C новым веком! Киноповесть часть первая

Вид материала

Документы

Содержание

Первый анракт (рекламная пауза).

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6

искусственные зайцы? – желчно ответил Серый. Характер у него был явно склочный. – Настоящей, что ли?

Да. Ты прав, - Алена не хотела ссориться, - Я не подумала.

И никто. То есть совершенно никто не пожалеет меня, - раздался скрипучий голосишко.

А ты кто? – спросила Алена.

Как это «кто»?! – возмущенно сказал голос, - Я – тот, без которого не бывает Нового Года.

Приглядевшись получше, Алена поняла, что голос принадлежит маленькому Деду Морозу. Он был механический и покачивал головой. В руке Дед Мороз держал большой мешок, из-за которого был почти не виден сам.

Давай, я тебя пожалею, - сказала Алена.
Валяй. Жалей, - согласился Дед.
А что у тебя стряслось?
Да, да! Именно стряслось. Попробуй три дня подряд трясти головой – и у тебя тоже стрясется!
Бедный, - сказала Алена.
Да уж, - буркнул Дед. – Опять же, руки затекли мешок держать.
А что там? Подарки?
Какие там подарки! Кучка упаковочной бумаги да одна дохлая муха.
А подарки где?
А шут их знает. Унесли куда-то.
Бедный, - повторила Алена.
А я? - спросил электрический паровоз. – Думаешь, мне не надоело по кругу бегать. Я тут уже все кочки изучил. Вот, смотри. Сейчас тряханет… Оп! Видала? А сейчас на повороте занесет… Ооооо-п! А толку то… Мне бы воон туда, в горы… Над пропастями по тонкому мостику… Ту-туууу!
Они же нарисованы! – сказала Алена, поглядев на горы.
Ну вот еще, - обиделся паровоз, - От тебя я такого не ожидал. Как будто нельзя побродить по нарисованным горам. Вот, слушай!

Паровозик оглушительно свистнул. Стало слышно, как в нарисованных горах откликнулось эхо.

Действительно, - смутилась Алена. – Как это я сама не додумалась… Извини.
Да ладно уж, - сказал паровозик и скрылся в тоннеле.
Зато тебя моль не ест, - завистливо сказал заяц, когда паровоз вынырнул. – Прокатил бы, что ли…
Садись, прокачу, - ответил паровоз. – Не можешь? То то же! Валяешься тут, а я за тебя по кругу бегаю.
Валяться скучно, - сказал заяц. – Вот я бы тоже в горы отправился… Стал бы горным зайцем. Новый вид.
И я хочу в горы, - сказал Дед Мороз. – Там холодно. Я люблю, когда холодно. И снега много. Снегурочек бы налепил...
Мне вас всех жалко, - сказала Алена. – Вы хорошие. Но я должна идти. До встречи!

Она попрощалась с новыми знакомыми и отправилась дальше.

Здесь не пробегала черная кошка? – послышалось сзади.

21. 48, там же.

Следующая витрина оказалась занята.

Около нее уже топтались две девушки, из чего следует, что витрина была посвящена одежде.

Алена прошла мимо, а мы остановимся и послушаем.

Квадратный нос, - сказала Соня. – Что может быть ужаснее. Ты только вдумайся в эти слова. Квадратный нос!
Можно подумать, «острый нос» звучит лучше.
Звучит, может, и не лучше, но смотрится круче в сто раз. Ты посмотри на наши ноги!

Подруга, а вместе с ней весь остальной мир в лице мальчишки поотдаль, с удовольствием последовали приглашению.

Ножки у Сони были таковы, что носы любой геометрии не смогли бы их испортить.

Это просто беспредел какой-то, - сказала Соня. – Ну почему мы с тобой родились сейчас?
А что плохого? – философски отозвалась вторая. Ее звали Таня. Все называли ее Танюша.
А что хорошего? Считай сама!
Ну?
Тренажеры – раз. Почему моя бабка никогда нигде не качалась, но увела из под венца директора завода, который весил сто двадцать килограмм? А я, не вылезая из качалки, не могу закадрить мальчишку, в котором семьдесят кило, не считая прыщей!
Ты о ком? Я его знаю?
Да был тут один, на прошлой неделе.
А откуда ты знаешь, сколько он весит?
На руках несла! В загс! Не задавай дурацких вопросов.
А два?
Что «два»?
Ну, если тренажеры – раз. Что тогда «два»?
Да что хочешь!
Например?
Короткая стрижка. – Соня загнула палец, - Я после школы неделю ревела над косой. Ты помнишь, какая была?
Еще бы.
Пришлось резать.
Ага.
Да я бы лучше аппендицит вырезала! Его хоть снаружи не видно!
А мне короткая нравится. Хлопот меньше.
Ну, у тебя и с длинной хлопот было не много.
Сонька!
Танька!
Ладно… Ну, а три?
Карьера. Да пропади она пропадом! Почему я теперь должна вкалывать, как мужик? Мне бы на диване поваляться с Чейзом…
А кто это – Чейз? Твой новый? Иностранец?
Да ну тебя! Ну вот, значит… Вместо этого приходится носиться по конторам, махать резюме перед всеми этими квадратными носами и ножку на ножку перекладывать, как Шерон Стоун.
А мне нравится. Зато ни от кого не завишу теперь.
Не надо «ля-ля». Не зависит она…
А четыре?

Соня воровато оглянулась, приникла к таниному уху и что-то горячо зашептала, загибая пальцы. Танюша конфузилась, краснела, но ухо не убирала.

Да ну тебя, - сказала она, наконец. – Ты меня в могилу вгонишь. Давай лучше о тряпках… Смотри, какая шубка!

Шуба в самой середине витрины и играла в свете галогеновых ламп. От нее было глаз не оторвать.

Кроме шубы, на витрине стояло три пластмассовых ноги – две левые и одна правая. Все три были хороши, как у Соньки и даже лучше.

Вертихвостки, - сказала Первая Левая Нога. Она была в строгом чулке.
Да ладно тебе, - откликнулась Вторая Левая. Она была одета легкомысленно и даже вызывающе. – Обычные девчонки.
А мальчишка то, - подметила Правая, в сапоге с квадратным носом, - уже полчаса на них глазеет.
Это он на нас, - сказала Вторая Левая.
Как же. Размечталась, - отозвалась Первая.
А чем мы хуже? – возмутилась Вторая.
А чем они лучше?
У них, кроме ног, еще много чего есть.
Ага. Да ведь смотрит то он только на ноги!
Тоже верно, - рассудила Правая.
Хорош вам трепаться, - сонно проворчала Шуба. - Спать не даете.
Вот зануда, моль тебя раздери…
Старая кошелка!
Кладбище крашеных кошек.
Вы на себя посмотрите, протезы…
Тсс… Тихо! Мальчик идет!

Подружки успели уйти, и из темноты вынырнуло нечто нежное, юное, глазастое. Слепо посмотрело на шубу с тремя ногами и растаяло в темноте.

Потом в окне мелькнула Эльза фон Блюменшрассе.

Потом прокрались двое мальчишек.

Потом, вдогонку за всеми, пошел снег…

21.50, бульвар.

Соломон Иванович жил по расписанию. Поэтому остальные люди, живущие по расписанию в его пространстве, встречались ему всегда в одном и том же месте в одно и то же время.

Возвращаясь по бульвару к метро, Соломон знал, что через пятьдесят шагов встретит старика с тростью. Весь сотканный из воспоминаний, старик иногда казался прозрачным. А иногда был полон матовой темноты, сквозь которую не было видно ни зги.

Они начали раскланиваться месяц назад. Старик приподнимал шляпу, а Соломон кивал ему своей седой шевелюрой, которая избавляла его от необходимости носить головные уборы.

В глазах у стариков мелькали искры, какие бывают из-под троллейбусных дуг на лихом вираже. Каждый из них знавал бульвар в иное время, и не всегда они ходили здесь поодиночке.

Старик уже показался сквозь снегопад, и искра дружелюбного узнавания уже начала потрескивать в глазах Соломона, когда нечто неожиданное прервало привычный ход вещей.

Черная кошка – громадная и неимоверно грязная, стрелой пролетела прямо поперек бульвара, не оставляя никаких обходных лазеек.

Соломон не был суеверным человеком. Поэтому он боялся черных кошек просто так, безо всякой причины.

Те же чувства в адрес ч.к. испытывал второй старик – Аристарх Иванович.

Оба они остановились у невидимой черты, не решаясь первыми переступить через нее.

Как неловко получается, подумал Соломон.

Черт знает что, мысленно ответил Аристарх.

Два Ивановича, которые не были ни братьями, ни родственниками вообще, переступали с ноги на ногу друг напротив друга. Они давно уже могли раскланяться и продолжить свой путь, но проклятая Дуська спутала их ритуал.

Соломон пожал плечами и посмотрел в сторону.

Аристарх пожал плечами и поглядел в другую.

Соломон кашлянул.

Аристарх достал платок и промокнул снег с носа.

Соломон оглянулся назад в поисках подмоги и увидел старушку, бодро семенящую прямо к кошачьему рубикону.

Аристарх облегченно вздохнул.

Соломон погрузился в муки совести и стал решать вопрос, нужно ли говорить старушенции о том, что ей предстоит.

Аристарх понял колебания Соломона и взглядом дал понять, что женщины в прошлом причинили им обоим слишком много зла, чтобы теперь впадать в старческий маразм донжуанства.

Соломон взглядом ответил, что все понял.

Десять шагов… Пять… Три… Два…

Старуха вдруг остановилась и по-военному четко развернулась в сторону молчаливой пары сверстников.

Товарищи! Закурить не найдется?

«Товарищи» синхронно подумали, что черная кошка уже дает о себе знать.

Не курю, - сказал Соломон. И впервые обратился к Аристарху: - А вы?
Бросил после инфаркта.
А вы что же, незнакомы? – во взгляде бабули мелькнул ленинский прищур. Она подошла поближе и уставилась на стариков в упор.
Да как вам сказать… - развел руками Аристарх.

Соломон, у которого подобные интонации вызывали генетический выброс адреналина, совсем скис.

Стоите тут в темноте, вдвоем. И незнакомы? – бабка подходила все ближе. Вот уже и старая кожанка проступила сквозь ветошь старого пальтеца, и синяк от маузера на костлявом бедре придал походке сатанинскую хромоту. – А вы откуда будете, товарищи?
Местные, - попытался отшутиться Аристарх, да где там.
Что значит, местные? Вот вы, гражданин... На какой улице прописаны?
На Ваганьковском я прописан. А доживаю здесь, на Тверском.
Отставить шутки! – в голосе бабули ржаво звякнуло. – Паспорт с собой?
Так точно.
Прошу предъявить!

Тут Соломон, наконец, пришел в себя.

Что вы себе позволяете! – возмутился он. И посоветовал Аристарху: - Не показывайте!
Да я и не собирался, - зарделся Аристарх.
Что такое? – старуха перешла на тон выше, - Да я в НКВД с 44-го года! Я тебе покажу, сукин сын, как по ночам тайно собираться. Милиция!
Извините господа. Вы не видели тут черную кошку? – после очередного опрошенного, который оказался негром и очень обиделся, Эльза фон Блюменштрассе сначала осматривала тех, кого спрашивала.
Черную кошку… - бабуля напряглась, - я поняла. Это пароль! Товарищи! Милиция! Здесь собрались шпионы! Тревога!
Что такое? Ничего не понимаю, - сказала Эльза.
Мы тоже, - успокоил Аристарх.

Соломон тем временем молча отдирал от себя старуху, вцепившуюся ему в рукав.

Хватит, - сказал он, - цирк закрывается. Пойдемте, дружище. Кстати, уважаемая… Мы видели вашу черную кошку. Она побежала вот туда.
Ой, спасибо! С наступающим вас! - Эльза помчалась в заданном направлении.
Держите ее! Она тут главная! – старуха пустилась следом.

Соломон и Аристарх, наконец, раскланялись, хотя шляпа в руке Аристарха чуть дрожала, а бетховенская шевелюра Соломона, казалось, стоит дыбом.

Омерзительная старуха, - сказал Соломон Иванович.
Да уж. – ответил Аристарх. – Однако, позвольте представиться. Аристарх.
Соломон.
А вы действительно не курите?
Нет… А у вас и вправду был инфаркт?..

Старики, время от времени оглядываясь, зашагали к метро.

21.52, обочина у метро.

Гляди, Колян. Бежит.
Все бегут, - сказал сержант, мутно поглядев в окно.
В шубе…
Все – в шубах.
Наверное, грабят ее…
Всех грабят… Чегооо!!! Кого грабят?! Всех порешу!

Милиция схватилась за кобуру и попыталась открыть дверь. Вместо этого зажужжал моторчик стеклоподъемника…

Сержант Василий, высунувший голову наружу, попал в капкан. Его голова снаружи жила сама собой.

Ты погоди теперь дверь открывать, - сказал Витек – шею свернешь.
Точно, - подтвердил Гаврила. – Нужно стекло опустить. Где тут кнопка?
На двери. Нащупай там.

Гаврила просунул обе руки под мышки Василию, будто хотел приобнять его. Голова сержанта снаружи начала хихикать. Он боялся щекотки.

Что то не могу нащупать, - сказал Гаврила.
Ну, жми на все подряд. Рано или поздно попадешь, - Витек после водки пришел в философское настроение.

Гаврила нажал на все подряд. Стекло поползло еще выше.

Ой, - сказала голова снаружи. – Ты что делаешь, упырь?! Стойте, гражданка!

Эльза, пробегавшая мимо, остановилась и с интересом посмотрела на Васю.

Это вы мне?
Вам, вам. Предьявите документы! Куда торопитесь?

Эльза достала паспорт и протянула васькиной голове. Глаза Эльзы не без удивления смотрели, как во время казенной процедуры сержанта лапает какой-то громадный мужик.

Ну раскрой его, раскрой сама! Не видишь, занят я.
Вижу.
Так раскрывай!

Эльза раскрыла паспорт и поднесла к сержантскому носу.

Так, - строго сказал Василий, ознакомившись. – Следующую страницу!

Эльза перевернула страничку. Сержант хихикнул от щекотки и продолжил увлекательное чтение.

Тем временем присеменила бдительная старуха. Увидев представителя любимой власти в пасти новорусского чудовища, она разъярилась окончательно.

Это что же делается! – заорала она на всю улицу, - Среди бела дня! Помогите! Милицию режут!!!

Никто не спешил помочь. Напротив, после таких слов тротуар совершенно обезлюдел.

Милиция, тем временем, пробурчала:

Ну что ты орешь? Никто меня не режет. Паспорт покажи.
Ах так, - сказала бабка. – Значит, и ты с ними заодно! Сначала те двое, потом эта дамочка, а теперь еще вас трое? Заговор! Банда! Милиция!!!
Здесь я.
Нет. Ты – не милиция. Ты бандит!
Не бандит я.
Бандит!
Не бандит.
Бандит!!!
Уфф… - Гаврила нашел нужную кнопку и открыл окно. Василий убрал голову. В освободившееся пространство немедленно нырнула бабка. Ее костлявая шея вытянулась, как у черепахи.
А ну-ка покажи документы! – закричала бабка.
Ты кто такая? – спросил Витек.
Не видишь, люди водку пьют? – пробасил Гаврила.
Знаю я вашу водку. А ну документы, бандиты!

Гаврила пожал плечами и нажал кнопку. Стекло быстро поползло вверх. Теперь в капкан попала бабка.

Я ее сейчас удавлю, - мстительно сказал Гаврила и принялся считать по пальцам. – Машина разбита. Раз. Домой не попадаю. Два…
Правильно, - подтвердила бабкина голова, - в тюрьму пойдешь.
Теперь эта старая кошелка мешает водки выпить. Удавлю.
Не надо, - сказала голова.

Эльза заглянула внутрь и спросила светским голосом:

Господа, а вы не видели черную кошку?
Это пароль, - отозвалась бабка.
Это не пароль, - обиделась Эльза. – Ее зовут Дуся.
Кого? – спросил Вася.
Мою кошку!
А пароль?
Какой пароль?
Вот именно. Какой пароль-то?
У кого?
У вас.
У кого «у нас»?
Бабка, у кого «у них»?
Не «у них», а у вас, бандиты.
Все, - сказал Гаврила. – Удавлю. Прости мне, Господи, прегрешения…
Не поминай имя божье всуе, - сказала бабкина голова. И добавила, подумав, - Бандит. Урка. Лагерная пыль. Ой! Оооооой!
Бабка!
Ну?
Водки хочешь?
Не пью я. Почки.
У всех почки, - сказал Вася, наливая.
И печень.
У всех печень. Сударыня! Как вас там… Эльза Гансовна! Хотите водки?
Ах, оставьте… Я хочу только найти мою кошку. Помогите мне!
Можно и помочь. Вот только выпьем… - Гаврила махнул рюмку и опустил стекло, освобождая бабку.
Боже! Вон она, я ее вижу. Дуся!
Уходит, - сказала бабка. – Ну пусти меня, нехристь!
А орать не будешь?
Не буду.
Честное пионерское?
Чтоб я сдохла.
Ну, гляди, бабка…

Гаврила нажал на кнопку и стекло поползло вниз. Бабка освободилась, покрутила головой и пошла за Эльзой.

Вася поглядел на фрау Блюменштрассе, черные чулки которой включили в его душе центрифугу.

Пойду, разберусь, - сказал он.
И я, - сказал Гаврила.
А мне без вас скучно будет. – сказал Витек, - Я тоже разберусь.
Нет, - сказал ревнивый Вася. – Вам нельзя. Вы не на службе.
Вот именно, что мы не на службе. Это тебе нельзя.
Наша служба и опасна, и трудна.
Хватит языком трепать. Пошли…

Три рыцаря выкарабкались из машины и направились на бульвар.

«Мерс» три раза бибикнул сигнализацией, как будто попрощался с каждым по отдельности.

21.54, скамейка на бульваре.

Кормила их. Одевала. Ночей не спала. А они…

Наталья Пална сидела на скамейке, мерзла и собиралась плакать. Она уже устала искать мальчишек и решила минуту передохнуть.

Конечно. - сказала она. - Сама виновата. Вот вы, молодой человек…

Она поглядела на соседа по скамейке, которого по глазищам узнали бы три пластмассовые ноги и одна шуба.

Вы тоже ушли из дома?
Да.
Насовсем?
На ночь. А что?
А утром вернетесь?
Конечно.
К маме?
Нет. В общежитие.
А к маме не вернетесь?
Почему не вернусь? Я как раз к ней и еду.
Как трогательно… Вы ее любите?
Конечно. Как можно не любить маму?
А вот мои меня не любят.
Не может быть.
Еще как может. Они только что ушли из дома.
Может быть, они не любят дом?
А вы не любите дом?
Нет.
Поэтому живете в общаге?
Поэтому тоже.
А маму любите?
Да.
Так возьмите ее к себе в общежитие.
Не могу.
Почему?
Она – часть дома.
Который вы не любите?
Ага.
Я, кажется, ничего не понимаю.
А зачем что-то понимать?
А что надо делать?
Чувствовать.
Что чувствовать?
Все.
А если я ничего не чувствую?
Тогда и понимать нечего.
Да ну вас…
Как скажете…

Два беглеца сидели за скамейкой и давились собственным ревом. Им было ужасно жалко маму, а еще больше – себя… Младший уже дважды порывался встать, но старший хватал его за руку и усаживал обратно. На душе у него скребли кошки.

А это – ваша?..
Нет.
Бездомная?
Не знаю. Может быть.
По-моему, у нее к вам – любовь с первого взгляда.
Почему?
Смотрите, как ластится. А черная какая…
Клякса… Ты клякса?
Мяу…
И давно она у вас?
Минуты две, наверное.
Поймали?
Нет. Сама запрыгнула.
Такая грязная… Фу…
Ничего.
Мой младший хочет собаку.
Какую?
Не знаю.
Как «не знаете»? Он что, не говорил?
Говорил, но я не запомнила.
Напрасно.
Почему?
Это важно.
А вы откуда знаете?
Я тоже хотел собаку.
И что? Ваша мама купила вам ее?
Да.
Ту, которую вам хотелось?
Нет.
А какую?
Ту, которую мне пришлось полюбить.
Дареному коню в зубы не смотрят…
Дареной собаке на дверь не покажешь…
По моему, к нам направляется целая делегация. Это ваши знакомые?

Эльза фон Блюменштрассе шла первой. Ей стоило большого труда не бежать навстречу беспутной Дуське. За ней ковыляла старушенция. В арьегарде плелись трое донжуанов, причем Гаврила и Витек уже пошатывались, а походка сержанта Василия была, наоборот, преувеличенно ровной.

Дуся, - сказала Эльза.
Рома, - сказал юноша.
Наталья Пална, - сказала Наталья Пална.
Эльза, - сказала Эльза.
Так Эльза или Дуся? – переспросил Рома.
Я – Эльза. А она – Дуся. – фрау Блюменштрассе показала на кошку.
Понятно, - сказал Рома.
Ваша? – спросила Наталья Пална.
Моя. Молодой человек, вы, пожалуйста, передайте ее мне, только тихо, а то она опять убежит.

Начался тихий процесс передачи сомлевшей Дуськи. Но тут подоспела старуха.

Ну, слава богу, – начала она тихо, - Вот она, черная кошка-то. И впрямь живая… А я то дура… Заладила свое. Пароль, пароль… Ну, не старая ли кошелка?..

Все сочувственно промолчали. А старуха неожиданно взорвалась криком.

Какой там пароль, когда «Черная Кошка»! Та самая! Банда! А в «Правде» писали, что вас обезвредили… А я, дура, поверила… Так вот вы какие, нехристи?! Милиция!!! Их тут уже пятеро!!! Да еще двое стариков ушли. Паханы, не иначе. Караул!!!

Этого вопля нежная дуськина душа выдержать не смогла. С нечеловеческим мявом кошка рванула со скамейки – прямо к прячущимся мальчишкам.

Мальчишки рванули к метро.

Девять! Двое в засаде сидели! – надсаживалась старуха.
Колька! Пашка! – вскричала потрясенная мать.

Бег начался по новой.

Впереди – Дуська, которая, как все кошки, рванула наугад, не разбирая дороги.

За ней – два пацана с рюкзаком.

За ними – мать.

За ней – глазастый юноша.

За ним – фрау Эльза.

За ней – старушка.

Замыкающими, как всегда - три богатыря - Вася, Гаврила и Витек.

Пробегающий навстречу физкультурник в трусах и майке отсалютовал было коллегам по джоггингу, потом одумался, остановился, развернулся и присоединился к бегущим.

Снежок затрусил следом, но отстал, заслушался тихим вальсом и заплясал сам с собой под фонарем. Мимо прошла Алена, тоже услышала музыку, покружилась пару тактов вместе со снегом и отправилась дальше, в метро.

21.55, вестибюль метро.

Ддай ка мне на пять ппопыток, пжалста…
На пять поездок?
Нна пять ппопыток… Гглавное – нне ппобеда, а участие…

Очень пьяный человек сунул в окошко мятую бумагу и получил заветный билет.

Ссначала ккклассичски…

Он подошел к автомату и, прицелившись, сунул билет в щель. Раздался бип, означающий, что путь свободен.

Ппервая попытка, - сказал ччеловек, - ссамая пперспективная. На пплощадку ввызывается ттрижды ммастер спорта, ппобедитель чемпионата ппо ппрыжкам нна месте… Ссан Саныч… - он потер лоб, припоминая, - Ккрайний.

Он смело пошел на двоящийся в глазах турникет, но промахнулся. Резиновые створки негостеприимно хлопнули его по бокам.

Увы, - сказал Сан Саныч. – Ппублика пприветствует своих ггероев апплодисметами…

Однако публика в лице дежурной «Красной шапочки» хлопать не собиралась, а вот засвистеть или кликнуть городового, похоже, была не прочь.

Нничего! – сказал Сан Саныч. – Ввпереди еще ччетыре ппопытки…

21.56, бульвар.

Соня и Танюша шли к метро так, как полагается ходить по земной поверхности двум прелестным ветреным созданиям.

Фирменной чертой сониной походки было легкое покачивание бедрами. Так ходят борта у лодки, которая ловит легкий утренний озноб лесного озерца. Танюша, как существо более скромных 3d-очертаний, фирменно поводила плечами, как будто при каждом шаге немного удивлялась бренности всего сущего.

И ту, и другую особенность барышень в должной степени оценили оба старика, коротающие прогулку до метро за увлекательными рассказами об инфарктах. Они брели в десяти шагах за красавицами.

Один мой знакомый, - говорил Аристарх Иванович, - перенес на ногах три инфаркта.
И что же? – вопрошал Соломон.
Он так зазнался, что позволил себе роскошь влюбиться в шестьдесят семь лет.
Вот как?
Представьте себе.
Он еще жив?
Нет, конечно. Новая жена свела его в могилу за один год.
Он долго продержался.
Из этого года они три месяца переписывались.
Ах, вот как?
И еще один – перезванивались.
Ясно. А потом поселились вместе?
Нет потом они стали встречаться на квартире молодого человека, которого она называла своим племянником. Как вам это понравится?
Ужасно. Они так и не жили вместе?
Ну почему же «не жили»? Он прописал ее к себе и поселил под своей крышей.
И сколько же они прожили под этой крышей?
Три дня.
Бедолага…

Сонина попка покачнулась чуть больше обычного, и старики синхронно вздохнули.

Вот и я говорю… - сказал Соломон.
А что делать? – вздохнул Аристарх.

21.57, вестибюль метро.

Ввторая ппопытка, - сказал СанСаныч. – Ммы ппойдем ддругим ппутем…

Он подошел к турникетам и четырежды окунул свой билет в разные щели.

Теперь призывным зеленым светом горели четыре турникета. Шанс промахнуться уменьшился почти до нуля.

Сан Саныч отошел подальше и провозгласил:

Зеленые ццвета… Ффаворит ссегодняшнего забега, орловский ррысак Фффедор! Сставки ппринимаются из ррасчета один к ччетырем…

Он взрыл копытом землю и ринулся на приступ.

«Красная шапочка» следила за ним с интересом, перерастающим в пристальное внимание.

По дороге к турникетам лихая судьба прочертила перед орловским рысаком Федором неизвестную геометрии кривую. Поддавшись оптическому обману, бедолага свернул с истинного пути и вписался в единственную калитку с красным окошечком.

Ннеудача, - констатировал орловский рысак с заиканием, простительным для крупного непарнокопытного.

21.58, у входа в метро.

У входа на станцию стояли разные люди. Иные – компаниями. Чаще – поодиночке.

Вот и Синий Чулок, которую на самом деле когда-то звали Наденькой, а теперь – Надеждой Андреевной, стояла у входа совершенно одна.

Одна играла в свою старую любимую игру под названием «ожидание». Если можно назвать любимой игру, которую ненавидишь уже больше десяти лет и в которую еще ни разу не выиграла.

Игра всегда начиналась под часами. В это классическое место для свиданий Надюша приходила одна, без цветов и подруг. Она становилась ровно и величаво, даже не поглядев на часы. Подразумевалось, что на часы должна смотреть не она, а тот, кто торопится на встречу, но опоздал по непонятной причине. Возможно, рассыпал корзину с цветами и теперь собирает их, ползая на четвереньках в своих брюках-дудочках.

Простояв минут пять-десять, Надюша начинала беспокоиться. По штилевой поверхности ее лица начинали пробегать первые тени от будущих тучек. Брови не то, чтобы хмурились, а как бы теряли центр тяжести, с одной стороны поднимаясь вопросительно, а с другой – опускаясь сердито. Надя не унижалась до того, чтобы смотреть по сторонам. Еще чего! Она глядела прямо перед собой, как и полагается женщине, которая приняла решение подождать еще минутку. Ведь человек так легко теряется в Москве.

Наконец, как бы очнувшись из забытья, Надюша пожимала плечами и уходила восвояси, позволив себе на прощание оглянуться.

Самое странное в игре было то, что все эмоции Надюши были искренними. Ей не приходилось играть ни строгость, ни удивление. Потому что она действительно ждала мужчину в брюках-дудочках. Просто она еще не знала ни того, как он выглядит, ни того, как его зовут. Она подозревала, что он будет высоким брюнетом. Хотя с годами рост брюнета перестал иметь значение. Цвет волос потерял важность года два назад. А в этом году, в канун Нового Века, потеряло значение даже наличие волос. Остались только брюки-дудочки, застрявшие в памяти из детства, вдоль которого разъезжали стиляги на «Победах»…

Сейчас, поскольку торопиться было совершенно некуда, да и не к кому, Надя играла в ожидание дольше обычного.

Часовая стрелка приблизилась к десяти, а минутная – к двенадцати, когда рядом с Надеждой Андреевной встал невысокий нервный человек с большой коробкой. Он закурил сигарету, и при свете спички стало видно, как он упоительно небрит.

Канун Нового века играет с людьми странные шутки. Еще не понимая толком, откуда взялась смелость, и смелость ли это вообще, Надя подошла к незнакомцу и начала импровизировать:

Ну, наконец то!

Тот нервно дернулся и отступил на шаг, прижимая коробку к груди.

Что наконэц? – спросил он с акцентом.
Наконец то вы пришли. Я уже собиралась уходить.
Ти кто?
Фу, как грубо. По телефону вы были гораздо вежливей.
Па какому тилифону, ну? – незнакомец смотрел удивленно, но против воли оценил знойные надины формы. Взгляд его смягчился и замаслился.
По тому, который вы давали в газете, разумеется. По какому же еще? Попробуйте мне сказать, что вы его не давали!
В газэте… (эта грудь!) Тилифон… (эта попка!) Канэчно, дарагая! Чуть не забил! (этот локон из натуральной платины)
Ну, наконец то! – у Нади захватило дух. Незнакомец принял игру! – Вы же еще сказали, что будете с коробкой. Я ведь даже помню, что у вас там!
Что? – незнакомец снова напрягся. Масло во взгляде зашипело, как на сковородке.
Искусственная елочка, конечно! – Надя продолжала импровизировать, - Вы же сказали мне, что не можете видеть, как умирают деревья. Вы ведь, кажется, даже собирались вступить в партию зеленых!
Зиленых? Ну… Сабирался, било такое дэло.
Я угадала? Там действительно елочка?..
Да, дарагая. Ти угадала… Только знаиш, что… У меня типерь дэло есть, давай патом встрэтимся…
Как потом? – Надя капризно нахмурилась. – Я ведь уже здесь!
Мнэ надо в мэтро съездить по дэлу.
И мне в метро. Может, нам по пути!
Э, нэт. В мэтро нэ ходи.
Почему?
Нэ надо.
Почему не надо?
Патаму не надо, что… Такая красавица далжна в машине ездить!
Ах, вот как?
Канечно!
Так прокатите меня!
Нэ могу.
Почему?
Мне в мэтро надо.
Как с вами тяжело.
Нэт. Со мной легко! Тэлэфон напомни только! – незнакомец подмигнул.
И когда же вы мне позвоните? В следующем веке?
Нэт. В этом. Чэрез час.
Ну уж нет. Сначала ждать заставили… - Надюша умолчала, сколько лет, - теперь собираетесь от меня убежать. Не выйдет. Вместе пойдем.
Вмэсте? – глаза незнакомца блеснули.
Вместе.
А что. Это ыдея. Дэло может подождать, ну?
Разумеется!
Харашо. На, нэси елку. Только она это…
Тяжелая?
Нэт… Как это будэт, когда шаров много, побиться могут.
Хрупкая?
Да. Хрупкая. Как ти.
Ох… Комплименты?
Да, каплименты такие.
Хорошо, понесу осторожно.
Пашли, красавица… Прашу…

Нзнакомец галантно открыл дверь перед Надей. Проходя в вестибюль следом за ней, оглянулся по сторонам.

22.00, вестибюль метро.

С ннаступающим… - Сан Саныч начал издалека.
Вас также, - в голосе Красной Шапочки проскользнула ирония. – С наступающим вас похмельем.
Ппозвольте пройти, ссударыня…
Куда это?
В мметро, кконечно…
В таком виде? Никогда!
Вв ккаком ттаком? – Сан Саныч приосанился.
В таком.
В ккаком ттаком? – удивление Сан Саныча было искренним и не знало границ. Фасад его действительно был в полном порядке. Он просто не видел свои тылы, пересчитавшие все сугробы на бульваре. – Йя ччто, пплохо выгляжу?
А это с какой стороны посмотреть.
Нну ввот с этой, ннапример.
С этой – еще куда ни шло.
Ввот с этой и пропустите. С ккоторой хорошо.
Не «хорошо», а «куда ни шло».
Ккуда не шло? – не понял Сан Саныч.
Никуда не шло! Отвяжись ты от меня! Пристал, как репей.
Ггде репей? – Сан Саныч завертелся, пытаясь оглядеть свое пальто, - Ккакой ррепей? Я рр.. ррепей? Ннет! Я – человек. Понимаешь ты, красная шапка? Ччче–ло-век! Это гордо звучит, ммежду прочим.
Я вижу.
Нну пропусти, а… мменя жена жждет.
Врешь.
Вру. Я ссвободен… Ккстати… Вас ккак ззовут?
Вера.
Ввера… Ттак вот, Вверочка. Я к тому говорю, что я свободен…

Сан Саныч попытался подмигнуть, но закрылись оба глаза. Он с трудом разлепил их обратно и продолжил.

Ххочешь, я с ттобой ттут пподежурю… Нновый Год встретим…
Ну уж нет. Спасибочки!
Нну… Как хочешь, - быстро согласился Сан Саныч, пока Красная Шапка не передумала. Была она некрасивая и злая. – Ттогда ппусти.
Нет.
Ддевочки! – Сан Саныч обратился к проходящей мимо Наде и черному человеку. – Нну ппопросите ее, ппусть ббудет ччеловеком.
Пропустите его, - попросила Надя, в счастливом тумане своего первого приключения.

Черный буркнул что-то неразборчивое.

Ага. Впустить то я его впущу. А выносить кто будет? Вы?
Ккого ввыносить? Ккуда ввыносить? – озаботился Сан Саныч. – Я ппомогу…
Тебя, дурака, выносить.
Меня нне надо ввыносить. Мменя нникто не ввыносит. – Сан Саныч вздохнул. - Ннневыносимый я.
Вижу, вижу. Шел бы ты, пока я милицию не вызвала.
Сспасибо…
Да не туда! На улицу!
Ннет. Я ттам уже ббыл. Ттам ххолодно. Я в мметро хочу! Нну ппропусти, а…
Никогда. Повторить? Ни-ко-гда!..

Сан Саныч тоскливо огляделся. Надюша со спутником удалялись, на смену им через турникеты одновременно прошли двое – унылый Никифор и тот, который зашел в наш рассказ в костюме Деда Мороза. Он все еще нес мешок за плечами. Клочок белой ваты на его щеке выглядел, как пена для бритья.

22.01, там же.

У окошечка кассы стояли Соня и Танюша. За ними тенями ютились два старика.

А он говорит, - сказала Соня, - У меня осенью всегда так. Как, говорит, посмотрю на небо, увижу перелетных птиц, так и душа за ними улетает…
А ты ему? – спросила Таня.
А я ему, мол, где это ты в Москве перелетных птиц видел? Разве что боинги над Шереметьево. На две поездки, пожалуйста…
А он?
А он… Чего, говорит, смеешься? Бывала в зоопарке в сентябре? Видела, как лебеди с подрезанными крыльями тоскуют?
А ты?
А я говорю – это ты то лебедь? Гусь ты лапчатый, а не лебедь! А не летаешь, потому что раскормили на убой.
А он?
А он говорит: если кто и раскормил, так не ты. Тебя, говорит, к плите вообще подпускать нельзя…
А ты…
А я… Не помню уже. В общем, слово за слово…

Девочки отошли он кассы с билетами и сдачей. Их место заняли Аристарх и Соломон Ивановичи.

А она говорит, - сказал Аристарх, - Не обижайтесь, дорогой. Я – как перелетная птица… Как пожелтеет листва, так снова тянет меня вдаль. И стихотворение прочитала. Есенина… На одну поездку, пожалуйста.
А вы ей? Тоже на одну поездку.
А я говорю: скажите, дорогая, а ордер на жилплощадь вам зачем понадобился? Да и с гостиным гарнитуром в клюве не больно полетаешь…
А она?
А она говорит: вы слишком приземленный человек. Вам неведом полет души.
А вы?
А я говорю: Должен же кто-то быть приземленным. Хотя бы гарнитур сторожить, пока вы летать будете…
А она?
А она… Что она… Улетела.
А гарнитур? Ордер?
Все забрала. И гостиный, и спальный, и кухонный. Даром, что перелетная, а грузоподъемность – как у Ила-69.
Да уж… А вы говорите «инфаркт»…
Нет. Тогда я отделался бессонницей. Инфаркт случился, когда она вернулась…

Старики, воркуя, прошли следом за девушками. Каждый последовал за той, которая ему приглянулась.

22.02, там же.

В метро зашла Алена. Достала из кармана билет и пошла к эскалатору. По дороге взглянула на потолок и поболтала с нарисованной советской валькирией, парящей в пыльном небе уже четвертый десяток лет.

Засмотревшись, споткнулась на эскалаторе, но успела ухватиться за перила. Скрылась из вида.

22.03, там же.

Вверочка, - продолжал безутешный Сан Саныч.
Нет.
Верунчик…
Нет.
Ну как же нет, когда Верунчик.
Какой я вам Верунчик!
Нну ппредставь себе… Если ббы ты была ммоей жженой…
Еще чего.
Да ппогоди ты! Нне пперебивай… И ттак гговорить ттрудно. Так вот. Ббыла бы ты ммоей женой, а я бы опаздывал нна Новый Год. Тты введь вволновалась бы, правда? Ну скажи! Волновалась бы?
Нет. Не волновалась бы.
Ккак это? Ппочему?
Потому что знала бы, где тебя искать.
Ггде?
В милиции, где же еще.
Я нне работаю в ммилиции.
Зато отдыхаешь наверняка!
Ввот ждала бы… Сстол накрыла бы. А мменя все ннет и ннет. Ппотому что в мметро не ппускают.
Ничего. Пешком дойдешь.
Нне дойду!
Дойдешь, как миленький.
Нне дойду.
Как до ручки дошел – так и до дома дойдешь.
Я ддо ручки еще нне ддошел.
Недалеко осталось.
Вверульчик! Ну ппочему тты мменя обижаешь ввсю ддорогу? – Сан Саныч обиделся.
Никто вас не обижает, гражданин. Идите, откуда пришли.
Не ппойду. Я там уже ббыл. Откуда ппришел.
Уходите.
Нет.
Милицию позову!
Ззовите, - Сан Саныч махнул рукой. – А ххотите, ввместе ппозовем. Сне-гу-роч… ой… Нне то. Мми-ли-ци-я!

Вера взялась за свисток и дунула от души.

Ой, - застонал Сан Саныч, закрывая уши, - Ччто ж тты так ггромко тто?

По свистку в вестибюль ворвалась грязная черная кошка. Она прошмыгнула между ног Сан Саныча и драпанула вниз по эскалатору. Следом за ней вбежали двое мальчишек и тоже прошмыгнули мимо без билета.

Верульчик закипела мгновенно, как электрический чайник. Но засвистела как обычный, то есть резко и без остановки.

Однако вместо долгожданной милиции в вестибюль забегали совершенно гражданские персоны.

Следом за мальчишками ворвалась неопределенного возраста дамочка, которой срочно понадобились ее дети. Об этом можно было судить по отрывистым и почти бессвязным выкрикам.

За первой гражданкой появилась еще одна, в дивной шубе. Она закричала «Дуся», на бегу сунула Веруле доллар и промчалась за предыдущими.

Потом в вестибюле оказались сразу двое: старушенция и юноша лет двадцати. Старуха на бегу грозила юноше палкой, а тот старался не обращать внимания. У турникета он затормозил и честно заплатил за проезд.

Старуха же сунула Вере под нос какую-то захватанную красную книжечку и пробежала бесплатно.

Наконец, в дверях показалась долгожданная милиция в лице сержанта ГиБДД Василия, который бежал в сопровождении двух разномастных гражданских.

ФСБ, смекнула Верка и перестала свистеть. Она обрадовалась появлению власти и даже не успела удивиться, когда все три представителя пронеслись мимо, не поздоровавшись.

Только когда вестибюль опустел, Красная Шапка заметила, что Сан Саныча смело общей волной к эскалатору. Это было очень обидно.

Поэтому Верунчик снова сунула в рот свисток и быстро довела себя до кипения…

Ее разбойничий посвист…

22.03, платформа метро

Разбойничий посвист поезда гулко грянул под сводами станции.

В вагонах было пусто. Очевидно, поезд был подан из депо, где провел весь день в ожидании часа пик. Поэтому у вагонов был немного заспанный вид.

Процедура посадки выглядела примерно следующим образом:

Два человека при виде сержанта Василия поспешили зайти в вагон. Первый – «Дед Мороз», в мешке которого были совсем не конфеты, и Черный Человек, в коробке которого была не совсем елочка. Последний потянул за собой Надю.

Остальные, включая трех новых персонажей, которых сейчас представлять некогда, вняли душевной просьбе Эльзы фон Блюменштрассе и принялись хором ловить совершенно обалдевшую Дуську.

Если не считать Натальи Палны, которая устремилась за мальчишками, и самих мальчишек, которые бегали кругами, выжидая момент для того, чтобы заскочить в вагон перед самым закрытием дверей.

Двери, однако, закрываться не спешили. Поезд явно никуда не торопился.

Дуся, как метеор, носилась по всей платформе. Но человеческий разум оказался сильнее. Кошку окружили, и кольцо людей начало сжиматься вокруг нее. Даже вредная старуха – и та присоединилась к загонщикам. Надо полагать, Дуся интересовала ее как вещественная улика.

Кольцо сжималось. Старики Аристарх и Соломон, инстинктивно держась рядом с девицами, составляли слабое звено цепочки. Но кошка не знала ничего ни про радикулит, ни про артрит, поэтому не воспользовалась лазейкой.

Она металась внутри круга, который норовил сойтись в точку.

Когда до ближайших рук оставалось чуть больше метра, Дуся ломанулась прямо сквозь кольцо оцепления. Выбрав в качестве дырки Никифора, кошка зашипела на него и сквозанула прямо между ног. Ей померещилось, что в вагоне будет надежней – и глупое животное забежало в дверь.

Все ринулись за Дуськой в вагон. В дверях образовалась давка, затянувшая заодно и двух беглых отпрысков, и их мамашу.

Кошка забилась в угол и, ощетинившись, наблюдала за тем, как закрываются двери.

Вместе с ней за дверями наблюдали:

Вор Игнат, который пришел в наш рассказ в костюме Деда Мороза, но лучше смотрелся бы в той полосатой пижаме, которую принято носить, не снимая даже днем.

Никифор, чьи поэтические и суицидальные наклонности на тридцатом году жизни пришли в неприятное гармоническое соответствие.

Надежда Андреевна, душа которой одета в Синий Чулок, сносившийся до дырки на ахиллесовой пятке.

Наталья Пална – несчастная наседка, яйца которой норовят откатиться на край света и упасть с него прямо на панцирь черепахи.

Мальчик Коля, знающий половину английского языка.

Мальчик Паша, который никогда не узнает вторую половину.

Соломон Иванович, у которого не было и никогда не будет инфаркта.

Аристарх Иванович, который перенес три инфаркта на ногах и теперь прихрамывает то на левую, то на правую, в зависимости от политической обстановки.

Соня, которая не думает о Вечном, потому что мысли о Вечном приводят к ранним морщинам.

Таня, которая не думает о Вечном, потому что продумала свое Вечное до дыр и выбросила на помойку.

Алена, которая разговаривает с предметами.

Рома, который говорит не все, о чем думает, а думает не обо всем, что чувствует.

Витек, который так давно не ездил в метро, что успел забыть, как это делается.

Гаврила, который смотрит на Эльзу фон Блюменштрассе, как банка говядины – на тореадора.

Сержант ГиБДД Василий, который плюнул на все посты, от Великого до того, на котором должен был дежурить, и теперь намерен разговляться до упора.

Марлена Степановна, которая намерена вывести всех на чистую воду.

Эльза фон Блюменштрассе, которая рада, что поймала свою кошку.

Сан Саныч, горький пьяница.

Черный Человек, у которого в руках тикает бомба огромной разрушительной силы.

А также несколько не представленных ранее персонажей, до которых еще дойдет очередь в свое время.

Осторожно, двери закрываются, - сказал механический голос.

И двери осторожно закрылись.

ПЕРВЫЙ АНРАКТ (РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА).

Blog

C новым веком! Киноповесть часть первая

Содержание