C новым веком! Киноповесть часть первая

Вид материала

Документы

Содержание

Часть вторая

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

(прим. Автора: единство времени и места избавят нас от необходимости делать соответствующие ремарки)

*

Пять… Пять минут… Я расколю ее за пять минут… - сказал сержант.
Четыре, - сказал Витек. – Должно хватить.
Да… - вздохнул Гаврила. – А я еще выпил бы.
Держи, - Витек протянул Гавриле только что распечатанный пузырь.

Гаврила сделал большой глоток и крякнул, что твой селезень.

А бутылку из горла слабо? – сказал он.
Да ну тебя, Гаврила. Хватит. Пора к делу приступать…
Тоже мне «дело».
А зачем тогда из машины было вылезать?
Вот и я о том же.
Короче. Кто первый пойдет?
Я не хочу, - сказал сержант.
И я не хочу, - сказал Витек.
И я тоже, - признался Гаврила.
Я не спрашиваю, кто хочет, - уточнил Витек. – Я спрашиваю, кто пойдет. Первым.
Кто спрашивает, тот и пойдет.
Это я, что ли?
А то.
Нет. Так не честно. Давайте жребий бросать.
А где ты его возьмешь?
Кого?
Жребий этот твой.
А вот он идет на запах.

И впрямь, бодрейший Сан Саныч уже направился в их сторону, учуяв благословенный дух. Каких ни будь пол-минуты – и он навис над сосудом и тремя его хозяевами. Его заметно шатало.

Качка, - пояснил он, - Вот, помню, был я боцманом в Охотском море…
Не надо, - сказал Витек.
Вот и я подумал, что не надо. Уехал на материк к чертям собачьим.
Тебя как звать, боцман?
Сан Саныч. Можно просто Саныч.
Ну вот что, Саныч-сан. Скажи ка нам, друг любезный, кто?
Кто?
Да. Кто?
Кто.
Нет. Кто пойдет?
Куда?
Не твоего это ума дело, куда. Скажи просто, кто из нас?
Из вас?
Да. Из нас.
Вас тут много.
Не так уж и много. Трое всего.
Трое? – искренне удивился Сан Саныч и пригляделся получше. – Трое???
Да.
Тогда – тот, что справа.
От кого справа?
От меня справа.
Этот, что ли? Гаврила?
Они... В смысле он.
А почему?
Так надо. Пусть идет, а я бутылку пока подержу.
Слышь, Гаврила! Тебе первому идти!
Не пойду!
Здрастье! Сдрейфил, что ли?
Я - на посту. Водку сторожу. Видишь – ходят тут всякие.
Давай я посторожу.
У тебя отнять могут. Нельзя. Лучше ты иди.
Да. Лучше вы идите, - сказал Сан Саныч. – Которые маленькие. Все трое…
Один я… - сказал Витек.
Вот один и иди. Остальные за тобой подтянутся.
Глас народа – глас божий, - сказал сержант Василий.

Сан Саныч приосанился.

Слушай милицию. Она дело говорит.
У тебя, кстати, документы есть, отец?
А как же… - Сан Саныч полез в карман и вытащил древнего вида бумагу…
Так-с, - сказал Василий и начал читать по слогам… - Ну и почерк… Подателю сего… Приказчику осьмой лавки Охотного ряда… выдать ситца пять штук… Ты что мне подсунул?
Зачем подсунул? В руки даю, как положено…
Откуда взял?
На дороге валялась, подобрал…
А другой бумаги нет?
Есть, начальник… Сейчас…
Жду… (Витьку) А ты иди. Не видишь, я при исполнении…

Витек, вздохнув, встал и пошел к Эльзе фон Блюменштрассе. Сан Саныч, тем временем, достал из того же кармана бумагу еще более древнюю...

А нечистого разбойника, душегуба и безбожника Стеньку Пугачева всяк нашедший повинен в цепи заключить и в царский указ препроводить… Тьфу, нечистая… Ты что мне суешь, антихрист?
Как что? Ты просил бумагу! Чем не бумага?
Я паспорт просил!
Паспорт?
Да!
Мой?
Нет! Мой!
Нет у меня твоего паспорта, начальник…
Ну, слава Богу… А свой?
А свой, должно быть, выронил.
Когда?
Когда эту бумагу поднимал.
Где ж ты ее нашел?
Аккурат на бульваре лежала, на самом видном месте. Помню, рядом еще бутылка была.
Водки?
Кабы водки… Пепси этой или… как ее…
Коки?
Ага…
Ну ладно, гражданин. Вы задержаны до выяснения личности. Прошу никуда не уходить.
Куда ж я от нее денусь? – Сан Саныч поглядел на бутылку.
Хорошо… Гаврила! Наливай! Будем царский указ читать.
Держи, начальник.
А мне? – сказал Сан Саныч.
А тебе не положено до выяснения личности…

*

Поезд летел по тоннелю, и лампы за окном мелькали, как луны с похмелья – одна за другой, без перерыва …

*

Наталья Пална шепотом кричала на сыновей. Попутно она осторожно рвала на себе волосы и ломала руки. Старший, Колька, дулся. Младший – Пашка – каялся.

Я понимаю, что обо мне вы не подумали, - сказала Наталья Пална. – Я – мать, и об меня можно вытирать ноги. Мое дело – кормить вас, обстирывать, делать с вами уроки и читать морали… Но отец! Этот святой человек! Как вы могли так жестоко поступить с ним?!

Она начала загибать пальцы:

Молчун. Добряк. Слова плохого от него не услышишь… Как придет с работы – так за телевизор, и – тише воды, ниже травы…
Мааам… - покаянно мычал Пашка.
Оставить его наедине со мной. Одного! Такого робкого! Такого безответного! Со мной!.. Которая уже четыре раза собиралась с ним развестись и пять раз передумывала из за вас!
Мааам…
Как вы могли? Нет. Как вы могли, я вас спрашиваю. Вам плохо дома? Вам не нравятся мои котлеты? Признавайтесь! Ведь не нравятся!
Нравятся…
Врешь! Если бы тебе нравились мои котлеты, ты бы не ушел из дома!
Но мы ведь даже взяли их в дорогу!
Врешь! Покажи.
Вот… - Пашка полез в рюкзак и вытащил пакет с мятыми котлетами.
Боже… ты не обманул…
Я честный мальчик.
Ага! Значит, они у меня, наконец, получились… То то я смотрю, что у Пусика был такой довольный вид…

Наталья Пална откусила кусок котлеты и принялась жевать с горестным видом.

Нет. Все-таки, недосолила… Ешь!
Не хочу.
Ах вот как! Я так и знала!
Мааам…
А борщ? Кто в твоей Америке сварит такой борщ? Меня научила ему одна бабка, настоящая колдунья с Западной Украины. Это – не просто борщ! Это волшебный борщ!
Вот именно. Колька говорит, что ты бросаешь в него лягушек.
Каких лягушек?
Живых.
Живых?!!! (с надрывом) Коля!
(нет ответа)
Николай! Я хочу знать правду. Ты науськивал Пашку на мой борщ?
(нет ответа)
Ничего он не науськивал, - сказал Пашка, - Если хочешь знать, он мне всегда свою порцию отдавал. И котлеты… А что про лягушек говорил и про кузнечиков, так это он шутил. А я все равно ел.
Ага. И куда же я, по его мнению, бросала кузнечиков?
Никуда. Он говорил, что ты сама, как кузнечик. Всю ночь стрекочешь…
Я? Я?!!! Да я, по сравнению с Иришкой, вообще великая немая. Это вы еще не видели, какие бываю матери. Вот, например, Иришка… Она вообще говорит без остановки. Вчера пришла от доктора, так она о нем в три раза дольше говорила, чем пробыла у него же на приеме. А Людочка, пока не влюбилась, вообще не умолкала. И щебетала, и щебетала…
А ты скоро влюбишься? – осторожно поинтересовался Пашка.
Я? В кого это?
Ну, не знаю. В папу, например…
В папу? А за что его любить? – Наталья Пална начала снова загибать пальцы, - Молчун. Добряк. Слова плохого от него не услышишь… Как придет с работы – так за телевизор, и – тише воды, ниже травы… Одним словом – святой человек…
Ну?
Что «ну»? Я же говорю «святой человек».
Так и влюбись в него.
Попробуй влюбись в святого… Ты пробовал?
Я уже влюбился. Папа хороший.
Ах, что тебе объяснять… Лучше скажи, почему молчит твой старший брат.
Коль, а Коль?
…
Ты почему молчишь?
Don’t touch me, - сказал Коля на хорошем английском.
Батюшки! Что он сказал, Пашенька?
Он сказал, что тоже любит папу и просит прощения.
Так и сказал?
Ага.
А почему по английски?
Не знаю. Стесняется, наверное.
Это Колька-то стесняется. Коль! Ну-ка повтори по русски!
I cant.
Чего?
Говорит, что не может…
Боже! Коля! Брось придуриваться!
I cant stop it. – уныло сказал Колька и вдруг гаркнул: - Freese!
О, нет… Только не это… - Наталья Пална схватилась за голову… - Это выше меня…

Что мы здесь делаем? – спросил Витек у Эдьзы фон Блюменштрассе.
Вы о чем? – спросила Эльза, благосклонно подвинувшись, чтобы Витек смог сесть.
Где вы брали шубу?
Мне ее подарили.
Вы знаете. Сколько она стоит?
Честно говоря, нет.
Продав эту шубу, можно купить вагон, в котором мы едем.
А зачем мне вагон?
Вот именно. Зачем вам вагон? Вы непохожи на женщину, которая часто пользуется метро.
Я им вообще не пользуюсь.
И я тоже.
А что мы тут делаем?
Вот и я говорю. Что мы тут делаем?
Я ловила кошку. Она прибежала сюда. И я следом за ней.
А куда вы едете?
До ближайшей остановки. Там я выйду, поднимусь на поверхность и пересяду в такси.
Вы думаете, что сможете поймать такси перед Новым Годом?
А вы как думаете? – Эльза приосанилась. Она была похожа одновременно на Одри Хепборн, Шерон Стоун и одну библиотекаршу в Дагомысской пятизвездочной дыре, куда Витька занесло в прошлом году на пару дней.
Да, действительно. Что это я… Брякнул, не подумав.
А вы думайте получше.
Я уже начал.
И?
Кое что придумал.
Что же?
Давайте сядем в такси вместе.
А потом?
Я отвезу вас в «Метрополь».
Я предпочитаю «Националь»…
Напою «Курвуазье»…
Лучше «Текилой»…
Мы послушаем цыган…
Предпочитаю аргентинцев…
Как скажете. Лишь бы танец был медленным.
Очень медленным?
Оочень медленным…
Насколько медленным?
Вот настооооолько медленным… - Витек развел ладони сантиметров на двадцать.
Вы меня не поняли. Насколько? Сколько, понимаете?
Эээ… Триста.
Триста?!!
Четыреста…
Вы шутите. Я не дала бы за вас и полтинника! С вашим «Курвуазье» и цыганами.
За меня???!!!
А за кого же?
Да у меня один шнурок на ботинке стоит в два раза больше.
Врете.
Ну хорошо. Вру. Но пара – точно.
Ладно, уговорили. Сто. Но больше рюмки Текилы вы не получите.
Согласен.
А теперь проваливайте и не компрометируйте меня своим присутствием. Догоните потом на улице.
Слушаюсь, мисс… - Витек встал и молодецки щелкнул каблуками.

Гаврила издали показал ему большой палец, а сержант Василий приподнялся, чтобы заступить на смену.

*

Соня, пользуясь свободной минутой, красилась под танюшин щебет.

Ну вот, - продолжала Танюша. - Он приходит и, говорит: «Боже, девочка! Как ты похожа на свою мать!»
А она?
А она говорит, что она и есть мать, а выглядит так хорошо потому, что ее красота пролежала много лет в холодильнике одиночества.
А он?
А он в ответ, что знает, что она – мать, но имеет в виду ее маму, то есть бабушку той, о которой подумала та, что на самом деле мать.
Интересно.
Еще как. Оказывается, у них был роман.
С бабушкой?
А что. Она, между прочим, очень здорово выглядит.
Да. У них у всех там такой вид, как будто детей рожают в пять лет, а потом отдают в инкубатор.
Очень красивая. Она спускается в кресле-каталке…
Бабка?
Нет. Внучка. Она же инвалид, ты забыла? Очень красивая, но не может ходить после шока.
Какого шока?
Ну когда увидела отца в спальне с дядей Горацио. Так у нее ноги и отнялись.
Ну-ну… - Соня закончила с левым глазом и принялась за правый.
Ну вот. Спускается, значит, эта внучка, и тут мы видим, что у них с гостем родимое пятно на одном и том же месте.
На носу?
Нет. Шее. Вооот такое здоровенное! Только у него – слева, а нее – справа.
Дай-ка я догадаюсь… Гость приходится ей отцом!
Бинго! Только не он сам, а его сын, который умер.
Как же он ухитрился отцом стать, если умер? Зомби, что ли?
Сама ты зомби. Она же к нему в больницу ездила перед смертью.
На каталке?
Да не внучка, а мама!
Которая бабушка?
Нет. Которая просто мама. Хотя она тоже скоро станет бабушкой, только не в этой серии.
А откуда ты знаешь?
Чувствую.
То есть та, что на каталке…
Да. И она тоже.
Где же она познакомилась со своим зомби?
Где-где… Непонятно, что ли? В больнице, конечно… А как она убивалась, когда он умер… Если бы ты только видела… - Таня всхлипнула.
Ну, ну… Ты мне это брось, подруга. Вот, подержи лучше зеркало…

Молодой человек… - старуха Марлена подсела к вору Игнату и зашептала на ухо. – Я могу на вас положиться?
Ммм… Попробуйте. – Игнат удивленно и немного нервно огляделся.
Коммунист?
Никак нет. Сочувствующий.
Комсомолец?
Было дело.
Так. Значит, из наших… Видишь милиционера с буржуйкой? Который раньше сидел с двумя алкашами.
Как это «сидел»? – не понял Игнат. – Он же мент.
На скамейке сидел… Ты, слышь, товарищ… Бандиты они.
Да вы что?
Верь, у меня глаз-алмаз. Вот, ты, например. Сразу вижу – хороший человек.
Я? Да. Я – хороший.
То-то. Я насквозь вижу. А эти трое – бандиты. И вон те два старика – тоже с ними. И буржуйская дамочка. И два беспризорника с мамашей. Никакая она им не мамаша, сердцем чую.
И кошка?
А кошка у них – самая главная. Символ банды. Во как.
Ну и дела…
Дела наши плохи. Сам понимаешь, ловить надо.
Кого?
Кого-кого. Не тебя же. Этих сволочей, ясное дело. Ты, часом, не из органов?
Нет.
Жаль. А самбо-карате знаешь?
Кто такие?
Ясно. Ох, мало нас… Ох, мало. Что делать то будем? Может, с машинистом шепотом связаться?
И что?
Пусть вызовет подкрепление… Нам бы только до станции доехать. Что-то долго нет ее…
Подкрепления не надо.
Как же без него-то?
Не надо, - твердо повторил Игнат. Ему вполне хватило одного мента в вагоне.
Сами-то не управимся.
Давай здесь подсуетимся. Вот человек сидит. Он – не из этих?
Да он же черный! Кавказец! Ты в своем уме?!
Ну и что, что кавказец. Кавказцы, знаешь ли, тоже разные бывают.
Все бандиты.
И товарищ Сталин – бандит?! И Серго Орджоникидзе!.. Да я тебя сейчас, старая…
Чур меня… И впрямь… Дело говоришь. Ладно, сынок. Я пойду к нему пошушукаться, а ты с этих глаз не спускай! Ясно?
Как божий день.
Бога не поминай.
Слушаюсь…
То-то. Я пошла…

Бабка бочком, по крабьи, перебежала на скамейку напротив – шушукаться с Черным Человеком.

Вор Игнат бдительно зевнул и покосился на свой мешок.

*

Никифор, которого на платформе отвлекли от увлекательных мыслей в духе Анны Карениной, оглядывал вагон с тоской.

Вагон казался ему местом, на редкость неподходящим для колоритного самоубийства.

Во-первых, здесь не было ни одного колющего, режущего или огнестрельного предмета. За исключением сержантского пистолета, который нужно было еще отнять, а это Никифору с его худой конституцией казалось затеей сомнительной.

Ввязаться в драку с превосходящими силами хулиганов и погибнуть в неравном бою Никифор не мог по причине природной брезгливости. Бить кулаком по чьим-то щетинистым харям или, того хуже, позволять чужим немытым кулакам прикасаться к своей… Это было немыслимо. Тем более, что хулиганов вокруг не было и не предвиделось.

Выставить голову в окно и ждать, пока ее срежет пролетающим мимо фонарем, Никифор не хотел. Во-первых, могло не срезать. Во-вторых, голову никто не стал бы искать, а Никифор хотел еще полюбоваться на друзей и врагов из глазетового гроба, перед тем, как отправиться в пепельницу забвения.

В запасе оставались таблетки, лежащие в кармане куртки. Никифор сунул в карман руку и пощупал. Таблетки тоже.

Он представил себе, как незаметно выпивает все колеса, одно за другим, давясь от отсутствия воды. Как потом засыпает, никем не замеченный. И как рабочие метро находят его окоченевшее тело в пустом и темном депо.

Рабочие в воображении Никифора были гигантами с пыльными глазами. Их оранжевые куртки бросали на стены адские отсветы.

Один из рабочих подошел к бездыханному Никифору и поглядел на него с мистическим узнаванием. Будто сама смерть погляделась в зеркало. Второй, не наклоняясь, посмотрел на Никифора торжественно и скорбно.

- Слышь, Петрович, - сказал он, - еще один нализался. Куда его? В ментовку или в Склиф?

Никифор открыл глаза и поежился. Ему определенно сегодня не везло.

Хотя… Даже последнему из неудачников порой улыбается счастье. Сержант с пистолетом на боку неожиданно поднялся с места и направился к расфуфыренной дамочке, сидящей рядом с Никифором. Потом он уселся рядом ней, открывая Никифору свой мясистый окорок с болтающейся на нем кобурой.

Удача, подумал Никифор. И, глядя в сторону, отправил свою музыкальную кисть выписывать воровские арпеджио…

*

Апчхи! – сказал Соломон Иванович.
Будьте здоровы, - отозвался Аристарх.
Какое там здоровье. Видите, что делается. Пять лишних минут на улице – и готов.
Вам дать что-нибудь выпить?
А у вас есть.
О, дружище! Уж что-что, а аптечку я дома никогда не забуду. Вот, извольте.

Аристарх достал из недр пальто объемистую коробку.

На все случаи жизни, - сказал он, - Сам себе скорая помощь… Вот, глядите. Ваш аспирин.
А это что? – Соломон с интересом заглянул внутрь.
А это – валидол. Вот и антибиотик, дефицитный, дочка достала. Вот шприц с инсулином.
У вас диабет?
Нет, Бог миловал.
А зачем тогда…
А вдруг?
Понятно. А это что?
Новокаин, анальгин, цитрамон. Обезболивающие.
У вас бывают боли?
Нет.
Зачем тогда?
А вдруг?
Тоже верно. Боже, а это что такое? – Соломон двумя пальцами вытащил из коробки упаковку презервативов.
А вдруг? – зарумянился Аристарх.
Да уж… А Библии карманной не носите?
Зачем это?
А вдруг?
Типун вам на язык!
Апчхи!
Будьте здоровы. Вот вам таблетка аспирина.
Спасибо. Апчхи!
Будьте здоровы!

Вот так то, Эльза Гансовна… - вздохнул сержант Василий, - Наша служба и опасна, и трудна, как поется в песне.
Бедный… А почему же вы не стали, как все, бизнесменом?
Быть как все – это скучно.
Можно стать лучше всех.
Или хуже.
Или хуже.
По моему, у меня так и получилось.
Это почему же?
Не любят меня, Эльза Гансовна.
Кто не любит?
Да практически никто. Стоишь, бывает, на посту… Ветер лютый, ног в валенках не чувствуешь. А эти…
Кто?
Бизнесмены ваши… В теплых иномарках мимо так и шастают, так и шастают… И нет, чтобы посмотреть на меня с пониманием. Согреть, как поется в песне, теплым взглядом… А он? Посмотрит, как солдат – на вошь, да еще грязью из лужи норовит забрызгать. Ну как его не остановить, такого?..
А вы останавливайте.
Останавливаю. И ведь… Стыдно сказать, Эльза Гансовна… Деньги беру…
Да вы что?! – Эльза всплеснула руками, - Так таки и берете?
Так и беру.
За что?
Когда как. Тут ведь главное что? Подход надо иметь.
Это как?
Ну вот, предположим, вы есть нарушитель правил дорожного движения. Только предположим… Вот, подхожу я к вам и говорю: «Ваши документы!»…
Ой… Мне уже страшно… - Эльза отодвинулась.
Вот-вот. Психическая атака, - пояснил Василий и, профессионально окаменев, рявкнул: - Документы!

Дуська на коленях Эльзы поглядела на сержанта с неудовольствием. Эльза нырнула рукой в сумочку и достала паспорт.

Тэээкс… Блюменштрассе Эльза Гансовна, 1964 года рождения… Права категории F. Это что же за категория такая? Трехколесный велосипед, что ли? Или реактивная бетономешалка? Смотрим дальше… (шепотом) А вы меня должны спросить примерно так: «Да ладно, командир… Чего я нарушила то? Еду себе, никого не трогаю…»
Да ладно, командир… Чего я нарушила то? Еду себе, никого не тро…
Да если б ты кого тронула, я бы с тобой иначе поговорил. Почему машина грязная?!
Так ведь лужи…
У всех лужи.
Дождь со снегом…
У всех дождь со снегом. А это что?
Это моя кошка.
Возраст?
Два года.
До трех лет обязана ездить на заднем сиденье в специальном детском кресле!
Да какой же она ребенок? У нее уже три помета котят было.
Попрошу предъявить котят.
Нету. Раздали.
Документы?
У вас уже.
На кошку!
Она у меня дворовая. Без документов.
Техталон?
На кошку?!!!
На машину.
Вот он.
Просрочен.
На один день всего.
Да хоть на минуту. Ц.О.?
Что ц.о.?
Не вижу ц.о.
А какое оно должно быть?
Оно должно быть в норме.
У меня все в норме. Я недавно была в поликлинике.
Зрение проверяли?
А что, нужно?
Обязательно. В видите надпись вон на той стене?
Вижу.
Прочтите вслух.
Не могу.
Почему?
Она неприличная.
Да? (вглядывается) Не вижу. Шепните мне на ухо.

Эльза шепнула, сержант удивленно крякнул и пошел проверять. Вернулся румяный от смущения, но непреклонный…

Хорошо. Значит, так и запишем… Ц.О. не проверено, техталон просрочен, до трех лет без сиденья, права неизвестной категории… Пили?
На Рождество – бокал шампанского.
А почему водкой пахнет?
Так это же от вас, гражданин сержант.
Не морочьте мне голову. От меня пахнет кристалловской «Столичной», а от вас – паленой «Русской».
Это не от меня. Это от лобового стекла. Я водкой заливаю бак стеклоочистителя. Чтобы не замерзла.
Скажите спасибо, что рядом бомжей нет. Порвали бы вас на части, и на меня не поглядели бы. Прошу вас встать и пройти по прямой три метра.
А куда я кошку дену?
Это ваши проблемы.
Ладно, уговорили. Десять баксов хватит?
В новогоднюю ночь? Смеетесь?
Двадцать.
Тридцать.
Хорошо. Берите двадцать пять и верните мне документы… - Эльза достала деньги…
Вот видите, Эльза Гансовна… - Василий помягчел и взял Эльзу за локоток, - Так и живем.
Ой… - Эльза очнулась, - Вы страшный человек.
Правда?
Просто гипнотизер какой-то…
Вам понравилось?
Ну… не то, чтобы понравилось… Но ощущения сильные… Не дай Бог с вами на большой дороге встретиться.
Ну, что вы… Мы теперь знакомы… Я вас не тону… - говоря эти слова, Василий делал противоположное - трогал Эльзин локоть, постепенно подбираясь к плечу.

Эльза потихоньку отодвигалась, пока не уперлась в поручень. Дуська была очень недовольна.

Вася… (отодвигаясь)
Эльза Гансовна… (придвигаясь)
Вася! (отодвигаясь)
Эльза! (придвигаясь)
Василий!!!
Да?
Вы просто супермен какой-то… Я обязательно расскажу о вас Степану.
Какому Степану?
Степану Петровичу.
Вы, случайно, не о… (отодвигаясь)
Да, да… О начальнике ГиБДД округа. (придвигаясь)
Вы знакомы? – Вася потихоньку бледнел.
Это мой муж.
Ой, - Вася посмотрел на часы. – Эльза Гансовна. Я вынужден вас покинуть.
Так скоро?
Что поделать… Служба…
Которая и опасна, и трудна?
Так точно.
Не посидите еще?
Рад бы, но не могу… Сстепану Ппетровичу ппривет передавайте, кланяйтесь…
Непременно…
Ну, я пошел?
Идите, Вася. Вольно… С Наступающим Вас…

Василий с каменным лицом вернулся к собутыльникам.

*

Никифор, не дыша, грел в кармане васькин ствол. В его глазах прыгал хромой солнечный зайчик.

*

Алена, сев в вагон, тут же достала книгу и принялась ее читать.

Она так же легко дружила и ссорилась с персонажами книги, как разговаривала с предметами, которые большинство людей считает неодушевленными.

Реальный мир снова отступал (надо сказать, что он вообще сильно раздражал Алену), и на смену ему приходил мир сказочный.

Алена сильно зависела от книги, которую читает. Если книга попадалась злая или скучная, Алена страдала и скучала вместе с главными героями. Но сейчас ей повезло. Книга попалась самая что ни есть подходящая для Нового Года, и Алена без разбега нырнула в ее первую главу.

Порой она чувствовала, как снаружи идет какая-то легкая рябь. Непонятный сквозняк носился по поверхности Аленкиного мира.

Но она не обращала на него внимания, как всякая рыба, знающая про ветер, но не умеющая им дышать.

Этот сквозняк был взглядом мальчика Ромы. Мальчик Рома был тоже при книжке, и тоже умел при случае залечь на дно собственного воображения. Но, если продолжить всю эту бодягу с рыбьими образами, то Роман скорее относился к двоякодышащим хордовым. Он, в принципе, не имел ничего против реальности.

Иногда ему удавалось даже обратить ее в сюжет для книги. Вот и сейчас, накануне Нового Года, он с удовольствием нашел в толпе Алену и глядел на нее так, будто приглашал на танец.

Но она не откликалась, и Рома, мимолетно приревновав девушку к ее книге, раскрыл свою.

Алена, погрузившись на глубину 16-й страницы, почувствовала, что поверхность успокоилось. Неизвестно почему, ей это не понравилось. Она, вильнув золотым хвостом, всплыла и огляделась поверх книги своим фирменным взглядом, какой иногда появляется у рентгенологов перед выходом на пенсию…

*

В углу вагона, на той скамейке, где слишком просторно сидеть одному и тесно – двоим, спал новый персонаж. Откуда он ехал и куда, оставалось тайной. Порой он всхрапывал, как конь, а остальное время свистел тихо, как чайник, накрытый подушкой.

Время от времени он перебирал пальцами невидимые четки. Иногда начинал слегка подрагивать ногой в такт неизвестной мелодии.

Как его зовут и что он здесь делает, не было понятно никому.

Ну и Бог с ним. Вернемся к старым знакомым.

*

Надежда Андреевна, удивительно похорошевшая, и Черный Человек, который в ее сиянии стал похож на героя-любовника из провинциальной сицилийской оперы, вели возвышенный диалог.

Я так долго тебя ждала… - сказала она.
Но я пришел… - сказал он, почти без акцента.
Иногда я ждала только для того, чтобы наброситься на тебя с кулаками…
Я это заслужил.
А иногда – для того, чтобы тут же, не сказав ни слова, броситься к тебе на шею…
Вот она. Души или обнимай… Она твоя…
Но чаще всего я ждала, потому что ждать было так спокойно. Так спокойно… - Надя утерла блеснувшую слезу и… запела…

Любовь, о, любовь… На вокзалах твоих

Стоят поезда и часы.

И вид на перрон из купе для двоих

Так печален и тих,

Как весы…

Черный: (в тон)

На чаше одной – наше детство и дом,

Друзья и враги… Суета

На чаше другой – только сердце, и в нем

Только сердце – и в нем

Пустота…

Вдвоем, обнявшись:

Но вот в пустоте я увидел звезду

Она осветила мне путь.

Дорогу Любви, по которой иду

Повторяя в бреду:

Не забудь

Тот миг, когда свет засверкал среди тьмы

И поезд ушел в никуда,

Любовь, о Любовь, на перроне твоем

Мы остались вдвоем

Навсегда!..

(плачут и обнимаются под скрипичный ураган)

…- Молодой человек! Ваша коробка?

Каробка? А что? – к Черному вернулся акцент.
Ничего. Возьми на колени, дай рядом присесть…

Марлена Степановна сунула Черному его коробку, присела рядом и оглянулась на Эльзу, к которой направлялся Гаврила.

Вот… Следующий за инструкциями пошел… - прошипела она сквозь зубы.
Что вам угодно? – холодно осведомилась Надя.
Мне угодно?! Мне?! Угодно попросить вашего мужа помочь правосудию.
Ти что, замужем? – обиженно сказал Черный.
Я???
Ах, вы не муж этой гражданочке?.. Ну конечно… (смерив взглядом) Надо было раньше догадаться… Разобралась бы я с вами, да некогда... Сейчас о другом нужно думать. Отечество в опасности!
О чем вы? – спросила Надя. Черный нервно молчал.
Погляди мне за спину. Только осторожно. Видишь?
Вижу.
Ну?
Что «ну»?
Надо что-то делать.
С кем?
С ними.
С кем «с ними»?
Что ты мне голову морочишь? Сама же говоришь, что видишь.
Вижу, что люди сидят.
Люди… Я тоже думала «люди»… А как присмотрелась получше… Разуй глаза, комсомолка. Видишь бабу в шубе?
С кошкой?
Точно.
Вижу.
Она у них главная. Трое мужиков к ней по очереди ходят за приказами. Ясно?
Не очень.
Теперь так. Стариков видишь?
Вижу.
Таблетки достают. Для нас, небось, таблеточки-то.
Да бросьте вы.
Я тебе брошу! Я тебе брошу сейчас, развратница! В общем, так… - старуха придвинулась поближе, - слушай мою команду…

Коля! Коленька! – Наталья Пална была на грани истерики. Она трясла сына за плечи уже несколько минут, но не смогла вытрясти ни одного русского слова. Рядом всхлипывал Пашка.
Test the west, - сказал Колька стихами.
Что он говорит? (Пашке)
Ну не знаю я, мам...
Коля! Не пугай меня! Скажи «Мама, я хочу домой!»
Mother Mary comes to me, speaking words of wisdom…
О, Боже… Да что же это делается?! Паша!
Мам! Ну что я, виноват, что ли?
Коля!
Do you really want to quit?
Коленька… Ну хоть словечко. Ну скажи… «Мама мыла раму»
Mother… I’ve just killed the man…
Скажи «дом».
A house. Of the rising sun.– послушно отозвался Колька. И добавил поясняюще: - My father was a gambler.
Ох, грехи мои тяжкие. Люди! Помогите!
Ппроблемы? – спросил проходящий мимо Сан Саныч.
Это не то слово. Просто беда.
Ппомочь?
Если сможете.
Нна ччто жжалуемся?
На английский.
Нне понял.
Вот, полюбуйтесь. Николай. Перестал говорить по русски.
Этот, что ли?
Ты, что ли?
Hope, that Russians love their children too, - сказал Колька.
Во дает! Ты где так по англицки выучился? – Саныч подмигнул Наталье – Папаша, поди, из американцев?
Да ну вас. Из Рязани у нас папаша. Есть такой штат.
Слыхали. Ну вот, что, ммолодой человек. Я ббуду гговорить, а ты повторяй.
Wait while loading, - сказал Колька.
Водка, - сказал Саныч.
Vodka, - сказал Колька.
Смирнов.
Smirnoff…
Плохая.
Shit.
Все ясно. – Сан Саныч встал, и, поправив на носу несуществующие очки, пояснил: - Случай тяжелый. Но не безнадежный.
Спасибо, доктор...
Не за что… - Сан Саныч проследовал дальше, мимо Эльзы, около которой ютился громадный Гаврила.

Вот, - сказал Гаврила, ерзая.
Да… - протянула Эльза.
Такие дела, - добавил Гаврила.
Дела так себе, - сказала Эльза.
Опять же – Запорожец, мать его.
Сломался?
Да сегодняшний капот – ерунда. Вот движок никуда не годится.
Масло течет?
Ага.
Колпачки меняли?
Пробовал. Не помогает.
А сальник?
Тоже не помогает.
Жаль.
Еще бы.

Пауза.

Вот…
Даа…
Такие дела…

Пауза.

Что, Гаврюша? Жизнь не складывается?
Не складывается.
А ко мне зачем подсел?
Все подсели – и я подсел.
За компанию, значит.
Ага.
Так ты что ж, не хочешь меня, что ли?
Как не хотеть.
А чего молчишь?
Я что говорить-то? Я же не говорить хочу.
А чего же ты хочешь, полынная твоя душа?
Сами знаете.
А вдруг не знаю. Дай-ка попробую угадать. Завалить меня на диван… Так?
Ну… Положим.
Сорвать эту шубу и то, что под ней…
Можно.
А дальше – как бабушка учила.
Кто только не учил…
Никто тебя, Гаврюша, не учил. Даже жена, видать, поленилась.
А хоть бы и так.
Научить, что ли?
А ты согласишься?
А ты попроси.
Ну… Научи…
А волшебное слово?
Пожалуйста.
А другое?
Какое?
Например, слово «двести». А еще лучше, «триста».
Так ты из этих, что ли?
А что, непохожа?
Непохожа.
Раз непохожа, значит, не из этих. Балуюсь тут с тобой, Гаврюша, по старой памяти.
Ах, вот оно что.
А ты что думал?
Пойду я, Гансовна.
Ступай, милок.

Гаврила встал и неуклюже затопал к приятелям. Эльза добавила вслед:

Слышь, Гаврюш!
Ну?
А может, из-под крышки течет? Масло-то?
Может, и так…

*

Алена вынырнула в реальность и увидела источник ее возмущения. Это был юноша инфантильно-поэтического вида. Он читал книгу и не подавал признаков жизни.

Пожав плечами, Алена плеснула хвостом по водной глади и ушла на глубину страницы № 17.

*

Сан Саныч, пошатываясь, бродил по вагону.

Проходя мимо Марлены Степановны, он покачнулся. Та поглядела на него с надеждой, как маршал Жуков – на открытие Западного фронта.

Однако Западный фронт был пьян и задумчив. Он прошел мимо разочарованной старухи и уселся рядом со спящим Безымянным господином.

А я ей говорю, - сказал он, будто продолжая разговор, - Кабы ты была моей женой… Ждала бы, наверное. Правда?

Собеседник хрюкнул, не просыпаясь.

А она мне: нет у тебя жены! И что с того, что нет? Мало ли у кого жены нет? Что ж теперь, в метро за это не пускать?..

*

У Танюше тем временем разыгрывалась форменная истерика.

А Фернандо к ней приходит и говорит: я твой отец!
А она ему? – Соня румянила правую щеку.
А она ему: и что с того! Я все равно тебя люблю больше всех на свете… А он ей: я тебя тоже, но как дочь… Она падает в обморок, тут заходит Эстебан – и бросается на Фернандо с кулаками. Кричит: я все слышал! А тот ему: да, сынок. Я вынужден сказать тебе эту страшную правду. Мари-Луиза – твоя сестра, и ты не можешь на ней жениться… ыыыы…
Танька, перестань реветь!
Не могу. Так грустно они там стояли, обнявшись…
Как «обнявшись»? Они же подрались, вроде?
Сначала – подрались, а потом помирились. Уже в больнице, у гроба.
У какого гроба?!
Мари-Луизы.
Она же в обморок упала!
А когда падала, ударилась о плинтус.
Обо что?
О плинтус… ыыы…
Танька!
Что «Танька»?! Я уже двадцать лет Танька!
Двадцать пять.
Двадцать четыре с половиной… ыыы…
Откуда в больнице гробы? Это же не похоронная контора?
Не знаю… ыы… В общем, они обнялись и стоят вот так…
Тань, ты мне сейчас всю красоту размажешь…

Как трогательно, - сказал Аристарх, деликатно отворачиваясь в другую сторону. – А еще говорят про черствую молодежь.
Свежий хлеб не бывает черствым… Это мы с вами, старые развалины, можем претендовать на роль сухарей. Музейные экспонаты…
Вы хорошо сохранились для музейного экспоната.
Это потому, что меня не трогали руками.
Бросьте вы эту мерихлюндию. Мы должны благодарить судьбу хотя бы за то, что дожили до следующего века.
Берите больше! Тысячелетия!
Тем более.
Апчхи!
Что вы говорите?
Я говорю, спасибо за лекарство. Аспирин?
Что-то новомодное. Дочь сказала, что это стоит огромных денег и снимает простуду за пять минут.
Попробуем…

Я жду ее возле метро – и мы едем ко мне, - сказал Витек. Он раньше других вернулся от Эльзы к бутылке и теперь изрядно захмелел.
А я к ней приезжаю после дежурства, - сказал Василий.
А она ко мне сама приедет. – пробурчал Гаврила. – в гараж.
Ага, - недоверчиво усмехнулся Витек, - Мыльницу твою чинить. Скажи еще, что вы о маслосъемных колпачках говорили…
Было дело…
Слышь, Василий… Было дело, говорит! - хохотнул Витек.

Но Василий не отозвался. Он со служебным выражением лица смотрел на двух стариков. Один из них сидел с квадратными глазами и давился обильной, эпилептического вида, пеной… Второй, схватившись за сердце, хлопотал рядом.

Напротив них, опершись на подругу, взахлеб рыдала девица.

Еще дальше что-то орала немолодая гражданка, нависая над двумя мальчишками, один из которых имел сходство с Томом Сойером, а второй – с Павликом Морозовым.

Очевидно, во время ухаживания за Эльзой дела во Вселенной приняли предосудительный характер. Сержант Василий встал с места.

Ему навстречу подскочила старуха и заорала…

*

Марлена Степановна: Товарищи! Мы не можем сидеть и смотреть, как банда «Черная кошка» бесчинствует у нас на глазах! Только что они отравили вот этого товарища! Я была неправа, подозревая его в сговоре с бандитами! Наверняка это был сотрудник ФСБ, работающий в банде! Мы не можем смотреть на то, как нашего товарища клюют черные вороны мирового терроризма!.. Они думают, что могут нас запугать?! Не выйдет!

Наталья Пална: Колька!!! Ну хоть словечко!

Колька: Sometimes I feel like a motherless child…

Таня: Я тоже умру, как Мария-Луиза! Фернандо!.. Ыыы…

Аристарх Иванович: Голубчик, простите, Бога ради. Это наверное, из тех таблеток, которые нужно бросать в воду…

Соломон Иванович: шшшшшшшшш…

Василий: Всем молчать! Что происходит?!

Поезд: ду-дук, ду-дук (все быстрее)

Фонари в окнах: Вжик, вжик (все чаще)

Эльза фон Блюменштрассе: Перестаньте орать! Дуся нервничает!

Сан Саныч: Ннаших бьют! (бросается в кучу, не глядя)

Вор Игнат: Бабка, кого хватать, показывай!

Марлена: Вот этого! (на Василия) Он у них главный! На форму не смотри! Это липа!

Вот Игнат: А вдруг не липа?!

Марлена: А что гаишнику в метро делать? Сам подумай? Липа!

Василий: Я тебе дам «липа», старая карга!

Черный человек: Зачэм пожилой женщин аскарбляиш?!

Василий: А ты кто такой? Паспорт показывай!

Черный человек (тонко уходя от вопроса): Я тэбэ сэйчас морду набю!

Вор Игнат (хватая Василия за талию): Я его держу! Хватайте остальных!

Бабка бросается к Аристарху. Старик со старухой сражаются над хрипящим Соломоном, который похож на разбитое корыто, из которого забыли выплеснуть пену.

Витек (Гавриле): Ты что ни будь понимаешь?

Гаврила: Кажись, Ваську бьют.

Витек: Надо помочь!

Гаврила (со вздохом): Ладно…

Витек (выпивая): Да… Давненько я не был в метро. Как здесь интересно!

Гаврила встает, возвышаясь над толпой. Черный человек кидается на него и отлетает в сторону. На помощь, как фурия, бросается Надя. Сан Саныч, не глядя, машет кулаками во все стороны. Безымянный спит. Таня рыдает на груди Сони. Коля громко, с выражением, читает «Быть или не быть» на языке оригинала. Пашка носится по вагону просто так, Наталья Пална старается поспеть за ним, попутно крича Коле, чтобы он замолчал. Соломон шипит и пенится. Аристарх Иванович дерется с Марленой Степановной. Алена и Рома, наконец, отрываются от книг и замечают друг друга. Вор Игнат продолжает благоговейно держать Василия за талию. Витек потихоньку перебирается к Эльзе и начинает гнусно к ней приставать. Кошка Дуська принимает это близко к сердцу и цапает ту руку Витька, которую еще не успела цапнуть ее хозяйка.

Колеса стучат, фонари мелькают.

Наконец, сквозь весь этот грохот раздается звук очень серьезный и располагающей к тишине. Это выстрел из пистолета, и его автор – Никифор, - уже встал на лавку, чтобы сказать речь…

Бабах!

*

Я давно хотел уйти из этого мира, - сказал Никифор, поглядев на дырку в потолке. – потому, что он грязен и жалок.

Он оглядел вагон. Публика молчала и слушала довольно внимательно.

Я пришел в этот мир, чтобы признаться ему в Любви. Но он не стал меня слушать. Как избалованная актриска, которая подметает пол букетами поклонников, этот мир надругался над моими чувствами. Мои аплодисменты… Мои восхищенные взгляды… Мою любовь… Все, что было во мне чистого и светлого, этот мир выбросил на помойку… Что ж. Буду краток.

Никифор оглядел зал. Все молчали. Сквозь грохот колес было слышно, как икает Сан Саныч и похрапывает Безымянный, который не проснулся даже от выстрела. Да еще шепот Кольки, который шепотом переводил речь Никифора, как гнусавый закадровый переводчик.

Теперь я хочу признаться тебе в ненависти, мир, - сказал Никифор. – Я ненавижу тебя. И единственное, за что я тебе благодарен - это возможность уйти красиво, которую ты мне предоставил. После стольких издевательских шуток на тему нашего расставания, ты, наконец, сжалился надо мной. Спасибо, мир.

Пауза.

Я ненавижу вас, люди. Не эти лица мне хотелось бы видеть перед смертью… Хотя… Какая разница. Эти или другие… Я надеюсь, память не побежит за мной в новый мир, как бездомная собачонка. Я оставлю ее подыхать здесь, вместе с вами…

Никифор поднял пистолет и заглянул в дуло.

Прощай, мир! - сказал он – Я тебя ненавижу…

Палец Никифора на спусковом крючке пришел в медленное движение…

В этот момент поезд резко остановился. Вагон рухнул в гробовую тишину и остался лежать в ней, как новогодний шар – в вате. Сквозь одно из окон оскалился желтый фонарь.

Как ни странно, никто не упал. Даже не пошатнулся.

Никифор поддался общему изумлению, и палец его сам собой расслабился на курке.

В этот момент откуда-то сбоку раздался густой голос.

Извините, что мы к вам обращаемся… Сами мы не местные…

Все головы повернулись в сторону говорящего.

*

Их было двое.

Говорил старший. Он был в заношенных брюках, заправленных в жокейские сапожки. Его рубашку только из уважения можно было назвать белой. Зато жилет был всем жилетам жилет – малиновый и осыпанный золотой звездой. Глаза у старшего были плутовские. Дрянь, а не глаза.

Вторым был мальчик лет десяти-двенадцати. Одет просто. Глаза - в порядке. Остальное – без особых примет.

Сами мы не местные… - повторил Старший. – Третью ночь на рельсах ночуем… А от них, знаете ли, током бьет… Судите сами. Еды нет. (он принялся загибать длинные пальцы) Меблировки никакой… О женщинах я вообще не говорю. Это, по-вашему, жизнь?

Он подошел к Никифору и взял его за пуговицу.

Ну?
Что? – оробел Никифор.
Это жизнь, я вас спрашиваю?
Где?
На рельсах!
На рельсах?
На них. Сам, поди, квартиру имеешь?
Ага.
Сколько метров?
Двадцать.
А кухня?
Десять.
Врешь.
Девять.
Слыхали? – Старший обернулся ко всем. – у него одной кухни девять метров! А туда же – стреляться... Дай сюда пистолет!
Ппозвольте...
Это мой пистолет, - сказал сержант Василий. – А вы, гражданин, паспорт покажите!
Паспорт? – незнакомец бесконечно удивился.
Да. Паспорт.
А какой он, паспорт? Его удобно при дамах показывать?.
Вот какой, - Василий показал.
И всего делов? А я то думал «паспорт», «паспорт», а это... Обычный паспорт... Вот, держи. Можешь себе оставить.

Незнакомец извлек из кармана нужную бумагу и протянул ее Васе. Тот осторожно принял ее и раскрыл.

Сидоров Василий... – прочел он. – Надо же! Однофамильцы!
Ага.
Ой!
Чего? Что опять не так?
Все не так!
Как это «все не так»?! Там и фотка есть. И супруга Тамара вписана по всем правилам.
Так фотка-то моя! И супруга Тамара тоже!
Ну, это уж извини. Супругу ты сам выбирал, я тут не при чем!
Это ж мой паспорт!
Как это твой, когда мой? Твой у тебя в кармане лежит.

Василий полез в карман и вытащил свою паспортину. На его лице отразилось раздумье.

Еще один. – раздался голос.
Кто сказал «еще один»? – спросил незнакомец и нехорошо огляделся.

Старуха Марлена поглядела на него с опаской.

Бандит, - сказала она. – Паспорт подделал.
Кто из нас без греха... Вот ты, уважаемая, из почтовых ящиков воруешь. Ведь воруешь?
А ты откуда знаешь? – Марлена залилась старческими румянцами.
Тоже мне, тайна великая... И жалобы строчишь на соседей.
А чего они меня водой заливают?
А чтоб не засохла совсем.
Я еще тебя переживу.
Ну, это вряд ли...

Незнакомец почесал за ухом дулом пистолета, который оказался у него в руках неизвестным образом.

Ну, что, граждане? О чем деретесь?
Мы не деремся, - пробасил Гаврила, - толкаемся помаленьку.
Ах толкаетесь? И не стыдно тебе, битюг, маленьких обижать?
Они первые начали.
Кто начал? Покажите мне того, кто начал!
Это она! – несколько рук вытянулись в сторону старухи.
Нет, - сказала Марлена на удивление спокойно, - это они!

Она показала на стариков. Аристарх удивленно пожал плечами, а Соломон, вытирая остатки пены, сказал:

Если бы не кошка...
Какая кошка? – удивился незнакомец.
Черная, - пояснил Аристарх.
Вот эта, что ли?
Она.
Эх, ты... – незнакомец подошел к Дуське и поглядел в ее бесстыжие глаза. Дуська зажмурилась. – Не стыдно по помойкам лазить?
А вам не стыдно к людям приставать? Вы кто и откуда, позвольте спросить? – вступилась Эльза.
А вы?
Что «я»?
Вы кто и откуда?
Я первая спросила.
Я – Сидоров Василий.
Врет, - сказал Вася. – Это я – Сидоров Василий.
Вы, рребята, часом, не ббратья? – спросил Сан Саныч.
Еще чего, - буркнул Василий.
Что-то смутно припоминаю, - сказал незнакомец. – Смуглая маркитантка, которую все принимали за цыганку и оттого побаивались оставлять ее одну в обозе. Не помнишь?
Чего? – не понял Василий.
Ну, конечно, не помнишь. Это было слишком давно. Да и отцы у нас тогда, признаться, были разные. У тебя – кавалергард, а у меня – тыловой писарь.
Кто ни будь понимает, что он говорит? – спросил Витек.
Понимать не нужно, юноша, - сказал незнакомец. – Понимание мешает вам почувствовать правильный ответ.
Лично я у вас ничего не спрашивал.
Не больно хотелось. Что ты можешь у меня спросить? Завтрашний курс доллара?
А ты знаешь?
Знаю.
А через месяц?
И через месяц.
И какой?
Правильный.
Когда это он был правильным?
Всегда.
Тогда понятно. Заливай дальше.
И ммне, - сказал Сан Саныч.
Что тебе?
Наливай.
Куда тебе наливать-то? У тебя и так полный бак.
I know him, - вдруг сказал Колька.
Что он сказал? – заволновалась Наталья Пална.
Он его знает, - перевел Пашка.
Да ну? – удивился незнакомец. – И кто же я?
You’re Santa, - сказал Колька.
Он – Дед Мороз, - перевел Пашка.
Это правда? – спросил Рома.
А что такое правда? – уточнил незнакомец.
Вылечите моего сына от английского языка, - сказала Наталья Пална.
Какой же он дед? – спросила заплаканная Танюша. – Очень даже молодой человек.
Только одет не по сезону, - добавила пунктуальная Соня.
А какой нынче сезон? – спросил незнакомец, - у нас под землей не разберешь.
Холодный, - сказала Соня. – Со снегом.
Вот оно что? – сказал незнакомец, - А я то думаю, почему так зябко. Думал, от душ ваших холодом веет. А оказывается – сезон.
Новый Год, - уточнил Гаврила.
И век новый, - добавила Надя.
И тттысячелетие, - сказал Сан Саныч.
Вы слышите, полковник? – незнакомец посмотрел на своего юного спутника, - Куда мы попали?

Мальчик поглядел на него молча.

Вы бы оделись потеплее, - сказала Алена, - простудитесь.
И мальчика укутайте, - добавила Наталья Пална. – Заболеет.
Вот вы и укутайте, - сварливо ответил незнакомец, - а мне некогда.
Бывают же такие, - презрительно сказала Эльза.
Один мой знакомый, - вмешалась Наталья Пална, - закаливал ребенка морозом. Выносил на балкон, а соседи думали, что он ребенка мучит. И каждый раз милицию вызывали.
И что милиция?
Приезжала, ясное дело. Скандалили ужасно.
А ребенок?
Орал, конечно. Вам бы понравилось, когда голым на мороз выносят?
Не знаю.
Мне бы не понравилось...
Я вот что думаю, - сказал Гаврила Василию, - Кто это такой?
Не знаю.
Может, ему морду набить?
Нельзя, - сказал незнакомец. – Тебе нельзя волноваться, Гаврила. У тебя сердце слабое.
Это у него то?! – возмутилась старуха, - Это у меня сердце слабое! Мне сам профессор Злобин говорил, чтобы к нему в отделение легла на обследование.
Злобин Пал Палыч? – уточнил Аристарх.
Да, - сказала старуха. – Вы тоже у него наблюдаетесь?
Раньше наблюдался. Потом ушел. От него водкой пахнет.
Подумаешь, водкой, - возмутился Сан Саныч, - от меня, может, тоже водкой пахнет. И что с того?
А то, что ты не профессор.
Еще чего!
У меня сердце – пламенный мотор, - сказал Гаврила. – Ты мне зубы не заговаривай.
Вот именно, что пламенный. Гляди, чтобы не сгорел... – незнакомец прошел мимо Гаврилы и остановился напротив Черного человека. – Молчишь?
Что вам нужно? – сразу заступилась Надя. – Отойдите отсюда!
Мне ничего не нужно. А вам?
Тоже ничего.
Это плохо. Значит, нам тут делать нечего.
Что вы имеете в виду?
Если вам всем ничего не нужно...
А что у вас есть? – спросила практичная Соня.
Все.
Вы – рекламный агент?
Я что, похож на рекламного агента?
На бандита он похож, - гнула свое старуха.
Что рекламный агент, что бандит... – вмешалась Наталья Пална, - разница невелика. Но если вы и впрямь что-то можете, то научите моего сына обратно по русски разговаривать.
Зачем?
Как зачем? Чтобы я с ним могла общаться!
Так ты же его никогда не слушала. А теперь приспичило?
Как это «не слушала»?
Очень просто. Слова вставить не давала. Ты же щебетунья! Вот и щебечи! А если у него горло заболит, он и по английски хрипеть начнет.
Какое хамство! И это вместо того, чтобы помочь!
Женщины... – вздохнул незнакомец.
Что вы имеете против женщин? – подхватилась Эльза.
Ничего. У меня нет ни-че-го против женщин. Ни оружия, ни противоядия.
А подарки для женщин у вас есть? – спросила Соня.
А подарки есть.
Вот и хорошо, - сказала Соня. – Вы нам подарите что-нибудь, а мы вас за это не укусим. Правильно, девочки?
Мне ничего не надо, - быстро сказала Надя и, коротко поглядев на Черного, добавила, - У меня все есть.
Врет он все, - сказала Эльза. – Ничего у него нет. А вы поверили, как дуры!
А вдруг есть? – с надеждой спросила Танюша.
А вот мы сейчас и проверим, - сказала Соня и, встав, подошла к незнакомцу на расстояние выдоха, - Можно начинать?
Начинайте.
Хочу духи.
Какие?
Старые.
Насколько старые?
Совсем старые. Старинные. Древние. Духи Клеопатры.
Клеопатры в исполнении Элизабет Тэйлор?
Нет. Клеопатры в исполнении Клеопатры.
У царицы было много духов, не говоря уж об ароматических мазях и благовониях.
Выбирайте на свой вкус.
Она меняла духи так же часто, как любовников.
Почему?
Чтобы запах не будил воспоминаний.
Никто не заставлял ее убивать их.
Воспоминания не так легко убить.
Я про любовников. Итак?
Хорошо. Вот вам духи, которыми она пользовалась, проводя ночь со мной.
С вами?
Да. Со мной.
Вы провели ночь с Клеопатрой?
Было дело.
Как же вам удалось уцелеть после этого?
А кто сказал, что я уцелел?
Фу! Какой отвратительный запах! Просто неприличный!
Сонька, дай понюхать, - Танюша подскочила к подруге.

Теперь они морщились вдвоем. К ним подтянулась Эльза и Наталья Пална. Старушка принюхивалась издали, а Надя изо всех сил делала вид, что ей это не интересно.

Кто бы мог подумать, - сказала Танюша, - Какая гадость!
Может, они просто испортились от времени? – спросила Наталья Пална.
А может быть, со временем испортились женщины? – уточнил незнакомец.
Вы, все таки, редкий хам, - сказала Соня. – Но деду Морозу такое простительно. Хотя духи все равно – полная гадость.
А вы дайте мужчинам их понюхать.

Соня смочила палец и провела им за ухом. Подошла к Аристарху.

Что скажут аксакалы? – спросила она.

Аристарх принюхался.

Очень интересно, - сказал он.
У меня закружилась голова, - добавил Соломон. – Впрочем, это может быть от таблетки.
Ого, - сказал Гаврила.

Заинтригованный Витек тоже подошел и тоже сказал:

Ого!

Черный человек, отличающийся волчьим нюхом, остолбенел там, где стоял. Глаза его замаслились, а щетина встала дыбом. Ревнивая Надя подбежала к Соне и попросила поделиться. Получив свою каплю, она торопливо восстановила статус-кво и вернулась к Черному. Тот шмыгнул носом и осмотрелся в поисках укромного уголка.

Тем временем с видом дегустатора подошел Сан Саныч. Он долго принюхивался, потом смочил палец и лизнул его.

Спирта нет, - сказал он разочарованно, - Липа!
Из чего они, - спросила Эльза.
Лучше не спрашивайте.
И все таки?
Самым невинным компонентом является моча течной самки шимпанзе. Продолжать?
Нет, - сказала Соня.
Тьфу, - сплюнул Сан Саныч.
Спасибо, - сказала Соня. – Вы и впрямь волшебник. А еще можете?
Соня! Имей совесть! – обиделась Танюша. - Тут, между прочим, очередь.
А мальчикам ничего не полагается? – поинтересовался Витек.
Сначала дамы, - сказала Эльза.
Я предлагаю по очереди, - сказал Никифор.
А я предлагаю ему морду набить, - сказал Гаврила. – Чует мое сердце, что здесь нечисто.
Правильно говорит, - поддакнула старуха, - Бандит, а говорит правильно.
Морду набить вы мне всегда успеете, - сказал незнакомец, - а вот подарки выдаются только до полуночи.
Как до полуночи! Кто знает, который час?
Батюшки, а ведь верно! Который час-то? Новый год на носу, а мы еще из метро не вышли.
Я вам больше скажу. Мы еще ни одной остановки не проехали.
А ведь верно...
А едем-то! Едем-то уже полчаса!
Больше!
Что ж это делается то?
Кто крайний за подарком?
Это что же делается?!!!
Вот и я говорю, что здесь дело нечисто.
Вы, гражданочка, за мной будете.
А чем, позвольте спросить, за ваши подарки платить придется? Ведь эти духи недешево стоят?
Они бесценны.
Тем более!
Что «тем более»? Они бесценны – значит, берите даром.
Так таки и даром?
Даром.
Ну, спасибо.
Следующая!
Морду набить однозначно!
Ддавайте ввыпьем, ннаконец! Ддуша ггорит!
Что вам угодно?
Сотник!

Все осеклись на полуслове... Голос мальчика перекрыл шум. Показалось, что он исходит из невидимых динамиков.

Сотник, прекратите балаган! Мы подъезжаем!
Слушаюсь, полковник... – незнакомец вытянулся по швам и гаркнул: - Всем строиться!
Куда строиться?
О чем он?
Что вообще происходит?
Смиррна! – незнакомец выкатил глаза и грудь и замер. – Равнение напра-во! А тебе что, особая команда нужна?

Пассажиры сами не поняли, как оказались в одной шеренге. Сотник замер на правом фланге с молодецкой харей. Следом за ним, по росту, вытянулся гигантский Гаврила. Рядом с ним, пожимая плечами, стоял Витек. Василий, которому армейские команды вернули утраченное равновесие, с благодарностью предался в руки порядка и стоял дуб-дубом. Девочки: Соня, Танюша, Эльза и Наталья Пална – встали рядом, будто бы в первой позиции канкана. Мальчики стояли рядом с мамой. При этом Пашка держал ее за руку, а Колька стоял безучастно. Старуха вытянулась по струнке, учуяв давно забытые интонации. Аристарх с Соломоном, дремучие гражданские шпаки, стояли вкривь и вкось. Зато Сан Саныч глядел орлом и почти не шатался. Алена даже в строю читала книгу. Рома стоял просто так, а Никифор – с выражением лица, которое и сам толком не понимал. Черный человек и Надя стояли под ручку, будто позировали для выпускной фотографии средней школы. Вор Игнат, про которого все позабыли, и который был очень рад такому обстоятельству, ютился в тени. Безымянный пассажир продолжал спать, и теперь это всех удивляло.

Кто это? – спросил юный полковник, показывая на спящего.
Никто, ваше благородие. Разбудить?
А сможете?
Раньше приходилось пару раз.

Полковник внимательно посмотрел на спящего.

Ему есть, куда идти?
Никак нет, ваше благородие!
Друзья?
Отсутствуют!
Жена?
Делает вид, вашблародь...
Дети?
Даже вида не делают!
Ладно, отставить. Пусть спит...
Есть «пусть спит», вашблародь! Что прикажете делать с остальными?
Исполняйте.

В шеренге заволновались. Гаврила набычился...

То есть как это «исполняйте»?! Кого «исполняйте»?! Может, приговор сначала зачитаешь? А мы потом поглядим, как ты его исполнять будешь!
Маалчать! – заорал сотник, размахивая пистолетом. – Разговорчики в строю!
Товарищи! Господа! Что же это делается?! Террористы?!
Вы будете слушать, стадо баранов, или мне уйти и бросить вас к чертовой матери?!
Иди, голубок. Адрес дать?
Да погодите вы! Что-то здесь не то. Мне кажется, они с нами играют.
Конечно, это игра! Вы посмотрите на мальчика! Какой он полковник?
Если он полковник, то я – балерина Большого Театра.
А я – Пушкин.
А я... А я – Штирлиц!
С Новым Годом, Александр Максимович. Давайте выпьем за чудное мгновенье!
Давайте уж сразу за все семнадцать...

«Сотник» подошел к «полковнику» и что-то подхалимски зашептал на ухо. Разговорчики в строю не смолкали, но, на всякий случай, никто не расходился.

Скажите мне, что все это – дурной розыгрыш, - сказал Соломон, - Иначе у меня будет сердечный приступ. Как там, говорите, зовут вашего профессора?
Пал Палыч Злобин... У вас прихватило сердце? У меня с собой есть...
Не надо!

Дарагая, я с табой... Ничэго нэ бойся! – сказал Черный
Ах, милый... – вздохнула Надя, - Я только с тобой и начала бояться. А вдруг все это – только сон...
Это нэ сон. Я тэбе еще долго спать нэ дам. Дай только до дома добраться...

В этом что-то есть... Так меня еще никто не строил, - сказал Никифор Роме. – А вас?
А меня и сейчас никто не построил, - сказал Рома. – Но вы правы, в этом что-то такое...
Новогоднее?
Да, наверное. Войти в Новый Год строем – лучшее лекарство от одиночества...

Вася! – Витек толкнул сержанта локтем, - Ты как? В порядке?

Василий молчал и ел глазами фонарь за окном.

Глянь, Гаврила, - не унимался Витек, - Эк Василия то переклинило. Пистолета, что ли, испугался?
А кто его знает, чего он испугался. Надеюсь, что пистолета...

Ввыпить бы, - вздохнул Сан Саныч. – Ддуша ггорит.
Это у тебя-то душа? – злобно прошипела старуха, - Угольки одни, поди...
Ттогда ттлеет. Нна угольках... Шшашлык ббудет из ддуши...
То-то я гляжу, ты ее винищем то замариновал!
Из баранины знаю. Из свинины знаю... Из души... Нэ знаю! – сказал Черный.
Оно и видно, - сказала старуха.
А вы помолчите, - вступилась Надя. – Можно подумать, вы про душу много понимаете!

Ах, девочки, - мечтательно вздохнула Танюша, - а как вы думаете, что бы мне попросить?
Шубу проси.
Из натурального?
А как же!
Песец!
Не ругайся!
Или нет. Лучше – лиса.
Бери больше! Соболь! Норка!
Чернобурка... И чтобы длинная. До пят...
Полы подметать.
Ничего. Меня в такой шубе на руках носить будут.
Это кто ж тебя на руках будет носить?
Да кто угодно. Серега, например.
Не донесет он тебя до своего Бутово.
Он в Митино живет.
Хрен редьки не слаще.
Или Кирилл...
Ага. Уронит по пьянке.
Он уже не пьет, между прочим.
Давно?
Месяц.
Ага..
Ну, неделю.
Ага.
Вчера трезвый был!
А ты откуда знаешь? Вы ж не виделись!
Он мне по телефону сказал.
Ах, по телефону... Ага.
И шапку, из того же меха... Только чтобы к овалу лица подошла...
К твоему овалу только шапка-невидимка подойдет!
Девочки, не ссорьтесь, - сказала Эльза. – И не забивайте себе голову всякой ерундой. Какие подарки в наше время? Вы что, с ума сошли?

А может, лучше мне самой английский выучить?.. – задумчиво сказала Наталья Пална. – Буду с Колькой разговаривать...

Отставить разговоры, слушай мою команду! – рявкнул сотник, - До станции осталось две минуты. Больше времени у вас не будет. Стоять смирно, думать как следует! А пока – музыкальная пауза!

Он взмахнул рукой, и из казенных динамиков вагона полилась песня.

С Новым веком, мой друг, с Новым веком...

Такая это была мелодия, что все призадумались.

Гаврила стоял с таким видом, будто затянулся сигаретой и забыл выдохнуть дым. Витек озирался на соседей и думал, что ездить в метро еще интереснее, чем ему показалось сначала. В стеклянном взгляде сержанта Василия наметилась трещина. Соня разочарованно разглядывала флакон с древними духами. Танюша думала о шубе. Эльза гладила Дуську. Наталья Пална вздыхала. Пашка по прежнему держал ее за руку, а на свободной руке грыз палец. Колька шепотом переводил песню. Марлена подобрела и от этого состарилась еще сильней. Аристарх с Соломоном отвернулись друг от друга. Сан Саныч покачивался в такт. Алена читала, Рома заглядывал ей через плечо. Никифор косился взглядом на слезу, ползущую по его щеке. Черный человек и Надя обнялись и поцеловались. Вор Игнат, про которого никто так и не вспомнил, смотрел на выход. Безымянный пассажир продолжал спать, и теперь это было всем по барабану...

Песня закончилась. Поезд тихо затормозил. Двери с лязгом открылись.

Станция Новогодняя. - сказал механический голос, - Платформа справа.

Конец второй части

Blog

C новым веком! Киноповесть часть первая

Содержание

ЧАСТЬ ВТОРАЯ