидеть в пьесе трагикомическое начало? Это значит "в известной степени согласиться с их [героев – В.К.] незаурядностью, счесть их искренне и истинно страдающими, увидеть в каждом из персонажей достаточно сильный характер. Но какие же могут быть сильные характеры у "безвольных", "ноющих", "хныкающих", "разуверившихся " героев"?"1

Чехов писал: "Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс"2. Автор отказал персонажам "Вишневого сада" в праве на драму: они представлялись ему неспособными на глубокие чувства. Станиславский же в свое время (1904) поставил трагедию, с чем Чехов не был согласен. В пьесе есть приемы балагана, фокусы (Шарлотта Ивановна), удары палкой по голове, после патетических монологов следуют фарсовые сценки, затем опять появляется лирическая нота... В "Вишневом саде" немало смешного: смешон Епиходов, смешны напыщенные речи Гаева ("многоуважаемый шкаф"), смешны, неуместны реплики и ответы невпопад, комические ситуации, возникающие из-за непонимания персонажами друг друга. Пьеса Чехова и смешна, и печальна, и даже трагична одновременно. В ней много плачущих, но это не драматические рыдания, и даже не слезы, а только настроение лиц. Чехов подчеркивает, что грусть его героев часто легковесна, что в их слезах скрывается обычная для слабых и нервных людей слезливость. Сочетание комического и серьезного – отличительная черта чеховской поэтики, начиная с первых лет его творчества.


Внешний сюжет и внешний конфликт

Внешний сюжет пьесы "Вишневый сад" - смена владельцев дома и сада, продажа родового имения за долги. На первый взгляд, в " Вишневом саде" четко обозначены противодействующие силы, отражающие и расстановку социальных сил в России того времени: Россия старая, дворянская (Раневская и Гаев), набирающие силы предприниматели (Лопахин), Россия молодая, будущая (Петя и Аня). Казалось бы, столкновение этих сил и должно породить главный конфликт пьесы.

Персонажи пьесы сосредоточены на важнейшем событии в их жизни – на продаже вишневого сада, назначенной на 22 августа. Однако свидетелем самой продажи сада зритель не становится: кульминационное, казалось бы, событие остается за рамками сцены. Социальный конфликт в пьесе не является актуальным, не социальное положение персонажей главное. Лопахин – этот "хищник"-предприниматель – изображен не без симпатии (впрочем, как и большинство персонажей пьесы), и владельцы усадьбы ему не сопротивляются. Более того, имение как бы само собой оказывается в руках Лопахина, - против его желания. Казалось бы, в 3-ем действии судьба вишневого сада решена, Лопахин купил вишневый сад. Более того, развязка внешнего сюжета даже оптимистична: "Гаев (весело). В самом деле, теперь все хорошо. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже... Я банковский служащий, теперь я финансист... желтого в середину, и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше, это несомненно". Но пьеса не кончается, автор пишет 4-е действие, в котором вроде бы ничего нового не происходит. Но мотив сада здесь звучит снова. В начале пьесы сад, которому грозит опасность, притягивает к себе всю семью, собравшуюся после пятилетней разлуки. Но спасти сад не дано никому, его больше нет, и в 4-ом действии все вновь разъезжаются. Гибель сада привела к распаду семьи, разбросала, развела по городам и весям всех бывших обитателей имения. Наступает тишина - завершается пьеса, смолкает мотив сада. Таков внешний сюжет пьесы.


Внутренний сюжет и внутренний конфликт

За бытовыми эпизодами и деталями ощущается движение "подводного течения" (В.И. Немирович-Данченко) пьесы, ее второго плана. Чеховский театр строится на полутонах, на недоговоренности, "параллельности" вопросов и ответов без подлинного общения. Замечено, что главное в драмах А. Чехова скрыто за словами, сконцентрировано в знаменитых чеховских паузах: в "Чайке", например, 32 паузы, в "Дяде Ване" - 43, в "Трех сестрах" - 60, в "Вишневом саде" - 32. Такой "молчаливой" драматургии до Чехова не было. Паузы в значительной степени формируют подтекст пьесы, ее настроение, создают ощущение напряженного ожидания, прислушивания к подземному гулу грядущих потрясений1.

Мотив одиночества, непонимания, растерянности – ведущий мотив пьесы. Он определяет настроение, мироощущение всех персонажей, например, Шарлотты Ивановны, спрашивающей самое себя прежде всего: "Кто я, зачем я, неизвестно". Не может найти "верного направления" Епиходов ("двадцать два несчастья"): "... никак не могу понять направления, чего мне собственно хочется, жить мне или застрелиться". Фирсу прежний порядок был понятен, "а теперь все вразброд, не поймешь ничего". И даже прагматичному Лопахину лишь иногда "кажется", что он понимает, зачем он живет на свете.

Хрестоматийным стал часто цитируемый фрагмент второго действия пьесы, в котором непонимание, сосредоточенность каждого персонажа пьесы исключительно на собственных переживаниях предстают с особой наглядностью:

"Любовь Андреевна. Кто это здесь курит отвратительные сигары...

Гаев. Вот железную дорогу построили, и стало удобно. Съездили в город и позавтракали... желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию..."

Лопахин. Только одно слово! (Умоляюще). Дайте же мне ответ!

Гаев (зевая). Кого?

Любовь Андреевна (глядит в свое портмоне). Вчера было много денег, а сегодня совсем мало..."

Диалога нет, реплики случайны, настоящее кажется зыбким, а будущее – неясным, тревожным. А.П. Скафтымов комментирует: "Таких "случайных" реплик у Чехова множество, они всюду, и диалог непрерывно рвется, ломается и путается в каких-то, видимо, совсем посторонних и ненужных мелочах. В них важен не предметный смысл, а жизненное самочувствие" (Скафтымов 1972: 419). Каждый говорит (или молчит, и молчание становится красноречивее слов) о своем, и это свое оказывается недоступным для других.

Для Раневской и Гаева предложение Лопахина отдать имение под дачи, вырубив старый вишневый сад, представляется низменно "материальным", пошлым: "Дачи и дачники – это так пошло, простите", - отвечает Любовь Андреевна Раневская. Те 25 тысяч годового дохода, которые обещает им Лопахин, не могут компенсировать Раневской и Гаеву очень важного – памяти о дорогом прошлом, красоты сада. Для них снести дом и вырубить сад – это и означает потерять имение. По словам А.П. Скафтымова, "у всех лиц пьесы имеется внутри что-то эмоционально дорогое, и у всех оно показано Чеховым одинаково недоступным для всех окружающих" (Скафтымов 1972: С. 356).

Есть у каждого персонажа что-то, что заглушает боль расставания (или радость приобретения) с вишневым садом. Ведь могли же Раневская и Гаев легко избежать разорения, для этого стоило всего лишь отдать в аренду вишневый сад. Но отказываются. С другой стороны, и Лопахин после приобретения вишневого сада не избегнет уныния и грусти. Он обращается неожиданно со словами упрека к Л.А. Раневской: "Отчего же, отчего вы меня не послушали? Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь". И в тон со всем ходом пьесы, настроениями всех персонажей Лопахин произносит свою знаменитую фразу: "О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастная жизнь". Жизнь всех героев - нелепая и нескладная

Суть конфликта пьесы заключается не в утрате вишневого сада, не в разорении владельцев дворянской усадьбы (иначе, наверное, пьеса имела бы другое название, например: "Продажа имения"). Причина разлада, источник конфликта - не в борьбе за вишневый сад, а во всеобщем недовольстве жизнью, по справедливому утверждению А.П. Скафтымова: "Жизнь идет и напрасно сорится у всех давно, изо дня в день. Горечь жизни этих людей, их драматизм, следовательно, состоит не в особом печальном событии, а именно в этом длительном, обычном, сером, одноцветном, ежедневно будничном состоянии" (Скафтымов 1972: 415).

Но, в отличие от классической драмы XIX века, виновник страданий и неудач в пьесе не персонифицирован, не назван, им не является кто-либо из действующих лиц пьесы. И читатель обращает свой вопросительный взор за пределы сцены – в само устройство, "сложение" жизни, перед лицом которого оказываются бессильными все персонажи. Главный конфликт чеховских пьес – "горькая неудовлетворенность самим сложением жизни" - остается неразрешенным.

Чехов в своих пьесах, и с наибольшей силой в "Вишневом саде", выразил настроения рубежа эпох, когда явственно ощущался гул надвигающихся исторических катаклизмов. Симптоматично, что в том же 1904 году, когда был поставлен "Вишневый сад", было написано близкое по эмоциональному ощущению действительности стихотворение поэта-символиста З. Гиппиус, в котором чрезвычайно экспрессивно было выражено недовольство современностью и знание о предстоящих переменах – стихотворение "Все кругом"1.

В пьесе все живут ожиданием неотвратимо надвигающейся катастрофы: не расставания с вишневым садом, а расставания с целой тысячелетней эпохой – тысячелетним укладом русской жизни. И никто еще не знает, но уже предчувствует, что под топором Лопахина погибнет не только сад, но и многое из того, что дорого и Раневской, и Лопахину, и тем, кто верил, что "все будет иначе" – Ане и Пете Трофимову. Перед таким будущим оказывается призрачным сюжетный конфликт "Вишневого сада".

Чеховское творчество справедливо называют энциклопедией духовных исканий своего времени, в котором отсутствовала общая идея. В одном из писем Чехов о своей эпохе безвременья писал: "У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе хоть шаром покати. Политики у нас нет, в революцию мы не верим, бога нет, привидений не боимся, а я лично даже смерти и слепоты не боюсь… Не я виноват в своей болезни, и не мне лечить себя, ибо болезнь сия, надо полагать, имеет свои скрытые от нас хорошие цели и послана недаром…"


Старые владельцы сада: Раневская и Гаев

Прототипами Раневской, по свидетельству автора, были русские барыни, праздно жившие в Монте-Карло, которых Чехов наблюдал за границей в 1900 и в начале 1901 г.: "А какие ничтожные женщины...[о некоей даме] "она живет здесь от нечего делать, только ест да пьет...Сколько гибнет здесь русских женщин" (из письма Книппер от 6.1.1901).

Вначале образ Раневской кажется нам милым и привлекательным. Но затем ее образ обретает стереоскопичность, сложность: обнаруживается легковесность ее бурных переживаний, преувеличенность в выражении чувств: "Я не могу усидеть, не в состоянии (Вскакивает и ходит в сильном волнении). Я не переживу этой радости... Смейтесь надо мной, я глупая... Шкафик мой родной. (Целует шкаф). Столик мой...". В свое время литературовед Д.Н. Овсянико-Куликовский даже утверждал, имея в виду поведение Раневской и Гаева: "Термины "легкомыслие" и "пустота" применяются здесь уже не в ходячем и общем, а в более тесном – психопатологическом – смысле", поведение этих персонажей пьесы "несовместимо с понятием нормальной, здоровой психики"1. Но в том-то и дело, что все персонажи пьесы Чехова – это нормальные, обычные люди, только их обычная жизнь, быт рассматриваются Чеховым как бы через увеличительное стекло.

Раневская, при том, что ее брат (Л.А. Гаев) называет ее "порочной женщиной", как ни странно, вызывает уважение и любовь у всех персонажей пьесы. Даже её лакею Яше, на правах свидетеля ее парижских тайн вполне способного на фамильярное обращение к ней, не приходит в голову быть с ней развязным. Культура и интеллигентность придали Раневской очарование гармонии, трезвость ума, тонкость чувств. Раневская умна, способна сказать горькую правду о себе самой и о других, например, о Пете Трофимове, которому она говорит: "Надо быть мужчиной, в ваши годы надо понимать тех, кто любит. И надо самому любить… "Я выше любви!" Вы не выше любви, а просто, как вот говорит наш Фирс, вы недотепа".

Но Раневская лишена воли, она не способна ничего изменить и исправить. Она упрекает себя за то, что бессмысленно тратит деньги в то время, как Варя "из экономии кормит всех молочным супом, на кухне старикам дают один горох", и тут же отдает золотой. Она вначале рвет телеграммы из Парижа, не читая их, а потом опять собирается в Париж. Она привязана к Ане и Варе, но оставляет их, забрав с собой последние деньги, которые, она знает, скоро кончатся. Её, казалось бы, оправдывает любовь (любовь самоотверженная, преданная), но это любовь к человеку подлому, бесчестному. Раневская действительно "ниже любви", как она сама говорит о себе. Странным образом она порождает цепную реакцию развращенности и паразитизма в других: в лакее Яше, парижском любовнике…

И все же в Раневской многое вызывает симпатию. При всей безвольности, сентиментальности ей свойственна широта натуры, способность к бескорыстной доброте. Это привлекает к ней и Петю Трофимова. И Лопахин о ней говорит: "Хороший она человек. Легкий, простой человек".


Двойником Раневской, но личностью менее значительной, является в пьесе Леонид Андреевич Гаев, не случайно в списке действующих лиц он представлен по принадлежности к сестре: "брат Раневской". И он также способен иногда сказать умные вещи, способен быть искренним, самокритичным. Но недостатки сестры - легкомыслие, непрактичность, безволие - доходят у Гаева до карикатуры. Любовь Андреевна только целует в порыве умиления шкаф, Гаев же произносит перед шкафом речь в "высоком стиле". Гаев в собственных глазах - аристократ самого высокого круга, Лопахина он словно и не замечает и старается поставить "этого хама" на место. Но его презрение - презрение аристократа, проевшего свое состояние "на леденцах" - смешно.

Гаев инфантилен, нелеп, например, в следующей сцене:

"Фирс: " Леонид Андреевич, бога вы не боитесь! Когда же спать?"

Гаев, отмахиваясь от Фирса: "Я уж, так и быть, сам разденусь".

Л.А. Гаев - еще один вариант духовной деградации, пустоты и пошлости.

М. Горький дал им в свое время резкую, но во многом заслуженную характеристику: "Эгоистичные, как дети, и дряблые, как старики, они опоздали вовремя умереть и ноют, ничего не видя вокруг себя, ничего не понимая, - паразиты, лишенные силы снова присосаться к жизни". Раневская и Гаев вольно или невольно предают все, что, казалось, им дорого: и сад, и родных, и верного раба Фирса. Финальная сцена и комична, и подлинно трагична. Последние слова пьесы, произнесенные Фирсом - "Недотепа" - это и о самом Фирсе, и о других героях, и о самой русской действительности тех лет...

Не раз было отмечено в истории литературы, ненаписанной "истории" читательского восприятия произведений А. Чехова, что он будто бы испытывал особое предубеждение к высшему свету – к России дворянской, аристократической. Эти персонажи - помещики, князья, генералы – предстают в рассказах и пьесах Чехова не только пустыми, бесцветными, но подчас неумными, дурно воспитанными (Анна Андреевна Ахматова, например, Чехова упрекала: "А как он описывал представителей высших классов… Он этих людей не знал! Не был знаком ни с кем выше помощника начальника станции… Неверно все, неверно!"1).

Однако вряд ли стоит усматривать в этом факте определенную тенденциозность Чехова или его некомпетентность: знания жизни писателю было не занимать. Дело не в этом – не в социальной "прописке" чеховских персонажей. Чехов не идеализировал представителей никакого сословия, никакой социальной группы, он был, как известно, вне политики и идеологии, вне социальных предпочтений. Всем классам "досталось" от Антона Павловича, и интеллигенции тоже: "Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже тогда, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр".

С той высокой культурно-нравственной, этико-эстетической требовательностью, с тем мудрым юмором, с которыми Чехов подходил к человеку вообще и его эпохи в особенности, социальные различия теряли смысл. В этом особенность "смешного" и "грустного" таланта Чехова2. В самом же "Вишневом саде" нет не только идеализированных персонажей, но и безусловно положительных героев (это относится и к Лопахину ("современной" Чехову России), и к Ане и Пете Трофимову (России будущего).


Лопахин. Лопахин и Варя. Лопахин и Раневская

Лопахин, как значится в авторской ремарке в списке действующих лиц, - купец. Его отец был крепостным отца и деда Раневской, торговал в лавке в деревне. Теперь Лопахин разбогател, но с горькой иронией говорит о себе, что он остался "мужик мужиком": "Мой папаша был мужик, идиот, ничего не понимал, меня не учил, а только бил спьяна… В сущности, и я такой же болван и идиот. Ничему не обучался, почерк у меня скверный, пишу я так, что от людей совестно, как свинья".

Лопахин искренне хочет помочь Раневской, предлагает разбить сад на участки и отдавать их в аренду. Он чувствует сам свою огромную силу, которая требует приложения и выхода. В конце концов покупает вишневый сад, и эта минута становится минутой его высшего торжества: он становится владельцем имения, где его "отец и дед были рабами, где их не пускали даже на кухню"... Чем дальше, тем больше он усваивает привычку "размахивать руками" ("За все могу заплатить!"), его пьянит сознание своей удачливости, своей силы и силы своих денег. Торжество и сострадание к Раневской противоборствуют в нем в минуту его высшего торжества.

А. Чехов подчеркивал, что роль Лопахина - центральная, что "если она не удастся, то значит и пьеса вся провалится", "Лопахин, правда, купец, но порядочный человек во всех смыслах, держаться он должен вполне благопристойно, интеллигентно, не мелко, без фокусов". При этом Чехов предостерегал от упрощенного, мелкого понимания этого образа. Он - удачливый делец, но с душой артиста. Когда он говорит о России, это звучит как признание в любви. Его слова напоминают гоголевские лирические отступления в "Мертвых душах". Самые проникновенные слова о вишневом саде в пьесе принадлежат именно Лопахину: "имение, прекрасней которого нет на свете".

В образ этого героя - купца и в то же время артиста в душе - Чехов внес черты, характерные для некоторых русских предпринимателей начала ХХ века, оставивших свой след в русской культуре - Саввы Морозова, Третьякова, Щукина, издателя Сытина.

Знаменательна конечная оценка, которую Петя Трофимов дает своему, казалось бы, безусловному антагонисту Лопахину: "Как-никак, все-таки я тебя люблю. У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа..." О реальном предпринимателе - о Савве Морозове М. Горький сказал похожие восторженные слова: "И когда я вижу Морозова за кулисами театра, в пыли и трепете за успех пьесы - я готов ему простить все его фабрики, в чем он, впрочем, не нуждается, я его люблю, ибо он бескорыстно любит искусство, что я почти осязаю в его мужицкой, купеческой, стяжательной душе".

Лопахин не предлагает погубить сад вовсе, он предлагает его переустроить, разбить на дачные участки, сделать общедоступным за умеренную плату, "демократичным". Но в конце пьесы Лопахин, достигший успеха, показан не только как торжествующий победитель (а старые владельцы сада – не только как побежденные, то есть потерпевшие поражение на некоем поле боя – "боя"-то не было, а было нечто нелепое, вяло-бытовое, и уж конечно не "героическое"). Интуитивно Лопахин чувствует иллюзорность, относительность своей победы: "О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась наша нескладная, несчастливая жизнь". И его слова о "нескладной, несчастливой жизни", которая "знай себе проходит", подкрепляются его судьбой: он один способен оценить, что такое вишневый сад, и он сам своими руками его губит. Личные его хорошие качества, добрые намерения почему-то нелепо расходятся с действительностью. И причин не может понять ни он сам, ни окружающие.

И личного счастья Лопахину не дано. Его взаимоотношения с Варей выливаются в непонятные для нее и других его поступки, он так и не решается сделать предложение Варе. К тому же у Лопахина - особое чувство к Любови Андреевне. Он с особой надеждой ждет приезда Раневской: "Узнает ли она меня? Пять лет не видались."

В знаменитой сцене несостоявшегося объяснения между Лопахиным и Варей в последнем действии герои говорят о погоде, о разбитом градуснике - и ни слова о самом важном в эту минуту. Почему объяснение не состоялось, любовь не состоялась? На протяжении всей пьесы ситуация неслучившегося замужества Вари обсуждается как дело почти решенное, и тем не менее... Дело, видимо, не в том, что Лопахин - делец, не способный на проявление чувств. Варя именно в этом духе объясняет себе их отношения: "У него дела много, ему не до меня", "Он или молчит, или шутит. Я понимаю, он богатеет, занят делом, ему не до меня". Но, наверное, Варя не пара Лопахину: он - широкая натура, человек большого размаха, предприниматель и в то же время артист в душе. Мир Вари ограничен хозяйством, экономией, ключами на поясе... К тому же Варя - бесприданница, не имеющая никаких прав даже на разоренное имение. При всей тонкости души Лопахина ему не хватает человечности и такта, чтобы внести ясность в отношения с Варей. Стук топора в финале пьесы - предвестие его дальнейшей эволюции: без красоты сада он обойдется, без денег - вряд ли.

Диалог персонажей во 2-м действии на уровне текста ничего не проясняет в отношениях Лопахина и Вари, но на уровне подтекста становится ясным, что Лопахин и Варя бесконечно далеки. Лопахин уже решил, что с Варей ему не быть (Лопахин здесь - провинциальный Гамлет, решающий для себя вопрос "быть иль не быть"): "Лопахин: Охмелия, иди в монастырь;... Охмелия, о нимфа, помяни меня в твоих молитвах!".

Что же разделяет Лопахина и Варю? Может быть, их отношения во многом определяются мотивом вишневого сада, его судьбой, отношением к его судьбе персонажей пьесы? Варя (вместе с Фирсом) – искренне переживает за судьбу вишневого сада, имения; Лопахиным же вишневый сад "приговорен" к вырубке. "В этом смысле Варя не может соединить свою жизнь с жизнью Лопахина не только по "психологическим" причинам, прописанным в пьесе, но и по причине онтологической: между ними буквально, а не метафорически, встает смерть вишневого сада"1. Неслучайно, когда Варя узнает о продаже сада, она, как сказано в чеховской ремарке, "снимает с пояса ключи, бросает их на пол, посреди гостиной, и уходит".

Но, кажется, есть и еще одна причина, несформулированная в пьесе (как и многое – подчас самое главное у Чехова) и лежащая в сфере психологического подсознательного – Любовь Андреевна Раневская.

Пунктирно в пьесе намечена другая линия, пронзительно нежная и трудноуловимая, обозначенная с исключительной чеховской тактичностью и психологической тонкостью: линия Лопахина и Раневской. Попытаемся сформулировать ее смысл, каким он нам представляется.

Когда-то в детстве, ещё “мальчонком” с окровавленным от отцовского кулака носом, Раневская подвела Лопахина к рукомойнику в своей комнате и сказала: “Не плачь, мужичок, до свадьбы заживёт”. Тем более по контрасту с отцовским кулаком сочувствие Раневской было воспринято как явление самой нежности и женственности. Собственно, Любовь Андреевна сделала то, что должна была сделать мать, и не она ли причастна к тому, что у этого странного купца “тонкая, нежная душа”? Это прекрасное видéние, эту любовь-признательность Лопахин хранил в своей душе. Вспомним его слова в 1 действии, обращенные к Любови Андреевне: "Мой отец был крепостным у вашего деда и отца, но вы, собственно вы, сделали для меня когда-то так много, что я забыл все и люблю вас, как родную... больше, чем родную". Это, конечно, "признание" в давней любви, в первой любви – нежной, романтической, любви – сыновней благодарности, юношески светлой влюбленности в прекрасное видéние, ни к чему не обязывающее и ничего взамен не требующее. Может быть, только одного – чтобы этот романтический образ, запавший в душу входящего в мир юноши, не был как-либо разрушен. Не думаю, чтобы это признание Лопахина имело какой-либо иной смысл, кроме идеального, как иногда этот эпизод воспринимают.

Но однажды пережитое – невозвратимо, и это "дорогое" Лопахина не было услышано, не было понято (не услышали или не захотели услышать). Наверное, этот момент был для Лопахина в психологическом отношении переломным, он стал его прощанием с прошлым, расчетом с прошлым. Начиналась новая жизнь и для него. Но теперь он стал более трезвым.

Однако тот памятный юношеский эпизод имеет отношение и к линии Лопахин – Варя. Романтический образ Раневской лучших ее времен – времен ее молодости – стал тем идеалом-эталоном, которого, сам того не сознавая, искал Лопахин. И вот – Варя, девушка хорошая, практичная, но… Показательна, например, реакция Лопахина во 2-м действии на слова Раневской (!), которая прямо просит его сделать предложение Варе. Именно после этого Лопахин с раздражением говорит о том, как хорошо было раньше, когда мужиков можно было драть, начинает бестактно поддразнивать Петю. Все это - результат спада в его настроении, вызванного непониманием его состояния. В прекрасный, идеальный образ юношеского видéния была внесена резко диссонирующая со всем его гармоничным звучанием нота.

Среди монологов персонажей "Вишневого сада" о неудавшейся жизни невысказанное чувство Лопахина может прозвучать как одна из самых щемящих нот спектакля, именно так был сыгран Лопахин лучшими исполнителями этой роли последних лет Владимиром Высоцким и Андреем Мироновым.


Новое поколение, молодая Россия в пьесе

Будущее России представлено образами Ани и Пети Трофимова.

Ане - 17 лет, она порывает со своим прошлым, она убеждает плачущую Раневскую, что впереди целая жизнь: "Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу". Будущее в пьесе неясно, но оно увлекает и манит – чисто эмоционально, как всегда привлекательна и многообещающа молодость. Образ поэтичного вишневого сада, юной девушки, приветствующей новую жизнь, - это мечты и надежды самого автора на преображение России, на превращение ее в будущем в цветущий сад. Сад - символ вечного обновления жизни: "Начинается новая жизнь", - восторженно восклицает Аня в 4-ом акте. Образ Ани по-весеннему праздничен, радостен. "Солнышко мое! Весна моя", - говорит о ней Петя. Аня осуждает мать за барскую привычку сорить деньгами, но она лучше других понимает трагедию матери и сурово отчитывает Гаева за плохие слова о матери. Откуда у 17-летней девочки эта жизненная мудрость и такт, недоступные ее далеко не молодому дяде? Привлекательны ее решимость и энтузиазм, но они грозят обернуться разочарованием судя по тому, как безоглядно она верит Трофимову и его оптимистическим монологам.

В конце второго действия Аня обращается к Трофимову:

"Аня . Что вы со мной сделали, Петя, отчего я уже не люблю вишневого сада, как прежде. Я любила его так нежно, мне казалось, на земле нет лучше места, как наш сад".

Трофимов отвечает ей: "Вся Россия наш сад".

Петя Трофимов, как и Аня, представляет Россию молодую. Он - бывший учитель утонувшего семилетнего сына Раневской. Отец его был аптекарем. Ему 26 или 27 лет, он вечный студент, не кончивший курса, носит очки и резонерствует о том, что надо перестать восхищаться собой, а "только работать". Правда, Чехов уточнял в письмах, что Петя Трофимов не закончил университет не по своей воле: "Ведь Трофимов то и дело в ссылке, его то и дело выгоняют из университета, а как ты изобразишь сии штуки".

Петя говорит чаще всего не от себя - от имени нового поколения России. Сегодняшний день для него - "...грязь, пошлость, азиатчина", прошлое - "крепостники, владевшие живыми душами". "Мы отстали, по крайней мере, лет на двести, у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку. Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом"."

Петя Трофимов - из чеховских интеллигентов, для которых вещи, десятины земли, драгоценности, деньги не представляют высшей ценности. Отказываясь от лопахинских денег, Петя Трофимов говорит, что они не имеют над ним "ни малейшей власти, вот как пух, который носится в воздухе". Он "силен и горд" тем, что свободен от власти житейского, материального, овеществленного. Там, где Трофимов говорит о неустроенности жизни старой и зовет к жизни новой, автор ему сочувствует.

При всей "положительности" образа Пети Трофимова он вызывает сомнение именно как положительный, "авторский" герой: он слишком литературен, слишком красивы его фразы о будущем, слишком общи его призывы "работать" и т.д. Известно чеховское недоверие к громким фразам, ко всякому преувеличенному проявлению чувств: Антон Павлович "не выносил фразеров, книжников и фарисеев" (И. Бунин). Пете Трофимову свойственно то, чего сам Чехов избегал и что проявляется, например, в следующем монологе Пети Трофимова: "Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью, какое только возможно на земле, и я в первых рядах!". "Обойти то мелкое и призрачное, что мешает быть свободным и счастливым, - вот цель и смысл нашей жизни. Вперед! Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит там вдали!". К тому же содержание этих красивых слов остается нераскрытым. Вероятнее всего, Петя, наивно уверовавший в то, что владеет истиной, обманывается. Как и Гаеву, ему свойственна декламация, и он также в эту минуту смешон, как и Гаев.

"Новые люди" А. Чехова – Петя Трофимов и Аня - также полемичны по отношению к традиции русской литературы, как и чеховские образы "маленьких" людей: Чехов отказывается признавать безусловно положительными, идеализировать "новых" людей только за то, что "новые", за то, что они выступают в роли обличителей старого мира. Благонамеренные красивые порывы Пети Трофимова могут выродиться в "слова, слова, слова", время и для него может остановиться, как это случилось с Гаевым и Раневской. Время требует решений и действий, но Петя Трофимов на них не способен, и это сближает его с Раневской и Гаевым. К тому же на пути к будущему утрачены человеческие качества "Мы выше любви", - радостно-наивно уверяет Петя Аню.

Раневская справедливо упрекает Трофимова в незнании жизни: " Вы смело решаете все важные вопросы, но, скажите, голубчик, не потому ли это, что вы молоды, что вы не успели перестрадать ни одного вашего вопроса?.." Но этим-то и привлекательны молодые герои: надеждой и верой в счастливое будущее. Они молоды, а значит, все возможно, впереди - целая жизнь... Петя Трофимов и Аня не являются выразителями некоей определенной программы переустройства будущей России, они символизируют надежду на возрождение России-сада...


Символика

"Один из секретов… "Вишневого сада" состоял в том, что на происходящее надо было взглянуть глазами… самого сада".

Л.В. Карасев

В драматургических произведениях, написанных "до Чехова", как правило, был центр - событие или персонаж, вокруг которого развивалось действие. В пьесе Чехова такого центра не существует. На его месте оказывается центральный образ-символ пьесы - вишневый сад. В этом образе соединяются и конкретное, и вечное, абсолютное - сад, "прекрасней которого ничего нет на свете". Образ "вишневого сада" символичен: это красота, прошлая культура, вся Россия.

Три сценических часа в "Вишневом саде" вбирают пять месяцев (май - октябрь) жизни героев и почти целое столетие: от предреформенной поры и до конца XIX в. Название - "Вишневый сад" - связано с судьбами нескольких поколений героев - прошлых, настоящих и будущих. Судьбы персонажей соотнесены с судьбами страны.

По воспоминаниям К.С. Станиславского, Чехов однажды сообщил ему, что нашел чудесное название для пьесы: "Вишневый сад": "Из этого я понимал только, что речь шла о чем-то прекрасном, нежно любимом: прелесть названия передавалась не в словах, а в самой интонации голоса Антона Павловича". Через несколько дней Чехов Станиславскому объявил: "Послушайте, не Вúшневый, а Вишнёвый сад." "Антон Павлович продолжал смаковать название пьесы, напирая на нежный звук "ё" в слове Вишнёвый, точно стараясь с его помощью обласкать прежнюю красивую, но теперь ненужную жизнь, которую он со слезами разрушил в своей пьесе. На этот раз я понял тонкость: "Вúшневый сад" - это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но "Вишнёвый сад" дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни. Такой сад растет и цветет для прихоти, для глаз избалованных эстетов. Жаль уничтожать его, а надо, так как процесс экономического развития страны требует этого" .

Вместе с тем, сад в творчестве Чехова значим не только как символ, но и как самостоятельный природный, чрезвычайно поэтический, образ. И. Сухих справедливо утверждает: природа у Чехова не только "пейзаж", или психологическая параллель к переживаниям персонажей, а также первоначальная гармония "неиспорченного" человека Ж. Руссо ("назад к натуре"). "Природа для Чехова – некая самостоятельная стихия, существующая по своим особым законам красоты, гармонии, свободы… Она… в конечном счете справедлива, содержит в себе печать закономерности, высшей целесообразности, естественности и простоты, часто отсутствующей в человеческих отношениях. К ней нужно не "возвращаться", а подниматься, приобщаться, постигая ее законы" (Сухих 1987: 160). С этим утверждением согласуются и слова самого А.П. Чехова (из его писем: "Глядя на весну, мне ужасно хочется, чтобы на том свете был рай").

Именно сад является онтологической основой сюжета пьесы Чехова: "история сада как живого существа представляет собой первое звено … цепочки трансформаций" пьесы; "Это своего рода подпочва текста, то основание, из которого вырастает весь мир его идеологии и стилистики… Сад обречен не потому, что сильны его враги – купцы, промышленники, дачники, а потому, что ему и в самом деле пришло время умирать"1.

В пьесе преобладают мотивы "слома", разрыва, разъединения. Так, заявленным и на сюжетном уровне "невостребованным" остается сломанный Епиходовым бильярдный кий в 3-ем действии, о чем со смехом рассказывает Яша.

Этот мотив продолжается в финальной ремарке пьесы: "Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву". Уточнение "точно с неба" указывает на находимость главного конфликта пьесы вне сценических рамок, на некую силу извне, перед которой бессильными и безвольными оказываются персонажи пьесы. Звук лопнувшей струны и топора остается тем звуковым впечатлением, о необходимости которого в любом произведении говорил Чехов (он, напомню, считал: литературное произведение "должно давать не только мысль, но и звук, известное звуковое впечатление"). "Что общего у порванной струны с гибелью сада? То, что оба события совпадают или во всяком случае перекликаются по своей "форме": разрыв – почти то же самое, что разрубание. Не случайно в финале пьесы звук лопнувшей струны сливается с ударами топора"2.

* * *

Финал "Вишневого сада" оставляет действительно двойственное, неясное впечатление: и грусти, но и некой светлой, хотя и смутной, надежды. "Разрешение конфликта находится в соответствии со всею спецификой его содержания. Финал окрашен двойным звучанием: он и грустен и светел… Приход лучшего зависит не от устранения частных помех, а от изменения всех форм существования. И пока такого изменения нет, каждый в отдельности бессилен перед общей судьбой" (Скафтымов 1972: 433). В России, по Чехову, зрело предчувствие переворота, но неясное и смутное. Чехов зафиксировал то состояние русского общества, когда от всеобщего разъединения, слушания только самих себя до всеобщей вражды остался лишь один шаг.


* * *

В соответствии с литературной традицией, творчество А.П. Чехова полностью относится к литературе XIX века, хотя закончился жизненный и творческий путь писателя в ХХ веке. Творчество Чехова стало в полном смысле этого слова связующим звеном между литературной классикой XIX века и литературой века ХХ. Чехов был последним великим писателем века уходящего, он сделал то, что в силу различных причин не было сделано его гениальными предшественниками, он придал новую жизнь жанру рассказа, он открыл нового героя – чиновника на жаловании, инженера, учителя, врача, он создал новый вид драмы – чеховский театр.


Контрольные вопросы и тесты