Geum.ru

Евгений Добрушин Фантастика это не страшно! Михаэль  Лайтман Оматеринстве и воспитании Юрий  Никонов Реальности бреда Марина Тюрина Немного о сексуальном образовании Александр Титов 8 рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


Константин  ЖольНа переломе эпох
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   17

Константин  Жоль

На переломе эпох


    Пират на римском престоле и предшествующие этому исторические события. – Костер для пражского магистра. – Фанатизм веры и «русский вопрос» в западной редакции. – Вера ироничного разума. – Бюргеры под знаменами Реформации. – «Бог помогает тому, кто сам себе помогает». – Спор о духовных ценностях, участниками которого становятся ремесленники и художники-инженеры, подчас выступающие в роли «вольных каменщиков». – Кое-что о «дурацкой литературе» и ее зачинателях. – Легенды о договоре человека с дьяволом с авторскими отступлениями, предуведомлениями и рассуждениями. – Герои испанских плутовских романов, их плутни и авантюры.
    
    
     Пират на римском престоле. Папа Иоанн XXIII нервничал, ему позарез требовались деньги, чтобы вести войну с королем Неаполя. Бывший пират по имени Балтазар Косса, а ныне понтифик, владел всеми навыками грабежа и готов был воспользоваться этими навыками для защиты своих алчных интересов. Однако всеобщая ненависть и войска неаполитанского короля вынуждали его к бегству из Рима.
     Под охраной ненадежных наемников папа покинул Вечный город, торопясь во Флоренцию.
     Старый морской разбойник возбужденно мерил шагами покои. Его слуга куда-то подевался. Неужели сбежал? Или просто спрятался, боясь попадать на глаза этому взбешенному зверю?
     Ожесточенная грызня за папскую тиару нарастала. Подлость используемых в борьбе средств была настолько очевидна и отвратительна, что не могла не вызвать нареканий со стороны большинства духовенства. Наиболее громко свое недовольство выражало духовенство Чехии во главе с известным проповедником, магистром богословия Яном Гусом.
     – Папе нужны деньги не для богоугодных дел! – восклицал с пражской кафедры магистр Гус. – Он ведет войну с королем Неаполя и решил пополнить казну за счет беззастенчивого грабежа верующих, торгуя индульгенциями, отпускающими грехи. Я спрашиваю вас: разве допустимо торговать тем, что может разрешать только правдивая совесть?
     Мы еще вернемся к этому прелюбопытному философскому вопросу, а сейчас давайте поближе познакомимся с Балтазаром Коссой, который попытался войти в анналы истории с потайного черного входа под именем Иоанна XXIII, но ему было в этом отказано. Спустя несколько веков, точнее говоря, в 1958 году под этим именем стал фигурировать кардинал Ронкалли, избранный на папский престол коллегий кардиналов. Таким образом католическая церковь попыталась уменьшить количество ужасных грехов, накопленных ее иерархами, и предстать перед судом истории в более благообразном виде.
     Итак, уважаемый читатель, Балтазар Косса, родившийся во второй половине XIV века происходил из знатного рода, чьи феодальные владения находились в Южной Италии. По семейному преданию, род Косса восходил к эпохе Римской империи.
     Старший брат Балтазара, здоровенный Гаспар Косса, был пиратом с немалым стажем поиска грабительских приключений. К этим дурно пахнущим приключениям он приобщил и младших братьев, включая Балтазара, возжелавшего стать хищным морским волком и хорошенько пощекотать свои крепкие мужские нервы.
     Море.
     Паруса надувает соленый ветер.
     Звон железа и золота.
     Предсмертные крики и хриплый смех победителей.
     Первые шаги на пиратском поприще.
     Балтазар сделал эти шаги, когда ему было около тринадцати лет.
     Справедливости ради надо отметить, что этот задиристый мальчишка был физически крепок, бесстрашен в драках и дьявольски хитер. Поэтому пиратство не могло не прельщать подобную натуру.
     Когда он возмужал, то обнаружилось еще одно неискоренимое качество Балтазара – непомерная любвеобильность. Он страстно, пылко любил многих женщин, и, между прочим, многие из них платили ему той же монетой.
     Будущий понтифик участвовал во многих крупных пиратских операциях на море и на суше. Ему чертовски нравилось грабить, убивать, насиловать.
     Запах крови, въедаясь в плоть и дух, запоминается надолго, кружит голову и горячит воображение. Опасная болезнь для человеческой натуры, если ее запустить, ибо она беспощадно корежит и ломает эту натуру, возводя на духовных руинах мрачный приют для монстров с людоедскими повадками.
     Но однажды привычный образ жизни нашего воинственного и любвеобильного пирата был неожиданно прерван. Свою роль сыграло твердое материнское слово.
     Заботливая матушка заявила голосом, не терпящим возражений:
     – Мое горячо любимое чадо, а не пора ли тебе взяться за ум? С пиратскими развлечениями надо кончать. Все блага мира можно получить более мирным способом, став на путь служения церкви.
     Молодой пират, пораскинув мозгами, пришел к выводу, что грабить можно не только с помощью меча и топора, но и с помощью лицемерного пастырского слова, особенно если оно произнесено командным голосом крупного церковного иерарха.
     Вскоре перед Балтазаром распахнулись двери знаменитого европейского университета в Болонье. Он стал студентом богословского факультета и занялся изучением церковного права. Последнее заслуживает особого внимания, так как нам не раз придется столкнуться в этом разделе с тем, как католическая церковь не только разрабатывала свое собственное право, но и с обескураживающей бессовестностью попирало его и другие правоположения.
     Да будет известно моему читателю, что в Средние века право делилось на каноническое (церковное), феодальное (или ленное) и обособленные разработки уголовного права.
     В те времена изменчивой части права (положительному праву), то есть той его части, которая обязана своим происхождением человеческой воле, противополагались неизменные установления божественного и естественного права. Естественное право отождествлялось с действующим правом. Сомнения касались только вопроса, сливается ли оно с понятием божественного права или сопоставляется ему. Но одно было бесспорно: естественное право признавалось обязательным и считалось выше всякого другого законотворчества.
     Из сочетаний римского права и правоположений, содержащихся в Священном Писании, образовалась система естественного права Средних веков. Идея естественного права носила в те века теократический характер, то есть подчинялась властно-политическим устремлениям церкви.
     С XI столетия в Западной Европе довольно активно и широко обращаются к изучению римского права. В течение XI–XII веков сформировалось четыре главных центра юридического образования – Прованс, города Ломбардии, Равенна и Болонья.
     Доказательством возрождения юриспруденции в Южной Франции служит трактат по римскому праву под названием «Извлечение Петра», составленный во второй половине XI столетия неизвестным автором с посвящением викарию Валанса в Дофине. Примечателен тот факт, что трактат не только посвящен магистру высокого ранга, но и прямо предназначен служить руководством при отправлении его обязанностей. Кроме всего прочего, трактат обнаруживает значительную зрелость юридических суждений автора и хорошее знакомство с источниками римского права.
     В соответствии с потребностями практики средневекового судопроизводства это изучение не идет далее толкования «Corpus juris» Юстиниана.
     Что собой представляло это толкование?
     Если иметь в виду техническую сторону вопроса, то толкование отдельных мест текста записывалось между строк или на полях рукописи. Такие толкования были известны под названием глосс. Последние дали имя всей школе юристов, занятых усвоением и толкованием римского права. Они были названы глоссаторами.
     В начале XII века в Болонье итальянский ученый муж Ирнерий, преподаватель риторики и диалектики в общеобразовательной школе, основывает, по инициативе маркграфини Тосканской Матильды, школу глоссаторов.
     До глоссаторов изучалась только буква римского права. Глоссаторы же обратились к изучению смысла текста, и таким образом установили в области права ту живую духовную связь с Древним Римом, которая сохраняется и до наших дней.
     Школа глоссаторов господствовала в юриспруденции до середине XIII столетия. Затем глоссаторов сменили постглоссаторы, или комментаторы, продолжавшие старые экзегетические приемы вплоть до XVI века.
     В школе комментаторов все сводилось к применению формальных приемов схоластики к установленному глоссаторами материалу.
     И у глоссаторов, и у постглоссаторов правоведение ограничивалось римским правом. Оставаясь в пределах традиции римской юриспруденции, обе средневековые школы признавали основным предметом изучение гражданское (цивильное) право.
     Естественно, католическая церковь, претендующая на государственно-политическую власть и на роль крупного собственника, не могла оставаться равнодушной развитию юридических идей, понятий и методов.
     В католической церкви сформировалось свое самостоятельное право, основанное на церковных постановлениях (канонах) и воспринявшее многое из римского права. Каноническое право не входило в круг занятий светских юристов и первоначально разрабатывалось исключительно богословами. В середине XII столетия монах Грациан из Болоньи собрал все церковные постановления, известные под названием декретов, и составил из них сборник (Decretum Gratiani), который стал первоначальным сводом канонического права. Тогда его изучением занялись и светские юристы. Декрет стали глоссировать (комментировать) аналогично Юстинианову Своду.
     В результате в правоведении появились две специальности – римское (гражданское) право и церковное (каноническое) право. Представители первой специальности стали называться легистами и цивилистами, то есть знатоками светских законов и гражданского права. Представители второй специальности получили название декретистов (или канонистов), то есть знатоков церковных постановлений, которые обозначались то латинским термином «декрет» (decretum), то греческим «канон» (canonum). Законченное юридическое образование включало обе специальности, которые и вошли в круг преподавания права в итальянских университетах.
     В одном из таких университетов получал высшее образование Балтазар Косса. Будучи весьма смышленым малым, он легко овладевал университетскими науками, и не исключено, что при благоприятном стечении обстоятельств бывший пират мог относительно безболезненно сделать блестящую карьеру.
     Незаурядный ум, сообразительность, характер решительной личности, преотменные внешние качества и всегда туго набитый кошелек – все это делало двадцатилетнего Балтазара привлекательной для окружающих личностью. Друзья и просто знакомые без каких-либо понуканий быстро признавали его безусловное превосходство если не во всем, то во многом.
     И в любовных похождениях Балтазар не знал себе равных. Женщины разных возрастов и сословий теряли голову при виде этого молодого, стройного, сильного и богатого красавчика. Именно они и явились причиной того, что молодой ловелас вынужден был вновь вернуться к пиратскому ремеслу.
     Как-то раз одна из брошенных им любовниц, наврав с три короба своему мужу-рогоносцу, подговорила этого барана убить Балтазара. Тот, не замечая собственных рогов, нанял убийцу. Однако убийца оказался невезучим: жертва ночного нападения не только отбила внезапную атаку, но и, перехватив инициативу, допыталась, кто оплатил труд наемника. Спустя короткое время стилет Балтазара вонзился в горло супруга своей злокозненной любовницы, а на груди предательницы появилась кровавая звезда.
     Спасаясь от преследователей, ночной мститель перемахнул через высокую каменную ограду, за которой оказался сад. В глубине сада виднелся большой дом.
     Крадучись и крепко сжимая стилет, беглец приблизился к дому.
     Тихо скрипнула дверь.
     Темный коридор.
     Шаги служанки с лампой в руках.
     Спальня.
     Молодая женщина божественной красоты, встающая с постели и направляющаяся в помещение с какими-то магическими рисунками и символами на черных стенах.
     Колдовство, чародейство, магия…
     Добыча для инквизиции.
     Еще совсем недавно инквизиция не преследовала чародеев и колдунов, не наказывала их лютой смертью, но сегодня инквизиция расходилась не на шутку. Балтазар это хорошо знал. Знал он и то, что первым, кто потребовал суда над чародеями и предания их казни, был папа Иоанн XXII, сын сапожника, родившийся во французском городе Кагоре. Его понтификат приходится на 1316–1334 годы. Об этом понтифике и его предшественниках следует сказать отдельно, чтобы лучше понять религиозно-политическую атмосферу Западной Европы XIII–XV веков и те возможности, которые открывались перед пиратами и бандитами, вознамерившимися посвятить себя служению церкви.
     В XIII – начале XIV века в Центральной Европе получило широкое распространение движение за возрождение и утверждение идеалов первоначального христианства. Участников этого движения называли по-разному – бегинами, бегардами, лоллардами и т. д., но общим для них всех являлось зловещее название еретики.
     Одной из таких ересей, на которую обрушились безжалостные церковные гонения, было амальриканство, которое исповедывалось радикальной сектой братьев и сестер «святого духа». Эта секта возникла под влиянием строго осужденного церковью учения французского богослова Амальрика Бенского, отстаивавшего пантеистические взгляды на окружающий мир, то есть утверждавшего, что Бог незримо присутствует во всем сущем и ничего общего не имеет с антропоморфными образами Бога.
     Для своего времени это было очень смелым и даже дерзким утверждением, противоречащим сложившейся церковной традиции с ее иконами, скульптурами, символами и образами. И все же амальриканство представляло опасность для церкви не своим пантеизмом, очень сложным для ума простого верующего, а тем, что члены секты отрицали частную собственность, церковную обрядность, осуждали церковные таинства, почитание святых и реликвий, требовали, чтобы церковные иерархи, подобно евангельским апостолам, отказались от искушающей силы мирских благ. Церковников, которые были, как правило, выходцами из знатных и богатых феодальных родов, особенно бесило требование отказа от собственности и мирских благ.
     Какой дурак, кроме юродивых, фанатиков или умалишенных, откажется от земных благ, от сытой жизни, теплой постели, обольстительной красотки?
     Феодалы, клирики, да и многие люди простого звания, любили хорошо выпить и закусить, сладко поспать и предаться другим вполне естественным чувственным удовольствиям.
     Церковь считала все это проявлением греховной природы человека, но считать и официально декларировать можно все, что угодно, а в реальной жизни нормальный человек живет не проповедями и моральными императивами, а законами своего быта, своим повседневным трудом, своими земными радостями и горестями.
     Сектантам-радикалам можно было простить многое, включая их фанатичный аскетизм и личную нищету, ибо, как заметил один историк, аскеты, анахореты, монахи и радикально мыслящие сектанты в ряде случаев выполняли «грязную работу» за церковников, купавшихся в материальном благополучии как свиньи в навозной луже. Считалось, что своими страданиями эти «божьи дурачки» славят основные религиозные ценности и церковь, так как исходящий от них свет божественной святости отражается на церкви лучезарным сиянием, манящим верующих с их дарами и приношениями. Но как только «дурачки» слишком повышали голос и начинали настаивать на превращении своего образа жизни в общую норму поведения, картина резко менялась: из «божьих дурачков» они превращались в опасных еретиков.
     Учение амальрикиан было осуждено на соборах в Париже в 1210 году и Латеранском в 1215 году. Эту ересь необходимо было вырвать с корнем и предать огню. И ее вырывали самым безжалостным образом: братьев и сестер «святого духа» инквизиторы ловили во Франции и за ее пределами, предавая ужасным пыткам, сжигая на кострах.
     Особенно зверствовал инквизитор-садист Конрад Марбургский, который добивался от своих жертв признаний в поклонении Люциферу. С благословения этого палача в сутане сторонники многих сект стали именоваться «люциферианами».
     Чтобы церковный ярлык приобрел конкретный еретический смысл, инквизиторы не поленились и выдумали культ люцифериан. Скажем, посвящение в еретическую секту изображалось как поцелуй неофита в жабий зад. Таким же поцелуем неофит должен был приобщаться к самому Люциферу или его полномочному представителю, отрекаясь тем самым от католической веры. Затем следовала сатанинская трапеза, после которой начиналась оргия. Люцифериан обвиняли и в том, что они пасхальное причастие уносили из церкви во рту, чтобы выплюнуть его в отхожее место. Словом, обвинений хватало, насколько это позволяла злая фантазия клириков и их цепных псов – инквизиторов. Так постепенно закладывался фундамент для дикой травли алхимиков, магов, чародеев, колдунов.
     Хотя братья и сестры «святого духа» были повсеместно истреблены с использованием лживых обвинений в люциферианстве, но вместо них возникли другие еретические движения – Люди божьи, Друзья Бога, Люди ума, черпавшие свои религиозные идеалы из традиции первоначального христианства.
     Моему читателю небезынтересно будет узнать, что вопрос о дьяволе, его происхождении и сущности являлся и является одним из самых сложных и самых спорных вопросов для христианских богословов. Сложность и спорность его объясняется тем, что Библия не дает вразумительных и точных ответов на этот довольно каверзный вопросец.
     Многие знаменитые богословы потратили немало сил, чтобы разъяснить природу дьявола. Прежде всего они отталкивались от библейского образа змия-искусителя, ввергнувшего Еву и Адама в большой грех. Этот змий-искуситель – олицетворение Вселенского Зла, разными воплощениями которого, согласно богословским трактовкам, является Дьявол, он же Сатана, он же Царь Тьмы, Князь Ада, Главный Враг Бога, он же падший ангел Люцифер, низвергнутый с небес Богом за свои неизменные пороки – зависть и гордыню. В христианской традиции имя Люцифер используется для обозначения Сатаны как чрезмерно горделивого и слишком самонадеянного подражателя тому свету, который составляет мистическую славу Бога (он есть отраженный свет Бога). Эта традиция восходит к ветхозаветному пророчеству о гибели Вавилона, царю которого приданы черты языческого демона планеты Венеры. Парадоксальность данной традиции заключается в том, что Сатана (Князь Тьмы) имеет «светлое» обозначение, такое же, как Христос, который о себе говорит: «Я есмь ... звезда светлая и утренняя».
     Дьявол коварен, жесток, беспощаден и похотлив. Одновременно в качестве персонифицированного Вселенского Зла он является соперником Бога, воплощающего в себе идею Вселенского Добра. Будучи соперником Бога в борьбе за человеческие души, Люцифер выступает в роли величайшего мага, волшебника и чародея, способного перевоплощаться, принимать человеческое обличье, испаряться, мгновенно преодолевать огромные пространства, предоставлять запродавшим ему душу грешникам различные земные блага и вместе с тем наделять их магическими способностями вредить людям и всему живому. Люцифер может читать мысли людей, производить на свет монстров и делать множество других злокозненных пакостей.
     Если Бог, по учению богословов, трехлик, то дьявол многолик, чем он исключительно опасен и чрезвычайно страшен.
     Связь колдунов и чародеев со Вселенским Злом предполагалась, но не утверждалась по нескольким причинам. Одной из причин было то, что только с середины XI века католическая церковь развернула борьбу за независимость папства от германских императоров и итальянских нобилей (от лат. nobilis – знатный, благородный). До этого времени папа был не больше как простым подчиненным императора и часто зависимой креатурой окружающей аристократии. Поэтому в условиях феодализма независимость папства от светских властей рассматривалась как превращение светских владений папства, до сих пор лишь косвенно принадлежавших понтификам, в полные и безоговорочные церковные владения. Отстаивая независимость церковной собственности папство втянулось в длительную и кровавую борьбу с империей, да и не только с ней, за верховное господство. Эта борьба породила крестовые походы, инквизицию, утвердила автократию пап в Центральной Европе.
     Крестовые походы, задумывавшиеся как способ примирения латинской и греческой церквей под духовным руководством папы, на самом деле оказались страшным оружием в руках понтификов для достижения своекорыстных политических и экономических целей, но отнюдь не способом примирения двух церквей и, тем более, не способом защиты святой земли от мусульманских посягательств. Достаточно сказать, что первый крестовый поход, состоявшийся в конце XI века, в авангарде которого двигалось около трехсот тысяч воинов, устлал дороги Европы костями рыцарей и тысячами невинных жертв их похода в Иерусалим. Нестройными толпами, без всякой дисциплины и порядка, без карт и проводников, полагаясь только на промысел Божий, они голодными волками нападали на многие города, по неведению полагая, что тот или иной город непременно является Иерусалимом. Их продвижение в святую землю ознаменовалось морем крови, грабежами и пожарами. И все-таки цель была достигнута. Однако взятие Иерусалима сопровождалось невероятными и ничем не оправданными жестокостями: головы грудных младенцев и маленьких детей разбивались о стены домов, женщины насиловались, мужчин бросали в огонь. Многим пленным распарывали животы в поисках проглоченных драгоценностей. Евреев загнали в синагогу и там сожгли. Было убито свыше семидесяти тысяч человек. Кстати, совсем иначе вели себя мусульмане, захватывая Иерусалим. Они не врывались в храмы и не грабили их, а мирно молились на ступеньках этих храмов. Конечно, воины Аллаха не были альтруистами, но и не были такими бандитами, как алчные крестоносцы.
     Церковь закрывала глаза на ужасные «подвиги» крестоносцев, так как их походы укрепляли папскую власть и наполняли церковную казну звонкой монетой. Это укрепление власти осуществлялось за счет того, что тысячи людей разных сословий попадали под церковную юрисдикцию. Как только человек делался крестоносцем, он выходил из сферы действия светских властей и становился подданным церкви. Так папы ковали свой грозный меч для подчинения церкви императоров, королей, феодальных князей и даже целых народов.