Виктор Гламаздин
| Вид материала | Документы |
- Мир высоцкого (1-6) 1 воспоминания виктор Туров, 221.51kb.
- Тенденции рынка Жилищное строительство Сборно-монолитное каркасное домостроение как, 186.41kb.
- Шаубергер Виктор – Энергия воды, 3765.51kb.
- Шаубергер Виктор – Энергия воды, 3745.43kb.
- Бойко Виктор Сергеевич Йога. Скрытые аспекты практики, 4262.99kb.
- Востоков Виктор Секреты целителей Востока, 3821.5kb.
- Регулирование процессов трудовой миграции как механизм повышения сбалансированности, 102.28kb.
- Доклад По истории отечества По теме: Личность в истории, 51.16kb.
- Лозинский Виктор Бонифатович Маринин Виктор Иванович Мишучков Николай Михайлович Музыка, 34.3kb.
- Виктор коновалов против россии примечание: полужирным курсивом текст выделен составителями, 627.09kb.
Глушко: - Разрешите обратиться, товарищ генералиссимус?
Какацман: - Обратись.
Глушко: - Там охрана насчет вызванных Вами, товарищ Сталин, "апостолов" просит уточнения, если можно. Они, апостолы эти, уже собираются. Пускать их в банкетный зал или пусть ждут в предбаннике?
Какацман: - Там, что, все пьяные, что ли? Каких-таких "апостолов"?
Глушко: - Вы сказали… Точнее – они мне сказали, что Вы им приказали…
Какацман: - А-а! Я просто подсчитал, что мне по пути из местных бравых военных 12 человек попалось. Они мне дорогу на кухню объяснили. И я сказал, что хотел бы, чтобы они, все 12, приш… Подожди-подожди, если не они, то кто ж тогда… э-э-э… Кто приехал-то?
Глушко: - Деятели партии и правительства… Н-наверное.
Какацман: - Так даже лучше. Скажи, пусть собираются дальше. Я к ним подойду. Через час-другой. А пока отдохну. И штиблеты посушить надо. Много бегал сегодня по снегу. Вымок.
Глушко (снимает с Какацмана ботинки и ставит их к батарее): - Чего еще изволите, товарищ Сталин?
Какацман (отодвигая от себя тарелки и бокал): - Спасибо за кушанье, товарищи работники пищеблока. Теперь - спать хочу.
Засыпает, пожираемый подобострастными взглядами обслуги.
Занавес.
СЦЕНА 2
1 марта 1953 года. Московское время – 1:37.
Пир. За столом, накрытым на 13 персон, сидят 11 человек: Какацман, Ворошилов, Буденный, Булганин, Маленков, Хрущев, Микоян, Каганович, Фадеев, Японец, Переводчик.
Все они: развернуты к зрителям и походят по позам на персонажи с фрески Леонардо да Винчи "Тайная вечеря".
На месте давинчевского Христа – Какацман. Место Иуды – вакантно.
Какацман (оглядывает всех участников застолья): - Кто я?
Ворошилов (Какацману): - Коба, ты есть наш великий вождь и учитель.
Какацман (Ворошилову): - А кто Вы, позвольте узнать? Мне кажется я видел вас на портрете в нашем красном уголке.
Ворошилов: - Я – Клим Ворошилов.
Какацман: - Ты настоящий Клим Ворошилов? Или из спектакля, который мы на Первомай готовим?
Ворошилов: Я самый настоящий Клим Ворошилов. Высшей, так сказать, большевистской пробы. Такой пробы, что и клейма ставить некуда.
Какацман (указывает пальцем на остальную застольную братию): - А кто они?
Ворошилов: - Члены политбюро: товарищи Маленков и Булганин, Анастас с Лазарем да Никитка Хрущов. А еще – Сеня Буденный с Сан Санычем Фадеевым. И чтобы, пока Славик с Лаврентием подскочат, места заполнить, мы позвали сюда японского товарища с переводчиком. Ихних имен не помню. Япошку вроде как Хуямбой кличут.
Переводчик: Товарища японского коммуниста зовут Окаяма Мудадзюки.
Какацман: - С эдаким имечком нелегко агитировать за победу коммунизма на Дальнем Востоке.
Ворошилов: - Верно. С такой фамилией лучше уж сразу утопиться... Так что тогда, Коба, узкоглазого – в шею гнать, что ли?
Какацман: - Не торопись, Клим. Поганое имя – вовсе не повод гнать гостя из-за стола. Вот если он на него насрет, тогда - чикаться не станем… А почему два места – пустые? Мы кого-нибудь еще ждем?
Ворошилов: - Лаврентия и Славика. Они едут.
Какацман: - Пусть едут. Но если им пирожков не достанется – я не виноват.
Все вежливо смеются.
Ворошилов: - Охрана сообщила: только что арестовали поблизости группу диверсантов. Представляете, товарищи, они прикидываются врачами и санитарами из психиатрической больницы, ищущими здесь сбежавшего больного. Ничего лучше придумать не смогли. Смех один. Иностранные шпионские центры совсем разучились работать.
От полученного известия все начинают шевелиться и переговариваться.
Маленков: - Американская и английская разведка против немецкой и японской не пляшет. Той удавалось наркомов, маршалов и членов ЦК вербовать. Старых большевиков-революционеров резидентура фашистов заставляла толченое стекло в московский водопровод подсыпать. А нынче – придурь какая-то пошла. Это ж надо – за психиатров себя выдавать возле сталинской дачи. Хотя бы электромонтерами прикинулись бы. До первого допроса на Лубянке – сгодилось бы.
Буденный (Булганину): - Хозяин не своим голосом заговорил. Это к чему?
Булганин (Буденному): - Ни к чему хорошему, Сеня. Жди новой чистки.
Буденный (Булганину): - Зачем же меня-то сюда вызвали? Я вне ваших игр. Я никого не трогал!
Булганин (Буденному): - Так и мы особо не шумели. Хозяин сказал, мол, вроде как "апостолов", ну в смысле - героев революции и Гражданской войны, сюда вызвать. А кто, как не ты, у нас главный герой?
Буденный (Булганину): - У нас много героев… Хозяин сам на себя не похож. Чужим голосом говорит.
Булганин (Буденному): - Каким бы голосом наш любимый вождь и товарищ не говорил, мы его обязаны понимать, как надо. Или ты имеешь чего-нибудь против?
Буденный (Булганину): - Упаси, Боже.
Булганин (Буденному): - Тогда не сверли Хозяина таким дурным взглядом, а лучше… лучше водку пей. С пьяного меньше спросу.
Микоян: - Не надо самоуспокаиваться и почивать на лаврах, товарищи! Мы не должны терять бдительности, товарищи! Космополиты не дремлют! Вспомните про Съезд Победителей.
Маленков: - Правильно, Анастас! Зришь в корень. Все были уверены, что на XVII съезде собрались преданные коммунистической идее товарищи. А в дальнейшем оказалось, подавляющее большинство делегатов – предатели и враги.
Какацман: - Правда-а-а?!
Хрущев: - Я же Вам, товарищ Сталин, докладывал тогда. Всю ночь рассказывал. Про то, что в кулуарах съезда обсуждалась возможность избрания другого Генерального. Про то, чтобы Вас, товарищ Сталин, отправить послом в Монголию. Про то, что Вы Ленина отравили. Помните?
Какацман: - Студентов помню. Врачей помню. Больных помню. Твой доклад – не помню.
Ворошилов: - Никитка, Коба, тебя, небось, за последние годы задолбал своими доносами. Плюнь, не трать память на его лажу. Он соврет – не дорого возьмет.
Хрущев: - Я никогда не вру!
Все, кроме Какацмана и Хрущева, дружно смеются.
Хрущев: - По крайней мере - товарищу Сталину.
Ворошилов: - А чего ж, Хрущ, ты заговор военных-то проглядел? Они уже Кремль штурмовать собрались, а мы и в ус не дули.
Хрущев: - Ягода, пока его не шлепнули, прикрывал генералов.
Какацман: - А чем были недовольны военные?
Фадеев: - Военные в нашей стране, товарищ Сталин, всем довольны и пользуются всенародным уважением. Особенно – фронтовики. Наших фронтовиков-писателей во время публичных выступлений неизменно встречают шквалом аплодисментов.
Какацман: - Тогда я не понимаю.
Ворошилов: - А чего тут понимать, Коба, эти вредители, диверсанты и недобитые троцкисты забаллотировали тебя на выборах ЦК. Нам тогда бюллетени менять пришлось, а Ежову - искать по почерку тех, кто против тебя выступил… Слушай, Коба, а чавой-то ты сегодня в парадный китель приоделся?
Каганович: - А разве товарищу Сталину, творцу всех наших побед, для этого нужен повод?
Ворошилов: - Ты прав, Лазарь. Я просто… Э-э-э-э…
Буденный втихаря пьет водку.
Какацман: - А почему на столе нет манной каши и киселя? Как вообще с продуктами у советских людей?
Маленков: - Несмотря на обострение классовой борьбы, связанной с успешным строительством социализма, приближением нашего общества к коммунистической стадии и ожесточенным сопротивлением остатков разбитых эксплуататорских классов, в общем и целом, советские люди живут все лучше, все веселее.
Хрущев (Маленкову): - Ни фига не врублюсь, Георгий Максимилианович, Хозяин – настоящий или нет.
Маленков (опасливо оглядываясь, Хрущеву): - Это не важно.
Хрущев (Маленкову): - Ды Вы, чо, Георгий Максимилианович! А что же тогда важно?
Маленков (снова опасливо оглядываясь, Хрущеву): - Важно, Никита, понять, чего там задумано Хозяином. Я предчувствую, что не все сегодня доживут до рассвета. Такого концерта Хозяин еще не устраивал.
Хрущев (Маленкову): - Никогда не устраивал. Бывало голым на столе танцевал, в трусах совещания проводил, нас друг дружку раком палить заставлял. Но чтобы акцент свой и физиономию изменить… И вместо рекомендованного врачами "Маджари" – вовсю коньяк лопает… Думаете, кокнуть нас решил?
Маленков (Хрущеву): - Не наша забота, Никита, думать. Наша забота – соображать и приноравливаться. Внимательно смотри и слушай.
Хрущев (Маленкову): - Да-да-да-да-да.
Маленков (Хрущеву): - И прикинься дураком. У тебя это всегда хорошо получается.
Какацман (после долгих раздумий): - Неправильно это.
Каганович: - Запивать киселем манную кашу?
Какацман: - Неправильно товарища Сталина от власти отстранять.
Все дружно кивают и соглашаются с Какацманом.
Какацман: - Представьте себе, товарищи студенты, что где-нибудь за тридевять земель в тридесятом царстве-государстве, например – в Венесуэле, решили строить советскую власть. Первым делом, конечно, отобрали у местных буржуев бабло и барахло, а самих их - решительно порешили. И тут, естественно, авангард венесуэльских революционеров начинает колебаться между правым и левым уклонами, грозя впасть в смертельно опасную фракционную войну. Что им делать?
Хрущев: - Читать марксистскую литературу.
Какацман: - Дурак ты, Никитка. Им надо - выбрать себе вождя. И идти с ним до конца по теплым трупам всяких там уклонистов и врагов народа к победе над капитализмом…
Буденный втихаря пьет водку.
Фадеев: - …И эксплуатации человека человеком.
Какацман: - Человек… Нет никакого-такого человека, товарищи студенты! Есть советский человек, есть прогрессивный человек, есть отсталый человек, есть империалист, есть пособник империалиста, есть буржуй, есть прислужник буржуя. Нет человека просто. Нет человека вообще, человека для всех. Нет человека!
Ворошилов: - Нет человека – нет проблем. Так, Коба?
Какацман: - Так, Клим. И только искоренение человека-вообще обеспечит нам победу коммунизма во всем мире.
Каганович: - Предлагаю тост за победу коммунизма над человеком.
Какацман: - Достойный тост. Выпьем.
Пьют.
Занавес.
АНТРАКТ
(с просмотром кадров советской хроники 1947-1952 гг.)
АКТ III
СЦЕНА 1
1 марта 1953 года. Московское время – 2:37.
Продолжение пира на Ближней даче. Все те же – все там же.
Из-за сцены звучат песни, посвященные Сталину.
Какацман (с уже твердым кавказским акцентом): - Карашо сыдым, товарыщи. Но гыдэ товарыщи Тухачэвскый, Эгоров, Блюхэр с Якыром? Гыдэ товарыщи Зыновъев, Рыков, Пятаков с Бухарыным? Па-а-чему нэ вижю?
Все замирают.
Маленков: - Так мы же их… того...
Какацман (понимающе качает головой и ухмыляется): - Пэрэвели на амбулаторноэ лэчениэ, дорогой?
Маленков (мнется): - Как бы… вроде бы…
Ворошилов: - Именно так, Коба. Мы всю эту компашку перед войной "перевели на амбулаторное лечение".
Какацман: - С какым дыагнозом прошла выпыска из стационара?
Ворошилов: - Их выписали из стационара в качестве "врагов народа, троцкистов, фашистских шпионов, заговорщиков, диверсантов и вредителей". А чуток попозже - и членов их семей тоже.
Какацман: - Что значит "тоже", дорогой?
Ворошилов: - Тоже "на амбулаторное лечение" отправили.
Какацман: - Зачэм же "члэнов сэмьи", дорогой? Сын за отца нэ отвечает.
Ворошилов: - Поэтому разобрались, в основном, с женской частью.
Какацман: - Ы это правылно, Клым. Дорэволюционная буржуазная поговорка говорыт: "Ыщите жэнщину!" А наши славныэ совэтские органы внутрэнних дэл нэ толко своеврэмэнно находят женщину, но и рэщитэлно ставят эе к стэнкэ ыли отправлают в лагэр на пэрэковку.
Какацман обводит хищным взглядом всех сидящих за столом. Те ежатся и замирают.
Какацман: - Это щютка такая, товарыщи. Можетэ смэяцца.
Все дружно смеются.
Какацман: - Товарищ Сталын любит хорощюю щютку. Но товарыщ Сталын нэ любит врагов совэтского строя, наносящих коварные удары в спыну Коммуныстыческой партыи. Что сдэлал товарыщ Сталын на фэвралско-мартовском плэнумэ трыдцать сэдмого года?
Сталинская свита переглядывается.
Булганин (встает и пафосно заявляет): - Опираясь на результаты московских процессов над шпионами и вредителями, товарищ Сталин подвел идеологическую основу под наш сокрушительный ответный удар, который партия во главе с великим Сталиным обрушила на внедрившихся в нее агентов и вымела из ее рядов всех приспешников Троцкого и шпионов иностранных разведок. Основываясь на реальном опыте строительства социализма в одной, отдельно взятой стране, товарищ Сталин с присущими ему гениальной прозорливостью и коммунистической принципиальностью высказал совершенно правильное утверждение, основанное на диалектическом сочетании классического марксизма и реальной советской практики. Товарищ Сталин по-партийному честно…
Маленков (перебивает Булганина): - …И по-ленински мудро заявил, что чем успешнее будет проводиться строительство социализма на пути к полному коммунизму, тем более яростней и ожесточенней станет классовая борьба внутри советского общества….
Фадеев (перебивает Маленкова): …Будет обостряться из-за того, что остатки разбитых эксплуататорских классов, проникшие повсюду, при поддержке мировой закулисы станут оказывать все более ожесточенное сопротивление проводимым в стране прогрессивным преобразованиям. И только возглавляемое великим вождем и учителем единство партийных рядов, соединенное с беспощадной борьбой против заговорщиков и раскольников, способно сокрушить империалистический заговор против Страны советов.
Буденный (размахивает шашкой): Порубать всю контру в капусту!
Каганович: - Предлагаю, товарищи, тост за здоровье нашего родного и горячо любимого товарища Сталина!
Хрущев: - А хотите, я гопака сбацаю?
Микоян: - Врагам народа - высшую меру пролетарской справедливости! Чем больше миллионов ворогов шлепнем нынче, тем больше времени освободим внукам для творческого применения учения Маркса-Ленина-Сталина в будущим.
Какацман: - Правылно говорышь, Анастас. Чем ми блыже к коммунызму, тем бэспощаднэе должны ыстрэблять нэ толко явных нэдругов, но ы всэх нытиков, мэщан, космополитов, пэрэрожденцев ы бюрократов. Самый опасный протывнык коммунызма – тот, кто свою шкуру и свою сэмью ценыт болще, чем воплощеные ыдэалов коммунызма в ысторыческую дэйствитэлност. А это – мыллыарды человэк по всэй землэ. Чтобы эе очистыт от всэй этой швалы и нащим внукам придется нэмало потрудыцца. Зато уже ых внукам, возможно, довэдется вкусыт сладкых плодов полного ы окончатэлного коммунызма. А пока жив хот одын человэк, думающий нэ о пэрэвыполнэныи плана, а о том, что будэт кущят на завтрак, свэтлое будущее человэчества построыт нэвозможно, товарыщи.
Микоян: - Врагам народа - высшую меру пролетарской справедливости!
Каганович: - Предлагаю, товарищи, тост за здоровье нашего родного и горячо любимого товарища Сталина!
Буденный: Эска-а-а-а-а-дрон! Т-о-о-о-всь! Шашки наголо! Руби золотопогонников!
Какацман (оглядывает свои погоны на кителе и чуть испуганно спрашивает Буденного без какого-либо кавказского акцента): - Это кого ты "золотопогонниками" называешь? И почему Якира с Уборевичем "отправили на амбулаторное лечение"?
Ворошилов (дает затрещину Буденному): - Товарищ Буденный имеет в виду, конечно же, безродных космополитов, окопавшихся в госучреждениях. А что же касается Тухачевского, Якира, Уборевича и других изменников родины, то они не только сами признались в заговоре, но и дали показания на своих сослуживцев.
Какацман (с вернувшимся кавказским акцентом): - Ым навэрняка - уколы дэлалы?
Ворошилов (сжимает кулаки и делает ими имитацию боковых ударов в голову): - Делали так, что глаза лопались.
Какацман: - А клызму ым ставилы?
Ворошилов (тыкает средним пальцем в потолок): - Еще как ставили. Круглые сутки.
Какацман (одобрительно похлопывает Ворошилова по плечу): - Ы правилно, Клым. Всэм прэдатэлам – клызму и уколы!
Микоян: - Врагам народа - высшую меру пролетарской справедливости! В расход! В расход! В расход!
Каганович: - Предлагаю, товарищи, тост за здоровье нашего родного и горячо любимого товарища Сталина!
Хрущев: - А хотите, я гопака сбацаю?
Какацман наливает в бокал для вина коньяк. Выпивает его до дна. Закусывает. И обводит зал хмурым взглядом.
Влед за Какацманом дергают бухло и все остальные.
Какацман: - А почему ви, товарыщи, эще нэ расстрэляны? Ви, что: всэ - пламэнныэ больщевикы и гэроыческые прэдводытэлы пролэтарского авангарда? Разве нэт срэди вас скрытых троцкыстов ыли засланных ымпэриалыстами лазутчиков?
Все замирают и не дышат.
Какацман довольно улыбается и гладит усы. Усы отклеиваются и падают на стол. Какацман приклеивает их на прежнее место и смущенно хмыкает.
Все облегченно выдыхают из легких застоявшийся воздух и несмело смеются.
Ворошилов (Микояну): - Видел? Видел? У Кобы усы отклеились!
Микоян (Ворошилову): - У товарища Сталина ничего не может отклеиться.
Ворошилов (Микояну): - И весь он какой-то не свой.
Микоян (Ворошилову): - Товарищ Сталин не может быть не своим. Товарищ Сталин может быть только нашим и горячо любимым.
Ворошилов (Микояну): - И китель у Кобы другой.
Микоян (Ворошилову): - У товарища Сталина не может быть другого кителя.
Ворошилов (громко): - Да, Коба, твоими шутками врагов можно и без пулемета тысячами косить.
Буденный (взмахом руки опрокидывая на пол вазочку с пирожными): - Помню, попали мы как-то раз в степи под перекрестный огонь. Пулеметы слева. Пулеметы справа. Пулеметы отовсюду. А спереди - деникинские батареи шрапнелью сыпят. И вроде бы – всем нам кранты. Да не таков красный кавалерист. Я командую своим конармейцам: "Ша-а-а-шки на-а-а-голо-о-о-о!" И эскадроны, рассыпашись лавой по всему полю, орут: "Даешь Жмеринку-у-у-у!", "Даешь Жмеринку-у-у-у!", "Даешь Жмеринку-у-у-у!", и мы ка-а-а-ак вжарили белякам…
Каганович: - Предлагаю, товарищи, тост за здоровье нашего родного и горячо любимого товарища Сталина!
Хрущев: - А хотите, я гопака сбацаю?
Какацман снова пьет коньяк и уже капитально косеет.
Все остальные тоже пьют, но из них косеет только Буденный.
Булганин: - Хотелось бы узнать у товарища Сталина, как он смотрит на подписание в прошлом месяце титовской Югославией антисоветского договора с капиталистической Грецией и фашистской Турцией.
Какацман (Булганину): - А ты кто такой?
Булганин (удивленно): - Я Николай Булганин, Иосиф Виссарионович.
Какацман: - Кто тут Ыосыф Виссарыонович? Кто Ныколай Булганын? И кто, в конце-то концов, я?
Булганин: - Вы, товарищ Сталин: товарищ Сталин.
Какацман: - А ты?
Булганин: - Я – Николай Булганин.
Какацман: - Коммуныст?
Булганин: - С семнадцатого.
Какацман: - Это хорошо. Воэвал?
Булганин: - Был членом военных советов ряда фронтов. А с сорок четвертого и до победы входил в число членов Государственного комитета обороны и был заместителем наркома обороны.
Какацман: - Молодэц. Тэбя надо мэдалью наградыт.
Булганин: - Награжден орденами, в том числе - и орденом Ленина.
Какацман: - Ы правилно. Тэбя эще в званыи надо повысыт.
Булганин (ежится, принимая слова Какацмана за угрозу, и бормочет): - Н-н-не надо, товарищ Сталин. Не достоин…
Ворошилов: - Да он же, Коба, и так – маршал. Или ты хочешь, чтобы в стране теперь стало 2 генералиссимуса?
Какацман: - Пожалуй, для одной, отдэлно взятой страны 2 гэнэралыссымуса – это пэрэбор.
Каганович: - Предлагаю, товарищи, тост за здоровье нашего родного и горячо любимого генералиссимуса Сталина!
Какацман: - Да отвяжись ты со своымы тостамы! У мэня уже ы так все в глазах кружится.
Ворошилов: - Действительно, Лазарь, чего ты заладил, как попугай, мол, выпьем, да выпьем. Если хочешь, так пей сам, хоть в зюзю ужрись. Вон, Сеня жбанит втихаря и никого не трогает. А здоровье товарища Сталина мы тебе подрывать не позволим.
Буденный: - Прибить жидовскую сволочь! Запороть! Шкуру спустить.
Какацман (Буденному): - Нэ кыпятысь, Сэня. Ты нэ у сэбя в конющнэ. Шкуру спустыт мы с Лазаря всэгда успэем. Зачем же это за ужином дэлат? А (поворачивается к Булганину) кэм ты работаэшь?
Булганин: - Заместителем председателя Совета Министров СССР. Товарищ Сталин, вы же сами…
Какацман (растерянно, заплетающимся языком и без кавказского акцента): - Я плохо помню, что со мной было после тридцать седьмого года. Меня тогда как раз санитары свинтили в деканате и упекли в лечебницу… Странно, мне кажется, что я пролежал много лет в больнице. Товарищи, скажите, может человек помнить то, чего с ним не было?
Фадеев: - Товарищ Сталин может помнить все, поскольку обладает коммунистическим мировоззрением и поддержкой трудовых масс.
Какацман: - А что такое, по-Вашему, товарищ Фадеев, литературно-писательскому мнению - коммунистическое мировоззрение?
Фадеев: - Идеи марксизма-ленинизма, воплощаемые коммунистами в советской действительности.
Какацман: - Это с точки зрения исторического материализма, товарищ студент. А с точки зрения материалистической диалектики?
Фадеев (смущенно уткнувшись в салат): - Я, это… Извините, Иосиф Виссарионович. Я не силен в философии.
Какацман: - А в теологии?
Фадеев сконфуженно погружается в салат еще глубже. И оттуда что-то неразборчиво гундосит.
В зрительном зале раздаются звуки органа. Он играет MEIN JESU, DER DU MICH из 11-й хоральной прелюдии Иоганнеса Брамса. Временами песни из-за сцены перекрывают орган.